!!Экзамен зачет 2023 год / Дювернуа_Н.Л._Учение_о_вещах

- 41 -

имуществах нераздельных, говорит кассационная практика Сената (к ст. 546), нераздельным признается только предмет права, а самое право представляется раздельным. Таким образом, вещь может быть неделима, но двоим могут принадлежать доли в обладании ею. Разделение на доли не влечет разделения на части, и посему в купле дома, коня, могут участвовать двое, трое и т.д. Тут имеет место то, что технически известно под названием partes pro indiviso. Это свойство вещей весьма важно иметь в виду при изучении юридических сделок и вообще явлений гражданского оборота.

Что касается нашего законодательства, то оно в своих постановлениях прямо подходит к вышеустановленному понятию делимости и неделимости. Оно относит к нераздельным вещам именно те вещи, которые хотя физически и способны делиться, но, будучи разделены, совершенно не годятся для гражданского оборота, и потому считаются неделимыми. Таким образом, момент пригодности вещей для гражданского оборота есть решающий при решении вопроса, к делимым или неделимым имуществам следует отнести данную вещь? Когда, напр., недвижимое имущество может быть разделено на такие части, из которых каждая отдельно способна стать предметом отдельного обладания, оно называется раздельным имуществом. Если оно способно делиться, но без последнего условия, оно относится к числу нераздельных имуществ. Таково определение нашего законодательства

(X т., 393 ст.).

Это определение относится опять только к недвижимым имуществам, причем закон наш, независимо от существа их, признает известные имущества нераздельными на основании экономических и социальных соображений. Относительно имуществ движимых наш X т. и в данном случае ничего не говорит. В римском праве действовало то положение, что имущества движимые, теряющие при разделении свою ценность, признавались нераздельными. Это положение должно считаться действующим и по отношению к нашему праву. В статье 394 X т. указано, какие именно имущества надлежит почитать нераздельными по закону. Сюда относятся: 1) фабрики, заводы и лавки; 2) принадлежащие государственным крестьянам, водворенным на собственных землях, участки земли, не более восьми десятин содержащие; такой именно размер участков признается неделимым, очевидно, utilitatis causa; 3) аренды; 4) золотые прииски, состоящие на землях казенных и Кабинета Е. И. В.; 5) майоратные имущества; 6) участки, отводимые по Высочайшим повелениям малоимущим дворянам; 7) дворы городских обывателей (допускаются изъятия) и, наконец, 8) железные дороги с их принадлежностями. Сюда же могут быть отнесены и так наз. заповедные наследственные имущества (ст. 395). Такова экземплификация понятий делимости и неделимости вещи, которую дает

- 42 -

нам X т.

Некоторые из перечисленных здесь видов недвижимых имуществ, почитаемых нераздельными, допускают, однако, долевое участие нескольких лиц в их владении. Даже участок величиной в 8 десятин, не могущий быть отчуждаемым по частям, может принадлежать, напр., двум братьям, которые в таком случае являются обладателями каждый долей нераздельного имущества. И такой случай вовсе не будет противоречить закону, который, таким образом, допускает partes pro indiviso. Подробно закон не разрабатывает этого различия.

§ 43. Ограничение оборотоспособности недвижимостей в интересах союзов разного типа. - Союз родовой как общая стадия в истории развития права. - Остатки родовых недвижимостей в Германии. - Retractus gentilicius в прибалтийском Своде. - Сделки отчуждения недвижимостей в старом русском праве. - Ограничение права выкупа 40-летним сроком. - Родовые вотчины в эпоху Уложения. - Петровский указ о единонаследии. - Дальнейшее ограничение права выкупа. - Обилие указов. - Жалованные грамоты императрицы Екатерины. - Дальнейшие попытки расширения родового имущества. - Безуспешность. - Современное законодательство. - Попытки распространительного толкования закона. - Понятие предваренного наследства и его применение к данному случаю. - Несвоевременность расширения и ошибки в приемах истолкования. - Нематериальные блага. - Деньги. - Права как объекты. - Предел оценочности

Нам надлежит остановить здесь наше внимание на одном явлении ограниченного правооборота, крайне характерном для известных эпох специального развития, не только удержавшемся, но как будто ищущем расширить свое применение в нашем праве дальше тех пределов, в коих его допускает наш закон.

