Теория - conditio sine gua non (или необходимого условия).
По одному из ее вариантов, <доказать, что вред причинен кем-либо - значит, доказать, что лицо является одной из причин нанесения вреда, хотя бы действия его отнюдь не были достаточны сами по себе для его возникновения>.
По другому варианту, <для того, чтобы установить, какое звено из цепи предшествующих событий является причиной ущерба, надо остановиться на каждом событии в отдельности, представить себе нормальное влияние этого события без связи с предшествовавшими ему и последовавшими за ним событиями и фактами, и если действие этого события могло вызвать тот ущерб, который подлежит возмещению, то это событие должно быть признано причиной ущерба>.
Вне сочетания с масштабами предвидения причинителя первый вариант позволяет растягивать цепь причинной связи до бесконечности, а построенный на таком сочетании ведет к смещению причинности с виновностью, закрывая пути для отыскания требуемой причинной связи в случаях безвиновной ответственности. Что же касается второго варианта, то, сконструированный словесно по модели необходимого условия, он своим подлинным смыслом примыкает к теории типичной (адекватной) причинности. Выявляя причину смерти, наступившей после того, как, утратив ногу в результате трамвайного происшествия, потерпевший был прооперирован нестерильными инструментами, он писал: <Если бы потерпевшему была оказана помощь нормальным путем, то естественным последствием несчастного случая была бы лишь некоторая утрата трудоспособности>; но так как <производство операции без дезинфекции инструментов нормально влечет за собой очень серьезные последствия, не исключая смерти>, <причиной смерти потерпевшего и ущерба его семьи должны считаться действия врача>.
Теория типичного причинения долго оставалась господствующей. Еще учебник по гражданскому праву 1944 г. продолжал утверждать, что, рассматривая любой спор о возмещении причиненного вреда, <суд должен установить, принадлежит ли связь между противоправным действием и вредом к типичным причинным связям, с которыми приходится считаться на практике>, поскольку именно в таком смысле следует понимать указания высших судебных органов относительно причинения ущерба действиями ответчика <целиком> как обязательного условия возложения на него имущественной ответственности.
Но вскоре появилась теория необходимой и случайной причинной связи.
Бесспорное положительное значение этой теории для нашего правоведения в целом заключалось в осуществленном ею решительном размежевании причинности как объективной и виновности как субъективной предпосылки правовой ответственности. В своих же позитивных выводах развивавшие ее авторы сходятся на том, что право учитывает лишь необходимую причинную связь между неправомерным поведением и наступающими последствиями, а если причинность случайна, отсутствуют достаточные для привлечения к юридической ответственности объективные условия.
В. П. Грибанов подчеркивает, что <причинность есть та из сторон всеобщей взаимосвязи, которая выражает необходимую связь явлений>, а следовательно, причинно-случайные зависимости для него вообще не существуют.
Между тем, если необходимость равнозначна закономерности, как признают В. П. Грибанов и В. А. Тархов, то, следуя их теории причинной связи, юридическую ответственность пришлось бы вовсе упразднить, так как нарушитель может случайно реализовать существующую закономерность, но не создать ее в качестве обязательного условия ответственности своим противоправным поведением. Подойдя к тому же вопросу с иной меркой и признав вслед за Л. А. Лунцем один факт находящимся <в причинно-следственной связи с другим, если практически - на опыте - доказано, что факты первого рода влекут за собой результат того же рода, к которому относится второй факт>, мы под новым наименованием необходимого и случайного вернулись бы к старой теории типичного причинения. В случае же отказа от какого бы то ни было критерия выделения необходимой причинности или характерного для подавляющего большинства сторонников этой теории полного умолчания о нем, практическая эффективность предложенной конструкции существенно снизилась бы, а то и вовсе свелась на нет. Так во всяком случае думают те, кто, отдавая должное проделанной благодаря учению о случайных и необходимых причинах негативно-очистительной работе, не разделяют его позитивных выводов.
Еще выдвигается теория причинной связи, которая, вместо случайного и необходимого, воспользовалась философскими категориями возможного и действительного. Сообразно с нею, прикосновенное к наступившим нежелательным последствиям противоправное поведение иногда создает их возможность - абстрактную или конкретную, а иногда превращает уже возникшую возможность в действительность. Нарушитель должен отвечать, если он обусловил действительность результата, т. е. воплотил в отличительных особенностях последнего индивидуальные свойства причиняющей силы своего неправомерного поведения, или по крайней мере создал конкретную его возможность, т. е. совершил такое действие, благодаря которому дальнейшее превращение возможности в действительность ставится в зависимость от обстоятельств, и без того повторяющихся в данной конкретной обстановке. Если нет ни того, ни другого, значит, оцениваемое поведение соотносится с результатом как вызвавшее всего только абстрактную его возможность, а потому недостаточно для возложения ответственности.
