IeioMv. Солнечная система и муравей, вагоновожатый и

Гинденбур1\ стол и пантера — одинаково личности.

Эти судьбы, схожие, как четыре капли одного и того же лождя, влекут идеи по одному и тому же пути. Объем поня­тия растет и стремится к бесконечности, по известному логическому закону содержание его столь же стремительно _падает до нуля. Каждая из этих четырех идей на своем месте чрезвычайно содержательна, полна значения и смысла, полноценна и плодотворна. Но возведенные в ранг мировых законов, они стоят друг друга, они абсолютно равны между собой, как круглые и пустые пули; личность Штерна по Бехтереву есть комплекс рефлексов, по Вертгаймеру — гештальт, по Фрейду — сексуальность.

И в пятой стадии развития эти идеи встречают совершен­но одинаковую критику, которую можно свести к одной формуле. Психоанализу говорят: для объяснения истериче­ских неврозов принцип подсознательной сексуальности не­заменим, но он ничего не объясняет ни в строении мира, ни в ходе истории. Рефлексологии говорят: нельзя делать ло­гическую ошибку, рефлекс — это только отдельная глава психологии, но не психология в целом и уж, конечно, не мир как целое. Гештальтпсихологии говорят: вы нашли очень ценный принцип в своей области; но если мышление Не содержит ничего, кроме моментов единства и цельности, т.е. гештальтформулы, а эта же формула выражает сущ­ность всякого органического и даже физического процесса, то тогда, конечно, является картина мира поразительной законченности и простоты — электричество, сила тяготе­ния и человеческое мышление подводятся под общий зна­менатель. Нельзя бросать и мышление, и отношение в один ^горшок структур: пусть нам сначала докажут, что его место и одном горшке со структурными функциями. Новый фак­тор управляет обширной, но все-таки ограниченной обла­стью. Но он не выдерживает критики как универсальный

66

67

принцип. Пусть мышлению смелых теоретиков дан 3;ikqJ стремиться ко «всему или ничему» в попытках объяснения осторожным же исследователям и виде мудрого протииовея, приходится принимать во внимание упорство фактов, ВедЛ стремиться объяснить все и значит: не объяснить ничего. J

Не показывает ли эта тенденция «сякой поной идеи J психологии к превращениям в мировой закон, что психоло! гия действительно должна опереться на мировые закокц! что все эти идеи ждут идею хозяина, которая придет g поставит на место и укажет значение каждой отдельной! частной идеи. Закономерность того пути, который с удиви! тельным постоянством проделывают самые разные идей! конечно, свидетельствует о том, что путь этот предопреде! лен объективной потребностью в объяснительном принца! пе, и именно потому, что такой принцип нужен и что era нет, отдельные частные принципы занимают его моется Психология осознала, что для нес вопрос жизни и смерти — найти общий объяснительный принцип, и она хватается за всякую идею, хотя бы и недостоверную.

Спиноза в «Трактате об очищении интеллекта» описы­вает такое состояние познания. «Так больной, страдающий смертельной болезнью и предвидящий неизбежную смерти если он не примет средства против нее, вынуждается искатн этого средства с напряжением всех своих сил, хотя бы оно было и недостоверным, так как в нем лежит вся его надеж! да».

, ,_)Иде;ш. что объяснительный принцип выводит нас за

,елы данной науки и должен осмыслить всюобъединен-

область знания как особую категорию или ступень

ия е ряду других категорий, т.е. имеет дело с ггоследни-

наиболее обобщенными, по-сушестну философскими.

ияципами. В этом смысле общая наука есть философия Ё?_еияальных дисциплин.