Это явление связано с особой категорией вещей, имуществ и нашло в X т., ч. 1 себе место в гл. 1 разд. 1-го о разных родах имуществ, кн. 2-й, где мы в титуле главы имеем, наряду с делением имуществ на движимые и недвижимые, дальнейшее деление (только для имуществ недвижимых) их на благоприобретенные и родовые.

Явление ограниченного оборота имуществ недвижимых в особенности есть исконное в европейском праве. Масса остатков этого некогда господствовавшего порядка вещей удержалась до позднейшей эпохи в особом обилии в Германии и в землях, связанных своими современными юридическими преданиями со старой немецкой империей, именно в наших прибалтийских окраинных губерниях.

Возможно без всякого труда доказать, что эти остатки прошлого не

- 43 -

имеют в своей основе ничего национального (ни немецкого, ни русского), ибо признаки буквально тех же ограничений обмена недвижимостей видны в старом итальянском феодальном праве, у французов, частью до конца XVIII в., а более широкое их применение мы найдем не только в старом и современном русском праве, но и в обычных правах некоторых наших инородческих групп.

Трудно исчерпать разнообразие видов этой ограниченной оборотности имуществ, упорно державшихся у немцев особенно до конца

XVIII столетия*(38).

Старые немецкие правительства охотно поддерживали некоторые виды ограниченной оборотоспособности недвижимостей в интересах светской власти, общин, отдельных родов и семей, для противодействия колоссальным захватам землевладения установлениями церковными разного типа. К концу XVIII в., когда секуляризация церковных земель сделала большие успехи, поддерживать разнообразные формы ограниченной оборотности землевладения, особенно в интересах таких исключительных и отживающих союзных форм, какова связь кровная сочленов одного рода, не было больше основания.

В законодательствах передовых западных монархий это почувствовалось тотчас. В ландрехте удержались лишь некоторые остатки старых ограничений оборота недвижимостей, и то больше в пользу таких землевладельческих форм, в коих право частное далеко еще не обособилось от тесного соприкосновения с интересом публичным. Наоборот, там, где одно начало родства составляло основу ограничений свободного оборота недвижимостей, - это ограничение было отменено уже в 1807 году, как не соответствующее хозяйственным интересам, правильно понятым и хорошо огражденным. В одном из немецких законодательных актов конца прошлого века выражена мысль, что это в общем одно из учреждений наиболее вредных, связанных для государств с гораздо большим количеством ущерба, чем выгод, которое при этом ослабляет расположение собственника к его родне, убивает предприимчивость, питает алчность и влечет за собой частые распри и гибельные процессы между лицами, связанными узами крови.

Понятно, почему прусское правительство, стоящее всегда очень бодро на страже интересов государства в особенности, решилось не только отменить слабые остатки прежнего порядка, но, отменяя их законом 2 марта 1850 г., не указало никакого вознаграждения для тех, у кого оставались еще притязания на выкуп (Retrakt) отчужденных вотчин по какому бы то ни было, особенно основанному на кровном родстве, титулу.

Французское законодательство рассчиталось окончательно со всеми этими заветами старины еще в революционную эпоху, и в Code civ. нет права выкупа, как его не было в латинском праве.

- 44 -

Натурально, приведенное нами выше мнение о вреде для интересов экономических и государственных ограниченной, особенно притязаниями родственников, оборотности недвижимостей, будет справедливо лишь по отношению к бытовым условиям известной эпохи (развитие государственности и системы общего гражданского права). Наоборот, в других условиях, как это сейчас было показано (против излишнего развития церковного землевладения), это установление могло приносить свою значительную долю пользы.

Многочисленные ретракты удержались до сегодня, как предание старины, в составе 3-й ч. местн. гражд. узакон. губ. прибалтийск. (ст. 1613 и след.), и между ними видное место занимает так назыв. retractus gentilicius или consanguinitatis (ст. 1654 и след.). Натурально, и здесь та же пестрота норм, которую Зом прозвал на прощанье костюмом арлекина, характерная вообще для старонемецких институтов. Однако общая "цель наследственного выкупа заключается в сохранении за родом, ради поддержки его знатности и блеска (splendor familiae), тех недвижимостей, которые сделались в нем потомственными" (1655). Реквизиты образования таких вотчин довольно строгие, нужна не только отчина, но дедина и еще высшее потомственное преемство (1659 ст.); это, конечно, не везде так. Круг лиц заинтересованных есть частью довольно ограниченный*(39).

