Последствия

Сфрандзи пишет, что уже после того, как закончился штурм и город был взят, тело императора Константина сумели найти и опознать лишь по царским сапогам с орлами, которые тот носил. Султан Мехмед, узнав об этом, приказал выставить голову Константина на ипподроме, а тело похоронить с царскими почестями (Сфрандизи, «Большая Хроника» 3;9). По другим источникам (Дука), голова Константина была водружена на колонну на форуме Августа.

Вскоре султан узнал, что венгр Урбан предлагал свои услуги и Константину, но византийская знать не желала делиться средствами, а у Константина не было средств. Урбан объяснил, что решил таким образом помочь Мехмеду завоевать Константинополь. Узнав о таком страшном предательстве, султан приказал казнить Урбана и всю византийскую знать. Согласно другой версии, Урбан погиб во время осады при разрыве одной из своих бомбард.

Константин был последним из императоров ромеев. Со смертью Константина XI Византийская империя прекратила своё существование. Её земли вошли в состав Османского государства. Грекам султан даровал права самоуправляющейся общины внутри империи, во главе общины должен был стоять Патриарх Константинопольский, ответственный перед султаном.

Сам султан, считая себя преемником византийского императора, принял титул Кайзер-и Рум (Цезарь Рима). Данный титул носили турецкие султаны до окончанияПервой мировой войны.

Многие историки считают падение Константинополя ключевым моментом в европейской истории, отделяющим Средневековье от эпохи Возрождения, объясняя это крушением старого религиозного порядка, а также применением в ходе сражения новых военных технологий, таких, как порох и артиллерия. Многие университеты Западной Европы пополнились греческими учёными, бежавшими из Византии, что сыграло немалую роль в последующей рецепции римского права.

Падение Константинополя также перекрыло главный торговый путь из Европы в Азию, что заставило европейцев искать новый морской путь и, возможно, привело к открытию Америки и началу эпохи великих географических открытий.

Но большинство европейцев считало, что гибель Византии стала началом конца света, так как только Византия была преемницей Римской империи. С гибелью Византии могли начаться ужасные события в Европе: эпидемии чумы, пожары, землетрясения, засухи, наводнения и, конечно, нападения чужеземцев с Востока. Только к концу XVII века натиск Турции на Европу ослаб, а ближе к концу XVIII века Турция стала терять свои земли.

Когда город пал, венецианцы пострадали больше всех. За исключением двух небольших групп на южных стенах, большая часть венецианских сил сосредоточилась вокруг Влахернского дворца императора. Северный участок крепостных стен изгибался к Золотому Рогу. Именно в этом месте турки впервые проломили стену и вторглись в город. Многие венецианцы пали в бою, а тех кого взяли в плен, обезглавили.

Произошло не просто падение православной и торговой столицы, с падением Константинополя Византия более не существовала как политическая сила. Исчез важный рынок. Султан-победитель отныне мог замышлять новые завоевания, надеяться оставалось только на его добрую волю.

Многие современники обвиняли Венецию в падении Константинополя (Венеция как торговый, морской город, имела один из самых мощных флотов). Однако нужно понимать, что остальные христианские державы и пальцем не пошевелили, чтобы спасти гибнущую империю. Без помощи остальных государств, если бы даже венецианский флот прибыл вовремя, это позволило бы Константинополю продержаться ещё пару недель, но это только бы продлило агонию. Однако и с исторического аспекта Венецию трудно считать невиновной. Византийская империя умирала вот уже два века, она так и не оправилась после Четвертого крестового похода католической армии, устроенного Венецией. Тогда Венеция получила самую большую выгоду от грабежа. Но и при защите Константинополя Венеция понесла огромные убытки. Венецианская армия сражалась героически, она до последнего сражалась на разрушенных стенах, умерло как минимум 68 патриций, многие из которых принадлежали к самым старейшим и славнейшим семействам Венеции.

В середине XIV века пришедшие из Средней Азии турки-османы, основав свой султанат в Малой Азии, начали завоевание Балканского полуострова. В 1352 году турки разбили соединенные силы сербов, болгар и византийцев и взяли крепость Цимпе — первый свой опорный пункт на Балканах. В 1354 году турецкие войска захватили Галлипольский полуостров и вторглись в Восточную Фракию. В 1360 году они взяли Адрианополь, ставший столицей Османского султаната. В 1371 году турки разбили македонское войско и стали совершать набеги на территорию Болгарии, Сербии и Боснии.

Сербские и болгарские князья попытались объединить свои силы, чтобы противостоять османской экспансии. Наиболее могущественным из них был Лазарь Хреблянович, подчинивший себе большую часть Сербии. В 1382 году турки во главе с султаном Мурадом I напали на сербов и взяли крепость Цателицу. Лазарю удалось откупиться данью и обязательством в случае войны давать в войско султана тысячу своих воинов.

Однако турки стремились к полному покорению Сербии. В 1386 году война возобновилась. Мурад захватил город Ниш, но Лазарь взял реванш, разбив турецкое войско у Плочника. Сербский князь заручился поддержкой феодалов Боснии, Венгрии, Болгарии и Албании. Ему на помощь прибыли также небольшие отряды валахов и поляков. В итоге Лазарю удалось собрать под свое начало армию численностью около 20 тысяч человек. У турок было 25— 30 тысяч воинов.

Решающая битва произошла 15 июня 1389 года на Косовом поле вблизи города Приштина. Она началась в 6 часов утра. До 2 часов дня успех клонился на сторону сербов, но потом турки стали одолевать. Правым крылом сербов командовал тесть Лазаря Богдан Вратко, левым — владетель южной Сербии Вук Бранкович, соперничавший с Лазарем, а центром — сам Лазарь. В свою очередь, правым крылом турок командовал полководец Евренос-Бег, левым — старший сын султана Якуб, враждовавший со своим младшим братом Баязетом, который командовал центром.

В самом начале сражения султан Мурад был смертельно ранен зятем Лазаря Милошем Обиличем. Под предлогом, что он готов рассказать султану о тайных планах тестя, Обилич приблизился к Мураду и заколол его кинжалом. Общее командование принял Баязет, тут же распорядившейся умертвить Якуба. Ранение султана скрыли от войска, чтобы оно не пало духом.

Во второй половине дня туркам удалось разбить войска Бранковича, остатки которых спаслись за рекой Ситница. Потом дрогнули боснийцы, атакованные с фланга и с фронта турецкой конницей. Правое крыло сербов устояло, хотя Вратко и девять его сыновей пали в бою.

Исход битвы еще не был определен, когда князь Лазарь был окружен несколькими неприятельскими всадниками, взят в плен и приведен к умиравшему Мураду. По приказу султана его тут же обезглавили вместе с Обиличем. После гибели своего предводителя сербское войско обратилось в беспорядочное бегство. Большинство неприятельских воинов было перебито турками в ходе преследования. Спастись удалось только войску Бранковича. Потери турецкой армии также были значительны.

В результате победы на Косовом поле османы добились гегемонии на Балканах. Поражению сербской армии способствовало то обстоятельство, что король Венгрии и царь Болгарии прислали в поддержку им лишь незначительные силы, а Византийская империя на этот раз осталась в стороне от антитурецкой коалиции После поражения войска Лазаря все эти государства были сравнительно легко завоеваны турецкими султанами. Сербия с 1389 года стала вассалом турок, а в 1459 году была включена в состав Османской империи.

К 1396 году турками было сокрушено Болгарское царство и полностью захвачены Македония и Фессалия. В том же году Баязет разбил под Никополем войско крестоносцев, подчинил себе Боснию и наложил дань на Валахию.

В 1396 году венгерский король Сигизмунд возглавил крестовый поход против турок, провозглашенный римским папой Бонифацием IX. Армию крестоносцев составляли венгерские, французские, английские, польские, немецкие, валашские и итальянские рыцари Она насчитывала 10 тысяч человек. Крестоносцы двигались вниз по Дунаю, а флотилия везла по реке продовольствие. Город Видин сдался им без сопротивления. Рахов был взят после пятидневной осады. Только в Никополе крупный турецкий гарнизон упорно сопротивлялся. 16 дней осаждали этот город крестоносцы, но взять не смогли.

Тем временем на выручку Никополю подошла армия султана Баязета, снявшая осаду Константинополя. Она насчитывала 11—12 тысяч человек. 24 сентября турки заняли позиции на холмах южнее Никополя. Янычары вырыли рвы и поставили палисад. Впереди них расположились конные лучники, а за холмами укрылись сипахи — тяжелая кавалерия под командованием Баязета

Утром 25 сентября французские рыцари атаковали неприятеля, не ожидая подхода основных союзных сил. Французы опрокинули турецких конных лучников, но не смогли прорвать фронт янычар. В это время сипахи вышли из-за холма и окружили французских рыцарей, почти полностью уничтожив их. Потом турецкая конница обрушилась на главные силы Си-гизмунда, обратив их в бегство.

Поражение турок от монгольской армии Тимура в битве при Ангоре в 1402 году, когда Баязет попал в плен, на полвека отсрочило падение Константинополя. Только в 1452 году султан Магомет II начал готовить поход на византийскую столицу. На европейском берегу Босфора турки построили крепость и стали брать пошлины со всех кораблей, проходящих через пролив. В феврале 1453 года под стенами Константинополя появилась турецкая осадная артиллерия. Самая большая пушка, отлитая мастером Урбаном, весила 1900 пудов и стреляла 35-пудовыми каменными ядрами.

В середине марта султан собрал ополчение со всех подвластных ему земель. Согласно некоторым данным, общая численность турецкой армии достигала 258 тысяч человек. 2 апреля 1453 года султан прибыл к Константинополю.

Старая часть города, располагавшаяся между Мраморным морем и заливом Золотой Рог, была обнесена каменными стенами, толщина которых в некоторых местах составляла до 6,5 м Стены были увенчаны 500 башнями. Кроме того, внутри стен были три цитадели: Акрополь со стороны моря, Влахерна между стеной и Золотым Рогом, и Семибашенный замок у Золотых ворот на морском побережье. Между Влахерной, где располагался дворец императора, и Семибашенным замком находились 7 из 28 городских ворот, в том числе и главные — Романовские ворота. Общая длина стен составляла 60 км.

В распоряжении византийского императора Константина XII Палеолога была армия всего в 5 тысяч человек. Католическое население предместья Галаты, расположенного на северном берегу залива Золотой Рог, объявило о своем нейтралитете.

Главный лагерь турки поставили недалеко от Романовских ворот. Здесь расположились янычары и наиболее мощная осадная артиллерия, в том числе и пушка Урбана. Остальные орудия были сведены в 14 батарей и расставлены на пространстве между Мраморным морем и Золотым Рогом. Кроме того, Константинополь блокировало 400 турецких судов.

Император мобилизовал для обороны города все торговые корабли, находившиеся в тот момент в Константинополе. Из Европы прибыла очень слабая подмога: 2 тысячи генуэзцев на двух судах под командованием Иоанна Джустиниани. Он привез с собой некоторый запас оружия. Император поручил Джустиниани командование отрядом, защищавшим Романовские ворота, где наиболее вероятна была турецкая атака. Здесь оборонялось 300 итальянских лучников. Стену справа от ворот защищал отряд генуэзцев во главе с братьями Павлом и Антоном Троилли, а стену между Романовскими воротами и Семибашенным замком удерживал генуэзец Мануэль с 200 лучниками. Византийский адмирал Лука Нотара командовал флотом из 15 судов, стоявших в Золотом Роге. Вход в залив был перекрыт массивной железной цепью, перекинутой от константинопольского берега к Галате. У церкви Святых Апостолов был размещен резервный отряд в 700 человек.

В первой половине апреля турки в течение двух недель бомбардировали константинопольские стены. Однако стены устояли, а самую мощную пушку Урбана, на которую султан возлагал особые надежды, разорвало после первого же выстрела. Только к концу месяца обвалилась башня у Романовских ворот, и в стене образовался пролом

Константин отправил парламентеров к туркам Однако султан требовал безоговорочной сдачи города, обещая за это дать во владение императору полуостров Пелопоннес. В случае отказа от капитуляции Магомет грозил Убить императора и его приближенных, а город отдать на разграбление. Византийцы решили сражаться до конца.

Турки начали штурм, нанося главный удар в районе пролома. Им необходимо было преодолеть глубокий ров, наполненный водой. Чтобы его засыпать, турки потратили целый день. Однако за ночь защитники города успели очистить ров. Магомет приказал делать подкоп под стену, однако это оказалось невозможно, поскольку стены города были возведены на гранитном основании. Тогда к Романовским воротам придвинули обитую железом деревянную осадную башню и снова стали засыпать ров. Но ночью византийцы сожгли башню и очистили ров.

Султан решил взять город измором, однако турецкий флот не мог надежно блокировать Константинополь. Магомет решил переправить часть судов в Золотой Рог, чтобы осадить город и со стороны залива. Поскольку вход в Золотой Рог был перегорожен цепью, турки перетащили свои корабли по суше. Для этого был сделан деревянный настил, на который были уложены рельсы, смазанные жиром. Вся эта работа была выполнена за ночь, а утром 80 турецких судов, к удивлению и ужасу византийцев, оказались в заливе Золотой Рог.

Между тем в рядах защитников города нарастали противоречия. Нередко отдельные отряды самовольно оставляли позиции на стенах и уходили в город. Императору стоило больших трудов вернуть их обратно.

После того как византийцы отбили очередной приступ, султан предложил императору сдать город, а самому забрать все фамильные сокровища и поселиться в любом городе по своему усмотрению. Константин это предложение безоговорочно отверг.

24 мая турецкая армия стала готовиться к последнему штурму. На утро 27 мая было назначено начало атаки. Магомет обратился к войску с речью. Он напомнил, что павшие за веру попадут в рай, а тем, кто останется в живых, обещал впредь выплачивать двойное жалованье и на три дня отдать им Константинополь на разграбление. Осажденные тем временем прошли крестным ходом вдоль городских стен. Они пели молитвы и клялись умереть за веру и отечество. Главные силы — 3 тысячи воинов под командованием Джустиниани поставили у Романовских ворот. 500 солдат расположились в районе Влахерны, а еще 500 обороняли береговую линию Золотого Рога. Резервов у византийцев не осталось. Император обратился к защитникам Константинополя с пламенной речью: «На небе вас ждет лучезарная корона, а здесь, на земле, останется о вас вечная слава и память!»

Утром 27 мая турки бросились в ров, а затем полезли на стены. Первый приступ византийцы отразили и даже захватили несколько осадных машин. Последовала бомбардировка города с суши и моря, а потом приступ повторился. В ходе него был ранен стрелой в ногу Джустиниани. Он покинул стены и уехал на лодке в Галату, где сел на генуэзскую галеру. После ухода Джустиниани защитники Романовских ворот дрогнули. Турки, хотя и с большими потерями, смогли взобраться на стену и поднять над воротной башней свое знамя. Вскоре и на других участках турки сбросили византийцев со стен и устремились в город.

