2. Элементы состава преступления

2.1. Объект преступления

Одним из главных аспектов существующей ныне оте­чественной концепции объекта преступления является во­прос о его понятии. В этом плане характерно, с одной сторо­ны, то, что на протяжении нескольких десятилетий почти во всех работах, так или иначе рассматривающих данный во­прос, единодушно проводится мысль, согласно которой объ­ектом преступления должны признаваться определенные общественные отношения, и только они. Ссылаясь на зако­нодательство и общепризнанность в литературе, многие ав­торы подчеркивают принципиальную значимость такого рода представлений об объекте преступления, их важность для правильного уяснения социальной сущности и обществен­ной опасности любого преступного посягательства. Что же касается другой стороны рассматриваемой концепции, то здесь примечательны два момента. Во-первых, авторы ори­ентируются на весьма различную интерпретацию самих общественных отношений. Причем наиболее существенное отличие состоит не в том, что общественные отношения ха­рактеризуются как нечто, раскрывающее то положение че­ловека в обществе (его статус), то его фактическое поведе­ние, то интересы людей и т. д., а в том, что нередко под общественными отношениями подразумевают любые соци­альные связи между людьми, в том числе и конкретные, индивидуальные, в то время как есть немало работ, в кото­рых общественные отношения связываются лишь с типич­ными, устойчивыми связями. Во-вторых, какой бы позиции ни придерживался тот или иной автор в трактовке общес­твенных отношений в качестве объекта преступления, она редко находит свое подтверждение при анализе отдельных составов преступлений, ибо оказывается, что их объектом выступают: «общественный и государственный строй», «внеш­няя безопасность», «личность», «жизнь и здоровье челове­ка», «права и свободы гражданина», «половая свобода (или неприкосновенность) женщины», «деятельность государствен­ного аппарата», «интересы правосудия» и др., т.е. то, что само по себе нельзя назвать общественным отношением. «Если, однако, ни в исходном (в понимании общественных отноше­ний), ни в конкретном (при характеристике отдельных со­ставов преступлений) до сих пор нет достаточной ясности, то вполне закономерно возникает вопрос: почему именно общественные отношения должны быть признаны объектом всякого преступления?».¹

Если вникнуть в логику рассуждения тех, кто видит в объекте преступления общественные отношения, то нетруд­но обнаружить две исходные посылки:

а) объектом посяга­тельства может быть признано только то, чему преступле­ние причиняет или может причинить ущерб. Такое явление, которому преступлением не может быть причинен ущерб, не нуждается в охране; б) любое преступление наносит или создает угрозу нанесения вреда именно общественным отно­шениям, а не чему-либо иному (нормам права, правовому благу, имуществу и т. п.). Обоснованность сделанного вывода вряд ли вызывала бы какие-либо возражения, будь каждая из этих посылок верной. Но дело в том и состоит, что обе они нуждаются в существенных уточнениях, ибо в недостаточ­ной мере учитывают смысловое значение, в одном случае – категории «объект», в другом – термина «вред».

И действительно, согласно энциклопедическим словарям объект есть философ­ская категория, выражающая то, что противостоит субъекту в его предметно-практической или познавательной деятель­ности. Аналогичным образом данная категория раскрывает­ся в специальной философской литературе. Стало быть, при­менительно к понятию объекта преступления следует заключить: его признаком должно рассматриваться то, что противостоит субъекту посягательства, т. е. виновному. Если при этом принять во внимание, что преступление есть отно­шение лица к другим лицам и что именно они являются сто­ронами любого общественного отношения, вывод напраши­вается один: объектом всякого преступления всегда высту­пают люди, а не что-либо иное.

