- •Глава I литературоведение как наука
- •Глава II специфика искусства
- •Виды образности
- •Глава III литература как вид искусства. Роды литературы
- •Глава IV
- •Идея произведения
- •Глава V пафос и его разновидности
- •Героический пафос
- •Пафос драматизма
- •Трагический пафос
- •Сатирический пафос
- •Глава VI
- •Партийность литературы
- •Классовость литературы
- •Глава VII
- •(Принципы художественного отражения жизни)
- •Сущность реализма
- •Основные типы реализма
- •Глава VIII
- •Основные стороны формы
- •Глава IX
- •Персонажи и их система
- •Понятие о сюжете
- •Сюжет и конфликт
- •Компоненты сюжета
- •Композиция сюжета
- •Глава X
- •Глава XI
- •Композиция сюжета
- •Особенности речи
- •Глава XII лирические произведения
- •Глава XIII художественная речь
- •Глава XIV
- •Лексико-морфологическая выразительность слов
- •Глава XV
- •Метафора и её виды
- •Ирония как троп
- •Простое сравнение
- •Глава XVI
- •Олицетворение
- •Развернутое сравнение
- •Образы-символы
- •Образы-аллегории
- •Образы-эмблемы
- •Глава XVII
- •Речевая интонация
- •Художественные эпитеты
- •Словесные повторы
- •Словесная антитеза
- •Инверсия
- •Глава XVIII
- •Ритмичность прозы
- •Ритм стихотворной речи
- •Силлабические стихи
- •Строфика
- •Дольники
- •Поэтическая фонетика
- •Глава XIX
- •Драматические жанры
- •Лирические жанры
- •Лиро-эпические жанры
- •Глава XX
- •Глава XXI
- •Глава XXII литература социалистического реализма
- •Глава XXIII
- •Народность литературы
- •Глава I. Литературоведение как наука 4
- •Глава II. Специфика искусства 31
Образы-символы
Из прямого двучленного образного параллелизма еще в древнем устном народном творчестве произошел такой значительный вид словесно-предметной иносказательности, как символ.
За последнее время символами стали называть разного рода начертания, служащие условным обозначением тех или иных отвлеченных понятий. Но в основном своем значении символ (гр. sumbolon — знак, примета) — это самостоятельный художественный образ, который имеет эмоционально-иносказательный смысл, основанный на сходстве явлений жизни.
Появление символических образов было подготовлено длительной песенной традицией. Народные песни переходили от одних певцов к другим и сохранялись в памяти множества поколений. И в тех случаях, когда эти песни строились на основе прямого двучленного параллелизма, смысловая связь входящих в него образов постепенно все более закреплялась в сознании и самих певцов и их слушателей. Поэтому, как только в песне появлялся первый член параллелизма — образ природы, он тотчас же вызывал в памяти слушателей известный им заранее второй его член — образ человека, который уже не надо было воспроизводить с помощью слов. Иначе говоря, изображение жизни природы стало знаменовать собой жизнь человека, оно получило тем самым иносказательное, символическое значение. Люди научились осознавать человеческую жизнь через скрытую аналогию ее с жизнью природы.
Так, в свадебной песне проводилась параллель между соколами и сватами-«боярами». Сходство действий тех и других, укрепляемое частым повторением песни, ставшее привычным, приводило к тому, что при дальнейшем исполнении достаточно было спеть о соколах, пощипавших уточку, как слушатели понимали, что это сваты выбрали
320
девушку и порешили ее замужество. Соколы стали символом сватов, уточка — девушки-невесты.
Вот подобная, ставшая символической, песня:
-
Соколы, соколы, куда же летали?
-
Мы летали с моря на море.
-
Да что же вы видели?
-
Мы видели утену на море.
-
Да что же вы ее не взяли?
-
А крылушки ощипали, Горячу кровь пролили.
Значит, в народном творчестве символ — это первый член образного параллелизма, знаменующий второй его член. Из двучленного прямого параллелизма возник параллелизм одночленный.
Приводя украинскую песню, в которой «заря» (звезда) просит «месяц» не заходить раньше нее, Веселовский пишет: «Отбросим вторую часть песни... и привычка к известным сопоставлениям подскажет вместо месяца и звезды — жениха и невесту» (36, 178). Следует, однако, заметить, что дело тут не в «привычке», а в самой основе параллелизма — в осознании объективных черт сходства образов природы и людей, которое только укрепляется повторением песни.
