1. Медиаэтика как вид профессиональной этики. (См.: Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Моральный выбор журналиста. Тюмень: Центр прикладной этики, 2002, с. 208; Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Этика профессии: миссия, кодекс, поступок / Монография / Тюмень: НИИ прикладной этики ТюмГНГУ, 2005, с. 13). Медиаэтика как вид профессиональной этики

Общесоциальные моральные представления, нор­мы и оценки осно­ва­тель­нее и глуб­­же улавливают перемены в общественных требованиях к дея­тельности тех или иных социопрофесси­о­нальных групп. Общественное мнение и продвинутое групповое мнение служат решающим аргументом преодо­ления, пре­об­разо­вания отжи­вающих, ставших дисфункциональными, норм и оценочных шаблонов, спо­собствуют утверждению новых, соответствующих “велениям времени”, созвучных эти­чес­ким проекциям самих регулятивных механизмов.

Практика показывает, что одних только правовых средств ре­гуля­ции профессиональной деятельности оказы­вается недостаточно, особен­но в тех случаях, когда спе­ци­ализированный труд не умещается в систему техно­логически строго упорядоченных действий, когда ему не свойст­ве­н­ны жесткая запланированность и формализованность, позволяющие сравнитель­но легко приме­нить пра­­вовые инструменты регуляции. В то же время такой труд опос­редован разносторонними ком­плексами гуманистических мотивов, поскольку от его эффективности зависит состояние здоровья, духовный мир и положение человека в обществе, защита его прав, основных жизненных ценно­стей. Максимально индивидуализированный, этот труд оценивается, как пра­вило, через воздействие на по­следующую жизнедеятельность людей. Все это вы­зы­вает новую – более высокую и многогран­ную – меру моральной ответ­ст­вен­ности.

Тогда-то и возникает необходимость в дополнительных по­буж­­дениях, особой мотивации и нормах поведения, совокупность которых и состав­ляет ту или иную профессиональную этику (мораль). При этом могут возникать сво­еобразные синтезы мораль­ных и правовых норм и соот­вет­­­ствующих сме­шанных видов ответственности как отдель­ных лиц, так и целых организа­ций (индивидуальная и коллективная морально-правовая ответственность, мо­рально-правовые санкции).

4. И в том и другом случае происходит процесс кон­кретизации норм или нор­мативно-цен­ност­ных подсистем применительно к данной профессии. Любые попытки пренебречь данным процессом неминуемо завершаются либо подменой профессионального морального кодекса вне­­моральны­ми установ­ле­ниями (организационными ус­та­вами, дисци­п­ли­нар­ными инструкциями и т.п.), либо бес­содержательными декла­рациями.

5. Необходимость повышенных моральных тре­бо­ва­ний, проявляется, пре­ж­де всего, во вра­чебной, юри­ди­ческой, педагогической, научной, художественной и жур­на­листской деятель­ности, то есть в тех сферах, которые непосредственно связаны с удов­летво­рением жизненно важных потребностей личности с по­мощью высоко­ква­ли­фицированного труда.

6. Важно видеть общее и различное в понятиях “про­фес­сио­нальная этика” и “про­фес­сио­наль­ная мораль”. Вы­ражение “профес­сиональная этика” в известной мере условно, если оно означает не что иное, как профес­си­о­нальные моральные кодексы. Вместе с тем, употребление понятия “про­фес­сиональная этика” оправданно, когда оно подчеркивает важ­ность тщательно продуманной разработки ценностей и норм профессии. Выражение “про­фес­сиональная мораль” подра­зуме­вает извес­т­ную стихийность, ненамеренность в образовании профес­сио­наль­ных норм и соответствующей мо­ти­вации.

Представления, ценности, нормативные блоки про­фессио­нальной мора­ли являются исключительно важным и, главное, незаменимым способом регу­ляции и ориентации поведения специ­алистов, средством их нравст­вен­ного воспитания, самовоспитания, своеобразным способом их твор­­ческого са­мо­выражения, самоутверждения. Это выводит профессиональную этику за пре­делы ин­струменталистского подхода к морали и обращает ее к проблеме этического при­звания.

8. Современное развитие экономики, политики, науки и культу­ры в си­туации глубинных циви­ли­зационных преобразований, трансформаций в куль­турных парадигмах привело, с одной стороны, к “омассовлению” упомяну­тых видов деятельности (что резко актуализировало проб­лему приз­ванности, которой противопоказана массовость), а с другой – к углублению внутри­профес­сио­наль­ного разделения труда, когда существенным образом измени­лись и усложнились как трудовые функции специалистов, так и характер межличностных отношений, возникающих при исполнении данных функций.

На таком фоне наблюдаются тревожащие моменты социаль­ной дегра­да­ции профессионализма – в виде, например, увеличения числа случаев сво­екорыст­ного использования знаний специалистами и злоупотребления властью, которую дают профессиональные знания и сама организация их использования. Все сильнее проявляется ориентация на профессиональный успех, безотно­си­тель­ный к применяемым для его достижения средствам, становится угро­жающим безразличие к последствиям собст­венной деятельности.

9. Согласно концепции М. Вебера и Р. Мертона, важ­но отли­чать “истин­ного” профессиона­ла от лишь “отчасти” такового – разделительная по­лоса про­ходит через мотивационную сферу их де­ятельности. В профессио­нальной деятельности имеет место пересечение множества мотивов (обнаруживаются профес­сио­нальное тще­славие, корысто­любие, властолюбие и т.п., и в этом случае всякая “бла­­го­род­ная” профессия оказыва­ет­ся ничуть не лучше лю­бой “низменной”, например, торговли). Но у “истинного” профес­сионала до­минирует беско­рыстная “незаин­те­ре­со­ван­ность”, воплощенная в морально поощряемой преданно­сти Делу, в духе профессионального призвания, основан­ных на этике ответственности за тот или иной аспект общественного блага.