В таком виде и с этими целями, которых никак нельзя назвать общегражданскими, имущества с ограниченной правооборотностью сохранились и в Германии. Но это специальные фидеикомиссарные установления, существующие для hochstadeligen, для Dynasten, как их именует Саксонское зерцало. В нашем гражданском праве этому соответствуют не родовые имущества, не право родственного выкупа, а имения заповедные, составляющие совершенно исключительное явление в сфере имущественных институтов.

Насколько интересы рода вообще мало ограждены ныне правом выкупа, видно из случаев учреждения особых союзов для этой цели, именно для поддержки членов одного рода. Образец такого союза родичей для взаимопомощи мы имеем в учрежденном в 90-х годах обществе взаимного вспомоществования известного рода фон Раден.

Наиболее любопытным и важным для нашего изучения является здесь, конечно, удержавшееся до сих пор в широком приложении у нас в составе общего права различение имуществ на родовые и благоприобретенные и связанное с ним ограничение правооборотности этих имуществ, особенно в виде права выкупа их от покупателейчужеродцев.

Учение об этом виде имуществ превосходно, как бы монографически, разработано по отношению к его истории именитым русским цивилистом, покойным Константином Алексеевичем Неволиным,

-45 -

вего "Истории российск. гражд. законов", во-1-х, в связи с общим учением о разных родах имуществ (§ 225-228) и в особенности обширно,

всвязи с учением о договоре купли-продажи, в особом отделе о выкупе родовых имуществ (§ 413-430). Эту историческую сторону вопроса следует изучать именно с помощью Неволина.

Вопрос об ограничении оборотности имуществ недвижимых вообще

итех в особенности, характер обладания коими связан со старинными повсеместными союзными формами общественности, представляет собой громадный интерес для всей истории права. В этих пределах мы не можем его здесь касаться.

Нет сомнения, что много ранее развившихся ныне форм личного обладания имуществом вообще, недвижимостями в особенности, господствующими формами и землевладения, и обмена имуществ были формы обладания и обмена союзного*(40). Это давно замечено западными и нашими историками права. Профессор Ф.И. Леонтович в своем замечательном исследовании "Старый земский обычай". Одесса, 1889, говорит: древнейшие формы частноправного ряда (не одной купли, о которой трактует Неволин) образовались несомненно под влиянием первичного группового ряда старых родов и общин; ряд в последней форме, можно думать, предшествовал образованию частноправного ряда... Первичной сферой ряда были не индивидуальная жизнь и отношения отдельных лиц, но именно междусоюзные отношения целых общественных групп, старых родов и территориальных общин. Являясь главными и чуть ли не единственными деятелями имущественного оборота, а следовательно, и главными субъектами прав вещных, роды и общины вели весь свой имущественный и хозяйственный обиход в форме разного рода сделок, докончаний и проч. Члены рода не имели индивидуального объекта для договорной сделки от себя лично, и потому, если участвовали в рядах, то всегда по сделкам своего рода и племени (с. 58 и 59).

Эти совершенно верные идеи выработаны проф. Леонтовичем не на изучении только русского и германского права (как у Неволина), а еще

имножества славянских исторических бытовых форм.

Эти идеи прекрасно иллюстрируются обильными памятниками старинных сделок, частью бывших уже в виду у Неволина, частью вновь публикованных*(41) и разработанных позднейшими писателями.

В этих памятниках юридических сделок мы имеем случаи отчуждения (возмездного и безмездного) недвижимостей самого различного свойства, производимых иногда целым родом или общиной, причем нет сомнения, что отчуждаемая земля, рыбная ловля и проч. принадлежит всему союзу (см.: Новгор. купчие и данные в Акт. Юрид.).

Наряду с этим идут разнообразные акты, в коих отчуждение или залог вотчины производится самим вотчинником, но с соучастием, в

- 46 -

качестве свидетелей сделки, послухов, его близких, не только нисходящих, но и его родичей.