Такое же понимание объекта преступления предполага­ет анализ второй из указанных логических посылок. Даже допустив, что объект преступления есть то, чему в резуль­тате содеянного причиняется или создается угроза причине­ния вреда, нельзя упускать из виду главное в его характе­ристике: вред есть не сами по себе изменения, которые наступают или могут наступить: они всегда оцениваются с позиций человека, применительно к нему, его интересам. На этом, казалось бы, более чем очевидном обстоятельстве приходится делать акцент потому, что, пытаясь обосно­вать взгляд на общественные отношения как на объект пре­ступления, в литературе было выдвинуто по меньшей мере небесспорное представление о сущности преступного вреда, увязывающего его с самим фактом изменения обществен­ных отношений, их «нарушением», «разрушением», «заме­ной» и т. п. Разумеется, будучи причинно связанными с кон­кретно совершаемым деянием (действием или бездействием), изменения в окружающем мире, которые бывают самыми разнообразными, можно и нужно включать в понятие пре­ступных последствий. Вместе с тем, когда идет речь о при­чиняемом преступлением вреде (ущербе), то подразумева­ется уже не только физическая, но и социальная характе­ристика изменений действительности. Действия человека способны уничтожить, повредить, видоизменить какую-либо вещь, однако вред при этом всегда наносится или может наноситься не тому, что изменяется (имущество, отношение и т. д.), а тому, чьи интересы это изменение затрагивает. Иначе говоря, преступление причиняет или создает угрозу причинения вреда не чему-то, а кому-то. Всякое иное реше­ние вопроса, в том числе и такое, при котором преступление связывается с причинением вреда общественным отношени­ям (а равно имуществу, нормам права и т. д.), а не людям, носит фетишистский характер и неизбежно вызывает весь­ма сомнительные представления не только о самом объекте посягательства, но и о его соотношении с потерпевшим от преступления, предметом преступления и составом преступ­ления в целом.

И, действительно, «если согласиться с тем, что общес­твенно опасное деяние причиняет вред общественным отно­шениям, в силу чего именно они должны быть признаны объ­ектом преступления, то, обосновывая свою позицию, необхо­димо пояснить, почему им (объектом) нельзя рассматривать тех, кто оказывается или (при покушении) мог оказаться жертвой посягательства. Одним из первых на этот счет вы­сказался Б. С. Никифоров. Однако в отличие от других авто­ров, подчеркивающих, что в ряде случаев (прежде всего в преступлениях против личности) объектом являются не сами общественные отношения, а их субъекты, он утверждал, что субъекты общественных отношений составляют часть этих последних и что поэтому в понятие объекта преступления обязательно включаются и те, и другие. Аналогичные суж­дения приводят и другие авторы (в частности, Н. П. Карпушин¹). Обосновывая идею о том, что от преступления терпят люди, они также оговаривались, что не противопоставляют свой вывод утверждению о том, что объектом преступления являются общественные отношения. По их глубокому убеждению, неправильно противопостав­лять людей общественным отношениям, поскольку люди выступают как их участники, материальные субстраты. В силу этого, считали они, не может быть признано общест­венно опасным и преступным деяние, которое не затрагива­ет интересы людей, которое, следовательно, не нарушает или не разрушает «нормальные» с точки зрения государства об­щественные отношения, т. е. опять-таки отношения меж­ду людьми»².

Подобного рода пояснения трудно назвать убедитель­ными, поскольку из приведенных положений, во-первых, следует, что при характеристике объекта преступления как определенного рода общественных отношений его участни­ки могут признаваться и самим объектом преступления, и его составной частью, и материальным субстратом этого объ­екта. Во-вторых, остается неясным, почему признание учас­тников общественного отношения объектом преступления означает их противопоставление общественным отношени­ям. О такого рода противопоставлении нужно вести речь лишь в случаях, когда объектом преступления одновременно объ­являются и общественные отношения, к их участники, но отнюдь не в тех случаях, когда им рассматривается одно из этих понятий; и наконец, не будет ли более логичным поло­жение о том, что не сам факт причинения вреда людям, их интересам влечет за собой нарушение (разрушение) «нор­мальных» общественных отношений, а как раз напротив: нарушение этих отношений нужно воспринимать как сред­ство, способ и т. п. причинения вреда самим участникам от­ношений, их интересам.

