ГЛАВА 7

ОБУСТРОЙСТВО ТЕРРИТОРИИ

"И тот, кто станет властелином города, издавна привыкшего жить свободно, и пощадит его, пусть от города не ждет пощады, потому что там всегда сыщется повод для мятежей во имя свободы и своих старых порядков, которые ни за давностью времени, ни за какие благодеяния не забудутся никогда. Что для них ни делай, и как ни старайся, но если не изгнать и не рассеять его жителей, они ни за что не забудут ни названия своего города, ни свои обычаи..."

Макиавелли, "Государь".

165

Капиталистическое производство унифицировало пространство, теперь оно уже не граничит ни с какими внешними по отношению к нему обществами. Эта унификация является одновременно и экстенсивным, и интенсивным процессом опошления и обезличивания. Накопление товаров массового производства в абстрактном пространстве рынка привело к разрушению всех региональных и таможенных барьеров, а также корпоративных ограничений средневековья, которые обеспечивали прежде качество ремесленного производства; теперь это привело также к уничтожению автономии и качественности мест обитания человека. Сила усреднения и унификации оказалось той самой тяжёлой артиллерией, которой суждено было сокрушить все китайские стены.

166

Отныне только свободное пространство товара имеет возможность постоянно модифицироваться и благоустраиваться, ради того, чтобы ещё более отождествится со своей сущностью и утвердить свои границы и внутреннее устройство.

167

Общество, широким жестом упраздняющее любые географические расстояния, лишь воссоздаёт эти расстояния внутри себя, в виде разделения в рамках спектакля.

168

Туризм, человеческий кругооборот, рассматриваемый как потребление, является побочным продуктом кругооборота товаров, и сводится, по своей сути, к одному единственному развлечению: поехать и посмотреть на то, что уже стало банальным. Наличие экономической организации посещения различных достопримечательностей уже обеспечивает одинаковость этих достопримечательностей. Та же самая модернизация, благодаря которой из путешествия было изъято время, которое раньше тратилось на перемещение в пространстве, отняла у него и реальность самого такого перемещения.

169

Общество, способное самостоятельно воссоздать всё, что его будет окружать, выработало особую технологию для изменения самого рельефа своей территории, т.е. основную базу для поставленной задачи. Урбанизм - это захват капитализмом в собственность человеческой и природной среды; отныне сам капитализм, по мере логического развития к своему абсолютному господству, может и должен перестраивать всё свое пространство как собственную декорацию.

170

Капиталистическая необходимость, удовлетворяемая урбанизмом в форме видимого замораживания жизни, может выражаться - используя термины Гегеля - как абсолютное преобладание "безмятежного сосуществования пространств" над "беспокойным становлением их во времени".

171

Если все технологические силы капиталистической экономики следует воспринимать как орудия для создания отчуждения, то в случае урбанизма мы имеем дело со средством, обеспечивающим общую основу для таких сил: урбанизм возделывает благодатную почву для их развития. Урбанизм является самой главной технологией разделения.

172

Урбанизм является новым эффективным средством для сохранения классовой структуры власти: благодаря ему поддерживается разобщение и атомизация трудящихся, которых условия производства собрали в сплочённую и готовую взорваться в любой момент компактную массу. Долгое время власть вела борьбу за то, чтобы не дать трудящимся окончательно объединиться, урбанизм обеспечил успех этой борьбы. Власть, наученная горьким опытом французской революции, все свои средства и усилия направляла на поддержание порядка на улицах; она добилась своего, ликвидировав улицы. "С возникновением средств массовой коммуникации с большим радиусом действия, было доказано, что изоляция является самым действенным средством для удержания населения под контролем" - констатирует Льюис Мамфорд в своей книге "Город в истории". Однако общее развитие изоляции, являющееся плодом урбанизма, должно также включать в себя контролируемую реинтеграцию трудящихся в соответствии с планируемыми запросами производства и потребления. Интеграция в систему подразумевает, чтобы изолированные индивиды включались в неё совместно изолированными, - поэтому и заводы, и учреждения культуры, и курорты, и спальные районы - все они организованы так, чтобы поддерживать "псевдоколлективность", которая сопровождает индивида даже в семейной ячейке, в семейной тюрьме. Повсеместное использование приёмников зрелищных передач лишь способствует тому, чтобы индивид утолял свою изоляцию господствующими образами, которые и достигли своего господства исключительно благодаря подобной изоляции.