Всех, кто сопротивлялся, убивали на месте. В одной из схваток пал император Константин. По одной из легенд, его тело опознали по украшенной императорскими орлами обуви, а отрубленную голову будто бы преподнесли султану. Магомет водрузил ее на колонну, стоявшую на Форуме Августа, а потом велел забальзамировать и послать ко дворам мусульманских правителей. По другой версии, тело Константина так и не было найдено, и обстоятельства его гибели неизвестны

Многие знатные византийцы, захваченные в плен, были убиты по приказу султана. Через три дня он издал фирман, разрешавший горожанам вернуться в их дома и запрещавший грабеж. Магомет распорядился также избрать нового патриарха. Был избран Геннадий, которому должны были теперь подчиняться все православные епископы на территории Османской империи.

2) Османская империя к началу XVIII в. представляла собой отсталую феодальную страну. Крестьяне - ее главная производительная сила - находились в крайне тяжелых условиях из-за чрезмерного налогового гнета. Основной налог с мусульманского населения - ашар (десятина) ¹ - часто составлял практически половину всех натуральных доходов налогоплательщиков. Неизменно агрессивная политика правителей империи влекла за собой применение властями так называемых "чрезвычайных" налогов на военные нужды, что вело к еще большему повышению нормы феодальной эксплуатации. До конца XVI в. чрезвычайные налоги (текалиф-и орфие) ² в отличие от ашара и джизьи, которые назывались текалиф-и шерие (шариатскими), взимались по строго установленному порядку - раз в пять лет, причем величина их точно фиксировалась и раскладывалась на податные единицы (авариз-ханеси). Серьезный социально-экономический кризис Османской империи на рубеже XVI-XVII вв. привел к резкому повышению чрезвычайного налогообложения³, к переводу этих налогов в денежное выражение (бедель) ⁴ и к их ежегодным сборам. Кроме уже введенных налогов текалиф-и орфие в XVII в. появились новые - текалиф-и шакка ⁵, представлявшие собой произвольно вводимые поборы провинциальных правителей⁶. Центральные власти, хотя и мирились с ними, долгое время рассматривали эти поборы как незаконные⁷. В начале же XVIII в. правительство узаконило текалиф-и шакка; они стали именоваться имдад-и хазарие⁸ и рассматривались как некая помощь наместникам в мирное время. Несмотря на эту меру, налоги текалиф-и шакка не исчезли. Более того, по примеру провинциальных властей органы местного управленйя и суда, т. e. аяны, кадии, воеводы, тоже вводили особые налоги в свою пользу. Они назывались аяние, аянлык джаизеси, хардж-и имза, дефтер акчеси ⁹ и т. д. Эти налоги, вошедшие в практику в XV111 в., формально утверждены не были, но просуществовали вплоть до Танзимата ¹⁰.

Усилению эксплуатации крестьян способствовала и введенная в конце XVII в. система пожизненных откупов налогов - маликяне ("поместье"). Ранее в Османской империи повсеместно была распространена система откупов ильтизам ("аренда", "откуп") -так называлась отдача права сбора налогов на один или два года. При системе ильтизам откупщик сразу вносил определенную сумму в казну за право сбора одного или нескольких налогов, что помогало обратить натуральные поступления в деньги еще до начала сбора урожая. После этого он всеми правдами и неправдами выжимал из податного населения гораздо большую сумму для личного обогащения. Откупщиками обычно были крупные феодалы, губернаторы провинций, все чаще ими становились придворные, назначавшие в откупленные ими владения своих представителей11. В 1694/95 г. (1106г.х.) правительство, желая поправить бедственное состояние казны и в какой-то степени уменьшить произвол откупщиков, применило в восточных вилайетах империи - Дамаск, Халеб, Диярбекир, Мардин, Айнтаб, Малатья, Адана и Токат - систему маликяне¹². В этих вилайетах казна заключала с откупщиками пожизненный контракт, по которому те обязывались ежегодно вносить налоги в казну, что должно было побуждать их в какой-то мере заботиться о налогоплательщиках (крестьянах прежде всего) и не доводить их до бедственного положения, поскольку в таком случае сам откупщик терял источник дохода.

Однако уже в 1715 г. при великом везире Дамаде Али-паше ¹³ имела место "серьезная попытка навести порядок в финансах государства" ¹⁴, связанная с отменой маликяне. По приказанию Али-паши главный деф-тердар составил для него доклад о состоянии финансов страны. Доклад показал многие злоупотребления, происходившие при системе маликяне: откупщики начинали распоряжаться источниками доходов как своей частной собственностью, часто происходила перепродажа откупа одним владельцем другому, а тем - третьему и т. д. Система маликяне имела еще один серьезнейший с точки зрения правительства недостаток: откупщики при ней приобретали большое влияние среди крестьян, что приводило к ослаблению центральной власти, усилению центробежных сил в империи ¹⁵. Откупщики зачастую поручали сбор налогов своим доверенным лицам, а сами оставались в Стамбуле, превратившись в своего рода рантье. Со временем подобные откупщики, к которым принадлежали многие придворные, сблизились с аянами ¹⁶. Эксплуатация крестьян при системе маликяне не только не уменьшилась, а, напротив, усилилась (перепродажа откупа маликяне увеличивала налоговый гнет, поскольку новый откупщик старался нажиться на своем приобретении), причем не в пользу центрального правительства: размер ежегодных поступлений в казну был заранее определен, а курс денег постоянно падал. Местами откупщики присваивали права цехов (эснафов)-лодочников, носильщиков (разрешение на перевоз и различные таможенные пошлины, с которыми имели дело эти цехи, тоже начали отдаваться на откуп).

После рассмотрения доклада вышел султанский фирман о запрещении системы маликяне по всей империи, за исключением отдаленных вилайетов - Дамаска, Халеба и Диярбекира. Велено было вернуться к традиционной системе передачи права на сбор налогов откупщикам (мюльтезимам) на небольшой срок - один-три года. Однако, несмотря на запрет, к концу правления Ахмеда III система маликяне вновь распространилась в империи ¹⁷.

Стремясь не допустить народного возмущения, правительство рассылало по стране "указы справедливости" - адалет-наме. Так, адалет-наме 1704 г. призывал губернаторов провинций и кадиев "бдить, дабы народ не терпел какой-либо обиды"¹⁸ Ряд указов был направлен против чрезвычайных налогов (например, адалет ферманы в марте 1713 г., прибывавший прекратить сбор незаконных налогов - хиляф-и шер-и шериф) ¹⁹ поскольку правительство отдавало себе отчет в том, что сельское хозяйство страны находится в расстроенном состоянии. В целом адалет-наме были малоэффективны; они в какой-то мере снимали моральную ответственность с центральных властей за их бессилие, но не вносили действительного облегчения в положение крестьян.

Высокие налоги и отсутствие государственного кредита вынуждали крестьян обращаться к ростовщику. Кабальные условия ростовщических займов и произвол феодалов и сборщиков налогов вели к обезземеливанию крестьян. Им приходилось или обрабатывать ту же землю в качестве батраков, или уходить в города. Покинутые крестьянами наделы становились добычей различных спекулянтов из правящих классов, которые таким путем приобретали поместья. Например, большая часть крестьянских земель Македонии еще до начала XVIII в. была экспроприирована²⁰. Часть разоренных крестьян становились на путь вооруженной борьбы, которая официально именовалась "разбоем". Размах этих выступлений был широк, но в то время "классовый антагонизм еще не достиг той стадии, на которой крестьяне уже выступали бы за уничтожение феодальной эксплуатации"²¹.

Положение городских масс в Османской империи тоже было нелегким: чрезвычайные налоги выплачивали и они. Города оставались зависимыми от феодальной экономики и сохраняли характер "хозяйственных дополнений военно-административной ставки местного паши или, в столице, ставки султана"²². Производство осуществлялось ремесленниками, объединенными в замкнутые производственные корпорации-цехи (эснафы). Эс-наф был "наиболее всеобъемлющей хозяйственной и общественной организацией в османской феодальной системе" ²³. Государство поддерживало эснафы из фискальных соображений, а ремесленники использовали их как свою профессиональную и социальную опору. Эснафы работали на ограниченный рынок, их деятельность строго регламентировалась правительством (определялись не только цена их товаров, место продажи, количество и качество, но и дороги, по которым ремесленники должны были везти свои товары на продажу). Право на открытие мастерской или лавки (гедик) могли давать старейшины цехов лишь с разрешения кадия. Такой строгий порядок был выгоден цехам ²⁴, поскольку позволял избежать конкуренции со стороны ремесленников, работавших вне цехов. В то же время жесткая государственная регламентация производства и поддержка государством цеха как феодального института препятствовала развитию производительных сил и капиталистических отношений в городах Османской империи.

В конце XVII - начале XVIII в. в социальной жизни городов исследователи отмечают ряд новых явлений. Происходит усиление имущественной дифференциации среди ремесленников (хотя их социальное расслоение в условиях господства уравнительной регламентации не получило должного развития), а также между цехами. Эснафы утрачивают свои функции по организации производства, все в большей степени превращаясь в административно-податные единицы²⁵.

В начале XVIII в. в Османской империи имелись такие отрасли промышленности, как текстильная (ткани из хлопка вырабатывались во всех крупных городах Ирака, Сирии и Египта, шерстяные и шелковые - в Анкаре и Брусе), кожевенная, металлообрабатывающая; в Изнике и Кютахье было развито фаянсовое производство²⁶. Горнодобывающая промышленность существовала в различных областях империи. "Есть в государстве Турецком места, где руду серебряную берут, также медную и железную, как в Европе, так и в Ассии", - сообщал П. А. Толстой²⁷. Однако эта промышленность постепенно приходила в состояние стагнации: например, на известном железном руднике Сидрекапса (Македония) в XVII в. было 500-600 печей для плавки руды и 6 тыс. рудокопов, а в XVIII в. число печей сократилось до 20-30, а рудокопов - до 250²⁸. Причиной такого застоя и даже упадка была узость внутреннего рынка в результате господства феодальных отношений в империи. Преобладание натурального хозяйства и нищета крестьянства определяли низкую покупательную способность населения. Недостаток путей сообщения и их небезопасность сказывались как на торговле, так и на промышленности.

Скопление больших масс населения в городах из-за сильного притока разоренных крестьян осложняло условия труда ремесленников; правительству было трудно снабжать жителей городов продовольствием. В городах часто вспыхивали волнения из-за попыток правительства ввести принудительный курс фальсифицированной монеты (в 1651 и 1689-1690 гг. в Стамбуле, в 1669- 1670 гг. в Брусе, Анкаре и Эдирне, в 1697 г. в Каире), "голодные бунты" из-за повышения цен на продовольствие (в 1682 г. в Сараево, в 1695 г. в Каире, в 1720 г. в Салониках, в 1730 г. в Триполи и Халебе), по причине усиления налогового гнета и произвола властей (в 1703 г. в Иерусалиме и Дамиетте, в 1705 г. в Манисе, в 1721 г. в Басре) ²⁹. Крупные восстания произошли в Стамбуле в 1703 г. и особенно в 1730 г. ³⁰.

Упадок военного и экономического могущества Османской империи был непосредственно связан с деградацией системы феодальных отношений, получившей название военно-ленной (тимариотской). Классическая тимариотская османская система уже в последние десятилетия XVI в. начинает утрачивать свои типичные черты: временный и условный характер, полную зависимость от центральной власти³¹. В течение XVII в. условные пожалования все чаще становятся объектами купли-продажи, ленники зачастую не являлись на военную службу; имели место передача ленов по наследству и их дробление.

Правительство принимало меры для поддержания военно-ленной системы. Почти при каждом султане принимались законы о тимарах и зеаметах, проводились так называемые "йоклама" (проверки) при мобилизации держателей военных ленов-сипахи: накануне, во время и после окончания какого-либо похода, когда обнаруживался разрыв между реальным и списочным составом ленников. Проверки проводились и при восшествии нового султана на престол. Они имели целью закрепить тимары и зеаметы за теми, кто действительно выполнял военную службу, и лишить условных владений лиц, которые уклонялись от службы или вообще незаконно получили бераты - грамоты на владение ленами³². Из таких проверок особую известность получила йоклама 1596 г., по которой около 30 тыс. человек были лишены тимаров и зеаметов, а многие из них были казнены³³.

Однако даже такими жестокими мерами не удавалось задержать распад военно-ленной системы, тем более что йоклама имели и другую сторону: правительство использовало их как повод, чтобы отобрать земли и сдать их в аренду с целью ликвидации дефицита в бюджете. Численность тимариотского ополчения к началу XVIII в. резко снизилась. Так, если при султане Сулей-мане Кануни (1520-1566) тимары и зеаметы давали армии 200 тыс. воинов ³⁴, то в начале XVIII в.- всего 20 тыс. ³⁵. В XVIII в. лены занимали еще значительную часть земель, однако сипахи, способных нести воинскую службу, становилось все меньше. Некоторые из них откупались за взятку от несения все менее прибыльной военной службы. Алайбеи, ответственные за сбор сипахий-ского ополчения, такие взятки принимали открыто, так как им нужно было "компенсировать" свои потери при получении этой должности, стоившей немалых подношений бейлербею.

Взяточничество в провинциях процветало и на уровне бейлербеев, и для его пресечения еще в 1530 г. при Сулеймане Кануни (Законодателе) правительство решило перенести распределение ленного фонда в центр. Однако коррупция при султанском дворе лишила действенности эту меру. Лены еще чаще стали попадать в руки придворных чиновников, а иногда доставались даже некоторым городским жителям, крестьянам и т. п. Несмотря на централизацию распределения ленов и периодические проверки, участились случаи, когда на один и тот же надел выдавалось два или даже больше документов, что порождало огромное число спорных ленов и приводило к тому, что ленники не являлись к месту сбора, опасаясь захвата в их отсутствие своих владений другими претендентами. Деградация тимариотского (сипахийского) ополчения приводила к использованию его на таких "непрестижных" занятиях, как рытье окопов или перевозка пушек, что раньше поручали юрюкам - кочевникам. По мнению некоторых исследователей, тима-риотское ополчение в конце XVII - начале XVIII в. утратило всякое военное значение³⁶.

Кроме войска, составленного из держателей тимаров и зеаметов, в Османской империи имелось и войско на жалованье (капыкулу), основную часть которого составляли янычарыл³⁷. Янычарский пехотный корпус на протяжении долгого времени был мощным воинским формированием империи, прообразом регулярной армии. В мирное время янычары охраняли султанский дворец, поддерживали порядок в городах. Рассредоточение янычар по всей империи (особенно после "джелялийской смуты"³⁸, когда их использовали для подавления крестьянских выступлений) ускорило уже наметившийся процесс постепенного превращения их в своеобразную социальную прослойку, тесно связанную с улемами (духовенством), ремесленниками и торговцами. Янычары начинают заниматься торговлей и ремеслом, обзаводиться семьями, что прежде им строго запрещалось. Нарушилась и система комплектования янычарского корпуса "девширмэ", по которой янычарами могли становиться лишь дети христиан³⁹, отбираемые у родителей и направляемые в специальные школы. В 1574 г. янычары добились права записывать в корпус своих детей⁴⁰, а в 1582 г., во время войны с Ираном, в янычарское войско, как сообщал Кочибей Гёмюрджинский, стали записывать взрослых мусульман⁴¹. Следующим этапом изменения состава корпуса был 1651 год, когда янычары добились от правительства обещания, что в будущем в Корпус будут допускаться только дети янычар⁴². Этим фактически узаконивалось право янычар иметь семью, а многие желавшие вступить в корпус стали за взятки объявляться "янычарскими детьми". Последний случай применения системы набора "девширмэ" имел место в 1637 г. (официально система "девширме" просуществовала до 1750г.) ⁴³.