Еще больше открытых (неразрешенных) вопросов оста­ется при выяснении взаимосвязи объекта преступления, по­нимаемого как общественное отношение, с тем, что именует­ся предметом преступления. Можно ли считать случайным тот факт, что до сих пор в нашей литературе практически нет ни одного положения на этот счет, которое бы не носило дискуссионного характера. Так, нередко в предмете преступ­ления усматривается то, по поводу чего складываются общественные отношения, рассматриваемые авторами в ка­честве объекта преступления. В этом случае чаще всего кон­статируется, что: а) предмет преступления есть составная часть охраняемых общественных отношений; б) им выступа­ет такой самостоятельный их элемент, который играет роль предмета общественных отношений, т. е. того, по поводу чего они складываются; в) поскольку беспредметных отношений не существует, то в каждом преступлении предполагается наличие его предмета; «г) в одних посягательствах он пред­ставляет собой материальные ценности, в других – немате­риальные (духовные, моральные, организационные и т. д.); д) причинение вреда общественному отношению как объек­ту преступления происходит путем воздействия на этот пред­мет.»¹

Весьма представительным является такое определение предмета преступления: то, на что воздействует лицо в про­цессе посягательства. Здесь наибольшую сложность вызвал вопрос о том, на что именно воздействует преступник: только на материальные ценности либо как на материальные, так и на духовные.

Отличительным для первого варианта решения вопроса служит то, что в предмете преступления предлагается ви­деть лишь элементы общественного отношения, которые но­сят материальный характер (вещи, участники отношений). Исключая способность преступления оказывать воздействие на нематериальное (действия, процессы, идеи и т. п.), сто­ронники такого решения вопроса считают обоснованным говорить о существовании «беспредметных» преступлений, к которым относят в основном посягательства, совершаемые в пассивной форме (путем бездействия).

При втором варианте предметом преступления призна­ется любой элемент общественного отношения, вне зависи­мости от того, является ли он материальным или нет: если в процессе посягательства оказывается воздействие на участ­ника общественного отношения, то он – участник и является предметом преступления; когда преступник непосредственно воздействует на вещь (например, при краже), то предметом преступления выступает эта вещь; и наконец, при наруше­нии общественного отношения путем видоизменения дейст­вий его участников (например, при преступном бездействии) предметом признается деятельность самого виновного. Пос­кольку с точки зрения сторонников такого понимания пред­мета преступления посягнуть на общественное отношение без воздействия на какой-либо из его элементов невозмож­но, то делается вывод об отсутствии «беспредметных» пре­ступлений. Заметим, что, «помимо указанных, в нашей лите­ратуре встречается и такое понимание предмета, которое вообще выводит его за пределы объекта преступления.»¹

Исходя из сказанного, можно заключить: концепция «объ­ект преступления есть общественные отношения» явно не способствует решению проблем, связанных не только с потер­певшим от преступления, но и с предметом преступления.

Вряд ли свидетельствует в пользу этой концепции и то, к каким выводам она приходит при уяснении так называе­мого механизма причинения вреда общественным отноше­ниям. Имеется мнение, что каждое преступление, независи­мо от его законодательной конструкции и от того, удалось ли преступнику довести его до конца или же преступная деятельность была прервана на стадии покушения или при­готовления, разрывает общественно необходимую связь субъ­екта преступления с другими людьми, нарушая урегулированность и порядок, внутренне присущие всем общественным отношениям. Каждое лицо, совершившее преступление, является субъектом того конкретного общественного отно­шения, на которое посягает его деяние. Само деяние, неза­висимо от того, какие изменения оно производит во внешнем мире и какова форма его проявления, «взрывает» это отно­шение изнутри. Этот «взрыв» происходит непосредственно в ядре общественного отношения, в его содержании. Ссылаясь на неоднократно высказываемое в литературе положение, согласно которому те, от кого охраняются общественные от­ношения, не являются посторонними для этих отношений лицами, констатируется, что если это так, если обществен­ные отношения складываются из действий людей, а следо­вательно, именно действия – их структурные элементы, то совершить действие – значит с неизбежностью нарушить указанные отношения. Объект преступления – это не ми­шень, пробитая пулей, а живая ткань общественного орга­низма, куда внедрилась раковая клетка социальной патоло­гии.