Еще более любопытно и характерно для эпохи последовательное очуждение целыми поколениями, дедом, отцом, внуком, все той же отчины их старинной и тому же приобретателю. Своеобразная iteratio, без которой право некрепко в руках приобретателя. Очевидно, один акт продажи, залога вовсе не достаточен, чтоб вещь перешла к приобретателю, ибо, закладывая ее или продавая, даря, жертвуя, отказывая, я достигаю в юридическом смысле только того эффекта, которого я способен достигнуть по степени интенсивности моего права. Я продаю за себя, за детей, но если землевладение не мое только, а наше, старинная наша отчина, дедина, то явно, что я один не могу разорвать связи ее с нашим родом одной своей силой. Надо, чтоб со мной в сделке отчуждения или соучаствовали эти близкие, или чтоб они подтверждали, как князья подтверждают свои жалованья, мою волю последующими своими сделками, тоже или даровыми или возмездными. Это наблюдение дало основание Неволину заключить, что сделка куплипродажи (это только пример) не представляла собой в старинном смысле акта окончательного переноса права собственности по недвижимостям на приобретателя. Чтоб дать акту более решительный эффект, прибавляли к купчей или дарственной слова - в век, в прок, в одерень. Но и это, как видно из некоторых примеров*(42), не гарантирует приобретателю бесповоротность укрепления. Правопреемник продавца, нисходящий, родич, нередко может предложить приобретателю деньги, уплаченные им за вотчину, и вернуть ее себе. Здесь зародыш права выкупа для разных кругов лиц, особенно для родичей. Купля-продажа приобретает, таким образом, характер как бы только фидуциарной формы залога, с переносом права собственности на покупщика до возврата ему покупной цены.

В правосознании еще мало развилась та решающая сила сделки, окрепшая, отвердевшая, которая соответствует и в вопросах права кристаллизовавшемуся сознанию права моего и только моего, без соучастия в его укреплении целых кругов лиц, имеющих на вещь эвентуальные притязания разного типа. И сила личного права, и сила сделки еще в состоянии неокрепшем, текучем, im flussigen Zustande, как выражался Ihering. Это особенно ясно везде, где недвижимость отчуждается ценой движимого имущества, денег, которые в эту пору далеко еще не способны составить эквивалент землевладения.

Особое обилие всякого рода актов отчуждения недвижимостей дошло до нас из сделок с монастырями. Установления церковные могли надежнее сопротивляться возобновлявшимся притязаниям родичей на отчужденные им недвижимости.

Но и тут много примеров как бы все возобновляющегося

- 47 -

укрепления за монастырем раз проданного, заложенного и просроченного или отказанного монастырю землевладения, пока, наконец, приобретение чужой вотчины у монастыря станет окончательным.

К тому времени, когда стала крепнуть сила Московского государства, в нем самом образовался надежный и постоянный посредствующий орган, который способен был сообщить большую твердость этому состоянию ферментации сделок по недвижимостям. С этим вместе неисчерпаемое, вероятно, у нас, как и у немцев, разнообразие притязаний союзов на подтверждение старых сделок или на выкуп землевладения сводится к одному типу и ограничивается определенным сроком. По отношению к родовым вотчинам уже Судебник Ивана IV ограничивает притязание родичей на выкуп родовой вотчины, правда, крайне продолжительным, но все же раз навсегда установленным сорокалетним сроком.

Только в московском законодательстве становится возможным определить более или менее надежным образом и другие черты права родового выкупа.

Здесь же государство было наиболее заинтересовано в охранении землевладения в руках служилых людей посредством выкупа их не только из обладания чужеродцев, но особенно из обладания церковного.

Уложение царя Алексея Михайловича только точнее определяет те же черты старого института выкупа родовых имуществ и в том же кругу служилого сословия, удерживая тот же сорокалетний срок. В других классах были своего рода ограничения правооборотности недвижимостей, но не интересами рода, а совершенно иными, преимущественно податными.