В течение XVIII в. янычарский корпус стал все более походить на преторианскую гвардию. "Войско, которое при султанской особе и которое называется капикулы, определенное уставами прежних султанов и его собственными, может султана посадить в тюрьму, умертвить его и учинить вместо его преемником или кого из его братьев, или из детей", - писал Л. Марсильи⁴⁴. Вмешательство янычар в дела двора и государства шло параллельно с ослаблением их военного значения: янычары, явившиеся к месту сражения (а являлись далеко не все), были недисциплинированной массой, склонной к грабежам, часто обращавшейся в бегство при первой неудаче. Число янычар, а значит, и расходы казны постоянно возрастали. При Сулеймане Кануни янычар было 16 тыс., а в 1609 г.-уже 37 тыс. ⁴⁵. К 1680 г., по данным Л. Марсильи, янычар насчитывалось 54 222 при общей численности войск капыкулу 74 148 человек⁴⁶. Согласно записям дефтердара Сары Мехмед-паши, на рубеже XVII-XVIII вв. в списках янычар было 53200 человек, а всего казна выплачивала жалованье 96 727 военнослужащим ⁴⁷. Здесь, однако, надо учитывать, что в списке конца XVII в. входят пенсионеры янычарского корпуса (отураки) и большое число "мертвых душ" - погибших или умерших янычар, жалованье которых продолжали присваивать командиры, а также множество людей, привлеченных в корпус привилегиями, которыми обладали янычары: свободой от налогообложения и безопасностью от произвола чиновников. Всякими путями эти люди записывались в янычары. "Некоторые, суть имянуемы (янычарами), только и защищаемы тем именем, а войны не знают", - сообщал П. А, Толстой ⁴⁸.

Янычары, как часть османской государственной системы, были кровно заинтересованы в неприкосновенности существующего порядка. Эти их устремления полностью отвечали и интересам реакционного мусульманского духовенства, как бы заключившего с ними долговременный союз. И улемы, и янычары выступали против любых нововведений в стране⁴⁹.

Участие янычар в городских восстаниях позволяет предположить, что янычары в некоторой степени выражали интересы городского населения - тем более что они сами занимались ремеслом и торговлей. Однако, связанные с улемами и дворцовой кликой, они являлись, как правило, орудием внутренних (а порой и внешних) интриг. В начале XVIII в. султанское правительство, нуждаясь в янычарах как в боеспособном войске и средстве для поддержания целостности империи (поскольку янычары пока еще служили определенной защитой против сепаратизма пашей и местных феодалов), еще было неспособно эффективно бороться с их анархией или заменить их войсками другого типа. "Турецкие императоры в нынешнее время не могут переменить уставов или уничтожить привилегии константинопольского войска", - отмечал Л. Марсильи⁵⁰.

Подводя итоги, следует сказать, что поддержание боевой мощи османской армии в начале XVIII в. достигалось со все большими усилиями, в основном за счет содержания чрезвычайно многочисленного и дорогостоящего войска капыкулу. Кроме того, правительство вынуждено было прибегать к созданию народного ополчения нефир-и ам⁵¹ (например, во время войны со Священной лигой), отрывая крестьян от земли и тем самым еще больше подрывая экономическую основу государства.

Значительная часть земель и других источников дохода в Османской империи принадлежала мечетям, медресе, текке (дервишеским обителям) и другим мусульманским учреждениям, что являлось одной из главных причин огромного влияния духовенства на все сферы жизни в стране. По мусульманским законам имущество, отказанное религиозным и благотворительным учреждениям (вакфам), не могло быть пущено в продажу, а доход от него шел на содержание мечетей, приютов (имаретов), медресе, школ (мектебов), библиотек. Примерно треть всех доходов империи приходилась на вакфы. "О доходах же и расходах их краткословием можно сказать еще, одна треть приходит в казну народную (государственную.- А. В.), другая расходится в Духовный их чин... третья расходится по министрам, которые собирают и крадут", - писал П. А. Толстой⁵².

Каждый султан стремился привлечь на свою сторону мусульманское духовенство и записывал в вакфы новые пожалования. Правда, великому везиру Кёпрго-лю Мехмед-паше (1656-1661) удалось добиться получения части доходов с вакфов для нужд армии и флота, но такое случалось крайне редко и было исключением из общего правила, по которому вакфы всегда были неприкосновенными⁵³. Отказывание имущества вакфам было распространенным явлением, поскольку являлось формой превращения какого-либо источника дохода в частную собственность (так называемый "обычный" вакф в отличие от "основного", когда жертвователь терял права на свое обращенное в вакф имущество). В качестве типичного примера можно привести вилайет Халеб, где между 1718 и 1800 гг. было зарегистрировано 485 новых вакфов; из них только 32 состояли исключительно из земельных владений, 30 включали помимо земель и другое недвижимое имущество, " а остальные были постройками (лавки, мастерские, мельницы, бани и т.д.) ⁵⁴.

При описании общего положения в империи в начале XVIII в. нельзя не отметить такие пороки османской системы, как взяточничество, распространенное среди губернаторов провинций и судей⁵⁵, а также хищения при сборе налогов: "Империя Турецкая не добро правима суть, а ежели бы в собрании доходов министры были радетельные, а не грабители, могло бы быть всего со 100 000 мешков левков, но то не может быть недобрых ради строителей"⁵⁶. Коррупция разъедала и армию. Так, по утверждению очевидца, командование османской армии в Египте из средств, отпущенных на содержание сорокатысячной армии (20 тыс. кавалерии и 20 тыс. пехоты), расхищало столько, что в готовности было не больше половины этого числа⁵⁷.

Упадок центральной власти Османской империи сопровождался усилением местного управления. Так, в конце XVII в. произошло возвышение аянов - выборных лиц из числа богатых горожан: крупных землевладельцев, проживавших в городах, купцов, старейшин цехов, янычарской верхушки, имамов, хатибов (мулл) и др. Введение системы маликяне укрепило позиции аянов: многие из них стали приобретать эти откупы. Обязанности аянов и эшрафов⁵⁸были очень разнообразны. Из них выбирался городской управляющий, они наблюдали за сбором налогов, осуществляли попечительство над вакфами, контролировали базарные цены, следили за соблюдением законов (т.е. выполняли функций кадия) и т. д. ⁵⁹. Аяны были посредниками между центральным правительством и населением. В первые десятилетия XVIII в. Порта фактически легализовала деятельность аянов (об этом говорят адресованные им ада-лет-наме), поскольку рассчитывала опираться на них как на лиц, имевших реальную власть и авторитет на местах. С течением времени, однако, аяны приобретали все большую самостоятельность, что вело к усилению децентрализации империи. Одновременно усиливалась эксплуатация аянами податного населения.

По мере ослабления Османской империи постепенно превращались в самостоятельных правителей местные феодалы. Наиболее интенсивно этот процесс протекал на окраинах. В странах Магриба, т. е. в Алжире, Тунисе и Триполи, правили наследственные правители, и "все оные имеют вид дипенденции (зависимости. - А. В.) или протекции от Порты, а в самом существе только алианц (союз.- А. В.) между оными и Порты на таковых кондициях, что они при наступательной и оборонительной войне принуждены Порте в помочь корабли давать", - писал И. И. Неплюев60. Тунисская династия Хусейнидов (с 1705 г.) проводила самостоятельную внешнюю политику и заключала договоры с иностранными государствами (1710, 1728 гг. - с Францией, 1716 г. - с Англией), но признавала сюзеренитет султана. Более сильный алжирский дей в начале XVIII в. выслал из страны последнего турецкого пашу и стал фактически независимым. "От них (этих государств) салтану и иного ничего не подлежит, кроме единого титла", - замечал П. А. Толстой⁶¹. Корабли Алжира и Туниса нападали на купеческие суда, нанося большой ущерб средиземноморской торговле. Европейские страны старались использовать магрибских пиратов для ослабления своих торговых конкурентов.

Египет - пашалык Османской империи - находился под властью мамлюкских беев. Порта назначала в Каир пашу, который следил за ежегодным сбором и отправкой дани и за поставкой продовольствия и "подарков" в Мекку и Медину, а в остальном беи действовали самостоятельно.

Вопреки стремлению Порты централизовать управление государством начинают складываться наследственные династии и в других местах: в горном Ливане правила династия Шихаби, власть в Курдистане перехода от одной группы феодалов к другой⁶². Авторитет центральной власти был непрочен и в таких крупных центрах, как Дамаск, Халеб, Мосул.

В Багдаде сложилась династия, основателем которой был Ахмед-паша. И. И. Неплюев сообщал, что этот правитель "в своем владении самовластен и наследствен"⁶³. Самовластие Ахмед-паши особенно тревожило Порту во время войны с Ираном, когда он стремился не допустить в "турское али, лучше сказать, в свое владение"⁶⁴ как войска афганского завоевателя Ашрафа, так и турецкие. Великому везиру Ибрагим-паше пришлось вести очень осторожную политику по отношению к Ахмед-паше, чтобы не допустить отделения Багдада от империи.

Фактически независимыми были и бедуинские племена. Они постоянно беспокоили Порту: на пути от Дамаска к Мекке и Медине часто грабили караваны паломников (например, в 1700 и 1703 гг.) sup>65.

Существование в Анатолии обширных владений с привилегированным статусом (маликяне-и дивани и арпалык⁶⁶), санджаков наследственных принцев способствовало развитию центробежных тенденций в этих районах. Сепаратизм феодалов постепенно усиливался и в европейской части империи.

В Османской империи наследником всех крупных сановников империи кроме улемов до 1826 г. было государство, государственная казна. Не могли эти сановники передавать по наследству и свои посты или титулы: института дворянства в Османской империи не существовало. Преобладание государства над обществом выражалось в том, что правящий класс осуществлял свое господство преимущественно через государственную власть. Непременным критерием для причисления к этому классу было служебное положение, которое являлось, "возможно, не просто признаком социальной стратификации, но и классообразующим фактором, ибо служба вела к богатству" ⁶⁷.

Не находившиеся на государственной службе владельцы крупной земельной собственности, недвижимости в городах, крупные торговцы и ростовщики, высшие слои немусульманского духовенства и др. принадлежали к правящему, господствующему классу по социально-экономическим признакам, но по своему социальному статусу оставались простой реайей (немусульманским податным населением) ⁶⁸.

Внутри господствующего класса империи происходили сложные изменения, связанные с процессами развития османского феодализма, вытеснением одних феодальных укладов другими, изменением форм феодальной зависимости крестьян, нарастанием внутренних противоречий в османском обществе⁶⁹.

Принадлежащие к правящему классу по мусульманской традиции продолжали именоваться "людьми меча и пера", однако это деление все менее соответствовало реальному положению. Ухудшение имущественного положения ленников-сипахи происходило еще с конца XVI в., и отдельные его слои подверглись известной "дефеодализации"⁷⁰. В связи с развитием товарно-денежных отношений и практически иссякнувшим источником военной добычи усилилось значение групп, занимающихся торговой, ростовщической и предпринимательской деятельностью: мусульманские традиции не содержали никаких запретов на подобные занятия. Кризис тимари-отской системы усилил значение местной знати, в том числе и аянов, которые образовали отличную от прежних слоев правящего класса группу. Усиление аянов произошло благодаря их земельной собственности, богатству и связям, а не по причине принадлежности к сословию тимариотов или капыкулу⁷¹. Между представителями старой военно-бюрократической знати, которая видела единственный источник дохода в службе, и слоями, искавшими иные способы обогащения, существовал антагонизм, который, однако, был еще не настолько силен, чтобы привести к глубокому размежеванию⁷².

В Османской империи существовали три основных вида службы: военная (сейфие), бюрократическая (калемие) и духовная (ильмие). Это разделение, конечно, условное, поскольку не существовало четкого разграничения военных, административных и религиозных функций государства - они тесно переплетались и дополняли друг друга. Следует подчеркнуть, что в этом - коренное отличие османского государства, к примеру, от европейского. Однако "люди пера", как можно назвать профессиональных бюрократов, до XVIII в. редко занимали пост губернатора провинции или садразама - это была "монополия" военных. Тем не менее с конца XVII в. большое число профессиональных бюрократов появляется в избранном кругу пашей⁷³. По-видимому, это было отражением соперничества между бюрократией и военными, а также растущей профессионализации государственного аппарата.

Несмотря на экономическое расстройство, коррупцию, ослабление армии и т. д., Османская империя продолжала оставаться сильным и сравнительно прочным государственным образованием. Американский исследователь С. Шоу считает, что одной из причин ее устойчивости был "многочисленный корпус писцов", т. е. профессиональных чиновников среднего и низшего уровня, которые выполняли основной объем административной работы в государстве, невзирая на некомпетентность и коррупцию тех, кто номинально стоял над ними⁷⁴. Что же касается верхнего слоя администрации и высшего чиновничества, то они были серьезно ослаблены взаимным соперничеством и обычно короткими сроками пребывания в должности. Сильными были общие позиции военных, но их ослабляла внутренняя анархия.

Прочное положение занимало лишь духовное сословие - улемы. Османское общество знало один тип образования - религиозное, и все его члены приучены были относиться к служителям культа с большим пиететом. Улемы могли влиять на государственных лиц всех рангов как учителя и наставники. Благодаря огромным вакфным владениям, причастности к административно-государственной деятельности, обладанию своеобразной "армией" из многочисленных софт (учащихся духовных заведений) улемы пользовались большим политическим влиянием. Вместе с тем коррупция и общий упадок в государстве сказались и на духовном сословии. Хотя некоторые из улемов поддерживали реформы XVIII в., в целом это сословие становилось все более реакционным, поскольку еще менее других было способно приспособиться к изменяющимся условиям.

Формально все посты на государственной службе империи (включая самые высшие) были "открытыми", т. е. доступными любому, кто того заслуживал, невзирая на происхождение (единый принцип выдвижения за заслуги и формирование "меритократии"). Однако на рубеже XVII-XVIII вв. ясно прослеживается тенденция к тому, что сыновья в своей служебной карьере начинают следовать за отцами. Тем не менее эта тенденция так и не стала правилом⁷⁵.

Состоянию внутреннего упадка Османской империи соответствовало ее ухудшившееся международное положение. Сокрушительное поражение огромной турецкой армии под командованием великого везира Кара Мустафы под Веной в 1683 г. наглядно продемонстрировало конец наступательного порыва империи⁷⁶. Давний ее противник - Австрийская империя, обладавшая хорошо обученной и вооруженной армией, научилась одерживать победы над многочисленными, но все менее боеспособными османскими войсками. К тому же австрийской армией командовали такие талантливые полководцы, как Монтекукколи, Евгений Савойский и др. Традиционный союзник Османской империи в Европе - Франция не поддержала турок во время их войны с коалицией европейских держав, так называемой Священной лигой, получив от Австрии и Испании территориальные приращения по Нимвегенскому миру (1679 г.) и Регенс-бургскому соглашению (1684 г.), а затем вследствие истощения внутренних сил и английского соперничества (особенно после войны за Испанское наследство) сама оказалась в затруднительном положении. Кроме того, Австрийская империя получила мощную поддержку в борьбе против османской агрессии со стороны России. Борьба России против разбойничьего гнезда на ее южных границах - Крымского ханства, за выход к Черному морю, ее выступления в поддержку порабощенных турками народов были исторически оправданными и все более успешными по мере усиления России и осяабле-ния Османской империи, т. е. именно с начала XVIII в.