Эта теория подверглась еще более острой критике, чем научная ее предшественница. По мнению одних, она ничем почти не отличается от теории случайного и необходимого, раскрывая первое через понятие возможного, а второе через понятие действительного. В соответствии с другим мнением, акцентируя внимание на реализующих конкретную возможность объективно повторяющихся обстоятельствах, она по сути дела возвращает нас к теории типичного причинения. Высказывалось и третье мнение, по которому категории возможности действительно привлекаются здесь в особом, а не в философском понимании, тогда как взятые в общефилософской трактовке они так же не решали бы проблемы юридически значимого причинения, как ее не решают категории случайности и необходимости.
Еще одна гражданско-правовая теория причинной связи. Отправляясь от бесспорного тезиса о том, что нельзя считать причиной поведение, без которого результат все равно бы наступил, эта теория строится на различении причин непосредственных и косвенных. Поведение, явившееся непосредственной причиной результата, рассматривается ею как достаточная объективная предпосылка юридической ответственности во всех случаях. Иначе определяется роль такого поведения, которое только косвенно содействует наступлению результата: <Косвенная причинная связь должна признаваться существенной и учитываться юридической практикой в том случае, когда косвенным причинителем... создано отклонение от обычных результатов человеческой деятельности>.
Не следует, однако, забывать о том, что для возложения ответственности за результат, наряду с причинной связью, нужна неправомерность причинившего его поведения. А, являясь противоправным, поведение уже в силу этого его качества не может не отклоняться от <обычных результатов человеческой деятельности>. И, оставаясь верным обрисованной позиции до конца, нужно было бы смириться с проистекающим из нее тождеством противоправности и причинности, ибо, раз поведение противоправно, оно как отклоняющееся от нормального становится одновременно причиной вредного результата. Но тогда допущенное устаревшей теорией <необходимого условия> растворение причинности в вине было бы заменено посредством вновь созданной теории <обычных результатов> точно таким же ее растворением в противоправности.
Можно, таким образом, констатировать, то у каждой из включенных в современный цивилистический обиход теорий причинной связи имеются свои сильные и слабые стороны. Обращает на себя внимание также и то немаловажное обстоятельство, что в зависимости от содержания воспринятых общих взглядов на юридически значимую причинность определяется конкретная методика разрешения относящихся к гражданской ответственности многочисленных частных вопросов.
Взять хотя бы вопрос об объеме возмещения причиненных убытков. Многие из возбуждаемых им дискуссий прямого касательства к учению о причинной связи не имеют.
Так, уже с середины 30-х годов ведется спор о том, как облегчить в хозяйственных связях между социалистическими организациями исчисление размера фактически причиняемых убытков - идти ли по пути <нормированных убытков> с взысканием их в объеме, заранее определяемом договором, применять ли <метод приближенных оценок>, позволяющий требовать компенсации всех убытков хотя бы на основе приблизительного подсчета их величины, или предоставлять потерпевшей стороне право на имущественную компенсацию в точном соответствии с фактически доказанным масштабом понесенного ею урона. Но этот спор затрагивает чисто доказательственные проблемы, и характером взглядов на причинность в праве его исход не определяется ни в малейшей степени.
Затем, начиная с того же времени, обсуждается вопрос - включать ли в возмещение убытков, причиненных социалистической организации, неполученную ею прибыль или ограничиваться компенсацией одного только положительного ущерба в имуществе. От негативного отношения к покрытию в порядке гражданской ответственности неполученной прибыли, наблюдавшегося в литературе 30-х годов, советская гражданско-правовая наука уже в конце 40-х - начале 50-х годов перешла к последовательной защите принципа полного возмещения всех убытков, включая прибыль, которая могла бы быть получена при отсутствии правонарушения. Но и этот вопрос касается не причинности, а допустимого объема возмещения причиненных убытков.
Наконец, столь же продолжительной оказалась дискуссия о судьбе расходов, нормально произведенных по плановому договору, однако ставших убыточными из-за изменения или отмены акта планирования, которым заключенный договор юридически обоснован. Вслед за законом и практикой также цивилистическая доктрина обнаружила здесь колебания между принципом локализации убытков, предполагающим оставление их на балансе фактически потерпевшей стороны, и принципом возмещения, допускающим взыскание убытков за счет договорного контрагента, в хозяйственной сфере которого были произведены изменения плана. Но и в этом случае теоретические сомнения обращаются не к причинной связи, а к субъектной приурочиваемости образовавшихся материальных потерь.
Иное дело деление убытков на прямые и косвенные, классификационное основание которого и заключено в критерии причинной связи. Тем самым с учетом применяемых ныне теорий юридически значимой причинности убытки должны считаться прямыми при обусловленности поведением, бывшим их необходимой причиной, вызвавшим действительность или конкретную возможность их наступления, знаменовавшим отклонение от обычных результатов человеческой деятельности. И наоборот, убытки относятся к косвенным, когда сопутствовавшее им поведение играло роль случайной причины, создавало абстрактную их возможность, не отклонялось от результатов человека.