Указ Петра о единонаследии сделал излишним выкуп, ибо, собственно, и самые акты отчуждения стали по силе этого указа весьма редки. Одно важное видоизменение следует заметить в составе этого законоположения. К числу имуществ, подлежащих действию этого указа, отнесены не только земли, основа служилого фонда в Московском государстве, но и лавки и дворы. До крайности трудно объяснить себе, каким образом, по каким соображениям Петр Великий, требовавший науки и труда, а не суетных ожиданий дарового стяжания от класса служилого, от кадетов особенно, мог расширить на имущества торгового типа (лавки) то же ограничение гражданской правооборотности, которое, по существу, соответствовало, казалось бы, только привилегированным формам обладания служилого класса населенными имениями.

Здесь, кажется, уместно одно предположительное объяснение. Петр знал, какую силу заключал в себе старый класс подьячих для извращения смысла его законов и для их обхода. Абсолютный характер указа, быть может, был направлен именно против этого мастерства обхода указов старым подьячеством.

- 48 -

Со времени отмены петровского закона указом Анны (1831 г.) в практике родового выкупа начинается такое усиленное движение, что во всей сфере прав челобитчиковых нелегко найти другой вопрос, который разрабатывался бы с такой тщательностью и постоянством, как именно вопрос о родовом выкупе. Очевидно, что наряду с принявшей после отмены петровского указа крайне широкие размеры коммерциальностью населенных имений привилегированные их обладатели были до крайности заинтересованы именно операциями поворота отчужденных родовых вотчин опять в свой род. В течение XVIII, а затем и начала XIX в. в этой сфере обнаруживаются признаки, носящие тревожный характер. Притязания родичей идут не на недвижимости только. В законодательных сферах возбуждается вопрос о праве поворачивать сделки отчуждения отдельных крепостных людей в чужой род. И это, в иных случаях, могло давать некоторые барыши!... Наконец, в александровскую эпоху не только притязают, но достигают, временно, признания родового характера даже за капиталом*(43). Все средства хороши для обеспечения интересов родичей, кроме своего труда и промысла.

Несомненно, однако, что законодательство даже эпохи Анны вовсе не спешит идти навстречу этому вдруг охватившему общество подъему родственных чувств. Мы видим, что указы этой эпохи не только не спешат отдельно взятых крепостных объявлять родовым достоянием, но отказывают признать характер имущества родового за Высочайше пожалованными вотчинами. Сверх сего, и это в высокой степени важно, длившееся на целые сорок лет право выкупа родовых имуществ сокращено до минимальных пределов, до трехлетнего термина (1837 г.).

Указ не только дает нам это поразительное сокращение в свое время, в прежних бытовых условиях, неизбежной меры ограждения интересов родичей, но и разъясняет нам основания для этого изменения. Эти соображения близки к тем, которыми руководились немецкие законодательства той эпохи. Слишком продолжительное выжидательное положение недвижимости, купленной из чужого рода, ведет, в хозяйственном смысле, к тому, что новый собственник не только жалеет трат на улучшение благоприобретенного имения, но прямо запускает его, чтоб не привлекать родичей к повороту имения ценой выкупа*(44).

Весьма ограниченным оказалось при новом сроке выкупа право детей выкупать отчины, отчужденные или заложенные отцом, ибо при жизни отца дети не могут выкупать, а для выкупа после смерти родителя срок обыкновенно оказывался или уже истекшим, или очень кратким.

В екатерининском законодательстве, не только при отсутствии всяких новых поводов к расширению пределов применения типа родового имущества, но и при исчезавших старых поводах, так как церковные имения усиленно секуляризировались в эту пору, мы находим

- 49 -

именно такое расширение, правда, в особом виде законодательных актов, в жалованной грамоте, но все же несомненное их расширение.

Это любопытное явление видно в жалованных грамотах 21 апр. 1885 г. дворянству и городам. Никого не удивит жалованье служилому классу, ибо это было совершенно в духе той эпохи. Но наряду с торжественной речью манифеста, обращенной к дворянству, мы находим, mutatis mutandis, изумительную репродукцию того же жалованья мещанам: "мещанин быв первым приобретателем его состоянию приличного имения, им благоприобретенное имение волен дарить, или в приданое отдать, или передать, или продать, кому заблагорассудит; наследственным же имением да не распоряжает инако, как законами предписано"*(45). Таким образом, наш мещанин к концу XVIII века оказался хозяином не только благоприобретенного имущества, его состоянию приличного, которое закон предоставляет ему дарить кому угодно, но еще, сверх того, и имущества родового, которое он приобрел, очевидно, от своих предков в порядке законного преемства!