В конце XVII в. в ходе борьбы Австрии и ее союзницы Польши с Османской империей сложилась антиосманскяя коалиция, упоминавшаяся Священная лига (1684⁷⁷-1699 гг.), в которую кроме названных государств вошли Венеция и Россия⁷⁸. Создание Священной лиги следует расценивать как свидетельство международной изоляпии империи.

Война со Священной лигой закончилась первым разделом территории Османской империи. По Карловицким мирным договорам 1699 г. Австрия закрепила за собой Центральную Венгрию, Трансильванию, Бачку и почти всю Славонию; Польша - часть правобережной Украины; Венеция получила Морею, острова Архипелага и крепости в Далмзиии; за Россией по Константинопольскому договору 1700 г. остался Азов.

В начале XVIII в. Османской империи удалось одержать победу над русской армией в русско-турецкой войне 1710-1713 гг., в результате чего она добилась возвращения Азова. В 1714-1715 г.г османская армия легко отвоевала Морею у Венеции. Но меняет ли это общую оценку состояния османской армии? Безусловно, нет. Прутский успех, достигнутый за счет большого перевеса в людях, был в значительной степени случайным - об этом говорит хотя бы тот факт, что он был единственным в войне XVIII в. с Россией. Победа в Морее над слабыми гарнизонами венецианских крепостей (даже в период своего расцвета Венеция была слабым противником на суше) была делом не слишком трудным. Но война с Венецией вылилась в столкновение с Австрией (1716- 1718), и османская армия была вновь разбита.

Политика империи в отношении своего мусульманского соседа - Ирана была не менее агрессивной, чем в отношении европейских стран. В 1721 г. в Иран было направлено посольство Дурри-эфенди с целью выяснения обстановки, сложившейся там в результате фактического развала державы Сефевидов и афганского нашествия. Затем Порта пришла к выводу о необходимости в случае победы афганцев над Ираном присоединить к "богохранимому государству страны, остающиеся без хозяина"⁷⁹. К таким странам были отнесены Азербайджан, Грузия, Ширван, Дагестан. В 1723 г. Османская империя начала войну с Ираном. Захватив обширные территории в Закавказье и Западном Иране, Порта вопреки русско-турецкому договору 1724 г., ограничивавшему османскую экспансию на Кавказе и в Иране, продолжала войну с Ираном и захватила в 1724-1725 гг. Тебриз, весь Азербайджан, Ардебиль, Керманшах, Лу-ристан, Хамадан и Казвин, а затем предприняла наступление на Исфаган. Однако в 1726 г. афганский правитель Ашраф сумел нанести поражение турецкой армии (ловко сыграв на единоверии турок с афганцами⁸⁰) и заключил с Портой в 1727 г. Хамаданский мирный договор, согласно которому Османская империя сохраняла все захваченные ею территории, но обязалась не продвигать свои войска далее. Затяжная война с Ираном осложнила и без того тяжелое внутреннее положение Османской империи, и с началом новой, неудачной для турок ирано-турецкой войны 1730-1736 гг. в Стамбуле вспыхнуло крупное народное восстание, вынудившее Порту искать мира. По договору 1736 г. с правителем Ирана Надиром Порта возвратила все завоеванные иранские земли. Огромные силы и средства, отнятые у народа, были бессмысленно растрачены.

После вышеизложенного у читателя может сложиться неправильное впечатление, что Османская империя находилась на краю гибели; если бы это было так, то история огромного ареала и входивших в империю стран на протяжении двух последних веков выглядела бы по-иному. Между тем, несмотря на общий упадок, в империи продолжали действовать факторы, позволявшие поддерживать ее существование. Так, взяточничеству, коррупции и прочим злоупотреблениям противостояла, по словам Рико, "скорость жестокая в наказании, с которой употребляют суд". Именно это, считал он, позволяло "покрывать и исцелять все язвы сего великого тела политического". В случае преступления османские власти без всякого "рассуждения" и без учета "правых доводов", не утруждая себя ни процессами, ни "многоречием", могут приговорить любого быть "главою казненным или вервию удавленным", причем обвиняемого не спасали прошлые заслуги. Рико считал, что "жестокость и суровость" настолько присущи строю Османской империи, что какое-либо послабление в этом отношении немыслимо, а сложилось так в результате того, что "правление турецкое имело начало во время войны"⁸¹. Он даже считал, что турецкое "мучительство" оправдано, так как огромные размеры империи требуют, чтобы повеления центральной власти выполнялись быстро в любом (особенно отдаленном) месте, чтобы предупреждать какие-либо "смущения" в государстве. Нарушению "тишины государства" препятствует и "совершенное самовластие" султана. Единовластие для такого государства приносит большую пользу, так как когда решения принимаются коллегиально, то дела идут медленно и тратится больше времени для обсуждения того, каким образом это выполнить, а не на само исполнение.

Некоторой защитой от злоупотреблений на различных постах была частая смена должностных лиц с последующей конфискацией их имущества. Рико считал подобный образ действий целенаправленной политикой ограбления подданных, которая при этом могла отвести от центральной власти гнев народа, поскольку запятнавших себя чиновников можно было "умертвить под образом суда и побрать их имение по их смерти, и получить тем и богатство и честь" ⁸².

Султан имел возможность назначать на высшие должности в государстве своих "рабов", т. е. воспитанников своего двора, взращенных в беспрекословной преданности ему лично и обязанных ему всем, благодаря чему он мог их "возвышать без зависти, разорять без страха". Верно подмечено, однако, что слепое повиновение "султанских рабов" (вплоть до того, что они на смерть от руки султана или по его повелению смотрели как на "славнейшее мучение"), сыгравшее "положительную" (насколько это слово уместно по отношению к войнам) роль в завоеваниях османов, теперь превратилось в удобное прикрытие их бездействия.

Апологетов Османской империи, какие встречались в средние века среди представителей европейских держав, в XVIII в. уже не было. Если определенные стороны османской системы некоторые из них и считали положительными (просвещенный Рико, например, полагал достойной подражания преданность "султанских рабов" своему господину, одобрял единовластие и т. д.), то даже для них - представителей монархических, как правило, держав - было ясно, что османская "жестокость", вся система слишком дорого обходится народу; они рассматривали ее как проявление восточного деспотизма - таковой она и была. Другое дело, что, глядя на Османскую империю с "европейской" точки зрения, они не всегда могли понять ее своеобразие и отличие от государств Европы, поэтому зачастую недооценивали устойчивость подобных обществ.

Османская империя в рассматриваемый период начинает заметно отставать от европейских стран и в экономическом развитии. Эти тенденции прослеживаются при рассмотрении места Османской империи в системе международной торговли.

Основная торговля между империей и европейскими странами шла через Левант (прибрежные районы Восточного Средиземноморья от Греции до Египта). Хотя значение Леванта уменьшилось после освоения морского пути вокруг Африки (примерно с середины XVII в. серьезным конкурентом левантийской торговли становится торговля Европы с американскими колониями), он продолжал оставаться важным рынком Европы и основным - Османской империи.

Первой державой, получившей от османского правительства капитуляционные права, была Франция (1535 г.)⁸³. Купцы других стран торговали под французским флагом, стремясь использовать предоставленные французам привилегии (неприкосновенность личности, низкие таможенные пошлины, консульская юрисдикция и т. д.). Затем капитуляционные права получила Англия (1581 г.), что снизило значение Франции при султанском дворе и в левантийской торговле. Так, голландцы до получения собственных капитуляций (161:2 г.) торговали под английским флагом. Начиная с 1619 г., когда Франции не удалось возобновить капитуляции (они предоставлялись на срок до конца правления очередного султана), французская торговля на рынках Леванта стала сокращаться и до последней четверти XVII в. велась в небольших размерах⁸⁴. Баланс французской торговли был бы резко отрицательным, если бы французские купцы не ввозили в Османскую империю серебряную монету. Покупательная способность серебра в Османской империи была выше, чем в Европе, что позволяло купцам выгодно покупать местные товары.

Однако благодаря меркантилистским мерам французского правительства и успешному промышленному развитию Франции (особенно мануфактур на юге) ее торговля с империей в конце XVII в. оживилась ⁸⁵ и в первой половине XVIII в. вышла на первое место, оставив позади английскую. Экспорт тканей - основного предмета французской торговли - значительно вырос уже в первые два десятилетия XVIII в.: с 1 тыс. штук в 1700-1705 гг. _(в среднем) до 3 тыс. в 1713-1730 гг. ⁸⁶. Кроме того, вывозились головные уборы (в Марселе работала мануфактура по изготовлению фесок), бумага, олово, кошениль, винный камень, индиго из Санто-Доминго и Гватемалы, различные специи, кофе и сахар - тоже из колоний и т. д. ⁸⁷. Во французском импорте из Леванта важное место занимали продовольственные товары, особенно пшеница. Вывоз продовольствия из Леванта (Египта и Сирии) наносил ущерб снабжению Стамбула и других городов, поэтому на него был наложен запрет, который, впрочем, не соблюдался⁸⁸. В XVIII в. у Франции появилась возможность снабжать свои провинции зерном из американских колоний. Характерно, что если в первой трети века импорт зерна из Леванта был гораздо выше американского, то к концу века привоз из-за океана начал преобладать, несмотря на отдаленность колоний ⁸⁹,

В начале XVIII в. Франция закупала в Леванте много шелка, но затем этот импорт снизился. Большая часть прироста импорта приходилась на долю хлопка (1,5 млн. ливров в 1700-1702 гг. и 12,8 млн. ливров в 1785-1789 гг.) - сырья для развитой мануфактурной промышленности Франции. Увеличился также импорт текстильных изделий (385 тыс. ливров в 1700-1702 гг., 7 млн. в 1750-1754 гг., 2,4 млн. ливров в 1785-1789гг.) ⁹⁰. Хотя французская торговля на протяжении XVIII в. возросла (за счет хлопка), доля Османской империи в общем объеме внешней торговли Франции значительно снизилась: если в XVI в. на Левант приходилось около половины всей внешней торговли Франции, то к 1780 г. его доля составляла лишь 5%, в то время как доля Франции в османской внешней торговле в конце XVIII в. составляла 50-60% ее объемы⁹¹.

Подобные тенденции прослеживаются и в торговых отношениях между Османской империей и Англией. Английская торговля с Левантом ⁹² была в меньшей степени подвержена влиянию политических событий и войн, но она никогда не имела для Англии такого значения, как для Франции: в момент наивысшего подъема (в XVIII в.) на Левант приходилось лишь около 10% английской внешней торговли. Особенностью торговли Англии было то, что ее купцам чаще, чем купцам других стран, удавалось поддерживать удовлетворяющий их баланс не путем оплаты серебром (вывоз монеты английское правительство запрещало, да это было и невыгодно), а за счет товарооборота. Поэтому для них зачастую вставала проблема закупок нужного количества товаров в Леванте в обмен на свои ⁹³.

Основным предметом английского экспорта в Османскую империю были ткани⁹⁴. Англичане привозили также олово, свинец, изделия из стекла и стали и другие товары. В английском импорте из Леванта монопольное положение занимал шелк-сырец (в 1730 г. - около четырех пятых общего вывоза из Леванта). До развала державы Сефевидов его вывозили из Ирана, а затем из Сирии, Анатолии и с Кипра. Из Западной Анатолии (через Измир), с Кипра и из Греции ввозился хлопок Закупки мохера к середине XVH1 в. сократились. В небольших количествах закупались верблюжья шерсть, различные красители, лекарственные вещества и др.

Из-за сильной конкуренции французских товаров и переориентации Англии на другие рынки английская торговля в Леванте сократилась в XVIII в. не только относительно (учитывая общий рост внешней торговли Англии), но и абсолютно⁹⁵. К 1770 г. в общем обьеме английской внешней торговли Левант занимал не более одного процента, в то время как для Османской империи это составляло 20-30% ее внешнеторгового объема.

На примере двух самых крупных торговых партнеров Османской империи мы видим, что плодородные и густонаселенные османские" провинции все меньше участвовали в мировом торговом обороте, что косвенно свидетельствовало об экономическом застое этих регионов.

На третьем месте среди стран, торговавших с империей, были Нидерланды ⁹⁶. Голландские купцы привозили самые разнообразные ткани со своих мануфактур и из других европейских стран: сукно, бархат, шелк. Экспортировали они также олово, сталь, проволоку, гвозди, а также специи и лекарственные товары из своих колоний. В обмен закупались шелк-сырец, хлопок, воск, кожи, верблюжья и козья шерсть (мохер) и др. Поражения в войнах с Англией и Францией и сильная конкуренция товаров этих стран привели к снижению голландской торговли.

В XVIII в. отчетливо выявилось экономическое отставание Венеции от других европейских стран, что снизило конкурентоспособность ее товаров. Эш обстоятельство, а также участие Венеции в многочисленных разорительных войнах с Османской империей привели к тому, что в первой трети XVIII в. она была вытеснена с рынков Малой Азии, Сирии и Египта и сохраняла торговлю только на Балканском полуострове и Адриатике. Венецианские товары имели хорошую репутацию на рынке (сукно, атлас, бархат, парча, изделия из стекла, бумаги, украшения), но их высокие цены заставляли турецкого покупателя отдавать предпочтение более дешевым английским, французским и голландским товарам. Из Османской империи Венеция ввозила шерсть, кожи, шелк, продукты питания (в частности, живой скот) и др.

В небольших размерах с Османской империей торговали Генуя, Рагуза, Тоскана, Королевство обеих Сицилии, Сардинское королевство, Мальта. Австрия стала торговать под своим флагом лишь с 1617 г. (до этого под французским) ⁹⁷. Торговые привилегии австрийских подданных были подтверждены в договорах 1699, 1718 и 1739 гг., но частые войны, конкуренция других держав и позднее вступление на путь самостоятельной торговли не позволяли австрийским купцам торговать в больших масштабах.

Следует упомянуть о заинтересованности в непосредственной торговле с Османской империей такого усиливающегося европейского государства, как Пруссия. К этому ее подталкивала Англия, которая хотела обеспечить через нее надежную доставку своих товаров в Стамбул и Левант в случае войны с Францией. Англия обсуждала эту проблему с прусским королем Фридрихом I, причем речь шла даже о возможной постройке судоходного канала между Одером и притоком Моравы ⁹⁸. В обеспечении торгового пути через Пруссию была заинтересована и Швеция, рассчитывавшая поставлять Турции военные и другие товары. Однако попытки заключить прусско-турецкий торговый договор (т. е. получить капитуляции) увенчались успехом лишь в 1761 г., а в 1765 г. была организована прусская торговая компания для торговли преимущественно на Леванте. Другие германские государства вели торговлю с Османской империей через Венецию, Триест и по Дунаю.

Торговля России с Османской империей получила развитие только после Кючук-Кайнарджийского мира 1774 г., когда русские купцы приобрели капитуляцион-ные привилегии и получили возможность торговать на своих судах по всему Черному морю. Морской торг через открытый в 1749 г. порт Темерников (в низовьях Дона) был невелик. Русские товары (чугунные и стальные изделия, пенька, пшеница, меха и др.) на турецких судах привозили в Стамбул, где они подлежали продаже определенным цехам, часто по низким ценам, поскольку отправлять товары дальше на архипелаг (на европейских судах) запрещалось. В 1753 г., несмотря на многочисленные препятствия, русские купцы Пирожников и Игнатьев учредили в Стамбуле вольную торговую компанию, просуществовавшую только до 1757 г. м. Русско-турецкая торговля искусственно сдерживалась Портой по политическим соображениям.