10. В России описанные выше универсальные про­цессы дополнительно осложня­ются тем, что, с одной стороны, профессионализация нашего общества является одним из несомненно позитивных итогов про­движения страны по пути модерни­зации, с другой – российской модернизации сопутствовали нега­тивные факторы. Во-пер­вых, это фор­мальность данного процесса (феномены “об­разованщины”, появление многочис­ленных “дилетан­тов с дипломами”). Поэтому те, кого именуют про­фес­си­она­ла­ми, далеко не все­гда располагали необходимыми зна­ни­я­ми или опытом и, стало быть, не могли в должной мере проду­цировать соот­ветствующий этос и этику про­фессий. Во-вторых, само это явление было в зна­читель­ной степени вызвано постоянным давлением на профес­сиональные группы и организации со стороны партийно-государ­ст­вен­ной бюрократии, которая держала под плот­ным идеологическим и административным кон­тролем умо­настроения и все прояв­ления духовной жизни в профес­сио­нальных средах.

Успешное исполнение функций профес­сионального труда предполагает требования к квали­фици­рован­ности и компетен­тности специалистов. Имен­но в таких об­­сто­я­тельствах необхо­ди­мо соединение высокого профессионализма со способ­но­стью к глубокому осознанию своей ответственности, готовностью безуко­ризненно исполнять свой профессиональ­ный долг. Пренебрежение ценно­стя­ми профес­сио­наль­ной этики, умаление значимости ее норм, своеобразной ценностной “ло­гики”, негативно влияет как на качество работы специ­а­лис­тов, так и на статус профессиональных групп вместе с соот­ветствующими ас­со­­циациями в обществе.

11. К нашему времени медиаэтика стала одной из наиболее развитых нормативно-ценностных подсистем. В то же время выявились и обозначились раз­личия подходов к профессиональной этике журналистов, обусловленные прежде всего множеством истолкований соци­ального пре­дназначения средств массовой информации в современном обществе. Сейчас на Западе и у нас сложились четыре базовые интерпретации социальной миссии журналистики – с учетом того, что данная профессия во всех ее разновидностях относится к числу так называемых свободных и ее дея­те­льность носит четко выраженный публичный характер.

1. Первая модель профессиональной миссии журналистской корпорации именуется как “чет­вер­тая власть”. Иначе говоря, данная корпорация рассмат­ри­вае­тся в качестве независимого и сравнительно ав­тономного социального ин­сти­тута, вовлеченного в уп­ра­в­­ление обществом, страной, исполняя при этом функцию сдержек и противовесов всех ветвей власти. Иногда при­дается буквалистский смысл – как самими журналистами (преувеличенная самооценка своей роли и возможностей в общественной жизни), так и слушателями, чи­та­те­лями, зрителями, которые по давней привычке, унаследо­ванной с советских времен, воспринимают массмедиа либо как прямого партнера государственной власти, либо в качестве ее “проти­вовеса”, орудия борьбы с ней. Это от­ражает, в конечном счете, неразвитость институтов и вла­с­ти, и гражданского общества, отсутствие сво­его рода об­щественного договора между ними.

2. Вторая модель миссии журналистской корпорации мо­жет быть сим­волически обозначена как социально-ан­га­жированная. Такой анга­жемент соз­дает канал выраже­ния гражданских прав отдельных лиц и интересов всех структурных звеньев гражданского общества (про­фессиональные, предпринимательские объединения, культурные и ре­лигиозные учреждения и движения, благотворительные и иные организации). Вместе с тем СМИ служат средством удовлетворения ак­ту­альных об­­щественных потребностей в информирован­ности.

Такое понимание миссии образует объективную ос­но­ву для осознания журналистами своей социальной от­вет­ственности и морального долга.

3. Третья модель профессиональной миссии журнали­стского сообщества, может быть определена как собственно информационная. Подразумевается то, что получатели информации должны сами разобраться в доставляемой им политической, право­вой, финансовой, культурной, медицинской и иной ин­формации. По­лучатель способен сам извлечь из предо­ставленной информации необходимые выводы познавательного и поведенческого свойства. Эта версия предна­зна­че­ния жур­на­лизма требует от СМИ своеобразного “фак­то­по­к­лонничества” и миними­за­ции оценок событий, полагает аморальным любое манипулирование сознанием полу­ча­теля информации (предельно широко трактуя само понятие ма­ни­пу­лирования). В рамках данной версии считается абсолютно недопу­стимым “подсказывание” нравст­венно зре­лой аудитории должного восприятия и по­ведения, ибо “факты говорят сами за себя”.

4. Четвертая, менее всего проработанная и осмысленная, модель профес­сио­нальной миссии журналистики мо­жет быть определена как модель медиатора – СМИ образуют площадку, на которой поддерживается пос­тоянный общественный диалог между политическими и иными социо­культурно значимыми силами, ме­ж­­ду государственной властью и обществом, центром и пе­риферией, большинством и разнообразными меньшин­ствами с целью достижения баланса этих сил и социаль­ного согласия.