Труднее всего, конечно, для этого мещанина, собственно вечного homo novus, ради блеска своего рода, разыскать источники, способные удостоверить его генеалогию для выкупа им предполагаемой родовой недвижимости!

Это "жалованье" появилось в составе нашего права в такую пору, когда на Западе, не видя больше цели в старом праве выкупа даже в кругу дворянских родов, спешили устранить эти скорее вредные, чем полезные (см. выше), остатки старины из законодательной практики нового времени.

Втаком нездоровом, мало соображенном с интересами действительности состоянии мы оставляем русское законодательство конца XVIII в. по вопросу о родовых имуществах.

Позднейшее право вынуждено было считаться с этой очевидной фальшью в ее практическом, конечно, совершенно спорадическом, применении к жизни. Надо было позже еще, в порядке законодательства, досказать, что выкуп может иметь место только в случаях отчуждения имуществ в кругу своего сословия. Иначе и это давало повод к бесконечным кляузам. Это было досказано в законе 1807 года (т. Х. Ч. 1.

Ст. 1350).

Врезультате этого законодательного движения, законченного и прецизированного детально в указах весьма различных эпох, мы получили тот институт родовых имуществ, который есть и поныне действующий в системе нашего гражданского права.

Всовременном своем состоянии институт родовых имуществ является в составе X т., ч. I весьма тщательно и безупречно разработанным по всем данным нашего старого права. Деление имуществ на родовые и благоприобретенные отнесено исключительно к

- 50 -

имуществам недвижимым, но к любому их виду (ст. 396), когда самое имущество составляет объект права собственности его владельца; к движимостям и денежным капиталам это деление имуществ на два вида не имеет применения, и никакой спор о родовом их происхождении не приемлется (398).

Закон наш не устанавливает прямо отвлеченных признаков, коими определяется свойство недвижимости как имущества родового, а дает нам перечень имуществ, которые должны быть рассматриваемы как благоприобретенные (397), и затем указывает случаи, когда недвижимости становятся имуществами родовыми (ст. 399).

К числу благоприобретенных отнесены имущества, доставшиеся из чужого рода покупкой, дарственной записью или иным укреплением; но сюда идет также имущество, купленное и у родича, когда оно у него было благоприобретенным. Имуществом благоприобретенным будет поэтому и такое, которое отец купил у сына, если оно досталось сыну от матери, не принадлежащей к одному с отцом роду. Главнейшим же образом благоприобретенным будет то имущество, которое нажито собственным трудом и промыслом. Наряду с этим законодатель разрешает еще два вопроса, способные возбудить колебание, именно: 1) каким следует почитать имущество, Высочайше пожалованное? Это вопрос для нас почти непонятный, ибо в наше время служба есть такой же личный труд и промысел, как и другие виды труда. Но вопрос этот возник не в наши дни, а в начале XVIII в. и был тогда разрешен не в пользу родовых притязаний. Наша кодификация занесла поэтому в перечень имуществ благоприобретенных, как особый их вид, имущества, Высочайше пожалованные.

2) Другой вопрос - что такое указная часть супругов? Есть ли это вид наследования умершему или это нечто отличное от наследства? Закон наш отличает во многих пунктах понятие указной доли от понятия доли наследственной, и статья 397, п. 6 говорит, что указная часть супруга (хотя приобретаемая в силу закона по смерти другого супруга) составляет у пережившего супруга имущество благоприобретенное (см. все содержание ст. 397).

Из разобранной статьи мы имеем только, так сказать, отрицательные признаки, т.е. ответ на вопрос, какое имение не есть родовое.

Какие же положительные признаки этого понятия?

Дело в том, что именно сколько-нибудь постоянных признаков, прочных, связанных с продолжительным положением недвижимости, вовсе нет.

Нельзя сказать, что родовым имуществом будет та недвижимость, которая продолжительно пребывала в обладании круга лиц, связанных кровными узами. Это было так всегда, у немцев, у нас в старину; но это