173

Впервые новации в архитектурном стиле, которым ранее отводилась единственная роль - удовлетворять запросы господствующих классов, оказались предназначены непосредственно для бедных. Широчайшее распространение данного способа проживания и его формальная нищета, целиком и полностью вытекают из его массового характера, который скрывается одновременно и в его назначении, и в современных условиях строительства. Авторитарная мысль, которая абстрактно организует территорию в территорию абстракции, является, очевидно, первоосновой для современных условий строительства. Во всех странах, где начинается индустриализация, возникает один и тот же архитектурный стиль, который становится подходящей почвой для внедрения нового вида общественной жизни. Можно лицезреть, что уже преодолены все пределы на пути наращивания материальных сил общества: это проявляется и на примере термоядерного вооружения, и на примере рождаемости (там дело дошло уже до манипуляций с наследственностью), и на примере урбанизма. Однако сознательного господства над этими материальными силами как не было, так и нет.

174

Сейчас мы уже можем наблюдать за саморазрушением городской среды. Наступление городов на сельскую местность, покрытую "бесформенными массами городских отходов" (по выражению Льюиса Мамфорда), напрямую диктуется императивами потребления. Диктатура автомобиля - главнейшего продукта первой фазы товарного изобилия, проявляется в окружающей среде через господство автобанов, которые расчленяют старые городские центры и требуют ещё большего их рассеянья. При этом осколки незавершённой перестройки городской структуры временно сосредотачиваются вокруг "раздаточных предприятий", т.е. гигантских супермаркетов, построенных на пустырях и окружённых парковками. Сами эти храмы ускоренного потребления, по мере того, как они вызывают частичную перепланировку городской агломерации, вынуждены проталкиваться ещё дальше в своём центробежном движении, однако остановится им не суждено, ибо везде они превращаются в перегруженные вторичные центры. Впрочем, техническая организация потребления является всего лишь одним из элементов того ужасающего разложения, что привело город к потреблению самого себя.

175

Экономическая история, в целом развивавшаяся вокруг противоположности города и деревни, достигла, наконец, такой стадии, на которой оба эти термина утрачивают смысл. Мы можем наблюдать сейчас паралич всего исторического развития, который призван способствовать независимому развитию экономики в период, когда начинает исчезать и город, и деревня; однако это исчезновение происходит не через преодоление разрыва между ними, а через их одновременное разрушение. Стирание границ между городом и деревней, возникающее от недостатка исторического движения, благодаря которому и должна была бы быть преодолена городская действительность, проявляется в эклектическом смешении их разрозненных элементов, которые покрыли собой наиболее развитые индустриальные зоны.

176

Всемирная история возникла в городах, но своей завершённости она достигла лишь в результате сокрушительной победы города над деревней. По мнению Маркса, одной из важнейших революционных заслуг буржуазии было то, что "она подчинила деревню городу", чей воздух освобождает. Но если история города была историей свободы, то она также была и историей тирании, государственной администрации, управляющей и деревней, и самим городом. Город мог бы ещё быть полем битвы за историческую свободу, но никак не держателем этой свободы. Город - это вотчина истории, так как он концентрирует общественную власть, делая возможным грандиозное историческое предприятие: осознание прошлого. Следовательно, нынешняя тенденция к ликвидации города является всего лишь очередным тревожным симптомом того, что никак не получается подчинить экономику историческому сознанию, а также объединить общество, вернуть ему те силы, которые от него были отделены.