Анализ всех четырех моделей показывает, что оптимальным решением в ситуации выбора базовой интерпретации профессиональной миссии массмедиа является категорический отказ от тоталитарно-ав­то­ри­тарной модели, определяющей роль СМИ в качестве безропотного “приводного ремня” между властью и народом. Предполагается уход от выстраивания жесткой конфи­гурации этих моделей, выделения главных и второстепенных функциональных пред­наз­на­чений СМИ.

Разумеется, проблематика медиаэтики не исчерпывается вопросом о миссии СМИ. В журналистском сообще­стве в целом и в отдельных его структурах действуют поведенческие допущения, разрешения, запреще­ния, как для внутрикорпоративных отношений, так и для взаимодействия этой корпорации с другими сообществами и органи­зациями, которые ожидают от журналистов следования определенным этическим стан­дартам. Эти правила образуют динамическую систему норм профессиональной этики, регулирующие установ­лениями деятельность как отдельных лиц, вхо­дящих в сообщество, так и их органов.

Существуют сомнения, нередко высказываемые относительно самого су­ществования профес­сиона­льной этики журналиста. Пер­­вый тип сомнений основывается на истолковы­вании по­веденческих стратегий и поступков журналистов. Второй – на объяснении этих поступков и линии поведения без какого-либо особого свода профессиональных нормативных установ­лений, с помощью общечеловеческих заповедей. Однако во вто­ром случае не принимается во внимание процесс конкретизации общих моральных норм, который определенным образом видоизменяет данные установления, заповеди. В первом же случае не учитывается сложное взаимодействие между собственно моральными нормами и прагматическими, утилитарными побуждениями. Разумеется, про­фесси­ональная этика требует от журналиста следовать норме и в тех случаях, когда это невыгодно профессионалу, и именно потому такая этика не умещается в узких границах утилитаризма. Но медиаэтика является реальной этикой именно потому, что не предполагает систематического расхождения интересов и нормативных требований.

2. Журналистика: professional или occupations? Моральные индикаторы профессии. (Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Этика профессии: миссия, кодекс, поступок / Монография / Тюмень: НИИ прикладной этики ТюмГНГУ, 2005, с. 45).

Рrofessions или occupations?

СРЕДИ способов проблематизации рассуждений о природе и предназначении профе­ссио­нальной этики (морали) – характеристика природы профессии с точки зрения возмож­ности и необхо­димости включения в эту характеристику нравственной составляющей. Этот подход предполагает преодоление ряда затру­д­нений.

Во-первых, распространенной неразличения понятия «профессия» с понятием «род занятий, вид деятельности». Так, обратив­шись к практике языка, мы обнаружим, что с термином «про­фессия» могут быть связаны разные зна­чения. Например: поприще, дело, род занятости человека, сфера знаний, специальность, ремесло, противоположность люби­тельству, отрасль мас­тер­ст­ва, занятие, которому надо специально учиться, служба как источник заработка, карьера и т.д.

В то же время важно иметь в виду, что для различения понятия «профессия» и понятия «род занятий, вид деятельности» используются определения professions и occupations; в качестве отличия первого определения Оксфордский словарь социологии выделяет такую форму организации работы или тип рабо­ты, который включает в себя «регулятивный момент» и «код поведения».

Смысл разли­­чения профессии и любого специ­ализированного рода занятий, вида человеческой деятельности, уверенность в очевидности содержания понятия «профессия» рискованны для исследований по профессиональной этике.

Во-вторых, попытка этического анализа феномена про­фессии должна считаться с фактом неоднозначности трактовки этого феномена, как в теоретическом, так и в пра­ктическом сознании.

В-третьих, сама трактовка этической составляющей профессии, содержание ее «морального измерения» могут ве­сьма различаться. Прежде всего, речь идет об актуализации моральных проблем профессии через рас­суждения о соотношении профессии и морали и о редких попытках поиска этического компонента в природе самой профессии.

САМЫЙ элементарный обзор распространенных в исследовательской литературе определений профессии позволяет обнаружить разные наборы признаков разной степени полноты, разные списки индикаторов собственно профессии, представляющие собой определенные множества. Есть неско­лько примеров опи­сания профес­сии через более краткий ряд необходимых признаков. Один из них мы уже упоминали выше: квалификация человека, зарплата за предоставляемые услуги, профессия человека определяет его социальный статус. Другой ряд: высококвалифициро­ванная работа, требующая выс­шего или специального обра­зования, при этом высокооп­лачиваемая; доступ к данной работе ограничен процедурой лицензирования; ее представители объединяются в ассоциации; эти люди независимы в своей работе; производимые услуги необходимы для блага общества; получаемый доход не слишком зависит от развертывания капитала.

Что характерно для целого ряда такого рода наборов индикаторов? Вы­би­рая минимальный список факторов, по­зволяющий считать определен­ный вид деятельности профессией, они склонны, к вниманию к этической состав­ляющей природы профес­сии, ее моральному измерению. Этическая составляющая не всегда входит в число необходимых признаков. «Главное преимущество, которое общество предоставляет представителям опреде­ленных видов деятельности, – это право на значительную долю самоконтроля над их собственными действиями». Иначе говоря, не хватает существенного признака морального измерения профессии – саморе­гулирования.

Этический аспект природы про­фес­сии. Точнее говоря, ряд определенных классификаций:

Классификация выделяет функциональную модель. Для этой линии как раз и характерно последовательное различение professions и occupations.

Индикаторы «истинной профессии», которые прямо обращены к этической состав­ляющей:

1. Первый из них: «профессиональная компетентность должна соотноситься с ценностями об­ще­ства».