Внешняя торговля самой Османской империи была развита слабо. Многочисленные внутренние пошлины, отсутствие удобных и безопасных путей сообщения, а главное, негарантированность собственности, которая "удаляла турок от всех каких-либо обширных предприятии, делала их безразличными к выгодам, которые предлагает им будущее" ¹⁰⁰, не позволяли турецким купцам объединяться в торговые общества, а, наоборот, заставляли торговать в одиночку или с помощью своих непосредственных комиссионеров. Несколько лучше шло дело у купцов из нетурецких общин (греческой, армянской, еврейской и др.), которым внутриоощинные связи в некоторой степени заменяли отсутствующие торговые компании. Они торговали на Леванте, на Черном море, по Дунаю. Значительная часть торговли с Венгрией проходила через руки сербских купцов ¹⁰¹. Однако жизнь и собственность купцов-немусульман еще менее гарантировалась, чем купцов-мусульман; кроме того, они платили высокую пошлину (12% стоимости товаров), а мусульмане были фактически от нее освобождены ¹⁰². Торговля немусульманских подданных империи могла бы ппино-сить большую ПОЛЬЗУ, но она, по выражению М. д'Оссо-на, "едва терпелась" ¹⁰³.

Неразвитость внешней торговли была продолжением недостаточно высокого уровня развития торговли внутренней, следствием отрицательного отношения османского правительства к экспорту. Турецкий историк X. Иналджик считает, что османские правители не понимали необходимости поддержания баланса в торговле и были озабочены только тем, чтобы на внутренние рынки поступало достаточное количество товаров и сырья. Таким образом, они были сторонниками металлического обращения, их экономическая политика относилась к стадии, предшествующей меркантилизму, к которому уже обратились в европейских странах ¹⁰⁴.

Итак, экономическое и политическое положение Османской империи в начале XVIII в. было тяжелым. Военно-ленная система разлагалась вопреки мерам правительства по ее поддержанию. Развитие товарно-денежных отношений в турецкой деревне не сопровождалось заметным ростом производительных сил (как было в европейских государствах). Серьезным препятствием для развития производительных сил в промышленности было стремление правительства жестко регламентировать промышленное производство, удержать его в рамках средневековых цехов - эснафов. Медленное развитие производительных сил, с одной стороны, расходы на многочисленные войны и огромные непроизводительные траты османской верхушки - с другой, а также злоупотребления откупщиков при сборе налогов приводили к дефициту в государственной казне, который правительство пыталось ликвидировать введением новых налогов, фальсификацией денег, повышением цен. Усиление эксплуатации и налогового гнета доводило часть крестьян до разорения: часто они вынуждены были даже покидать землю Социальная обстановка в городах была напряженной, часто происходили народные волнения.

Боеспособность османской армии снизилась. Резко Уменьшилась численность тимариотского ополчения. Дорогостоящее войско на жалованье было недисциплинированно, плохо вооружено. Янычары из чисто военного Условия рее более превращались в реакционную социальную прослойку. Вместе с улемами они были кровно заинтересованы в незыблемости существовавших порядков.

Несмотря на тяжелое экономическое положение, на ослабление армии, правящая верхушка все еще пыталась проводить агрессивную политику как на Западе, так и на Востоке. Результаты не замедлили сказаться: война с Австрией закончилась новыми территориальными потерями, а многолетняя война с Ираном - безрезультатно.

Участие Османской империи в мировом торговом обороте постоянно сокращалось. Новое явление в мировой экономике - увеличение масштабов торговли, включение в мировой торговый оборот новых регионов - она встретила неподготовленной, ее застойная экономика не могла успешно приспосабливаться к новым условиям и извлекать из них пользу.

Упадок Османской империи был особенно заметен в сравнении с постоянным усилением ведущих европейских держав. Одним из путей выхода из такого положения неизбежно должно было стать заимствование европейского опыта. Однако для этого нужно было расширять торговые, дипломатические, культурные и другие связи с европейским странами, отказаться от средневековой обособленности, от искусственной изоляции от окружающего мира. Ко всему этому правящий класс империи был еще не готов.

3) Сын Мурада II, Мехмед II, преобразовал турецкое государство и армию. После длительной подготовки и двухмесячной осады, подавляющего численного перевеса турок и упорного сопротивления горожан, 29 мая 1453 года султан захватил столицу Византии, город Константинополь. Мехмед II уничтожил многовековой центр православия, Второй Рим, — каким был более тысячи лет Константинополь, сохранив лишь некое подобие церковного института для управления всем покорённым и (пока) не обращённым в ислам православным населением бывшей империи и славянских государств на Балканах. Задавленное налогами, гнётом и жёсткой властью мусульман, несмотря на исторически сложные отношения Византии и Западной Европы, большинствоправославного населения Османской империи предпочло бы перейти даже под власть Венеции^[15].

XV—XVI века́ были так называемым периодом роста Османской империи. Империя успешно развивалась под грамотным политическим и экономическим управлением султанов. Были достигнуты определённые успехи в развитии экономики, так как османы контролировали основные сухопутные и морские торговые пути между Европой и Азией^{[16][прим. 4]}.

Султан Селим I значительно увеличил территории Османской империи на востоке и юге, нанеся поражение Сефевидам в Чалдыранской битве в 1514 году^[17][18]. Селим I также нанёс поражение мамлюкам и захватил Египет. С этого времени военно-морской флот империи присутствовал в Красном море. После захвата Египта турками, между Португальской и Османской империями началась конкуренция за доминирование в регионе. В 1521 году Сулейман Великолепный захватил Белград и в течение османо-венгерских войн присоединил южную и центральную Венгрию^[19][20]. После битвы при Мохаче в 1526 году он разделил с Восточно-Венгерским королевством и Королевством Венгрия всю Венгрию. Вместе с этим он учредил должность представителей султана на европейских территориях. В 1529 году он осадил Вену, но несмотря на подавляющее численное превосходство, сопротивление венцев было таково, что взять её не смог^[21]. В 1532 году он ещё раз осадил Вену, но был разбит в битве за Кёсег^[22][23][24]. Вассальными княжествами Османской империи сталиТрансильвания, Валахия и, отчасти, Молдавия. На востоке турки в 1535 году взяли Багдад, получив контроль над Месопотамией и выход к Персидскому заливу.

Франция и Османская империя, имея общую неприязнь к Габсбургам, стали союзниками. В 1543 году французско-османские войска под командованием Хайр-ад-Дина Барбароссы и Тургут-реиса одержали победу под Ниццей, в 1553 году — вторглись на Корсику и через несколько лет захватили её^[25]. За месяц до осады Ниццы французские артиллеристы совместно с турками участвовали в осаде Эстергома и разгромили венгров. После остальных побед турок, король Габсбургов Фердинанд I в 1547 году вынужден был признать власть турок-османов уже над Венгрией.

К концу жизни Сулеймана I население Османской империи было огромно и насчитывало 15 000 000 человек^[26]. Кроме того, османский флот контролировал значительную часть Средиземного моря^[27]. К этому времени Османская империя добилась больших успехов в политической и военной организации государства, и в Западной Европе её часто сравнивали с Римской империей. Открытие новых морских путей в Азию позволило европейцам избежать монополии Османской империи. С открытием португальцами в 1488 году мыса Доброй Надежды начался ряд османско-португальских войн в Индийском океане, продолжавшихся в течение всего XVI века. С экономической точки зрения, колоссальный приток серебра испанцам, вывозившим его из Нового Света, вызвал резкое обесценивание валюты Османской империи и безудержную инфляцию.

При Иване Грозном Московское царство захватило Поволжье и укрепилось на побережье Каспийского моря. В 1571 году крымский ханДевлет I Герай, при поддержке Османской империи, сжёг Москву^[31]. Но в 1572 году крымские татары потерпели поражение в битве при Молодях. Крымское ханство продолжило совершать набеги на Русь во время поздних налётов татаро-монголов на русские земли, ^[32] и Восточная Европа продолжала оставаться под влиянием крымских татар до конца XVII века^[33].

В 1571 году войска Священной лиги одержали победу над турками в морском сражении при Лепанто. Это событие стало символическим^[32] ударом по репутации непобедимой Османской империи. Турки потеряли много людей, потери флота были значительно ниже^[34]. Мощь османского флота быстро была восстановлена, и в 1573 году Порта склонила Венецию к подписанию мирного договора^[35]. Благодаря этому, турки укрепились в Северной Африке^[35].

Для сравнения, Габсбурги создали Военную Краину, защищавшую Габсбургскую монархию от турок^[36]. Ослабление кадровой политики Османской империи в войне с Габсбургской Австрией вызвало нехватку первой в вооружении в Тринадцатилетней войне. Это способствовало низкой дисциплине в армии и открытому неподчинению командованию^[37]. В 1585—1610 годах в Анатолии разгорелось восстание Джелали, в котором приняли участие секбаны^{[прим. 5][38]} К 1600 году население империи достигло 30 000 000 человек, и нехватка земли вызвала ещё большее давление на Порту^[39].

В 1635 году Мурад IV кратковременно захватил Ереван, в 1639 году — Багдад, восстановив там центральную власть^[40]. В периодСултаната женщин империей правили матери султанов от имени сыновей. Наиболее влиятельными женщинами в период былиКёсем Султан и её невестка Турхан Хатидже, их политическое соперничество закончилось убийством первой в 1651 году. В эпоху Кёпрюлю великими визирями были представители албанского рода Кёпрюлю. Они осуществляли непосредственный контроль над Османской империей. При содействии визирей Кёпрюлю турки возвратили себе Трансильванию, в 1669 году захватили Крит и в 1676 году — Подолье^[41]. Опорными пунктами турок в Подолье были Хотин и Каменец-Подольский^[41].

В мае 1683 года огромная турецкая армия под командованием Кара Мустафа-паши осадила Вену^[42]. Турки медлили с последним штурмом и были разгромлены вВенской битве в сентябре этого же года войсками Габсбургов, немцев и поляков^[42]. Поражение в битве вынудило турок 26 января 1699 года подписать со Священной Лигой Карловицкий мир, закончивший Великую Турецкую войну^[43]. Турки уступили Лиге многие территории^[44]. С 1695 года османы вели контрнаступление в Венгрии, оно закончилось сокрушительным поражением в битве при Зенте 11 сентября 1697 года^[45]. После поражения в Полтавской битве в 1709 г. Карл XII стал союзником турок^[46]. Карл XII склонил османского султана Ахмеда III объявить войну России. В 1711 османские войска разгромили русских на реке Прут^[46]. 21 июля 1718 года между Австрией и Венецией с одной стороны и Османской империей с другой стороны был подписан Пожаревацкий мир, завершивший на некоторое время войны Турции. Тем не менее, договор показал, что Османская империя находилась в обороне и была уже не в состоянии осуществлять экспансию в Европе^[47]. Османские войска отчаянно пытаются остановить продвигающихся русских во времяштурма Очакова в 1788 году. Вместе с Австрией Российская империя участвовала в Русско-турецкой войне 1735—1739 годов. Война закончилась Белградским мирным договором в 1739 году. По условиям мира Австрия уступала Османской империи Сербию и Валахию, а Азов отошёл Российской империи. Однако, несмотря на Белградский мир, Османская империя воспользовалась миром, в связи с войнами России и Австрии с Пруссией.

4) К середине XVII в. ясно обозначился упадок Османской империи, начавшийся уже в предыдущем столетии. Турция все еще владела обширными территориями в Азии, Европе и Африке, располагала важными торговыми путями и стратегическими позициями, имела в своем подчинении множество народов и племен. Турецкий султан — Великий сеньор, или Великий турок, как называли его в европейских документах, — по-прежнему считался одним из самых могущественных государей. Грозной казалась и военная мощь турок. Но в действительности корни былого могущества султанской империи были уже подточены.

Османская империя не имела внутреннего единства. Ее отдельные части резко отличались друг от друга по этническому составу, языку и религии населения, по уровню социального, экономического и культурного развития, по степени зависимости от центральной власти. Сами турки составляли в империи меньшинство. Только в Малой Азии и в части Румелии (Европейская Турция), прилегающей к Стамбулу, они проживали большими компактными массами. В остальных провинциях они были рассеяны среди коренного населения, которое им так и не удалось ассимилировать.

Турецкое господство над угнетенными народами империи основывалось, таким образом, почти исключительно на одном только военном насилии. Такого рода господство могло продолжаться более или менее длительный срок лишь при наличии достаточных средств для осуществления этого насилия. Между тем военная мощь Османской империи неуклонно снижалась. Военно-ленная система землевладения, унаследованная османами еще от сельджуков и в свое время явившаяся одной из важнейших причин успехов турецкого оружия, утратила прежнее значение. Формально, юридически она продолжала существовать. Но ее действительное содержание настолько изменилось, что из фактора укрепления и обогащения турецких феодалов класса она превратилась в источник его все возрастающей слабости.

Военно-феодальный характер Османской империи определял всю ее внутреннюю и внешнюю политику. Видный турецкий политический деятель и писатель XVII в. Кочибей Гёмюрджинский отмечал в своем «рисале» (трактате), что османское государство «саблей добыто и саблей только может быть поддержано». Получение военной добычи, рабов и дани с завоеванных земель было в течение нескольких столетий главным средством обогащения турецких феодалов, а прямое военное насилие над покоренными народами и турецкими трудящимися массами — главной функцией государственной власти. Поэтому с момента возникновения османского государства турецкий правящий класс всю свою энергию и внимание направлял на создание и поддержание боеспособной армии. Решающую роль в этом отношении играла военно-ленная система землевладения, предусматривавшая формирование и снабжение феодального войска самими военными ленниками — сипахи, которые для этого получали из государственного земельного фонда на правах условного владения большие и малые поместья (зеаметы и тимары) с правом взимания определенной части ренты-налога в свою пользу. Хотя эта система распространялась не на все территории, захваченные турками, ее значение было решающим для турецкого военно-феодального государства в целом.

На первых порах военно-ленная система действовала четко. Она непосредственно вытекала из заинтересованности турецких феодалов в активной завоевательной политике и в свою очередь стимулировала эту заинтересованность. Многочисленные военные ленники — займы (владельцы зеаметов) и тимариоты (владельцы тимаров) — были не только военной, но и главной политической силой Османской империи, они составляли, по выражению турецкого источника, «настоящую рать за веру и государство». Военно-ленная система освобождала государственный бюджет от основной части расходов на содержание армии и обеспечивала быструю мобилизацию феодального войска. Турецкая пехота - янычары, а также некоторые другие корпуса правительственных войск состояли на денежном жаловании, но военно-ленная система землевладения косвенно влияла и на них, открывая перед командирами и даже рядовыми воинами заманчивую перспективу получения военных ленов и тем самым превращения в сипахи.