177

Что касается деревни, то там "наблюдается диаметрально противоположная тенденция к изолированности и разобщённости" ("Немецкая идеология"). Урбанизм, разрушающий города, восстанавливает некую псевдодеревню, которой явно не хватает естественных отношений старой деревни, равно как и непосредственных общественных связей, некогда напрямую соперничавших с историческим городом. Новое искусственное крестьянство воссоздаётся в современных условиях проживания и всеобщего контроля спектакля над "обустроенной территорией": распылённость в пространстве и ограниченный стиль мышления, которые всегда мешали крестьянству предпринимать независимые действия и утверждать себя в качестве творческой исторической силы, теперь становятся характерными чертами всех производителей вообще. Мировое развитие по-прежнему

остаётся целиком за пределами их понимания, как это было и при естественном ритме аграрного общества. Но когда подобное крестьянство, некогда бывшее непоколебимой основой для "восточного деспотизма", и чья распылённость сама взывала к бюрократической централизации, теперь восстанавливается как один из продуктов, способствующих усилению современной государственной бюрократизации, его апатию приходится исторически фабриковать, а затем и постоянно поддерживать. Естественное невежество уступает место организованному спектаклем намеренному заблуждению. "Новые города" технологического псевдокрестьянства чётко оставляют на земле, где они были построены, следы разрыва с историческим временем; их девизом мог бы быть следующим: "Вот здесь ничего никогда не произойдёт, и ничего никогда не происходило". Очевидно, по причине того, что история, которая всегда должна возникать в городах - здесь не возникла, силы исторического отсутствия начинают создавать здесь свой собственный исключительный ландшафт.

178

История, угрожающая этому сумеречному миру, также является и силой, способной подчинить пространство проживаемому времени. Пролетарская революция - это критика человеческой географии, посредством которой индивиды и сообщества должны обустраивать территорию и организовывать события способствующие апроприации, но уже не только их труда, но и истории в целом. Пожалуй, это будет похоже на игру, чьё пространство и правила будут постоянно меняться, составляя бесчисленное множество комбинаций. Здесь автономия территории перестанет быть пустым словом, несмотря на то, что её никто не будет снова привязывать к почве, а значит, восстановится реальность перемещения в пространстве и жизни, понимаемой как странствие. А ведь странствие по жизни и заключает в себе весь её смысл!

179

Основная революционная идея по отношению к урбанизации сама по себе не является урбанистической, технологической или эстетической. Она заключается в том, чтобы реконструировать всю среду обитания сообразно с потребностями Советов трудящихся, антигосударственной диктатуры пролетариата, результату дискуссии, подлежащему исполнению. И власть Советов, которая может стать эффективной, лишь преобразуя всю полноту существующих условий, не может ставить перед собой какой-либо меньшей задачи, если она желает быть признанной и хочет познать саму себя в собственном мире.

ГЛАВА 8

ОТРИЦАНИЕ И ПОТРЕБЛЕНИЕ В КУЛЬТУРЕ

"Вы серьёзно считаете, что мы доживём до политической революции? - мы, современники этих немцев? Мой друг, вы тешите себя несбыточными надеждами....

Давайте, будем судить о Германии на основе её современной истории - более чем уверен, что вы не станете утверждать, что вся её история вымышлена, а вся сегодняшняя общественная жизнь не отражает действительных настроений народа. Почитаёте газеты, какие хотите, и вы убедитесь, что мы не прекращаем (и заметьте, цензура никому в этом не мешает) прославлять нашу свободу и национальное счастье..."

Оба этих возможных конца культурной истории, так или иначе, скажутся как на всех аспектах познания, так и на всех аспектах чувственного восприятия; как выяснилось, искусство, в общем смысле этого слова, не смогло добиться подобной широты влияния. В случае познания существует два пути: может произойти либо тупое накопление каких-то обрывочных знаний, которые впоследствии окажутся абсолютно бесполезными, ибо задача одобрения существующих условий рано или поздно приведёт к тому, что познанию придётся отречься от своих собственных знаний. Но может возникнуть и теория практики, которая одна содержит в себе истину любого познания и владеет секретом его использования. В случае восприятия, возможно либо саморазрушение под воздействием критики прежнего общего языка общества, либо его искусственное переустройство в рамках товарного спектакля, в иллюзорном восприятии непроживаемого.