2. Второй: «профессионалы должны быть ориентирова­ны на служение обществу», иначе говоря, мотивации этики служения должно отдаваться предпочтение перед мотивацией к личной вы­годе.

3. Третий индикатор: «профессионалы руковод­ст­вуют­ся в своих действиях этическим кодом» (кодексом).

4. Четвертый: «профессиональное сообщество – значимый критерий формирования профессиональной идентичности».

Целый ряд профессий характеризуется признаком власти: воспитателя – над воспи­танником, врача – над больным, журналиста – над получателем информации и т.д. Пределы этой власти и призвана регулировать профес­сио­наль­ная этика.

ЧТО ЖЕ дает анализ подходов, представленных в специальных исследованиях, для поиска идентичности профессиональной этики, для понимания ее природы и назначения? Прежде всего, возмож­ность выделить и собрать вместе наиболее значимые с точки зрения вопроса о «моральном измерении» профессии ее признаки:

* идею профессионального призвания и служения;

* альтруистическую мотивацию;

* саморегуляцию, причем в широком смысле слова, что предполагает:

- самоопределение к профессии,

- свободу и автономию в профессии,

- создание ассоциаций,

- этические кодексы.

Эти признаки «морального измерения» профессии являются, на наш взгляд, важными структурными элементами общепрофессиональной этики.

3. Идея высокой профессии: применима ли к журналистике? (Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Этика профессии: миссия, кодекс, поступок / Монография / Тюмень: НИИ прикладной этики ТюмГНГУ, 2005, с. 53). Идея высокой профессии: утопия или реальная возможность?

СВОЕ предельное выражение концепция профессиональной этики получает в отношении к высоким профессиям. Идея высокой профессии максимально соответствует природе морали, в которой отражается предзадан­ная сис­тема ценностей, мотивационный механизм, превосхо­дящий функциональность, ориентирующий на критику лю­бых форм социальности, заведенного в социуме поряд­ка.

При этом выделение среди множества профессий высоких и, тем более, стремление культивировать идею высокой профессии, требуют пред­варительного формулирования ряда «тех­условий».

Во-первых, следует учитывать возможное негативное отношение к такой классификации, мотивируемое тем, что если есть профессии «высокие», то, следовательно, есть и профессии «низкие».

Во-вторых, нельзя не учесть распространенность характеристики «свободные профессии», во многом совпа­дающей с характеристикой «высокие профессии». Обычно считается, что свободные профессии отличаются творческим характером деятельности. Характеристика «свободная профессия» охватывает практически те же виды профессий, что и характеристика «высокая профессия». Однако, на наш взгляд, умест­нее характеристику «свободная» относить к т.н. «творче­с­ким профессиям», прежде всего из сферы искусства: писатель, артист, художник, композитор …, а «высокая» – к деятельности врача, учителя, адвоката, ученого, журналиста и т.п.

Полагая целесообразным выделение вида высоких профессий и считая это важным шагом в обосновании при­роды и миссии профессиональной этики, мы особо под­черкиваем, что такое выделение в данном случае производится не через противопоставление «низким» профес­сиям, а через акцентирование в высоких профессиях доми­нирующей установки на «Служение в профессии», пред­полагающей, что, не отменяя стремления (говоря сло­вами М.Вебера) к «честному заработку профессионала», эта установка ограничивает для представителя высокой профессии возможность преследовать собственную выгоду столь же целеустремленно, как это характерно, например, для бизнесмена, и оправдывается этикой бизнеса.

В-третьих (не по значимости), необходимо трезвое осознание такой трудности культивирования идеи высокой профессии в современных условиях, как своеобразная «де­героизация» профессий, являющаяся следствием целого ряда факторов:

(а) массовизация профессий. Это связано и с тем, что в эпоху широкой образованности открываются возможности для сравнительно легкого перехода от одного вида профессиональной деятельности к другому (призвание вряд ли имеет множественное число). Не столько уменьшается число лю­дей, воспринимающих свою жизнь как служение, сколько их доля в общем массиве профессионалов становится менее заметной, профессия в меньшей степени оказывается объектом морального выбора: призвание не подается тиражированию (глобальная ситуация);

(б) включение профессионалов в деятельность боль­ших организаций и, тем самым, утрата их автономности (глобальная ситуация);

(в) усиление ори­ентации на профессиональный успех, безотносительный к применяемым для его достижения средствам;

(г) понижение роли профессиональных сообществ;

(д) серьезные ошибки, совершаемые деятелями меди­цины, науки, образования и т.п. в своей профессиональ­ной практике, рост безразличия к последствиям собственной деятельности, в целом усиление известного отчуждения «мира профессионализма» от гуманистических задач профессии, также подрывающие авторитет профессии.

Высокие профессии в этих условиях могут терять доминанту Служения, обесценивать свою миссию.

ОСОБАЯ значимость выделения вида высоких профессий становится наглядной при исследовании отечественной профессионально-нравственной ситуации.

Во многом сходные процессы проявляются в профес­сионально-нравственной ситуации, переживаемой оте­че­ственной журналистикой. Здесь, на наш взгляд, происходит кардинальная переоценка смысла как профессиона­лизма, так и гражданственности, их места в цен­но­стном ми­ре журналистики. Речь идет о заметной своей агрессивностью тенденции в понимании природы журналистики – редукции профес­сио­нализма в этой сфере человеческой деятельности к сервису ре­ме­сленника, умеющего создавать товар на потребу масс и продвигать его на рынок.

