Приложения беседа с петерсом

В беседе с нашим сотрудником председатель ВЧК Петерс высказал

следующие соображения по поводу прошлого и настоящего Чрезвычайной комиссии.

Со времени переезда Чрезвычайной комиссии в Москву145 нам пришлось, --

говорит председатель комиссии Петерс, -- провести огромную организационную

работу, ибо вначале комиссия состояла фактически всего из четырех человек. В

этой области дело далеко не благополучно. Наша ошибка заключается в том, что

мы не создали контрольного аппарата в самом начале и дали самостоятельно

образоваться уездным Чрезвычайкам. Теперь мы их лишили права расстрела и

напрягаем все силы для организации благонадежного надзора за их

деятельностью.

Главным принципом нашей работы является связь с массами. За

настроениями ее следит специальная организация разведчиков, но вместе с тем

мы уже добились того, что в целом ряде случаев сами рабочие зорко следят за

деятельностью буржуазии и доносят нам при малейшем подозрении. Таким

образом, работа наших агентов сводится преимущественно к проверке сообщаемых

добровольных сведений.

Начатая против Чрезвычайной комиссии кампания в печати и в некоторых

правительственных группах потерпела фиаско. Чрезвычайная комиссия не будет

подчинена Петровскому и останется в ведении Совнаркома.

Что же касается расстрелов, то я должен сказать, -- продолжал гражданин

Петерс, -- что, вопреки распространенному мнению, я вовсе не так кровожаден,

как думают. Напротив, если хотите знать, я первый поднял вопль против

красного террора в том виде, как он проявился в Петербурге. К этому, я бы

сказал, истерическому, террору прикосновенны больше всего те мягкотелые

революционеры, которые были выведены из равновесия и стали чересчур

усердствовать.

До убийства Урицкого146 в Петрограде не было расстрелов, а после него

слишком много и часто без разбора, тогда как Москва в ответ на покушение на

Ленина ответила лишь расстрелом нескольких царских министров.

Вы спрашиваете об амнистии? Нет, амнистии не будет. Мы просто усиленно

разгружаем тюрьмы от неопасного элемента. Этим ведает теперь специальная

комиссия.

Что касается арестованных меньшевиков, то мы разделяем их на активных и

пассивных. Последние будут освобождены, первым же не будет пощады.

Теперь наступает самый острый момент для революции. Интернациональная

контрреволюция готовит грандиозный поход против большевизма. Этот поход

может снова окрылить притихшую русскую буржуазию, но я заявляю, что всякая

попытка русской буржуазии еще раз поднять голову встретит такой отпор и

такую расправу, перед которыми побледнеет все, что понимается под красным

террором.

Утро Москвы147, 4 ноября 1918,

Письмо из россии

Дорогой Георгий!

Получила твое письмо и была, конечно, обрадована и поражена. Подумать

только, куда занесла тебя судьба! Интересно будет потом встретиться, много

интересного, я думаю, порасскажешь. Твое письмо я послала на прочтение Соне

и Наташе Балакиной. Многое изменилось с тех пор, как мы расстались. Умерла

моя сестра Шура. Мы застряли в Архангельске при белогвардейцах, куда я

получила от тебя письмо из Лондона и ответила тебе на Лондон. Я вышла замуж,

перенесла много горя, так как муж мой еле-еле уцелел. Теперь мы оба живем в

Вологде, я служу в качестве химика в одном институте, а муж -- агроном.

Живем более чем скромно, не по-прежнему. Устя с мамой в Петрограде. Устя

учится в медицинском институте. Наташа с матерью тоже в Петрограде. Она тоже

получила твое письмо. Балакин пропал на фронте без вести. Дочка ее умерла.

Алеша Ев. жив, учится в Казани в медицинском институте. Наташа его видела.

Ванечка тоже жив. Юдин женат на Тоне Девяткиной, у них два ребенка. П.

Голиков тоже жив и здоров. Дейч149 сидит. Даша в Москве учится, Ксения в

Москве, все такая же. Данин брат умер (муж Флоры Григорьевны) . Умер Даниил

Захаров от сыпного тифа. Много, много смертей. И не узнаешь ты людей, как не

узнаешь Петрограда. Я осталась такою же и рада, что ты меня вспомнил. [19]13

и[19]14 годы -- лучшие мои годы. А теперь живешь только личной жизнью. Горе

одиноким. Впрочем, я не хотела бы быть за границей в эту тяжелую для родины

годину и понимаю твое стремление вернуться. Я собираюсь все-таки жить в

Петрограде на старом пепелище. И думаю, ты не пройдешь мимо и когда-нибудь

встретимся. А если хочешь мне доставить много радости, пошли из Америки чего

можешь, а главное -- сладкого. Живем без сахара, так как не по карману. Буду

тебе очень признательна. Всего хорошего, искренне расположенная Леля.

Адресуй так: Петроград, Васильевский остров, 16-я линия, д. 93.

Агнии Константиновне Федорушкиной для Лели.