методичка_Черноризец Храбр
.pdf<1> В понимании последних слов заглавия исследователями нет единства. По мнению одних исследователей, «Храбр» – личное имя, такое имя фигурирует, в частности, в сербском памятнике XVI в. (наиболее подробно эту точку зрения обосновали в настоящее время И. Снегаров и К. Куев). Неясно, однако, почему «черноризец» – монах, автор трактата – воспользовался в данном случае своим языческим именем, а не христианским, данным ему при пострижении. Попытка В. Погорелова и И. Дуйчева решить вопрос допущением, что «Храбр» – калька с греч.
, и, следовательно, имя автора – «Андрей», не получила признания исследователей ввиду своей искусственности.
По мнению других исследователей, «храбр» здесь прилагательное
«храбрый» и фигурирует как эпитет к слову «черноризец». Заглавие памятника в этом случае следовало бы читать как «(сочинение) о письменах храброго черноризца» (Г. Ильинский, И. Гошев, В. Ткадльчик, А. Вайан и др.). При этом отмечается, что в случае правильности первой точки зрения следовало бы ожидать в заглавии более определенного указания на авторство типа: «Сказание черноризца Храбра о письменах» или «О письменах списано черноризцем Храбром». Во-вторых, отмечалось, что в византийских и старославянских текстах порядок слов обычно таков, что имя собственное предшествует определению. Если «Храбр» – имя автора, то в заглавии читалось бы «Храбра черноризца», а не «черноризца Храбра», как читается в имеющихся текстах. Сторонники второго варианта прочтения текста, однако,
никак не отвели возражение своих оппонентов, указывающих, что, если
«храбр» – прилагательное, то грамматическое согласование должно дать нам текст «черноризца храброго» (храбра аго), а не «храбра».
В понимании, что означает выражение «храбрый черноризец», также можно отметить две различные точки зрения.
По мнению ряда исследователей (Й. Хануш, И. Гошев. Г. А. Ильинский), «храбрый черноризец» – это сам изобретатель славянского алфавита Константин-Кирилл и, следовательно, заглавие памятника нужно понимать
11
как «(сочинение) о письменах, (созданных) храбрым черноризцем». В этом случае вторичное заглавие – «Сказание, как составил святой Кирилл славянам письмена» – было бы правильным комментарием, раскрывающим смысл первоначального заглавия.
Однако уже отмечено, что в самом тексте трактата Константин так ни разу не называется и вообще к его имени эпитет «храбрый» не прилагается. К
этому следует добавить, что и в текстах кирилло-мефодиевского цикла
«храбрость» вовсе не выступает как главная черта героя.
По мнению другой части исследователей, «храбрый черноризец» –
обозначение автора трактата, работавшего в более позднее время, названного
«храбрым» за резкость и решительность своей полемики с противниками. В
этом одна из причин того, что не названо действительное имя автора, для которого выражение «храбрый черноризец» выступает как бы в роли
псевдонима (наиболее обстоятельно такую точку зрения обосновывал
В. Ткадльчик). <…>
В отношении того, кто действительный автор трактата, между исследователями, полагающими, что по каким-то причинам он скрыл свое имя, нет единства. Так, по мнению Ф. Снопка, автором трактата о письменах был ученик Константина и Мефодия – Климент Охридский; по мнению В. Вейнггарта, А. Мазона, В Ткадльчика, Ф. Дворника, – другой ученик Константина и Мефодия, Наум; по мнению Г. Ильинского, – Иоанн Экзарх;
по мнению В. Н. Златарского, – Симеон, младший сын болгарского князя Бориса, с 893 г. правитель Болгарии; по мнению Е. Георгиева, – брат Бориса
«черноризец» Доке (обзоры литературы вопроса с изложением подробной аргументации в пользу различных точек зрения см.: Георгиев Е. Разцветът на българската литература в IХ-Х вв. София, 1962. С. 306-314; Куев К.М.
Черноризец Храбър. С. 38-45; Tkadl
ik V. Le moine Chrabr et l'origine de l'
criture slave. Byzantinosiavica, 1964. N 1. P. 86-89).
Пестрота атрибуций связана прежде всего с тем, что среди исследователей нет единства относительно цели написания трактата «О 12
письменах», а без определения этой цели, естественно, не может быть окончательно решен вопрос об авторстве. К этому следует добавить и определенное противоречие в тех данных об авторе, которые можно извлечь из этого произведения.