Эта тенденция наглядно проявилась в старой-новой дискуссии о природе жур­налистской профессии, вы­шед­шей на страницы «Известий» и «Российской га­зеты». Дис­куссия актуализирована своеобраз­ным манифестом, трак­тую­щим журналистику как сервисную профессию. В ответ на этот манифест была выдвинута позиция, подчер­ки­ваю­щая осо­бенность профессии журналиста, проти­вопоста­в­ля­ющая идее «сервиса» идею граждан­ственности про­фес­сии, предполагающую не «обслуживание» частных и груп­по­вых потребностей, а профессиональное служение об­ществу.

(Не)готовность признать (или не признать) значимость самой постановки вопроса о необходимости намеренно идентифицировать ряд профессий в качестве высоких, аргументацию «за» и «против» такой идентификации можно увидеть при анализе материалов двух последних экспертных опросов, проведенных нами в рамках исследования этики образования и журналистской этики.

Оба опроса предполагают два последовательных этапа. Начальный – экспертиза самой идеи идентификации образования и журналистики как высоких профессий. Последующий этап ориентирован на более конкретную проблему: существование высоких профессий, с одной стороны, в переходном обществе в рамках сложноорганизованных институций, предполагающих взаимодействие и конфликт высоких профессий с интересами организаций и нормами иных профессий и специализированных видов деятельности, прежде всего менеджмента и бизнеса – с другой. Так, например, в конкретном СМИ требования профессиональной этики журналистики вступают в непростые отношения с интересами организации в целом, в том числе – с установками медиабизнеса. Аналогичные ситуации характерны и для отношений миссии и норм педагогической этики – и позиции менеджмента в университете.

Вряд ли эта проблема принятия и исполнения миссии высокой профессии имеет очевидные решения. В ситуации конфликта высокие профессии должны отступать от своих ценностей во имя прагматической политики организации? Или государство и организация должны корректировать свои интересы во имя ценностей базовой для этой организации профессии – журналистики, педагогики, медицины и т.п.? Таков предмет экспертизы второго этапа исследования. Наша гипотеза: в сложных обстоятельствах, ограничивающих независимость высоких профессий, их миссия не отменяется.

4. Саморегулирование. Мотивы активизации. Теория социально ответственной прессы. Современные тенденции саморегулирования.

Давние споры о том, является ли журналистика профессией – с отсылками к различным наборам признаков профессии и к стоящим за ними именам исследователей (от А.Флекснера, Г.Беккера, М.Вебера и Т. Парсонса до Г.С. Батыгина или О.В. Лукши) – получили продолжение и развитие. Идея выделения категории «высоких профессий», для которых характерны доминирующая установка на «служение в профессии» и моральная мотивация, «превосходящая функциональность», представляется особенно плодотворной применительно именно к журналистике: в силу ее места в многомерном комплексе средств массовой информации и роли СМИ в жизни современного общества. Предложенный подход позволяет лучше понять специфику кризисов идентификации и самоидентификации журналистики, заставляет с новым вниманием отнестись к фактору общественного доверия. Он также дает основание обратить особое внимание на задачу профессионализации журналистского корпуса как на задачу вмененной, скажем так (самой природой профессии), этизации профессионалов: с особой ролью в этом процессе института саморегулирования.

По формальному признаку, полномасштабный институт саморегулирования журналистики в России существует с 1998 г., когда конфликтные ситуации, связанные с нарушением журналистами принципов, норм, правил профессионального поведения, зафиксированных Кодексом профессиональной этики российского журналиста (1994), стало возможным передавать на рассмотрение внутрикорпоративному органу саморегулирования: Большому жюри СЖР (БЖ СЖР). В лице БЖ Союз журналистов России получил инструмент для внесудебного разрешения конфликтов определенных категорий, сильный репутационный фактор - и институт, отвечающий, в том числе, за уточнение понимаемого в журналистике профессионально-правильным. (За БЖ СЖР закреплены права толковать принципы и нормы Кодекса профессиональной этики – и осуществлять «кодификацию прецедентов и окончательную квалификацию казусов».)

Автор статьи (член БЖ СЖР с 1998 г.), отдав годы продвижению идеологии саморегулирования в журналистскую среду, в том числе, в роли автора и руководителя обучающих и исследовательских проектов, вынужден признать: импульсы «этизации» в журналистской среде быстро «глохнут», а «цепная реакция» профессионализации, на которую вправе рассчитывать общество, всерьез так и не запускается.

При том, что у факта этого есть множество объяснений, назовем причину, вызывающую особое беспокойство: ни саморегулирование, ни профессионализация не обнаруживают себя в повседневном журналистском дискурсе. Сами журналистские организации к формированию профессиональной, этической составляющей такого дискурса не готовы, у них нет для этого ни навыка, ни ресурсов, включая знания. Что же касается теперь уже двух институтов саморегулирования: внутрикорпоративного (БЖ СЖР) и надкорпоративного (Общественная коллегия по жалобам на прессу; создана в 2005 г.), то они формирование такого дискурса своей задачей не полагают.

Напоминая реплику Г.Г.Маркеса: «этические нормы – не продукт обстоятельств, а неотъемлемый элемент журналистской работы», уточним: саморегулирование в России остается явлением преимущественно «верхушечным»: не касающимся подавляющей части российских журналистов - и не обсуждаемым с ними всерьез, в лучшем случае – прокламируемым как явное благо, альтернатива цензуре.

Но саморегулирование, когда его не культивируют, не защищают, в том числе, от неточных представлений о природе профессии, имеет свойство ослабевать или даже менять моральный знак, превращаться в дополнительную несвободу там, где в России нужна дополнительная свобода, страховка от самоцензуры, от «права не знать». Где, как не в дискуссии отделять саморегулирование от «саморегулирования»?