Военно-ленная система в первой время не отражалась губительно на крестьянском хозяйстве. Конечно, крестьянская райя (Райя (раайя, реайя) — общее название податного населения в Османской империи, «подданные»; впоследствии (не ранее конца XVIII в.) райей стали называть только немусульман.), лишенная каких бы то ни было политических прав, состояла в феодальной зависимости от сипахи и подвергалась феодальной эксплуатации. Но эта эксплуатация вначале носила преимущественно фискальный и более или менее патриархальный характер. До тех пор пока сипахи обогащался главным образом за счет военной добычи, он рассматривал землевладение не как основной, а как вспомогательный источник дохода. Он обычно ограничивался взиманием ренты-налога и ролью политического сюзерена и не вмешивался в хозяйственную деятельность крестьян, которые пользовались своими земельными участками на правах наследственного держания. При натуральных формах хозяйства такая система предоставляла крестьянам возможность сносного существования.

Однако в своем первоначальном виде военно-ленная система действовала в Турции недолго. Заложенные в ней внутренние противоречия стали проявляться уже вскоре после первых больших турецких завоеваний. Рождённая в войне и для войны, эта система требовала непрерывного или почти непрерывного ведения агрессивных войн, служивших основным источником обогащения господствующего класса. Но источник этот не был неиссякаемым. Турецкие завоевания сопровождались огромными разрушениями, а извлекаемые из завоеванных стран материальные ценности быстро и непроизводительно растрачивались. С другой стороны, завоевания, расширяя феодальное землевладение и создавая для феодалов известную гарантию беспрепятственной эксплуатации полученных поместий, поднимали в их глазах значение земельной собственности, увеличивали ее притягательную силу.

Жадность феодалов к деньгам возрастала по мере развития товарно-денежных отношений в стране и особенно внешних торговых связей, позволявших удовлетворять все растущий спрос турецкой знати на предметы роскоши.

Все это вызывало у турецких феодалов стремление к увеличению размеров поместий и получаемых с них доходов. В конце XVI в. перестал соблюдаться установленный прежними законами запрет сосредоточения нескольких ленов в одних руках. В XVII в., в особенности со второй его половины, процесс концентрации земельной собственности усилился. Начали создаваться обширные поместья, владельцы которых резко увеличивали феодальные повинности, вводили произвольные поборы, а в некоторых случаях, правда в то время еще редких, создавали барскую запашку в собственных имениях, так называемых чифтликах (Чифтлик (от турецкого «чифт» — пара, подразумевается пара волов, с помощью которых обрабатывается земельный участок) в рассматриваемой период — образованное на государственной земле частное феодальное имение. Чифтликская система получила наибольшее распространение позднее, в конце XVIII — начале XIX в., когда помещики — чифтликчи стали в массовом порядке захватывать крестьянские земли; в Сербии, где этот процесс проходил в особенно насильственных формах, он получил славянизированное название почитлученья.).

Самый способ производства от этого не изменился, но изменилось отношение феодала к крестьянам, к землевладению, к своим обязанностям перeд государством. На смену старому эксплуататору — сипахи, у которого на первом плане стояла война и которого интересовала больше всего военная добыча, пришел новый, гораздо более жадный до денег феодальный землевладелец, главной целью которого было получение максимального дохода от эксплуатации крестьянского труда. Новые землевладельцы в отличие от старых фактически, а иногда и формально освобождались от военных обязательств перед государством. Тем самым за счет государственно-феодального земельного фонда росла крупная частно-феодальная собственность. Этому способствовали и султаны, раздавая сановникам, пашам провинций, придворным фаворитам обширные поместья в безусловное владение. Прежним военным ленникам иногда тоже удавалось превратиться в помещиков нового типа, но чаще всего тимариоты и займы разорялись, и их земли переходили к новым феодальным владельцам. Прямо или косвенно приобщался к земельной собственности и ростовщический капитал. Но, содействуя разложению военно-ленной системы, он не создавал нового, более прогрессивного способа производства. Как отмечал К. Маркс, «при азиатских формах ростовщичество может существовать очень долго, не вызывая ничего иного, кроме экономического упадка и политической коррупции»; «...оно консервативно и только доводит существующий способ производства до более жалкого состояния» Разложение, а затем и кризис военно-ленной системы землевладения повлекли за собой кризис турецкого военно-феодального государства в целом. Это не был кризис способа производства. Турецкий феодализм тогда еще был далек от той стадии, на которой возникает капиталистический уклад, вступающий в борьбу со старыми формами производства и старой политической надстройкой. Элементы капиталистических отношений, наблюдавшиеся в рассматриваемый период в экономике городов, особенно в Стамбуле и вообще в европейских провинциях империи, — появление некоторых мануфактур, частичное применение наемного труда на государственных предприятиях и пр. — были очень слабыми и непрочными. В сельском хозяйстве отсутствовали даже слабые ростки новых форм производства. Разложение турецкой военно-ленной системы вытекало не столько из перемен в способе производства, сколько из тех противоречий, которые коренились в ней самой и развивались, не выходя за рамки феодальных отношений. Но благодаря этому процессу произошли существенные изменения в аграрном строе Турции и сдвиги внутри класса феодалов. В конечном счете именно разложение военно-ленной системы вызвало упадок турецкой военной мощи, что в силу специфически военного характера османского государства имело решающее значение для всего его дальнейшего развития.

К середине XVII в. кризис военно-ленной системы землевладения зашел далеко. Его последствия проявлялись и в усилении феодального гнета (о чем свидетельствовали многочисленные случаи крестьянских восстаний, а также массовое бегство крестьян в города и даже за пределы империи), и в сокращении численности сипахийского войска (при Сулеймане Великолепном оно насчитывало 200 тыс. человек, а к концу XVII в.— всего 20 тыс.), и в разложении как этого войска, так и янычар, и в дальнейшем развале правительственного аппарата, и в росте финансовых затруднений.

Некоторые турецкие государственные деятели пытались задержать этот процесс. Наиболее видными среди них были великие везиры из семьи Кёпрюлю, осуществившие во второй половине XVII в. ряд мероприятий, имевших целью упорядочить управление, укрепить дисциплину в государственном аппарате и армии, урегулировать налоговую систему. Однако все эти меры приводили лишь к частичным и кратковременным улучшениям.

Турция слабела также и относительно — по сравнению со своими главными военными противниками, странами Восточной и Центральной Европы. В большинстве этих стран, хотя в них еще господствовал феодализм, постепенно росли новые производительные силы, развивался капиталистический уклад. В Турции не было предпосылок для этого. Уже после великих географических открытий, когда в передовых европейских странах происходил процесс первоначального накопления, Турция оказалась в стороне от экономического развития Европы. Далее, в Европе складывались нации и национальные государства, либо единонациональные, либо многонациональные, но и в этом случае во главе с какой-нибудь сильной складывающейся нацией. Между тем турки не только не могли сплотить все народы Османской империи в некую единую «османскую» нацию, но они сами все больше отставали в социально-экономическом, а стало быть, и в национальном развитии от многих подвластных им народностей, в особенности балканских.

Невыгодно для Турции в середине XVII в. сложилась и международная обстановка в Европе. Вестфальский мир поднял значение Франции и уменьшил ее заинтересованность в получении помощи от турецкого султана против Габсбургов. В своей антигабсбургской политике Франция стала больше ориентироваться на Польшу, а также на мелкие немецкие государства. С другой стороны, после Тридцатилетней войны, подорвавшей позиции императора в Германии, Габсбурги сосредоточили все усилия на борьбе с турками, стремясь отобрать у них Восточную Венгрию. Наконец, важное изменение в расстановке сил в Восточной Европе произошло в результате воссоединения Украины с Россией. Турецкая агрессия встретила теперь на Украине гораздо более мощное сопротивление. Углубились также польско-турецкие противоречия.

Военное ослабление Турции и растущее отставание ее от европейских государств скоро сказались на ходе военных действий в Европе. В 1664 г. большая турецкая армия потерпела при Сен-Готарде (Западная Венгрия) тяжелое поражение от австрийцев и венгров, к которым на этот раз присоединился и отряд французов. Правда, это поражение еще не остановило турецкую агрессию. В начале 70-х годов войска турецкого султана и его вассала — крымского хана несколько раз вторгались в Польшу и на Украину, доходя до самого Днепра, а в 1683 г. Турция, воспользовавшись борьбой части венгерских феодалов во главе с Эмериком Текели против Габсбургов, предприняла новую попытку разгромить Австрию. Однако именно эта попытка и привела к катастрофе под Веной.

Вначале поход развивался успешно для турок. Огромная, более чем стотысячная армия во главе с великим везиром Кара Мустафой разбила австрийцев на территории Венгрии, затем вторглась в Австрию и 14 июля 1683 г. подошла к Вене. Осада австрийской столицы продолжалась два месяца. Положение австрийцев было очень тяжелым. Император Леопольд, его двор и министры бежали из Вены. За ними стали спасаться бегством богачи и знать, пока турки не замкнули кольцо осады. Остались оборонять столицу главным образом ремесленники, студенты и пришедшие из сожженных турками пригородов крестьяне. Войска гарнизона насчитывали всего 10 тыс. человек и располагали ничтожным количеством орудий и боеприпасов. Защитники города слабели с каждым днем, вскоре начался голод. Турецкая артиллерия разрушила значительную часть укреплений.

Перелом наступил в ночь на 12 сентября 1683 г., когда к Вене подошел польский король Ян Собеский с немногочисленным (25 тыс. человек), но свежим и хорошо вооруженным войском, состоявшим из поляков и украинских казаков. Под Веной к Яну Собескому присоединились также саксонские отряды.

Наутро произошло сражение, завершившееся полным разгромом турок. Турецкие войска оставили на поле боя 20 тыс. убитых, всю артиллерию и обоз. Уцелевише турецкие части откатились к Буде и Пешту, потеряв еще 10 тыс. человек при переправе через Дунай. Преследуя турок, Ян Собеский нанес им новое поражение, после чего Кара Мустафа-паша бежал в Белград, где был умерщвлен по приказу султана.

Разгром турецких вооруженных сил под стенами Вены был неизбежным результатом задолго до этого начавшегося упадка турецкого военно-феодального государства. По поводу этого события К. Маркс писал: «... Нет абсолютно никаких оснований считать, что упадок Турции начался с того момента, когда Собеский оказал помощь австрийской столице. Исследования Гаммера (австрийский историк Турции.— Ред. неопровержимо доказывают, что организация Турецкой империи находилась тогда в состоянии разложения, и что уже за некоторое время до этого эпохе оттоманского могущества и величия быстро приходил конец» Поражение под Веной положило конец турецкому продвижению в Европу. С этого времени Османская империя начинает постепенно терять одну за другой завоеванные ею прежде территории.

В 1684 г. для борьбы с Турцией сформировалась «Священная лига» в составе Австрии, Польши, Венеции, а с 1686 г.— и России. Военные действия Польши были неудачными, но австрийские войска в 1687—1688 гг. заняли Восточную Венгрию, Славонию, Банат, овладели Белградом и начали продвигаться в глубь Сербии. Действия сербского добровольческого войска, выступавшего против турок, а также восстание болгар, вспыхнувшее в 1688 г. в Чипровце, создали серьезную угрозу турецким коммуникациям. Ряд поражений нанесла туркам Венеция, овладевшая Мореей и Афинами.

В сложной международной обстановке 90-х годов XVII в., когда австрийские силы были отвлечены войной с Францией (война Аугсбургской лиги), военные действия «Священной лиги» против турок приняли затяжной характер. Тем не менее Турция продолжала терпеть неудачи. Важную роль в военных событиях этого периода сыграли Азовские походы Петра I в 1695—1696 гг., облегчившие задачу австрийского командования на Балканах. В 1697 г. австрийцы наголову разбили большую турецкую армию у города Зенты (Сента) на Тиссе и вторглись в Боснию.

Большую помощь Турции оказала английская и голландская дипломатия, при посредничестве которой в октябре 1698 г. в Карловицах (в Среме) открылись мирные переговоры. Международная обстановка в общем благоприятствовала Турции: Австрия вступила с ней в сепаратные переговоры, чтобы, обеспечив свои интересы, уклониться от поддержки русских требований относительно Азова и Керчи; Польша и Венеция также были готовы сговориться с турками за счет России; державы-посредвицы (Англия и Голландия) выступали открыто против России и вообще больше помогали туркам, нежели союзникам. Однако внутреннее ослабление Турции зашло настолько далеко, что султан готов был окончить войну любой ценой. Поэтому итоги Карловицкого конгресса оказались для Турции весьма неблагоприятными.

В январе 1699 г. были подписаны договоры между Турцией и каждым из союзников в отдельности. Австрия получила Восточную Венгрию, Трансильванию, Хорватию и почти всю Славонию; только Банат (провинция Темешвар) с крепостями возвращался султану. Мирный договор с Польшей лишил султана последней оставшейся у него части Правобережной Украины и Подолии с Каменецкой крепостью. Венеции турки уступили часть Далмации и Морею. Россия, покинутая своими союзниками, была вынуждена подписать с турками в Карловицах не мирный договор, а лишь перемирие сроком на два года, оставившее в ее руках Азов. Впоследствии, в 1700 г., в развитие условий этого перемирия в Стамбуле был заключен русско-турецкий мирный договор, закрепивший за Россией Азов с окружающими землями и отменивший уплату Россией ежегодной «дачи» крымскому хану.

В начале XVIII в. Турция имела некоторые военные успехи: окружение армии Петра I на Пруте в 1711 г., повлекшее за собой временную утрату Азова Россией; захват Морей и ряда эгейских островов у венецианцев в войне 1715—1718 гг. и пр. Но эти удачи, объяснявшиеся конъюнктурными изменениями в международной обстановке и ожесточенной борьбой между европейскими державами (Северная война, война за Испанское наследство), были скоропреходящими.

Война 1716—1718 гг. с Австрией принесла Турции новые территориальные потери на Балканах, фиксированные в Пожаревацком (Пассаровицком) договоре. Через несколько лет, по договору 1724 г. с Россией, Турция была вынуждена отказаться от претензий на прикаспийские области Ирана и Закавказья. В конце 20-х годов в Иране поднялось мощное народное движение против турецких (и афганских) завоевателей. В 1730 г. Надир-хан отобрал у турок ряд провинций и городов. В связи с этим началась ирано-турецкая война, но еще до ее официального объявления неудачи в Иране послужили толчком к крупному восстанию, вспыхнувшему осенью 1730 г. в Стамбуле. Коренные причины этого восстания были связаны не столько с внешней, сколько с внутренней политикой турецкого правительства. Несмотря на то что в восстании активно участвовали янычары, его основной движущей силой были ремесленники, мелкие торговцы, городская беднота.

Стамбул уже тогда представлял собою огромный, разноязычный и разноплеменный город. Численность его населения, вероятно, превышала 600 тыс. человек. В первой трети XVIII в. оно еще значительно увеличилось за счет массового притока крестьян. Отчасти это было вызвано происходившим тогда в Стамбуле, в балканских городах, а также в главных центрах левантийской торговли (Салоники, Измир, Бейрут, Каир, Александрия) известным ростом ремесленного и зарождением мануфактурного производства. В турецких источниках этого периода имеются сведения о создании в Стамбуле бумажной, суконной и некоторых других мануфактур; предпринимались попытки построить фаянсовую мануфактуру при султанском дворце; расширялись старые и возникали новые предприятия для обслуживания армии и флота.