Первоначально для возникновения символа как одночленного параллелизма необходимо было предварительное применение параллелизма двучленного, крепко уподоблявшего жизнь природы жизни людей. Но когда певцы и их слушатели усвоили символику как особенный вид словесно-предметной образности, когда художественное сознание общества обогатилось этим новым принципом изображения жизни, символические образы стали возникать самостоятельно, уже не опираясь на двучленный параллелизм.
В художественной литературе, в индивидуальном творчестве разных стран и эпох символика1 получила еще более широкое применение. Образ природы приобретает символическое значение в процессе вдумчивого индивидуального восприятия его читателями и слушателями на основе живых ассоциаций, по сходству с человеческой жизнью. При этом изображение природы первоначально сохраняет для читателей прямое, самостоятельное значение, а затем уже своим эмоциональным содержанием
' Символику, т. е. наличие образов-символов, не надо смешивать с «символизмом» — литературным направлением, возникшим только в конце XIX в.
321
вызывает у них непосредственные эмоциональные параллели с каким-то подобным содержанием в жизни людей.
Символикой особенно богато лирическое творчество. Оно часто отличается большей или меньшей отвлеченностью своей проблематики, поэтому его образы-символы могут вызвать у читателя различные ассоциации с человеческими действиями, состояниями, переживаниями. Иначе говоря, лирическая символика часто обладает многозначностью своего эмоционального осмысления.
Например, стихотворение А. Кольцова «Лес» («Что, дремучий лес, || Призадумался...»), несомненно, символично. Правда, оно посвящено памяти А. С. Пушкина и часто истолковывается как иносказательное изображение последних трагических лет жизни, а затем и смерти великого поэта. Но такое истолкование обедняет содержание стихотворения, придает его основному образу прямолинейное, рассудочное, аллегорическое значение. У читателей, не знающих этого истолкования, поддающихся эмоциональному очарованию кольцовских стихов с их народно-поэтическим стилем, образ леса, сначала воспринятый в прямом значении, затем может вызвать гораздо более широкие и разнообразные ассоциации — или с отдельными людьми в различных условиях их жизни, или даже с целыми общественными движениями и т. д. В таком восприятии стихотворение Кольцова сохраняет свое символическое значение.
Иносказательные по своим образам произведения Лермонтова (стихотворения «Утес», «Листок», «На севере диком стоит одиноко...», баллада «Три пальмы», поэма «Демон» и др.) также не следует воспринимать как прямые намеки на личную судьбу и переживания автора. Их образы надо осознавать как символы в их самодовлеющем эмоционально-обобщающем иносказательном значении.
В эпической и драматической литературе символика встречается значительно реже, но она может стать свойством образности целого эпического произведения. Такова, например, сказка Салтыкова-Щедрина «Коняга». В центре ее — обобщающий образ крестьянской лошади, истощенной и измученной до полусмерти постоянной тяжелой работой. Автор описывает внешний вид животного, его состояние; кратко изображает и мужика: как тяжело он пашет поле. Читатель воспринимает все зто сначала в прямом смысле — как беспросветную трудовую жизнь крестьянского «одра», который «не живет, но и не умирает». Но затем с помощью горьких раздумий автора о том, что ко-
322
му-то нужны не «благополучие» Коняги, а «жизнь, способная выносить иго и работы», читатель начинает осознавать, что все это относится и к хозяину, бедному мужичку, живущему в такой же беспросветности угнетения. И образ искалеченной работой лошади символизирует уже для него порабощенность трудящегося крестьянства.
Первоначально образы-символы представляли собой изображения природы, вызывающие эмоциональные аналогии с человеческой жизнью. Традиция эта сохраняется до сих пор. Наряду с ней иносказательное, символическое значение нередко стали получать в литературе и изображения отдельных людей, их действий и переживаний, знаменующие какие-то более общие процессы человеческой жизни. Так, когда в последнем акте пьесы Чехова «Вишневый сад» Гаев и Раневская, уезжая из проданной усадьбы, забывают о старом, больном лакее Фирсе, рабски преданном своим господам, и тот остается запертым в старом доме, обреченном на слом, читатель и зрители сначала видят в этом завершение вполне реальных событий, показанных в пьесе. Но они могут затем осознать эту последнюю сцену гораздо глубже и шире — как символическое выражение обреченности усадебного мира.