Глава 4. Влюбленный в технику нарцисс как наркоз

Греческий миф о Нарциссе имеет прямое отношение к некоему факту человеческого опыта, на что указывает само слово «Нарцисс». Оно происходит от греческого слова нар­козис, или «оцепенение». Юный Нарцисс принял свое отра­жение в воде за другого человека. Это расширение его во­вне, свершившееся с помощью зеркала, вызвало окамене­ние его восприятий, так что он стал, в конце концов, сер­вомеханизмом своего расширенного, или повторенного об­раза. Нимфа Эхо попыталась завоевать его любовь вос­произведением фрагментов его речи, но безуспешно. Он был глух и нем. Он приспособился к собственному расши­рению самого себя и превратился в закрытую систему.

Итак, основная идея этого мифа в том, что люди мгно­венно оказываются зачарованы любым расширением са­мих себя в любом материале, кроме них самих. Были даже циники, которые настаивали, что глубже всего мужчины влюбляются в женщин, возвращающих им их собственный образ. Но будь это даже так, мудрость мифа о Нарциссе ни­чего не сообщает о том, будто Нарцисс влюбился в нечто такое, что он считал самим собой. Очевидно, у него возник­ли бы совершенно иные чувства в отношении увиденного им образа, когда бы он знал, что тот является расширени­ем, или повторением, его самого. Наверное, это очень пока­зательно для специфического крена нашей крайне техно­логической и, следовательно, наркотической культуры, что мы долгое время интерпретировали историю Нарцисса так, будто он влюбился в самого себя и будто он действительно понимал, что отражение — это он сам!

С физиологической точки зрения, существует бесконеч­но много причин для расширения нас вовне, погружающе-

51

го нас в состояние оцепенения. Такие исследователи-меди­ки, как Ганс Селье и Адольф Йонас, считают, что все наши расширения — будь то в болезненном или здоровом состо­янии — представляют собой попытки сохранить равнове­сие. Они рассматривают любое расширение нас вовне как «самоампутацию» и полагают, что тело прибегает к спо­собности (или стратегии) самоампутации тогда, когда пер­цептуальная способность не может локализовать источник раздражения или как-то его избежать. В нашем языке есть много выражений, указывающих на такую самоампута­цию, навязываемую нам различными давлениями. Мы го­ворим, что «желаем выпрыгнуть вон из кожи», что что-то «выскочило из головы», что кто-то «из ума выжил» или «вышел из себя». И мы часто создаем такие искусственные ситуации, которые соперничают с раздражениями и стрес­сами реальной жизни, но проявляются в контролируемых условиях спорта и игры.

Хотя объяснение человеческих изобретений и техноло­гии никак не входило в намерения Йонаса и Селье, они предложили нам теорию болезни (дискомфорта), достаточ­но далеко идущую и объясняющую, почему человек вы­нужден расширять различные части своего тела вовне по­средством своего рода самоампутации. При физическом стрессе, возникающем вследствие любой гиперстимуляции, центральная нервная система, чтобы защитить саму себя, прибегает к стратегии ампутации, или отделения причи­няющего страдание органа, чувства или функции. Таким образом, стимулом к новому изобретению становится стресс увеличения скорости и возрастания нагрузки. Если взять, к примеру, колесо как продолжение ноги, то здесь непо­средственным поводом для вынесения этой функции во­вне, или «отделения» ее от наших тел, стало давление но­вых грузов, проистекающее из того ускорения обмена, ко­торое было вызвано письменными и денежными средства­ми коммуникации. Колесо как контрраздражитель, воз­никший в ответ на возросшую нагрузку, порождает, в свою очередь, новую интенсивность действия, усложняя отде­ленную, или изолированную функцию (круговое движе­ние ног). Такое усложнение нервная система может выне­сти лишь посредством притупления, или блокировки воc-

52