Для рассматриваемой концепции объекта преступления подобного рода представления о «механизме» причинения вреда общественным отношениям выглядят логичными, ибо, выступая как некоторого рода целое, они не могут не вклю­чать в себя определенные элементы. Вполне понятным и за­кономерным следует признать и стремление приверженцев рассматриваемой концепции включить в число таких эле­ментов участников (носителей) общественного отношения, его содержание и предмет. Наконец, не должны вызывать воз­ражений и часто высказываемые в этой связи утверждения, согласно которым характеристика участников общественно­го отношения предполагает выявление и учет: признаков субъекта преступления, с одной стороны, и потерпевшего – с другой; содержания общественного отношения – прав и обязанностей участников и их фактического поведения; пред­мета отношения – того, по поводу чего оно возникает. Но, соглашаясь в целом с подобного рода представлениями о структуре общественных отношений, неизбежно придется констатировать и другое: признание за ними роли объекта преступления влечет за собой и соответствующее понима­ние структуры объекта преступления. Суть вопроса, однако, в том, можно ли считать такое представление о структуре объекта преступления (заметим, именно его, а не самого общественного отношения) приемлемым? Думается, что нет, и вот почему.

Трудно привести пример более парадоксальный, чем тот, который обнаруживается при сопоставлении такого рода взгляда на структуру объекта преступления с учением о составе преступления. Не оспаривая положений, согласно ко­торым последний включает в себя в качестве самостоятель­ных составных частей объект, субъект, объективную (в час­тности, деяние) и субъективную стороны посягательства, с одной стороны, и с другой – характеризуя объект преступ­ления как общественное отношение, посягательство на кото­рое осуществляется изнутри, нельзя не заметить того логи­ческого противоречия, которое в результате этого возникает, в частности, применительно к понятию субъекта преступле­ния. «В учении о составе преступления его объект и субъект выступают как самостоятельные элементы, пусть даже и неразрывно связанные друг с другом.»¹ В учении же об объек­те преступления субъект признается участником отноше­ния, на которое он посягает изнутри, и, стало быть, играет роль уже элемента не состава преступления, а обществен­ного отношения, т. е. объекта преступления. Аналогичное про­исходит и с деянием (действием). В итоге в теории состава преступления субъект и совершаемое им деяние не погло­щаются объектом, в то время как в концепции «объект пре­ступления есть общественное отношение» они оказываются его внутренними образованиями. Далее, при более внима­тельном осмыслении того, как ныне в литературе характе­ризуется «механизм» взрыва общественного отношения из­нутри, приходится в конечном счете (вопреки здравому смыс­лу) констатировать, что не общественное отношение (объект посягательства) служит элементом преступления, а по сути дела само преступление – внутренней частью обществен­ного отношения (объекта посягательства).

Истоки перечисленных неточностей в исходных логи­ческих посылках идеи «объект преступления есть общест­венные отношения» нужно искать не в решении вопроса о понятии общественных отношений и содержании его эле­ментов, а в самой идее о признании отношения объектом преступления. Конечно, как и многие другие научные отрас­ли знаний, уголовное право не может обойтись без использо­вания категории «общественное отношение», однако вовсе не потому, что всякое преступление посягает на него и толь­ко на него, а потому, что, совершая преступление, виновный тем самым вступает в отношения с другими людьми, иначе говоря, определенным образом относится к ним. Только в этом случае появляется возможность не только дать целост­ную характеристику преступления, но и сформулировать соответствующее ей понятие объекта преступления. Для ре­шения этой проблемы считаем наиболее важными следую­щие положения.

1. Поскольку каждое преступление есть отношение лица к людям, то на этом основании можно констатировать, что объект преступления есть не само общественное отношение, а лишь одна его сторона. С этой точки зрения нельзя при­знать обоснованным представление об объекте посягатель­ства, которое выводит его за рамки состава преступления.

2. В качестве стороны общественных отношений объек­том преступления выступает определенный участник отно­шений, а стало быть, объект – это всегда люди (отдельное лицо или группа лиц), и только они.

3. Объект преступления есть не любой участник общест­венного отношения, а тот, против которого направлены действия активной стороны, отношения, его субъекта.

4. В связи с этим, кстати, нельзя не обратить внимание на то, что не только в уголовно-правовой, но и общетеоретиче­ской литературе очень часто, называя всех участников об­щественного отношения его субъектами, авторы упускают из виду самое существенное в содержании философской ка­тегории «субъект»: то, что ею обозначается не любая, а лишь активная сторона социального взаимодействия. Быть может, и этим в какой-то степени обусловливается априорное не­признание объектом преступления участников обществен­ных отношений.