Так, с одной стороны, целый ряд его особенностей указывает на связь автора с Великой Моравией. Так, Храбр отмечает, что до изобретения славянской письменности славяне пытались записывать славянскую речь
«римскими», т.е. латинскими буквами: практика, имевшая место в первой половине IX в. именно в Великой Моравии и на соседних с ней западнославянских территориях. Давно было обращено внимание и на особую форму имени моравского правителя в сочинении Храбра: в то время как в памятниках кирилло-мефодиевского цикла он выступает как
«Ростислав», у Храбра он называется «Растиц» – точная аналогия этой форме встречается в латинских анналах IX в., составители которых, вероятно,
слышали этот сокращенный вариант имени от самих мораван, заимствовали его из живого языка. Для Храбра такое необычное в книжной традиции сокращение было, очевидно, привычным. Эти особенности памятника заставляют искать его автора среди лиц, связанных с моравской миссией Константина и Мефодия.
С другой стороны, в памятнике говорится, что живы еще те, кто видел Константина и Мефодия. Из этих слов ясно следует, что человек,
написавший их, сам не видел ни Константина, ни Мефодия и, следовательно,
не мог быть участником моравской миссии и, более того, явно принадлежал к поколению, более младшему, чем ученики солунских братьев.
Глава I
1 «Черты» и «резы», вероятно, какие-то разновидности пиктографическо-тамгового и счетного письма, известного также у других народов на ранних этапах их развития. Возможно, отражение «черт» и «резов» следует видеть в различных знаках, обнаруженных на керамике и
13
строительных постройках на территории Первого Болгарского царства. О них см.: Георгиев Е. Разцветът... С. 14-15.
Глава II
1 В подлиннике: «без устроения». Храбр имеет в виду, что эти письмена использовали, не приспособив их к особенностям славянского языка. «Римские письмена» – латинский алфавит.
Сообщение Храбра о попытках славян после принятия христианства использовать для записи текстов на славянском языке латинские буквы подтверждается текстологическим и филологическим анализом так называемых «Фрейзингенских отрывков» – рукописи второй половины Х в.,
содержащей записи молитв на славянском языке, сделанные латинскими буквами. <…> Записи славянских текстов, сделанные с помощью одних греческих букв, в настоящее время неизвестны. Однако это сообщение Храбра представляется вполне правдоподобным, так как по крайней мере с начала IX в. употребление греческого письма получает значительное распространение на территории Первого Болгарского царства (см. десятки греческих надписей, выполненных в первой половине IX в. по приказу ханов и других представителей правящей верхушки болгарского общества <…>).
Еще более существенно, что обнаружены также отдельные надписи, где греческие буквы использованы для записи текстов на протоболгарском
(тюркском) языке <…>. В этих условиях представляется вполне возможным и использование греческих букв для записи славянских текстов «без устроения».
2 Комментируемая фраза Храбра имеет важное значение для понимания не только предшествующего текста, но и направленности всего произведения в целом. Смысл фразы в том, что в греческом алфавите отсутствуют буквы для передачи особых, специфических для славянского языка звуков. Тем самым раскрывается, что такое упомянутый Храбром выше способ записи славянской речи греческими буквами «без устроения». Очевидно, что в этом случае, как и в текстах, написанных латинскими буквами, характерные для
14
славянского языка звуки условно передавались отдельными буквами или сочетаниями букв греческого алфавита, фонетическое значение которых не соответствовало фонетике передаваемых звуков. Полемический живой характер высказываний Храбра говорит о том, что в момент написания его трактата такая практика была живой реальностью, с которой приходилось вести борьбу. <…>
Глава III
1 Парафраза введения к Житию Константина (ЖК, 1).
2 Другие источники, отражающие историю сложения славянского алфавита (абецедарии, азбучные акростихи), не дают такого количества букв,
которое соответствовало бы цифре, приведенной Храбром. Так, например,
судя по знаменитой Азбучной молитве Константина Преславского, в его алфавите насчитывалось не 38, а 36 букв. В настоящее время исследователи,
занимающиеся древнейшими этапами сложения славянской системы письма
(В. Ткадльчик, Ф. В. Мареш, В. Мошин и др.) считают свидетельство Храбра соответствующим положению вещей в последних десятилетиях IX в., но предложенные ими реконструкции азбуки из 38 букв, о которой говорит Храбр, в ряде деталей расходятся между собой, так что дать в настоящее время точный перечень 38 графем, входящих в состав азбуки Храбра, и
соответствующих им звуков не представляется возможным.
При всех имеющихся разногласиях исследователи, однако, сходятся в том, что в азбуке, созданной Константином перед его отправлением в Моравию, букв было, несомненно, меньше, чем в той азбуке, о которой говорит Храбр, и азбука Храбра из 38 букв включает в себя дополнения,
внесенные уже в Моравии с учетом некоторых особых звуков западно-
славянского языка, отсутствовавших в южнославянских говорах (подробнее об азбуке Храбра см. коммент. к IV главе).