По ходу одного из проектов автора, журналисты на семинарах в 10 регионах, посвященных саморегулированию журналистской профессии, отвечали, в том числе, на такой вопрос анкеты: «Полагаете ли Вы необходимой и полезной серьезную и широкую дискуссию о саморегулировании журналистской профессии в России?». 48% на вопрос ответили «да» («нет», «не знаю» и «не задумывал(ась)ся» в совокупности набрали 14,4%): продемонстрировав, как минимум, здравый смысл, самоуважение – и понимание природы, смысла, логики «само-» в профессионализации журналистики.

5. Саморегулирование. Причины невостребованности. К теме «Саморегулирование»: Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Моральный выбор журналиста. Тюмень: Центр прикладной этики, 2002, с. 300; Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Этика профессии: миссия, кодекс, поступок / Монография / Тюмень: НИИ прикладной этики ТюмГНГУ, 2005, с. 100).

Саморегулирование профессии: «заказ» для профессиональной этики

2.4.1. Исследовательские подходы

“Если бы саморегулирование было постоянной заботой журналистского сообщества, то сегодня не было бы поводов для таких регуляторов, которые пытаются создать политические силы”.

“Журналист должен думать о саморегулировании не только в смысле защиты от давления государ­ства, но и с точки зрения защиты общества от са­мого себя и своего сообщества”.

Два суждения из экспертного опроса журналистов – пример попытки понять место и роль саморегулирования профессии. И хотя здесь еще не прочитывается прямой «заказ» профессиональной этике, сам выход профессионалов на идею саморегулирования – свидетельство идентификации своей деятельности как профессии.

Роль кодексов в саморегулировании профессии несомненна – поэтому, в частности, мы отводим теме кодексов отдельную главу нашей монографии. Но «заказ» профессиональной этике в связи с таким признаком профессии, как саморегулирование, к теме кодексов не сводится. И даже выстраивание системы саморегулирования, одним из элементов которой и являются кодексы, само по себе не есть решение профессионально-этической задачи.

Разумеется, очень важно представить эту систему в ее полноте, увидеть, что саморегулирование включает в себя множество институциональных механизмов, являясь системой обеспечения ответственности про­фес­сии. В своей работе К.-Ж. Бертран перечисляет свыше 30 различных механизмов. По­пытка классифицировать их позволяет выделить три группы. В первую группу входят документы: этические ко­дексы; внутренние меморандумы; колонки в газете, содер­жащие письма с критикой в адрес СМИ; публичные заяв­ле­ния; теле- и радиоэфир; инфор­ма­ционные бюллетени для читателя о том, что происходит в газете и т.п. Вторую группу составляют люди или группы людей – это штатный критик, этическая комиссия, инструк­тор по вопросам этики, омбудсмен, бюро жалоб, советы по делам прессы, раз­лич­ные фонды и т.п. Третья группа пред­ставляет собой про­цессы, под которыми понимаются обучающие семинары, опросы, исследования и т.п.. Кро­ме того, автор пред­ла­гает и другую классификацию в за­висимости от того, кто участвует в «системе обеспечения ответственности СМИ» (СООС): внутренние СООС (само­регулирование в узком смысле слова), внешние СООС (СМИ можно при­зывать к ответу и без их согласия) и кооперативные СООС (ра­ботники прессы, специалисты и общественность могут работать вместе во имя обеспечения качества).

Несмотря на широкий спектр возможных инсти­ту­цио­нальных механизмов саморегулирования, в нашей отече­ст­венной практике саморегулирования наиболее изве­ст­ны: из первой группы – профессионально-этические кодек­сы, из второй – Большое жюри, а обучающие семинары за редким исключением не понимаются как формы саморе­гу­лирования.

Правда, в последние годы в России изучается и по­лу­чает свое теоретическое развитие такая форма саморе­гулирования профессии, как медиакритика. А.П. Корочен­с­кий называет медиакритику такой областью журналистики, которая осуществляет «критическое познание и оценку социально значимых, актуальных культурно-творческих, про­фессионально-этических, правовых, экономических и технологических аспектов информационного производства в средствах массовой информации с акцентом на твор­ческую сторону медийного содержания».

Тем не менее и глубокое понимание системы меха­низмов саморегулирования профессии само по себе еще не является решением профессионально-этической зада­чи.

Более того, недостаточно просто сказать, что самостоятельное место темы саморегулирования в концепции профессиональной этики связано с тем, что саморегу­лиро­вание является существенным признаком профессии.

Важно сказать, что эта задача предполагает прежде всего прояснение этического смысла саморегулирования как признака профессии, своеобразной этической экспер­тизы идеи и практики саморегулирования. Лишь в этом случае можно говорить о саморегулировании профессии в контексте собственно профессиональной этики.

Тезис о необходимости этической экспертизы феномена саморегу­лирования – концепций и реальной практики – опирается на проведен­ный нами анализ процесса и результатов заметной актуализации внимания к роли саморегулирования в жизни профессий, проявившейся не столько за преде­лами России, где саморегулирование про­фессий – сложившийся и устояв­шийся институт, сколько в нашей стра­не, где пока можно говорить скорее о становлении института саморегулирования профессий и, соответственно, его исследований.

В отечественной литературе феномен саморегули­ро­вания как атрибут жизни профессии становится пред­ме­том профессионально-этической рефлексии весьма редко. В итоге – свойственная многим рабо­там по конкретным профессиональ­ным этикам невыделенность именно мораль­ных по своей природе ориентиров и регулятивов профессии, в том числе мотивов активизации процессов саморегулирования профессии.