186

По мере утраты своей общности, общество мифа также вынужденно теряет контакт и с подлинно общим языком: этот язык не будет обретён снова, пока расщепление образовавшейся инертной лже-общности не будет преодолено возникновением действительно исторической общности. Когда искусство, являющееся общим языком для социальной инертности, становится независимым искусством в современном смысле этого слова, т.е. выделяется из породившего его религиозного космоса и становится продуктом разделённого индивидуального труда, оно превращается в движение, властвующее над всеобщей историей разделённой культуры. Утверждение независимости искусства означает начало его разложения.

187

Утрата языка коммуникации получила своё прямое выражение в современном процессе разложения всякого искусства, в его формальном уничтожении. Обратно, это движение выражает то обстоятельство, что новый общий язык должен быть заново обретён не в односторонней демагогии, не особо доходчиво рассказывающей всем остальным, что было прожито и чего не хватало в прошлом, а в практической деятельности, которая бы объединила в себе и само действие, и его язык. Дело заключается в том, чтобы действительно добиться общности диалога и игры со временем, т.е. воспроизвести эту общность в поэтическо-художественном произведении.

188

Искусство, став самостоятельным, изображает свой мир исключительно в ярках красках. Но одновременно с этим сама жизнь начинает тускнеть, и её уже нельзя омолодить ничем, - в лучшем случае, её можно вызывать в воспоминании. Так величие искусства начинает проявляться лишь при полном упадке жизни.

189

Начиная с эпохи барокко, историческое время, вторгшееся в искусство, отпечаталось на самом искусстве. Барокко - это искусство мира, утратившего свой центр, ибо в нём исчез последний признанный средневековьем мифический порядок космоса и земного правления: распалось единство Христианского мира, сгинул во тьме призрак Империи. Отныне искусство изменения, искусство эпохи перемен должно само нести в себе эфемерное начало, открытое им в мире. Оно променяло, по выражению Эугенио д'Орса, "вечность на сиюминутность жизни". Театр и фестиваль, театральное празднество стали важнейшими достижениями барокко, в них любая художественная выразительность обретает смысл лишь по отношению к декорации, к воссозданному месту действия. Эта конструкция сама по себе становится центром унификации, и центр этот служит переправой через бурную реку хаоса, шатким равновесием в динамическом беспорядке целого. Та важность, порою чрезмерная, которую приобретала концепция барокко в

Социология, полагающая, будто функционирующая сама по себе некая промышленная рациональность может быть безболезненно отделена от общественной жизни, способна, если ей не помешать, дойти и до того, что выделит технологии производства и транспортировки из общего промышленного развития. Таким образом, Бурстин обнаруживает, что причинами полученных им результатов были досадные, нечаянные сбои при функционировании слишком уж разросшегося технологического аппарата по распространению образов и чересчур сильная тяга людей в нашу эпоху к псевдосенсациям. Вот и получается у него, что спектакль своим существованием обязан тому, что современный человек является зрителем. Бурстину невдомёк, что массовое распространение сфабрикованных "псевдособытий", которое он изобличает, проистекает из того простого факта, что люди в большинстве своём не проживают тех событий, что происходят в современной действительности общественной жизни. Именно потому, что история лишь бесплотным призраком навещает современное общество, на всех уровнях потребления жизни возникает псевдоистория, чтобы сохранить шаткое равновесие современного застывшего времени.