Развитие производства носило односторонний характер. Внутренний рынок был крайне узок; производство обслуживало главным образом внешнюю торговлю и нужды феодалов, государства и армии. Тем не менее мелкотоварная городская промышленность Стамбула имела для пришлого трудового населения притягательную силу, тем более что столичные ремесленники пользовались многими привилегиями и налоговыми льготами. Однако подавляющее большинство крестьян, бежавших в Стамбул из своих деревень, не находило здесь постоянной работы и пополняло ряды поденщиков и бездомных нищих. Правительство, пользуясь притоком пришельцев, стало увеличивать налоги, вводить новые пошлины на ремесленные изделия. Цены на продукты питания настолько возросли, что власти, опасаясь волнений, были даже вынуждены несколько раз производить бесплатную раздачу хлеба в мечетях. Тяжело отзывалась на трудящихся массах столицы усилившаяся активность ростовщического капитала, все более подчинявшего своему контролю ремесленное и мелкотоварное производство.

Начало XVIII в. ознаменовалось широким распространением в Турции, особенно в столице, европейской моды. Султан и вельможи соперничали в придумывании увеселений, устройстве празднеств и пиров, строительстве дворцов и парков. В окрестностях Стамбула, на берегах небольшой речки, известной у европейцев под названием «Сладкие воды Европы», были сооружены роскошный султанский дворец Саадабад и около 200 кёшков («киоски», небольшие дворцы) придворной знати. Турецкие вельможи особенно изощрялись в разведении тюльпанов, украшая ими свои сады и парки. Увлечение тюльпанами проявилось и в архитектуре, и в живописи. Возник особый «стиль тюльпанов». Это время вошло в турецкую историю под названием «периода тюльпанов» («ляле деври»).

Роскошная жизнь феодальной знати резко контрастировала с растущей нищетой народных масс, усиливая их недовольство. Правительство не считалось с этим. Султан Ахмед III (1703—1730), корыстолюбивый и ничтожный человек, заботился только о деньгах и удовольствиях. Фактическим правителем государства был великий везир Ибрахим-паша Невшехирли, носивший титул дамада (зять султана). Это был крупный государственный деятель. Заняв пост великого везира в 1718 г., после подписания невыгодного договора с Австрией, он предпринял ряд шагов к улучшению внутреннего и международного положения империи. Однако государственную казну дамад Ибрахим-паша пополнял путем жестокого усиления налогового бремени. Он поощрял хищничество и расточительство знати, да и сам был на чужд коррупции.

Напряжение в турецкой столице достигло высшей точки летом и осенью 1730 г., когда ко всему прочему добавилось недовольство янычар явной неспособностью правительства отстоять турецкие завоевания в Иране. В начале августа 1730 г. султан и великий везир выступили во главе армии из столицы якобы в поход против иранцев, но, переправившись на азиатский берег Босфора, они дальше не двинулись и завязали тайные переговоры с иранскими представителями. Узнав об этом, столичные янычары призвали население Стамбула к восстанию.

Восстание началось 28 сентября 1730 г. Среди его руководителей были и янычары, и ремесленники, и представители мусульманского духовенства. Наиболее видную роль играл выходец из народных низов, бывший мелкий торговец, позднее матрос и янычар Патрона-Халил, по происхождению албанец, своей отвагой и бескорыстием приобретший большую популярность в народных массах. События 1730 г. вошли поэтому в историческую литературу под названием «восстания Патрона-Халила».

Уже в первый день восставшие разгромили дворцы и кёшки придворной знати и потребовали от султана выдачи им великого везира и еще четырех высших сановников. Надеясь спасти свой трон и жизнь, Ахмед III приказал умертвить Ибрахима-пашу и выдать его труп. Тем не менее на следующий же день Ахмеду III по требованию восставших пришлось отречься от престола в пользу своего племянника Махмуда.

Около двух месяцев власть в столице фактически находилась в руках восставших. Султан Махмуд I (1730—1754) вначале проявлял полное согласие с Патрона-Халилом. Султан приказал разрушить Саадабадский дворец, отменил ряд налогов, введенных при его предшественнике, и произвел по указанию Патрона-Халила некоторые перемены в правительстве и администрации. Патрона-Халил не занял правительственного поста. Он не воспользовался своим положением и для обогащения. Даже на заседания Дивана он приходил в старом потрепанном платье.

Однако ни у Патрона-Халила, ни у его соратников не было положительной программы. Расправившись с ненавистными народу вельможами, они в сущности не знали, что делать дальше. Между тем султан и его окружение составили тайный план расправы над вождями восстания. 25 ноября 1730 г. Патрона-Халил и его ближайшие помощники были приглашены в султанский дворец якобы для переговоров и предательски убиты.

Султанское правительство вернулось целиком к старым методам управления. Это вызвало в марте 1731 г. новое восстание. Оно было менее сильным, чем предыдущее, и в нем народные массы играли меньшую роль. Правительство сравнительно быстро подавило его, но волнения продолжались до конца апреля. Только после многочисленных казней, арестов и высылки из столицы нескольких тысяч янычар правительство овладело положением.

Турецкий правящий класс по-прежнему видел свое спасение в войнах. Главными военными противниками Турции в это время были Австрия, Венеция и Россия. В XVII и в начале XVIII в. наиболее острыми были австро-турецкие противоречия, позднее — русско-турецкие. Русско-турецкий антагонизм углублялся по мере продвижения России к побережью Черного моря, а также вследствие роста национально-освободительных движений угнетенных народов Османской империи, видевших в русском народе своего союзника.

Турецкие правящие круги занимали особенно враждебную позицию по отношению к России, которую они считали главной виновницей волнений балканских христиан и вообще чуть ли не всех затруднений Блистательной Порты (Блистательная, или Высокая Порта—султанское правительство.). Поэтому противоречия между Россией и Турцией во второй половине XVIII в. все чаще приводили к вооруженным конфликтам. Всем этим пользовались Франция и Англия, усилившие в это время свое влияние на султанское правительство. Из всех европейских держав они имели наиболее серьезные торговые интересы в Турции, Французам принадлежали богатые фактории в портах Леванта. На набережных Бейрута или Измира чаще можно было услышать французскую речь, чем турецкую. К концу XVIII в. торговый оборот Франции с Османской империей достигал 50—70 млн. ливров в год, что превышало оборот всех прочих европейских держав, вместе взятых. Англичане также располагали значительными экономическими позициями в Турции, в особенности на турецком побережье Персидского залива. Британская фактория в Басре, связанная с Ост-Индской компанией, стала монополистом по скупке сырья.

В этот период Франция и Англия, занятые колониальными войнами в Америке и Индии, еще не ставили перед собой в качестве непосредственной задачи за хват территорий Османской империи. Они предпочитали временно поддерживать слабую власть турецкого султана, наиболее для них выгодную с точки зрения их коммерческой экспансии. Никакая другая держава и никакое другое правительство, которые заменили бы турецкое господство, не создали бы для иностранных купцов таких широких возможностей беспрепятственной торговли, не поставили бы их в столь благоприятные условия по сравнению с собственными подданными. Отсюда проистекало открыто враждебное отношение Франции и Англии к освободительным движениям угнетенных народов Османской империи; этим же в значительной степени объяснялось их противодействие продвижению России на берега Черного моря и на Балканы.

Франция и Англия поочередно, а в иных случаях и совместно, поощряли турецкое правительство к выступлениям против России, хотя каждая новая русско-турецкая война неизменно приносила Турции новые поражения и новые территориальные потери. Западные державы были далеки от того, чтобы оказывать Турции какую-либо действенную помощь. Они даже извлекали дополнительные выгоды из поражений Турции в войнах с Россией, заставляя турецкое правительство предоставлять им новые торговые льготы.

Во время русско-турецкой войны 1735—1739 гг., возникшей в значительной мере благодаря проискам французской дипломатии, турецкая армия потерпела жестокое поражение под Ставучанами. Несмотря на это, после заключения Австрией сепаратного мира с Турцией, Россия по Белградскому мирному договору 1739 г. вынуждена была удовлетвориться присоединением Запорожья и Азова. Франция же за оказанные Турции дипломатические услуги получила в 1740 г. новую капитуляцию, подтвердившую и расширившую привилегии французских подданных в Турции: низкие таможенные пошлины, освобождение от налогов и сборов, неподсудность турецкому суду и т. д. При этом в отличие от предыдущих капитуляционных грамот капитуляция 1740 г. была выдана султаном не только от собственного имени, но и как обязательство за всех своих будущих преемников. Тем самым капитуляционные привилегии (вскоре распространившиеся и на подданных других европейских держав) были закреплены надолго как международное обязательство Турции.

Русско-турецкая война 1768—1774 гг., поводом к которой послужил вопрос о замещении польского престола, также была во многом обязана домогательствам французской дипломатии. Эта война, ознаменовавшаяся блестящими победами русских войск под командованием П. А. Румянцева и А. В. Суворова и разгромом турецкого флота в Чесменском сражении, имела для Турции особенно тяжелые последствия.

Ярким примером корыстного использования Турции европейскими державами явилась политика Австрии в это время. Она всячески подстрекала турок продолжать неудачно для них протекавшую войну и обязалась оказать им экономическую и военную помощь. За это турки при подписании соглашения с Австрией в 1771 г. уплатили австрийцам в виде аванса 3 млн. пиастров. Однако Австрия не выполнила своих обязательств, уклонившись даже от дипломатической поддержки Турции. Тем не менее она не только оставила у себя полученные от Турции деньги, но еще и забрала у нее в 1775 г. под видом «остатка» компенсации Буковину.

Завершивший русско-турецкую войну Кючук-Кайнарджийский мирный договор 1774 г. ознаменовал новый этап в развитии взаимоотношений Османской империи с европейскими державами.

Крым был объявлен независимым от Турции (в 1783 г. он был присоединен к России); русская граница продвинулась от Днепра до Буга; Черное море и проливы были открыты для русского торгового мореплавания; Россия приобрела право покровительства молдавскому и валашскому господарям, а также православной церкви в Турции; на русских подданных в Турции были распространены капитуляционные привилегии; Турция должна была уплатить России большую контрибуцию. Но значение Кючук-Кайнарджийского мира состояло не только в том, что турки понесли территориальные потери. Это было для них не ново, да и потери оказались не такими большими, так как Екатерина II в связи с разделом Польши и особенно в связи с восстанием Пугачева торопилась закончить турецкую войну. Гораздо более важным для Турции было то, что после Кючук-Кайнарджийского мира коренным образом изменилось соотношение сил в Черноморском бассейне: резкое усиление России и столь же резкое ослабление Османской империи поставили в порядок дня проблему выхода России к Средиземному морю и полной ликвидации турецкого господства в Европе. Решение этой проблемы, поскольку внешняя политика Турции все больше утрачивала самостоятельность, приобрело международный характер. Россия в своем дальнейшем продвижении к Черному морю, к Балканам, Стамбулу и проливам сталкивалась теперь не столько с самой Турцией, сколько с главными европейскими державами, также выдвигавшими свои притязания на «османское наследство» и открыто вмешивавшимися как в русско-турецкие отношения, так и в отношения между султаном и его христианскими подданными.

С этого времени ведет свое существование так называемый Восточный вопрос, хотя самый термин стал применяться несколько позднее. Составными частями Восточного вопроса были, с одной стороны, внутренний распад Османской империи, связанный с освободительной борьбой угнетенных народов, а с другой стороны — борьба между великими европейскими державами за раздел отпадающих от Турции территорий, в первую очередь европейских.

В 1787 г. началась новая русско-турецкая война. Россия открыто готовилась к ней, выдвигая план полного изгнания турок из Европы. Но инициатива разрыва и на этот раз принадлежала Турции, которая действовала под влиянием английской дипломатии, хлопотавшей о создании турецко-шведско-прусской коалиции против России.

Союз со Швецией и Пруссией принес туркам мало пользы. Русские войска под командованием Суворова разгромили турок при Фокшанах, Рымнике и Измаиле. На стороне России выступила Австрия. Только благодаря тому, что внимание Австрии, а затем и России было отвлечено событиями в Европе, в связи с образованием контрреволюционной коалиции против Франции, Турция смогла закончить войну с сравнительно небольшими потерями. Систовский мир 1791 г. с Австрией был заключен на основе статус-кво (положения, существовавшего до войны), а по Ясскому миру с Россией 1792 г. (по старому стилю 1791 г.) Турция признала новую русскую границу по Днестру, с включением Крыма и Кубани в состав России, отказалась от претензий на Грузию, подтвердила русский протекторат над Молдавией и Валахией и прочие условия Кючук-Кайнарджийского трактата.

Французская революция, вызвав международные осложнения в Европе, создала благоприятную для Турции ситуацию, способствовавшую отсрочке ликвидации турецкого господства на Балканах. Но процесс распада Османской империи продолжался. Восточный вопрос еще более обострился вследствие роста национального самосознания балканских народов. Углубились и противоречия между европейскими державами, выдвинувшими новые претензии на «османское наследство»: одни из этих держав действовали открыто, другие — под прикрытием «защиты» Османской империи от посягательства своих соперников, но во всех случаях эта политика вела к дальнейшему ослаблению Турции и превращению ее в зависимую от европейских держав страну.

К концу XVIII в. Османская империя вступила в полосу острого кризиса, охватившего все отрасли ее хозяйства, вооруженные силы, государственный аппарат. Крестьяне изнемогали под гнетом феодальной эксплуатации. По приблизительным подсчетам, в Османской империи в это время существовало около сотни различных налогов, поборов и повинностей. Тяжесть налогового бремени усугублялась откупной системой. На правительственных торгах выступали высшие сановники, с которыми никто не осмеливался конкурировать. Поэтому они получали откуп за низкую плату. Иногда откуп предоставлялся в пожизненное пользование. Первоначальный откупщик обычно продавал откуп с большой надбавкой ростовщику, тот снова перепродавал его, пока право на откуп не попадало в руки непосредственного сборщика налогов, который возмещал и перекрывал свои издержки беззастенчивым ограблением крестьян.

Десятина взималась натурой со всех видов хлебов, садовых культур, с улова рыбы и пр. Фактически она достигала трети и даже половины урожая. У крестьянина отбирали продукты лучшего качества, оставляя ему худшие. Феодалы сверх того требовали от крестьян выполнения различных повинностей: по строительству дорог, поставок дров, продуктов, а иногда и барщинных работ. Жаловаться было бесполезно, так как вали (генерал-губернаторы) и другие высшие должностные лица сами были крупнейшими помещиками. Если же жалобы иногда достигали столицы и оттуда присылали чиновника для расследования, то паши и беи отделывались взяткой, а крестьяне несли дополнительные тяготы по прокормлению и содержанию ревизора.

Двойному угнетению подвергались крестьяне-христиане. Личный налог на немусульман — джизья, называвшийся теперь также хараджем, резко увеличился в размере и взимался поголовно со всех, даже с младенцев. К этому добавлялся религиозный гнет. Любой янычар мог безнаказанно совершить насилие над немусульманином. Немусульманам не разрешалось иметь оружие, носить такую же одежду и обувь, как мусульмане; мусульманский суд не признавал свидетельских показаний «неверных»; даже в официальных документах применялись по отношению к немусульманам презрительные и бранные клички.