3 В старославянском тексте читается: «по чиноу гречьскых писмен».
Этим словам придается различный смысл в зависимости от решения вопроса,
какую азбуку имел в виду Храбр. Сторонники мнения, что Храбр имеет в
15
виду так называемую кирилловскую азбуку, толкуют эти слова как указание на заимствование Константином ряда букв из греческого алфавита в готовом виде. По мнению сторонников точки зрения, что Храбр имел в виду так называемую глаголическую азбуку, указанные слова следует понимать в том смысле, что ряд букв в алфавите Кирилла совпадал с греческими буквами по своему фонетическому звучанию, одновременно отличаясь от них по своей графической форме. Вторая точка зрения представляется гораздо более обоснованной, так как слова о «создании» Кириллом букв явно противоречат положению об их механическом заимствовании.
Глава IV
1 <…> последующие исследования состава славянского алфавита в связи с опытами установления фонологической системы старославянского языка (начиная с исследований Н. Дурново и Н. Трубецкого), привлечение для достижения этой цели древнейших славянских абецедариев
(Мюнхенского и Парижского), а также азбучных акростихов – стихотворений, где начальные буквы строк соответствовали очередности букв славянской азбуки, позволили предложить совершенно иное решение вопроса. Из интересующей нас группы с исчерпывающей точностью раскрыто в настоящее время загадочное название «хл».
Уже само название заставляло думать о связи этого названия со звуком
«ch» и, действительно, изучение такого раннего акростиха, как «Азбучная молитва» Константина Преславского, показало, что с буквы «х» начинается в нем не одна, а две строки – 24-я и 33-я. Сопоставление указанных результатов с Мюнхенским абецедарием – самым старым известным перечнем глаголической азбуки – показало, что на соответствующих местах стоят две разные буквы: греческое «х» и буква, изображаемая как 
.
Последующее изучение позволило выявить эту букву в древнейших глаголических текстах. В них она встретилась лишь 4 раза: один раз в Ассеманиевом Евангелии и три раза в Синайской псалтыри. Во всех случаях знак передавал первую букву в слове «хлъм» – совр. «холм». Такая
16
ограниченность материала очень затрудняет решение вопроса – в чем заключались фонетические различия межу греческим «х» и паукообразным
«х». Отсюда – целый ряд предположений о характере этих различий. Для нас существенно отметить, что уже к моменту написания самых старых известных нам глаголических текстов представление об этих различиях было утрачено, а паукообразное «х» употреблялось только в слове «холм» –
вероятно, потому, как предполагает В. Ткадльчик, что слово «холм» было как бы названием этой буквы <…> Уже это наблюдение показывает, что в Московском списке отразилась особо древняя редакция глаголической азбуки. К аналогичным результатам приводят и попытки раскрыть значение сочетания «пе», хотя в отношении его связи с определенной графемой среди исследователей нет единого мнения. <…> Наблюдения над наиболее старыми глаголическими текстами (прежде всего над Киевскими листками)
показали наличие в них двух разных графем для передачи звука «ph»: 
и 
(в
Киевских листках). Фонетические различия между этими звуками не усматриваются; по предположению французского слависта А. Вайана,
введение двух графем потребовалось Константину в Моравии для проведения различия между греческим «ph» и латинским «f». В дальнейшем это различие было утрачено, что способствовало позднее исчезновению двух разных знаков для звука «ph».
Если одна из этих графем в составе славянской азбуки соответствовала греческой букве «ф» (см. в «Азбучной молитве» стих, начинающийся со слова «фараоша», помещенный перед стихом на букву «х»), то другую исследователи связывают с буквой «пе», учитывая неоднократные факты замены в славянских языках греческого «ф» на «п». <…>
Иное решение избрал В. Ткадльчик, который принял, что «пе» – это название буквы, не имеющее ничего общего с ее фонетическим значением, а
при определении следует исходить из знака, помещенного в Мюнхенском абецедарии, которое он отождествил с глаголическим «щ», а первоначальное фонетическое значение определил как «k'» <…>
17
При раскрытии других обозначений нашего фрагмента и реконструкции первоначального текста Храбра между исследователями наблюдаются значительные разногласия. глаголическим «щ», а первоначальное фонетическое значение определил как «k'» <…>
2 Буква «л», фигурирующая в перечне «славянских» букв, не может быть тождественна греческой букве «л» и обозначает в данном случае графему 
, соответствующую букве h кириллического алфавита и передающую звук «
». В глаголической азбуке эта буква занимала место перед буквой «к». <…>
Глава V
1 Текст начала V главы очень важен для установления характера спора между Храбром и его оппонентами. Его противники не выступали против записи текстов на славянском языке, но утверждали, что при этом можно пользоваться меньшим количеством букв, чем имеется в глаголической азбуке. Одна из причин недовольства глаголицей, как указывают современные исследователи, состояла в том, что ряд букв этой азбуки,
принесенной из Моравии, соответствовал фонетическим особенностям моравских говоров и не был нужен для передачи звуков древнеболгарского языка <…> При этом противники Храбра ссылались на то, что в греческой азбуке меньше букв, чем в глаголице, что косвенно характеризует их как приверженцев практики записывать славянские тексты греческими буквами.