201

Внаше время сознательно или бессознательно, однако утверждается неоспоримой идея

отом, что одновременно с застыванием исторического времени происходит и его явная стабилизация, - по сути, это тенденция к структуралистской систематизации. Антиисторическое мышление структурализма имеет весьма своеобразный взгляд на мир: его основа - это идея о том, что в мир изначально была заложена некая система, которую никто не создавал, и которая никогда не исчезнет. Должно быть, мечта о диктатуре предзаданной, бессознательной структуры над всей социальной практикой была ошибочно позаимствована из структурных моделей, разработанных лингвистикой, этнологией и даже из анализа функционирования капитализма. Однако при всех своих достоинствах, в данном контексте эти модели неприемлемы, как бы ни пытались доказать обратное своим академическими мудрствованиями эти горе-философы: они всего лишь заняты фанатичным восхвалением системы и пошлой подгонкой всякой действительности к существованию системы.

202

Как и во всякой общественно-исторической науке, для того чтобы понимать "структуралистские" категории, всегда следует помнить, что они выражают формы, а также условия существования. Подобно тому, как о качествах человека не судят по его самомнению, нельзя оценивать, и тем более восхищаться каким-либо определённым обществом, принимая за чистую монету язык, на котором оно о себе рассуждает. "Нельзя оценивать подобные переходные эпохи, исходя из их сознания о себе, наоборот, необходимо прояснять это сознание через противоречия материальной жизни...". Структура - дщерь современной власти. Структурализм есть мышление, спонсируемое государством, которое полагает, будто настоящие условия "коммуникации" спектакля - это абсолют. Его метод изучения кода сообщений является всего лишь продуктом, а ещё признанием общества, где коммуникация осуществляется в форме последовательно посылаемых иерархических сигналов. Так что не структурализм служит подтверждением внеисторической реальности общества спектакля, а как раз наоборот, общество спектакля, навязывающееся массам как реальность, служит подтверждением для горячечного бреда структурализма.

203

Несомненно, критическое понятие спектакля тоже может быть опошлено и превращено в бессмысленный штамп для социологическо-политической риторики; его очень удобно использовать для объяснения и абстрактного разоблачения всего окружающего мира, но тем самым, оно будет служить лишь для защиты существующей системы спектакля. Ибо

очевидно, что никакая идея не может вывести нас за пределы существующего спектакля, в лучшем случае - за пределы уже существующих идей о спектакле. Для того чтобы действительно уничтожить общество спектакля, необходимы люди, которые бы сплотили свои практические силы для конкретного действия. Критическая теория лишь тогда станет истинной, когда объединится с практическим движением отрицания в обществе, а само это отрицание, как возобновившаяся борьба революционного класса, вновь осознает себя, развив критику спектакля. Ведь сама эта критика является теорией текущих условий существования и практических условий современного подавления, но при этом раскрывает завесу тайны над тем, как должно выглядеть отрицание. Эта теория не ждёт чудес от рабочего класса. Для неё ясно заранее, что формулирование новых требований пролетариата и претворение их в жизнь - это долгая и кропотливая работа. Искусственно различая теоретическую и практическую борьбу, нельзя забывать, что, как мы уже определили, даже формулировка и внутренний язык подобной теории не будут убедительны без строго обязательной, ригорической практики. Также не поддаётся сомнению, что тернистая тропа критической теории также должна стать уделом и практического движения, действующего на уровне общества.

204

Критическая теория должна сообщаться на собственном языке. Таким языком является язык противоречия, и он должен быть диалектическим как по форме, так и по содержанию. Он является и критикой окружающего мира, и исторической критикой. Это не "низшая степень письма", но его отрицание. Это не отрицание стиля, а стиль отрицания.

205

Сама манера изложения диалектической теории кажется чудовищной и безобразной с точки зрения правил господствующего языка, а также вкуса, воспитанного этими правилами, так как, употребив какие-то конкретные понятия, она всегда заранее знает о том, что они вновь обретут текучесть и поэтому обязаны разложиться.