Так ли эта невыделенность значима? На наш взгляд, для современной российской ситуации тема саморегулирования требует сегодня не просто доказательства ее актуальности – как это было еще несколько лет назад, – но и осознания необходимости для профессионалов быть нра­в­ственно осто­рож­­ны­ми в освоении этой темы.

Саморегулирование – итог осознания социальной от­ветственности про­фессии. Но ответственность бывает ада­птивная (реакция как ответ на ситуацию) и неадаптивная (опережающее действие). Скорее всего, сегодня отечественное профессиональное сообщество журналистов живет по версии адаптивной. Отсюда – необходимость «подстраиваться», «ре­агировать».

Важно подчеркнуть, что новый контекст проблемы мо­рального выбора – ситуация становления так называемой «управ­ля­е­мой демок­ратии» – может спровоцировать профессионалов и их ассоциации, и не только журналистов, на предпочтение само­цензуры как реакции на давление «сверху», с одной стороны, на своеволие, все­доз­во­ленность самих профессионалов – с другой. Причем самоцензуры как следствия стра­ха пе­ред не знающей над собой контроля «снизу» вла­с­­тью, а не саморегулирования, вытекающего из сознания ответст­венности профессии.

Уже только несомненная неслучайность попытки Индустриального комитета побу­ждает подвергнуть активно обсуждаемую идею саморегули­рования процедуре этической экспертизы, направленной на оценку нравственного потен­циала этой идеи. Процедуре анализа и оценки этических оснований этой идеи, актуальной уже потому, что их (не)пони­мание в практике саморегулирования, в том числе в ряде инициатив по созданию профессиональных кодексов, далеко не всегда соответствует духу профессиональной этики.

Полагаем необходимым выделить три направления этической экспертизы идеи саморегулирова­ния. Во-пер­вых, роль мотивов активизации само­регули­рования профессионального «цеха» в обеспечении нравст­вен­ного потенциала идеи саморегулирования. Во-вто­р­ых, критерии этической идентичности профессиональных кодексов. В-третьих, моральные основания де­ятельности этических комитетов профессиональных ассоциаций.

Учитывая, что ряд параграфов нашей книги специально посвящен таким темам, как кодексы и этические комитеты, остановимся здесь на характеристике роли мотивов активизации само­регули­рования профессий в обеспечении нравст­вен­ного потенциала идеи саморегулирования.

Методом этической экспертизы идеи саморегу­лиро­вания, материалы которой представлены в этой книги, являются экспертные опросы и модельные семинары по про­фессиональной этике журналистов. Для нас важно, что эти опросы и семинары фактически были прецедентом экс­пертной рефлексии, реализуемой самими журналистами.

6. Профессиональное сообщество журналистов. Обоснование необходимости. Оценка современного состояния. «Дух корпорации» и/или «махровый индивидуализм». Широкая «занятость» термина «корпорация» и при том его «нагруженность» как позитивными, так и негативными коннотациями требуют уже в начале параграфа из известного множества вариантов применения понятия «кор­порация» выделить то значение, которое вынесено в заглавие параграфа, обращаясь к иным вариантам лишь по мере необходимости – в случае пересечения значений.

Исторический синоним «профессиональной корпорации» – «цех», «гильдия». В современном языке ближайший синоним термина «профессиональная корпорация» – «про­фессиональное сообщество». Их объединяет феномен об­щности, а различает – степень, организованности, наличие инфраструктуры, оформленность «правил игры» и т.п. Обычно различают как «незримые колледжи», так и реальные организованные профессиональные ассоциации. Но и в том, и в другом случае про­фессиональное сообщество выступает референтной группой в вопросах профессиональной этики, тем более, что профессионалов объединяет и сходство судеб, и профессиональная культура, а чувство принадлежности к профессиональному сообществу – важный критерий профессио­нальной идентичности. Среди критериев сформированности профессионального сообще­ства, предложенных У. Гудом, – схожая самоидентификация, общие ценности.

Характерный момент: рассуждая о профессии как об­щ­ности, «незримом колледже», уместно иметь в виду (а) не только «ныне здравствующих» профессионалов, но и за­служенных, знаменитых профессионалов прошлых лет, и (б) не только уже вошедших в общность, но и тех, кто намеревается в нее включиться. Для последних «вопрос “кем быть?” – это и вопрос “с кем быть”, а не просто “что делать?”». Сравним: в числе критериев, выделенных Гудом, – профессиональное сообщество, хотя и не порождает сле­дующее поколение биологически, осуществляет это социально.

Важное условие понимания духа и правил игры – ориентирующих и регулирующих профессиональные сообщества и их членов – рассмотрение их в общем контексте корпоративности как социального института.

Отдавая себе отчет в том, что для «игры по правилам» профессиональной корпорации журналистов нужны, как минимум, по тем же пра­вилам играющие партнеры – власть и гражданское об­щество в целом, мы все же сформулировали ряд тезисов, приложение которых к жизни профессионального сообщества, возможно, по­зволит ему с большей опреде­ленностью отнестись к про­­­цессу становления журналистской корпорации.