Турецкое сельское хозяйство разрушалось с каждым годом. Во многих районах целые деревни остались без жителей. Султанский указ в 1781 г. прямо признавал, что «бедные подданные разбегаются, что является одной из причин опустошения моей высочайшей империи». Французский писатель Вольней, совершивший поездку в Османскую империю в 1783—1785 гг., отмечал в своей книге, что усилившаяся примерно за 40 лет до этого деградация земледелия привела к запустению целых деревень. У земледельца нет стимула к расширению производства: «он сеет ровно столько, сколько нужно, чтобы прожить», — сообщал этот автор.

Стихийно возникали крестьянские волнения не только в нетурецких областях, где антифеодальное движение сочеталось с освободительным, но и в собственно Турции. По Анатолии и Румелии бродили толпы обездоленных, бездомных крестьян. Иногда они составляли вооруженные отряды, нападали на поместья феодалов. Происходили волнения и в городах. В 1767 г. был убит карсский паша. Для усмирения населения были присланы войска из Вана. Тогда же произошло восстание в Айдыне, где жители убили откупщика налогов. В 1782 г. русский посол доносил в Петербург, что «замешательства в разных анатолийских областях день ото дня все более приводят духовенство и министерство в заботу и уныние».

Попытки отдельных крестьян — как немусульман, так и мусульман — бросить занятие земледелием пресекались законодательными и административными мерами. Был введен особый налог за отказ от земледелия, усиливший прикрепление крестьян к земле. Помимо того, феодал и ростовщик держали крестьян в неоплатном долгу. Феодал имел право насильно вернуть ушедшего крестьянина и заставить его уплатить налоги за все время отсутствия.

Положение в городах было все же несколько лучше, чем в деревне. В интересах собственной безопасности городские власти, а в столице само правительство старались обеспечить горожан продовольствием. Они забирали у крестьян зерно по твердой цене, вводили хлебные монополии, запрещали вывоз хлеба из городов.

Турецкое ремесло в этот период не было еще подавлено конкуренцией европейской промышленности. Все еще славились внутри страны и за границей атлас и бархат Брусы, шали Анкары, длинношерстные ткани Измира, мыло и розовое масло Эдирне, анатолийские ковры, а в особенности произведения стамбульских ремесленников: крашеные и вышитые ткани, перламутровые инкрустации, изделия из серебра и слоновой кости, резное оружие и т. д.

Но и экономика турецкого города проявляла признаки упадка. Неудачные войны, территориальные потери империи снизили и без того ограниченный спрос на изделия турецкого ремесла и мануфактур. Средневековые цехи (эснафы) тормозили развитие товарного производства. На положении ремесла сказывалось также разлагающее влияние торгово-ростовщического капитала. В 20-х годах XVIII в. правительство ввело систему гедиков (патентов) для ремесленников и торговцев. Без гедика нельзя было заняться даже профессией лодочника, коробейника, уличного певца. Ссужая ремесленников деньгами на приобретение гедиков, ростовщики ставили цехи в кабальную зависимость от себя.

Развитию ремесла и торговли препятствовали также внутренние таможни, наличие разных мер длины и веса в каждой провинции, произвол властей и местных феодалов, разбой на торговых путях. Необеспеченность собственности убивала у ремесленников и купцов всякое желание расширять свою деятельность.

Катастрофические последствия имела порча монеты правительством. Состоявший на службе у турок в качестве военного эксперта венгерский барон де Тотт писал в своих мемуарах: «Монета испорчена до такой степени, что фальшивомонетчики работают ныне в Турции к выгоде населения: каков бы ни был применяемый ими сплав, все равно монета чеканки Великого сеньора еще ниже по стоимости».

В городах свирепствовали пожары, эпидемии чумы и других заразных болезней. Частые стихийные бедствия вроде землетрясений и наводнений довершали разорение народа. Правительство восстанавливало мечети, дворцы, янычарские казармы, но населению не оказывало помощи. Многие переходили на положение домашних рабов или пополняли вместе с бежавшими из деревни крестьянами ряды люмпенпролетариата.

На мрачном фоне народного разорения и нищеты еще ярче выступало расточительство верхов. На содержание султанского двора затрачивались огромные суммы. Титулованных особ, жен и наложниц султана, слуг, пашей, евнухов, стражи насчитывалось в общей сложности более 12 тыс. человек. Дворец, в особенности его женская половина (гарем), был средоточием интриг и тайных заговоров. Придворные фавориты, султанши и среди них самая влиятельная — султанша-мать (валиде-султан) получали взятки от сановников, добивавшихся прибыльной должности, от провинциальных пашей, стремившихся утаить полученные налоги, от иностранных послов. Одно из высших мест в дворцовой иерархии занимал начальник черных евнухов — кызлар-агасы (буквально — начальник девушек). Он имел в своем ведении не только гарем, но также личную казну султана, вакуфы Мекки и Медины и ряд других источников дохода и пользовался большой фактической властью. Кызлар-агасы Бешир в течение 30 лет, до середины XVIII в., оказывал решающее влияние на государственныз дела. В прошлом раб, купленный в Абиссинии за 30 пиастров, он оставил после себя 29 млн. пиастров деньгами, 160 роскошных доспехов и 800 часов, украшенных драгоценными каменьями. Его преемник, тоже по имени Бешир, пользовался такой же властью, но не поладил с высшим духовенством, был смещен и потом задушен. После этого начальники черных евнухов сделались осторожнее и старались не вмешиваться открыто в правительственные дела. Тем не менее тайное свое влияние они сохранили.

Коррупция в правящих кругах Турции вызывалась, помимо глубоких причин социального порядка, еще и тем явным вырождением, которое постигло династию Османа. Султаны давно перестали быть полководцами. Они не имели и опыта государственного управления, так как до восшествия на престол жили долгие годы в строгой изоляции во внутренних покоях дворца. К моменту воцарения (что могло случиться очень нескоро, так как престолонаследование шло в Турции не по прямой линии, а по старшинству в династии) наследный принц по большей части являлся морально и физически выродившейся личностью. Таким был, например, султан Абдул-Хамид I (1774—1789), который до вступления на престол провел 38 лет в заключении во дворце. Великие везиры (садразамы), как правило, тоже были ничтожными и невежественными людьми, получавшими назначения при посредстве подкупов и взяток. В прошлом эту должность нередко занимали способные государственные деятели. Такими были, например, в XVI в. знаменитый Мехмед Соколлу, в XVII в. — семья Кёпрюлю, в начале XVIII в. — дамад Ибрахим-паша. Даже в середине XVIII в. пост садразама занимал крупный государственный деятель Рагиб-паша. Но после смерти Рагиба-паши в 1763 г. феодальная клика уже не допускала к власти сколько-нибудь сильную и самостоятельную личность. В редких случаях великие везиры оставались на посту два-три года; большей частью они сменялись по нескольку раз в год. Почти всегда за отставкой немедленно следовала казнь. Поэтому великие везиры спешили использовать считанные дни своей жизни и своей власти, чтобы награбить возможно больше и столь же быстро расточить награбленное.

Многие должности в империи официально продавались. За должность господаря Молдавии или Валахии нужно было уплатить 5—6 млн. пиастров, не считая подношений султану и взяток. Взятка настолько прочно вошла в привычки турецкой администрации, что в XVII в. при министерстве финансов даже существовала специальная «бухгалтерия взяток», имевшая своей функцией учет взяток, полученных должностными лицами, с отчислением определенной доли в казну. Должности кадиев (судьей) тоже продавались. В возмещение уплаченных денег кадии пользовались правом взимать с суммы иска определенный процент (до 10%), причем уплачивал эту сумму не проигравший, а выигравший тяжбу, что поощряло предъявление заведомо несправедливых исков. В уголовных делах подкуп судей практиковался открыто.

Особенно страдало от судей крестьянство. Современники отмечали, что «первейшей заботой жителей деревни является сокрытие факта преступления от ведома судей, пребывание которых более опасно, чем пребывание воров».

Большой глубины достигло разложение армии, в особенности янычарского корпуса. Янычары сделались главным оплотом реакции. Они противились каким бы то ни было реформам. Янычарские мятежи стали обычным явлением, и так как у султана не было, кроме янычар, никакой другой военной опоры, то он старался всячески их задобрить. При вступлении на престол султан платил им традиционное вознаграждение — «джулус бахшиши» («подарок восшествия»). Размер вознаграждения увеличивался в случае участия янычар в перевороте, приведшем к смене султана. Для янычар устраивались развлечения и театральные зрелища. Задержка в выдаче жалованья янычарам могла стоить жизни министру. Однажды в день байрама (мусульманский праздник) церемониймейстер двора по ошибке допустил к целованию султанской мантии начальников артиллерийских и кавалерийских корпусов раньше, чем янычарского агу; султан тут же приказал казнить церемониймейстера.

В провинциях янычары нередко подчиняли себе пашей, держали в своих руках все управление, самовольно взимали налоги и различные поборы с ремесленников и торговцев. Янычары часто сами занимались торговлей, пользуясь тем, что они не платили никаких налогов и были подсудны только своим начальникам. В списках янычар числилось множество людей, не занимавшихся военным делом. Так как жалованье янычарам выдавалось по предъявлении особых билетов (эсаме), то эти билеты стали предметом купли и продажи; большое количество их находилось в руках ростовщиков и придворных фаворитов.

Резко снизилась дисциплина и в других воинских частях. Численность сипахийской кавалерии за 100 лет, с конца XVII по конец XVIII в., уменьшилась в 10 раз: на войну с Россией в 1787 г. удалось с трудом собрать 2 тыс. всадников. Феодалы-сипахи всегда первыми бежали с поля сражения.

В среде военного командования царило казнокрадство. Деньги, предназначавшиеся для действующей армии или для крепостных гарнизонов, наполовину расхищались еще в столице, а львиную долю остального присваивали командиры на местах.

Военная техника застыла в том виде, в каком она существовала в XVI в. Все еще употреблялись, как во времена Сулеймана Великолепного, мраморные ядра. Литье пушек, изготовление ружей и мечей — все производство военного снаряжения к концу XVIII в. отстало от Европы по крайней мере на полтора столетия. Солдаты носили тяжелую и неудобную одежду, пользовались разнокалиберным оружием. Европейские армии были обучены искусству маневрирования, а турецкая армия действовала на поле битвы сплошной и беспорядочной массой. Турецкий флот, некогда господствовавший во всем Средиземноморском бассейне, после чесменского разгрома в 1770 г. утратил прежнее значение.

Ослабление центральной власти, развал правительственного аппарата и армии способствовали росту центробежных тенденций в Османской империи. Борьба против турецкого господства непрестанно велась на Балканах, в арабских странах, на Кавказе и в других землях империи. К концу XVIII в. огромные размеры приобрели также сепаратистские движения самих турецких феодалов. Иногда это были родовитые феодалы из старинных семей военных ленников, иногда представители новой феодальной знати, иногда просто удачливые авантюристы, сумевшие награбить богатства и набрать собственную наемную армию. Они выходили из подчинения султану и превращались фактически в самостоятельных царьков. Султанское правительство было бессильно бороться с ними и считало себя удовлетворенным, когда добивалось получения хотя бы части налогов и сохранения видимости султанского суверенитета.

В Эпире и в Южной Албании возвысился Али-паша из Тепелены, впоследствии получивший большую известность под именем Али-паши Янинского. На Дунае, в Видине, боснийский феодал Омер Пазванд-оглу набрал целую армиюистал фактическим хозяином Видинского округа. Правительству удалось схватить его и казнить, но вскоре его сын Осман Пазванд-оглу еще более решительно выступил против центрального правительства. Даже в Анатолии, где феодалы еще не восставали открыто против султана, сложились настоящие феодальные княжества: феодальный род Караосман-оглу владел землями на юго-западе и западе, между Большим Мендересом и Мраморным морем; род Чапан-оглу — в центре, в районе Анкары и Йозгада; род Баттала-паши — на северо-востоке, в районе Самсуна и Трабзона (Трапезунта). Эти феодалы имели свои войска, раздавали земельные пожалования, взимали налоги. Султанские чиновники не смели вмешиваться в их действия.

Сепаратистские тенденции проявляли также паши, назначенные самим же султаном. Правительство пыталось бороться с сепаратизмом пашей путем частого перемещения их, по два — три раза в год, из одной провинции в другую. Но если приказ и выполнялся, то результатом было только резкое увеличение поборов с населения, так как паша стремился в более короткий срок возместить свои издержки на покупку должности, на взятки и на переезды. Впрочем, с течением времени и этот способ перестал давать результаты, поскольку паши стали заводить собственные наемные армии.

Турецкая культура, достигшая своего расцвета в XV— XVI вв., уже с конца XVI в. постепенно клонится к упадку. Погоня поэтов за чрезмерной изысканностью и вычурностью формы приводит к оскудению содержания произведений. Техника стихосложения, игра слов начинают цениться выше, чем выраженные в стихе мысль и чувство. Одним из последних представителей вырождающейся дворцовой поэзии был Ахмед Недим (1681—1730), талантливый и яркий выразитель «эпохи тюльпанов». Творчество Недима ограничивалось узким кругом дворцовых тем — воспеванием султана, придворных пиршеств, увеселительных прогулок, «бесед за халвой» в Саадабад-ском дворце и кёшках аристократов, но его произведения отличались большой выразительностью, непосредственностью, сравнительной простотой языка. Кроме дивана (собрание стихов), Недим оставил после себя перевод на турецкий язык сборника «Страницы известий» («Сахаиф-уль-ахбар»), более известный под названием «История главного астролога» («Мюнеджим-баши тарихи»).

Дидактическая литература Турции этого периода представлена прежде всего творчеством Юсуфа Наби (ум. 1712г.), автора поэмы моралистического содержания «Хайрие», которая в отдельных своих частях содержала резкую критику современных нравов. Видное место в турецкой литературе заняла также символическая поэма шейха Талиба (1757—1798) «Красота и любовь» («Хюсн-ю Ашк»).

Турецкая историография развивалась по-прежнему в форме придворных исторических хроник. Найма, Мехмед Решид, Челеби-заде Асым, Ахмед Ресми и другие придворные историографы, следуя давней традиции, описывали в апологетическом духе жизнь и деятельность султанов, военные походы и т. п.

Развитию науки, литературы и искусства в Турции особенно препятствовало засилье мусульманской схоластики. Высшее духовенство не допускало светского образования. Муллы и многочисленные дервишские ордена опутывали народ густой паутиной суеверий и предрассудков. Признаки застоя обнаруживались во всех областях турецкой культуры. Попытки возродить старые культурные традиции обрекались на провал, освоение новых, шедших с Запада, сводилось к слепому заимствованию. Так обстояло, например, с архитектурой, которая пошла по пути подражания Европе. Французские декораторы ввели в Стамбуле искаженный барокко, а турецкие строители перемешивали все стили и сооружали уродливые здания. Ничего примечательного не было создано и в живописи, где были нарушены строгие пропорции геометрического орнамента, замененного теперь, под влиянием европейской моды, растительным орнаментом с преобладанием изображения тюльпанов. Но если культура господствующего класса переживала период упадка и застоя, то народное творчество продолжало неуклонно развиваться. Большой любовью масс пользовались народные поэты и певцы, отражавшие в своих песнях и стихах вольнолюбивые народные мечты и чаяния, ненависть к угнетателям. Широкую популярность приобретают народные рассказчики (хикяеджилер или меддахи), а также народный театр теней «карагёз», представления которого отличались острой злободневностью и освещали происходившие в стране события с точки зрения простого народа, соответственно его пониманию и интересам.