5. Выступая различными сторонами общественного от­ношения, объект и субъект преступления неразрывно свя­заны между собой как единство противоположностей, но эта связь всегда носит не непосредственный, а опосредствован­ный характер, т. е. осуществляется через какой-то предмет. Предмет любого общественного отношения в той же мере предполагает его объект и субъект, в какой объект и субъ­ект отношения предполагают наличие в нем предмета. Ста­ло быть, преступление не существует не только без объек­та и субъекта, но и без предмета посягательства. С учетом этого речь должна идти не о «предметных» и «беспредмет­ных» преступлениях, а о преступлениях, в которых предме­том выступают различного рода материальные ценности (имущество, деньги, и т. п.), и о преступлениях, в которых предметом служат нематериальные ценности (честь, достоинство, интеллектуальная собственность и т. п.).

6. Раскрывая взаимосвязь объекта и предмета преступ­ления, нужно исходить из того, что структура преступления должна соответствовать структуре всякого общественного отношения. Из этого следует, что: а) уясняя место предмета посягательства в составе преступления, необходимо иметь в виду положение, согласно которому предмет является са­мостоятельным элементом общественного отношения; б) пос­кольку между предметом преступления и предметом общес­твенного отношения не может быть функциональных разли­чий, то, давая определение предмету преступления, в самом общем виде его можно сформулировать так: это то, по пово­ду чего складывается отношение между людьми. В то же время, конкретизируя данное определение, необходимо уточ­нить: предмет общественного отношения может быть при­знан предметом преступления только при условии, что цен­ности, по поводу которых складывается отношение, во-пер­вых, подвергаются преступному воздействию в процессе посягательства, в результате чего кому-либо причиняется или создается угроза причинения вреда, и, во-вторых, в силу этого они поставлены под уголовно-правовую охрану; г) с позиций УК РФ в наиболее общем виде к ценностям, постав­ленным под уголовно-правовую охрану, относятся права и свободы человека и гражданина, собственность, обществен­ный порядок и общественная безопасность, окружающая среда, конституционный строй Российской Федерации, мир и безопасность человечества.

7. По сравнению с предметом посягательства, без кото­рого не может быть ни преступления вообще, ни в частно­сти, его объекта, фигура потерпевшего от преступления имеет иной характер связи как с преступлением, так и с его объек­том. С одной стороны, потерпевший от преступления не дол­жен противопоставляться самому преступлению и объекту посягательства, ибо в конечном счете в качестве первого всег­да выступает только тот, кто является объектом посягатель­ства. Если лицу причинен какой-либо вред, но при этом оно не было объектом преступления (например, родственник по­гибшего), то данное лицо должно рассматриваться пред­ставителем потерпевшего, но никак не самим потерпевшим. С другой стороны, объект преступления и потерпевший от преступления – понятия не тождественные. В отличие от объекта преступления, которым выступает тот, про­тив кого совершается преступление, потерпевший – это лицо, которому реально причинен физический, имуществен­ный, моральный или иной вред. Указывая на объект преступления, мы подчеркиваем ту роль, которую играло лицо в процессе совершения посягательства. Фигура же потер­певшего от преступления возникает не в процессе, а в ре­зультате посягательства. Поскольку не всякое преступле­ние влечет за собой фактическое причинение вреда, то, в отличие от объекта преступления, без которого преступле­ния нет и не может быть, потерпевший от преступления яв­ляется факультативным признаком состава преступления. Вместе с тем, характеризуя признаки потерпевшего от пре­ступления, нужно подчеркнуть главное: поскольку о нали­чии преступления и преступного вреда можно судить лишь с позиций норм уголовного права, то потерпевший от пре­ступления в изначальном своем смысле есть понятие именно уголовно-правовое, а не процессуальное. Подобно тому, как констатация деяния в качестве преступного предполагает определенную процессуальную форму, признание лица по­терпевшим также должно осуществляться в определенном процессуальном порядке.¹

Итак, обобщая приведенные положения о понятии объ­екта преступления, можно предложить следующее опреде­ление: объект преступления – тот, против кого оно совер­шается, т. е. отдельные лица или какое-то множество лиц, материальные или нематериальные ценности которых, бу­дучи поставленными под уголовно-правовую охрану, под­вергаются преступному воздействию, в результате чего этим лицам причиняется вред или создается угроза при­чинения вреда.