Учитывая и скептицизм многих журналистов в отношении «духа корпорации», и то, что выше мы обстоятельно говорили о противоречивости феномена корпоративизма (в том числе: при определенных условиях корпоративизм спо­собен ограничивать личную свободу корпоранта и обострить конкурентную борьбу жур­налистов – уже не на открытом информационном рынке, а внутри профессиональной ассоциации или ком­­пании, где коммерческие калькуляции смогли взять верх над духом корпоративнос­ти; корпоративизм провоцирует приспособленчество, «про­крустизацию» твор­­ческой индивидуальности журнали­ста – нередко в подобных ситуациях мы имеем дело просто со «спайкой», групповщиной, слегка при­крытой сло­ве­сами относительно сплоченности и солидарности), здесь мы намеренно выделяем позитивные тезисы.

* Сосредоточение внимания именно на «духе» профес­сиональной корпорации соответствует необходимости противостоять весь­ма рас­простра­нен­ным концепциям «эко­номи­чес­кого империализма», сво­дящего целе- и ценнос­тную ра­циональность поведения человека и деятельности профессионального сообщества к роли «возму­щаю­щего фактора», который «при­хо­дится учи­ты­вать» в экономических сценариях, к предста­влениям об «очевид­ности» домини­ро­вания бытийных критериев успешности ассоциаций и организа­ций. Необходимо прео­доление гра­­ви­­тации объ­ективи­с­­тско­го подхода, исходяще­го из «очевид­но­го» приоритета «ма­те­ри­а­лис­ти­че­с­ко­го измере­ния», развитие подхода к проб­леме соотношения об­ъ­­­ективной и субъективной сто­рон жизни общества и его институций с пози­ций прин­ципа взаимодопол­нитель­ности.

Мы поддерживаем гипотезу о ре­ша­ю­щей роли культурно-нравственных харак­теристик в про­цессе станов­ления и раз­вития социальных институтов. Речь идет о таком понимании, согласно которому ценностные характеристики не просто «со­про­во­ж­дают» объ­­ек­­тивные изменения, «под­ы­то­жи­вают» их, но вы­пол­ня­ют лиди­ру­ю­щую фун­кцию, моти­вируя и ориентируя данный процесс. «Ба­зис» и «надстройка» ме­няют здесь при­выч­ную конфи­гу­ра­цию и моральный индикатор вы­ступает скорее предпосылкой, чем след­ствием материальных ин­ди­ка­то­ров.

* Современное общество не может не быть корпоратив­ным. Вопрос лишь в принятии или отторжении корпорациями «морального измерения». Наша страна только начала продвигаться в направлении к независимым, до­б­ро­вольным профессиональным сооб­ществам-корпораци­ям, поэтому состояние корпоратив­ного духа как «клея» со­об­ще­ства и рычага его обновления может быть понято лишь в цивилизационной пер­спективе с максимальным уче­том национальной специфики.

Исходный тезис такого «апологетического прогноза» заключается в осознании назначения этики высоких про­­­фессий. Ее суть – выражение коренных интересов двух взаимодействующих сторон. С одной стороны – защи­та ин­тересов ассоциированных членов корпорации (не они принадлежат корпорации, а, напротив, она им принад­лежит), защита их социального и профессионального стату­­сов, свободы и достоинства. С другой стороны, не менее важ­но и обеспечение заинтересованности всего обще­ства в наиболее эффективном осуществлении корпорацией сво­ей социальной миссии.

* Позитивный потенциал корпоративного духа заключен в способности обеспечить удовлетворение материаль­­ных и социальных интересов журналистов и, главным об­разом, их профессиональную свободу именно за счет включенности отдельных лиц и малых групп в «большую кор­­порацию», обладающую возможностями смягчить давление государствен­но-бюрокра­тических и финансовых структур, жесткость про­­фессиональной конкурен­ции на информационном рын­ке.

* Позитивный потенциал корпоративизма выявляется не сам по себе, в виде некоего гарантированного итога, а лишь в результате преодоления профессиональным сообществом мучительных нравственных противоречий, во­з­никаю­щих как «плата» за защищенность статуса, за то, что критерием профессионального успеха становится обретение влияния и/или денежных средств. Применительно к журналистскому сообще­ству – за признание приоритетности принципа объективности информации над политико-идеологическими пристрастиями журналиста.

* Позитивный потенциал корпоративного духа реа­ли­зуется через права корпоранта на свободный «вход» в кор­порацию и, соответственно, на такой же «выход» из нее, на мо­ральное равенство членов корпорации, на достижитель­ную ориентацию (корпорация – не убежище для «убо­гих и сирых»). Он осуществляется через притязательное право требовать от других, а не только от самого себя, руководствоваться правилами честной игры.

* Позитивный потенциал корпоративности осуще­ст­в­ля­­ется через неформальное общение и санкции, которые в профессионально-нравственном кодексе дол­жны быть ве­роятностными (могут осуществляться, но мо­гут и не про­­изойти) и неопределенными по объему. Такие санкции-реа­кции корпорантов предполагают свободу выбора в ситуации конфликта не только между добром и злом, соответствием или несоответствием нормам, между добром и наименьшим злом, но и между положительными нравст­венными ценностями, особенно – в различных контекстах культурных значений, например, в культурах достоинства и стыда и т.п. Так возникает моральная ответственность самого профессионала, за которого никто не в силах совершить выбор, не покушаясь при этом на его нравственную свободу.

7. Кодекс профессиональной этики журналиста: инструкция или ориентир в профессиональной деятельности? (Бакштановский В.И., Согомонов Ю.В. Этика профессии: миссия, кодекс, поступок / Монография / Тюмень: НИИ прикладной этики ТюмГНГУ, 2005, с. 222). Про­фессионально-этические кодексы: кредо и нормы, за­пре­ты и побуждения