I. Произвольность системы Юстиниановой

В преклонном и близком уже к падению веке Римской империи ни в уме, ни в силе Государственного управления нельзя было по естественному вещей порядку ожидать здравых и точных о законах понятий. Римские законы, памятник тысячелетнего гражданского образования и великой законодательной мудрости, в изложении Юстиниановом представляют развалину великолепного здания, в коем рукою малосведущих художников наудачу слеплены разнородные драгоценные остатки. Не найдя в преданиях общего чертежа законодательства, законники Юстиниановы выдумали свой, понятиям того времени свойственный, но обширности предмета несоразмерный. Когда же по сему тесному чертежу приступили к построению, тогда на опыте оказалось, что многие материалы оставались без размещения; сему неудобству желали пособить двумя средствами и допустили две новые погрешности: 1) Непрестанное от чертежа отступление, вставки в нем и поправки, разнообразные и часто противоречащие определения одних и тех же понятий. 2) Когда же и сие средство было недостаточно, тогда прикрепляли уже оставшиеся части одна к другой без всякой почти связи или с связью, из греческих полуученых того века тонкостей сплетенною. К погрешностям первого рода должно отнести два главные разделения законов, сими законниками введенные, - разделение их на естественные и положительные, а потом на публичные и приватные.

Есть, без сомнения, законы природы, Творцом ея установленные, но законы сии не противополагаются законам, верховною человеческою властию установленным. Они составляют не особенный род, но основание всех законов человеческих. Законы сии объемлют всю природу, а не одно царство животных, и, следовательно, нельзя определить их одним инстинктом животных; нельзя сказать: jus naturae est quod natura omnia animalia docuit. Еще менее можно допустить другое определение, коим желали первое исправить, а именно, что законы естественные суть те, кои из одних начал здравого разума к благосостоянию Государства произвести можно, как будто законы положительные, верховною властью издаваемые, основаны не на тех же началах разума: но разума, объемлющего различие климата, степень образования и местных обстоятельств, без чего и здравым он быть не может. Разделение законов на публичные и приватные такоже неправильно и произвольно.

Закон имеет две составные части: правило и охранение. Охранение всех законов есть сила Государственная (публичная) и, следовательно, с сей стороны все законы суть публичные. Цель законов публичных, как, например, законов безопасности, столько же относится к Государству вообще, как и к частным людям в особенности; следовательно, с сей стороны и законы безопасности могут назваться приватными.

Трудно вообразить себе, что есть Государство без обывателей, и, следовательно, представить законы, полезные Государству, но бесполезные для частных людей. Правда, что есть собственность частная и собственность государственная (res publica et res privata), в сем уважении приватным законам должно бы было противопоставлять токмо законы Государственного Хозяйства, а не все вообще законы, к частной собственности не принадлежащие.

Невзирая однако же на все недостатки Юстиниановой системы, таково было превосходство Римских законов в существе их, что изложение их, хотя и безобразное, принято в Европе во всеобщее почти употребление. Недостатки сего изложения старались исправить разными дополнениями и изменениями и, хотя доселе в сем не успели, хотя коренной порок сей системы, произвольность плана, ничем не может совершенно быть исправлен; тем не менее однако же, чем более употребляли времени и трудов в обработании так! его, тем более самою работою к нему привыкали и тем сильнее прилеплялись. К сему присоединилось другое обстоятельство.

Римские законы вскоре после разрушения Западной Империи и после завоевания Европы северными народами вошли в ней в употребление. Юстинианово изложение, особенно после открытия известных Флорентийских пандектов, укоренилось во всех училищах, во всех судах, соделалось святынею для всех законников. Тщетно было бы помышлять ниспровергнуть тысячелетнее могущество особливо когда нет еще системы, которая бы могла заменить его с очевидным преимуществом. Совсем другие обстоятельства были в России, и сие ведет ко второй статье настоящего замечания.