Вместе с тем замечание Храбра, что его противники не знают, сколько букв употребляют при письме греки, говорит о том, что его противники – не греки, а славяне <…>.
2 Речь идет об особых знаках «стигма», «коппа» и «сампи»,
употреблявшихся в греческом письме для передачи цифр «6», «90» и «900». <…>
3 Смысл этого доказательства, что в обоих алфавитах равное количество знаков, не сводится лишь к тому, чтобы показать отсутствие у греческого письма особых преимуществ перед славянским. Храбр стремится доказать, 18
что создавая свою новую азбуку Константин-Кирилл следовал при этом установленным традиционным нормам, лишь внеся в них необходимые изменения. Тем самым отдавалась дань традиционализму средневекового мышления, признававшего ценным то, что освящено авторитетом традиции.
Глава VI
1 Имеется в виду надпись на кресте, на котором, по преданию, был распят Иисус Христос (см.: Лука. 23.38; Иоанн. 19.19-20).
2 Доводы о том, что если бы славянские «письмена» были угодны Богу,
то он бы сделал так, чтобы они были созданы изначально, как еврейские,
латинские, греческие, и что книги могут существовать лишь на трех языках,
поскольку лишь на этих языках сделана надпись на кресте, использовались уже немецким и итальянским духовенством в полемике с Константином в Моравии и Венеции (см.: ЖК, XV и XVI, коммент.). По-видимому, из этого источника они и были заимствованы Храбром, который и в I главе своего сочинения также использовал ЖК. <…>
3 Утверждение о том, что первым языком, на котором говорил Адам,
был сирийский язык, восходит к толкованиям на книгу Бытия византийского писателя V в. – Феодорита Киррского. Возможно, что Храбр пользовался непосредственно сочинением Феодорита, так как фрагменты из сочинений этого писателя имеются, например, в «Изборнике» 1073 г.
В византийской литературе имелись и другие точки зрения на этот счет. Так,
например, в историческом труде середины IX в. – хронике Амартола специально опровергалась точка зрения Феодорита и доказывалось, что первым языком на земле был еврейский. Храбр сознательно отдал предпочтение версии Феодорита, так как она давала возможность особенно убедительно опровергнуть тезис об изначальном существовании латинского,
греческого и еврейского алфавитов: если «вначале» не существовало самих языков, то не могло быть и соответствующих им азбук. <…>
4 Имеется в виду библейский рассказ о разделении языков (см.: Бытие. 11.1-8).
19
5 В оригинале один и тот же термин «язык» используется для обозначения и «языка» и «народа».
Глава VII
1 Имеется в виду перевод библейских книг Ветхого Завета на греческий язык, осуществленный по преданию 72 еврейскими книжниками по заказу Птолемея II Филадельфа (285-247 гг. до н. э.). Хотя переводчиков было 72, в
последующей традиции этот греческий перевод библейского текста получил наименование перевода «70 толковников». Знакомый с этим названием Храбр сделал вывод, что переводчиков было 70.
Кроме того, цифра 70 была нужна Храбру для последующего эффектного противопоставления одного Константина-Кирилла семи создателям азбуки и семидесяти переводчикам.
Глава VIII
1 В подлиннике «Аще ли кто речеть, яко несть устроил добре, понеже ся постраяют и еще». Смысл этой фразы, равно как и содержание употребленных в ней выражений «устроил» и «постраяют», зависит от понимания общего смысла всего данного раздела трактата Храбра.
2 В понимании текста данного раздела нет единства. По мнению одних исследователей. Храбр отвечает на упрек в том, что созданный Константином алфавит не полностью соответствует славянской фонетике и потому нуждается в исправлениях и дополнениях; по мнению других, – речь идет о несовершенстве осуществленных Константином переводов библейских текстов, что потребовало новых переводов.
Ответ на эту дилемму дает, как представляется, заключительная часть главы, где на этот упрек Храбр отвечает, что и у греков Аквила и Симмах также переделывали работу своих предшественников. Аквила и Симмах не занимались работами по усовершенствованию греческого алфавита, а
известны как авторы выполненных во II в. н. э. переводов книг Ветхого Завета, сделанных для тех общественных кругов, которых не удовлетворял
20