206

Данный стиль, содержащий в себе собственную критику, должен выражать господство современной критики над всей прошлой. Сам способ изложения диалектической теории свидетельствует о том духе отрицания, который в неё заложен. "Истина не похожа на продукт, на котором мы не можем найти следы создавшего его орудия" (Гегель). Данное теоретическое сознание движения, на котором должен быть чётко виден след самого движения, проявляется через отрицание установившихся отношений между понятиями, а также через ревизию всей предыдущей критики. Неприятие навсегда установленных генетических связей стало настоящей революцией в области мысли, впервые проявленной в эпиграмматическом стиле Гегеля. Молодой Маркс, тогда ещё верный последователь Фейербаха, последовательно заменяя субъект предикатом, добился наиболее последовательного употребления этого мятежного стиля и, в результате, вывел из философии нищеты - нищету философии. Ревизия приводит к ниспровержению устаревших критических выводов, успевших за годы стать недвижимыми догматическими истуканами и превратиться в ложь. Уже Кьеркегор сознательно пользовался данным методом, добавив туда и своё саморазоблачение: "Но несмотря на все старания и уловки, подобно тому, как банку с вареньем всегда возвращают в кладовую после обеда, так и ты под конец неизменно вставляешь какое-нибудь тебе не принадлежащие словечко, тревожащее тебя пробуждённым воспоминанием" ("Философские фрагменты"). Именно необходимость отмежёвываться от того, что некогда было фальсифицировано и превращено в официально признанную истину, определяет подобное использование ревизии; в этом признаётся Кьеркегор в той же своей книге: "Позволю себе всего лишь

одно замечание по поводу твоих намёков, которыми ты пытаешься поставить мне в вину то, что я замешиваю в своих утверждениях заимствованные положения. Я этого не скрываю, и не буду также отрицать, что это было сделано намеренно. Если я когда-нибудь напишу продолжение этой книги, в ней я постараюсь называть вещи своими именами и облачать проблемы в исторические наряды".

207

Идеи совершенствуются. Помогает в этом и смысл слов. Плагиат необходим. Его предполагает прогресс. Плагиат использует авторские идиомы, уничтожает ложные мысли, заменяет ложное правильным

208

Ревизия прямо противоположна цитированию, этому теоретическому авторитету, который ложен хотя потому, что ему выпала честь стать цитатой, фрагментом, вырванным из контекста, из движения, в конце концов, из самой эпохи, из её общего плана и частного представления. Причём, даже неважно, была ли эта цитата для общего плана эпохи верной или ложной. Ревизия же - это текущий язык анти-идеологии. Она возникает в процессе коммуникации, и ей ли объяснять, что она ничего не может гарантировать точно!? В своём высшем проявлении она является языком, который не сможет подтвердить ни одна предшествовавшая или сверхкритическая ссылка. Наоборот, именно благодаря её строгой внутренней последовательности, а также с помощью активного использования фактов, только она и может подтвердить подлинность истины, которую она несёт с собой. Ревизия не относит свою основу ни к чему, кроме своей собственной истины, проявляемой в виде актуальной критики.

209

То, что в теоретической формулировке открыто представляется как ревизованное, на самом деле способно сокрушить прочнейшую автономию любой теоретической сферы. Происходит это путём насилия, с помощью активизации действия, разрушающего и преодолевающего любой существующей порядок, напоминая тем самым, что существование теории само по себе - ничто, и что она должно познаваться лишь с помощью исторического действия и исторического исправления, в котором и заключается её истинная сущность.

210

Лишь подлинное отрицание культуры способно сохранить её сущность для потомков. Это отрицание не может более оставаться просто культурным. Впрочем, в чём-то оно остаётся на уровне культуры, но уже в совершенно ином смысле этого слова.

211

Лишь на языке противоречия критика культуры унифицируется, поскольку она начинает господствовать над всей культурой, со всей её наукой и поэзией, и поскольку она уже не отделяется от всеобщей социальной критики. Только такая унифицированная теоретическая критика сможет пойти навстречу унифицированной общественной практике.