Заключение.

В период образования мощной военно-феодальной Цинской империи (1583-1683), молодое маньчжурское государство обладало боеспособными вооруженными силами, снаряженными по последнему слову техники XVII века. Боеспособность маньчжурских войск в этот период объясняется рядом факторов, среди которых немалую роль играет то, что маньчжурские племена не были скованы традиционными китайскими представлениями о порочности военного начала у и превалировании гражданского начала вэнь[115]. Отсутствие на первом этапе образования маньчжурской империи государственных институтов китайского образца[116] также способствовало выработке оригинальной военно-административной структуры общества, позволившей малочисленному народу успешно сражаться на нескольких фронтах одновременно, неизменно одерживая победы.

Следует признать, что встречающиеся в советской литературе многочисленные негативные оценки маньчжурских Восьмизнаменных войск описываемого периода тенденциозны и не отражают реального положения вещей. Отсутствие в советской, а затем и российской историографии систематического изучения военной системы цинского Китая, некритическое восприятие оценок китайских вооруженных сил времен Опиумных войн и Боксерского восстания, контаминация этих сведений с состоянием дел в XVII в. приводят к грубому искажению исторической правды и неверным оценкам первого этапа развития русско-китайских отношений, начавшихся с вооруженной конфронтации в бассейне Амура в 1650-х годах.

Идеологическая подоплека подобных оценок очевидна, однако следует признать, что разработка проблемы в существующем до настоящего момента виде не дает объективного объяснения причин успеха маньчжурских войск в военном противостоянии с Русским государством в XVII веке. Выражения «упадочнические настроения и низкий боевой дух многочисленного маньчжурского войска»[117], «особенно страшились маньчжуры рукопашного боя с русскими казаками»[118], «маньчжурские войска даже при наличии артиллерии и семи-, восьмикратного численного превосходства не могли одолеть русские части, вооруженные ручным огнестрельным оружием»[119] и т.д., являются конъюнктурными, антинаучными и лишь затемняют картину, не давая по настоящему оценить положение, складывавшееся на дальневосточных рубежах России во второй половине XVII века.

Колониальной политике царского правительства противостояли отнюдь не разрозненные племена или же незначительные феодальные владения, а мощная в военном отношении империя, обладавшая развитой внешнеполитической доктриной, владевшая огнестрельным оружием и имевшая огромный опыт ведения боевых действий в современных условиях. В ходе ожесточенных колониальных войн на территории Приамурья четко выявились недостатки дальневосточной политики Русского государства, его военная слабость в порубежных землях, недостаточное хозяйственное освоение вновь присоединяемых земель. Заключение в 1689 г. Нерчинского мирного договора посольством Ф.А. Головина явилось единственной мерой, которая была способна сохранить за Русским государством большую часть новоприобретенных земель. Подобное взрывоопасное положение объективно сохранялось в русско-китайском пограничье вплоть до окончания маньчжуро-ойратских войн, в результате которых Россия и Китай были вынуждены перейти от политики скрытой конфронтации к политике сотрудничества в приграничных районах. Ослабление военно-феодальной империи Цин в конце XVIII века и превращение Китая в объект колониальной экспансии западных держав способствовали пересмотру Нерчинского договора и возвращению северной части Приамурья в состав Российской империи.