новая папка 2 / 18491
.pdfЭпистола И. И. Шувалову
НА ПРИБЫТИЕ ЕГО ИЗ ЧУЖИХ КРАЕВ В САНКТПЕТЕРБУРГ
1777 ГОДА СЕНТЯБРЯ 17 ДНЯ[1].
Предстатель росских муз, талантов покровитель, Любимец их и друг, мой вождь и просветитель, Который истинну хвалу себе снискал, Что в счастьи не одним лишь счастием блистал, Любил отечество, науки ободряя, Художества и вкус изящный насаждая, Елисаветиных средь радостных годов
Был в младости министр, в вельможе философ, Природой одарен и просвещен ученьем!
О ты, кто наполнял пиитов дух пареньем И был их Аполлон и стал безсмертен сим, Что песнь Петровых дел под именем твоим Чрез Ломоносова в концы гремяща мира Тобой ободрена[2], — хвала тебе та лира! Се славный памятник: не грады разорил — Садя училища, ты грады озарил!
Се паки днесь тебя отечество встречает; Как мать рожденного, на лоно принимает; Горящу грудь к тебе, горящий взор стремит; Полна любовию, с тобою говорит:
«Я сколько лет тебя, любезный сын, не зрела И видеть уж тебя надежды не имела, Просила небеса, чтоб ты во здравьи жил;
Но днесь ты, возвращен, мне радость в душу влил! Я прежним чувствием тобою услаждаюсь, Утехи от тебя и пользы дожидаюсь.
Но если сердцем чужд от чуждых стран пришел, Не стоишь ласк моих, которые нашел».
Нет, прежнюю в тебе мы узрим добродетель, Шувалов! коей всяк из Россов был свидетель. Во дни Минервины, в Екатеринин век, Достоинств таковых потребен человек.
Ты будешь, мудрою водим ея рукою, Блистать парнасскаго эдема красотою; Сады твоих доброт среди созрелых лет Размножишь более, чем где их видел свет; И словом, жизнь твоя согласна будет чину, Какая знатному прилична властелину;
Каков ты прежде был, не взлюбишь тщетный шум: Полезныя дела, не блеск, питают ум; Пресветел сан, коль им сияет добродетель; Любезна власть, когда ей блага кто содетель. От вредной праздности, от роскоши хранясь, Благими нравами, трудами веселясь, Ты будешь пользою народной отличаться,
Как Нил из скрытых мест блаженством проливаться: Незрим его исток, но польза всем видна.
Столпы отечества! се ваша цель одна, Идете ль явными со громом вы шагами,
Иль созидаете вы втайне мир с богами. Как Генрих Сюллию, иль Сюллий был ему Виной величия, не явно никому; Но если подвиг зрим мы духа превосходна,
Венчает обоих признательность народна.
В том важность всех вельмож, в том сила всех царей, Чтоб делать им уметь счастливыми людей.
Споспешник общих благ, друг царский и народный, Блаженны дни твои, коль общих благ виновны. Благословен тот год, благословен тот час, Как мудрый муж в совет на царский придет глас. При нем цветут поля и класы созревают, Безбурно корабли им в пристань прилетают, При нем полезен мир, полезна и война, Страна оливами и лаврами полна.
О Кольберты всех царств! коль в смертных исполины, Густавы, Людвиги, Петры, Екатерины, Сиянье ваших дел мрачат в своих лучах[3]: Потомство осветит и ваш по смерти прах.
Превыспренним душам до звезд колоссы низки: Достойны им в сердцах народных обелиски.
Кто мыслит хорошо, что мыслит, говорит И сказанное все со твердостью творит, От оного страна всего да ожидает, Чем только щедрый Бог ее благословляет.
Не стяжет он себе ни злата, ни сребра: Для общего живет и частного добра.
Благотворенья в нас двоякие суть виды: Кто силен, никому не делай тот обиды; Но кто бессилен, тот терпящим сострадай, Им руку помощи, сколь можно, подавай. От сих источников, повидимому скудных,
Впоследствий[4] океан исходит благ повсюдных.
Как начал прежде ты, Шувалов, так скончай. Правдив ты был — суди; был щедр — и награждай. Ты сердцем никогда не равен был железу:
Уйми ты бедных вздох, отри ты сирых слезу,
Впрелестной суете ты кроток был душой: Пленяй и днесь сердца единым лишь собой. Владычице своей в днях юности был верен: И в мужестве другой пребудь нелицемерен. Люби отечество, любил как прежде ты, Сияй сиянием его ты красоты.
Вдеяньях честности имея ум твой Богом И добродетель лишь душе твоей чертогом, Блистай рачением, науки кореня; Как прежде научал, ты научай меня,
Чтоб с малым я умом был обществу любезен, Талантов скудостью отечеству полезен.
О! жалкий полубог, кто носит тщетно сан: Пред троном тот ничто, на троне истукан.
Прости, что дерзок я, так изъясняться смея: Согласие стихов без истины — Цирцея. Божественный язык на похвалу людям, Без наставленья им, есть вредный фимиам. Ho если я и слаб подать кому советы,
На поприще другим в тебе достойны меты:
Да всяк твоей стезей цветущей потечет, Почтение к себе от света привлечет.
Благоуханным жизнь наполня ароматом, Ты соты, как пчела, приносишь нам возвратом, Какие собрал ты, обозревая свет:
Вкус, просвещение и опыт зрелых лет. Царица мудрая искусство то имеет, Что разумом дары распределять умеет. Открыв тебе твой путь, и озарит она: Любовь народная — царей любви равна. О! будь украшен ты по сердцу обоими;
Сомнения в том нет с заслугами твоими[5].
Под сению твоей воспитан, возращен, Питомец муз твоих и ими научен, Я ревностный тебе почтенья всех свидетель,
И благодарность лишь — стихов моих содетель. Не ведав ты меня, благодеянья лил:
Не знай, друг общества, кто здесь тебя хвалил; Ho да гремит в твой слух та истина высока: Глас общий никогда не похвалял порока.
С пределов болгарских[6], с отпадших стран Луны, Эдигиреев трон и род где попраны[7]; Зюмбекиных[8] не вняв коварств, волшебств и стона, Где растерзал Орел треглавого Дракона[9]; Воздвигнул Иоанн где крест для света мурз; Тобой Елисавет где водворила муз[10]; Чрез горы, чрез леса, чрез реки, чрез стремнины, Где взор сиял Петров и взор Екатерины,—
Оттоль сей идет глас, оттоль сей лирный звон; Из отдаленности к тебе усерден он.
1777
Варианты
(1798)
Ст. 1—2:
Ревнитель росских муз, талантов покровитель, Ходатай их и друг, мой вождь и просветитель.
Ст. 5—6:
Любил отечество, ему все в пользу строил, Науки, мастерства, художества покоил.
Ст. 8:
Во младости министр, в вельможе философ.
Ст. 11:
Ты был их Аполлон и ты бессмертен сим.
Ст. 14:
Тобой ободрена, — тебе хвала та лира.
Ст. 17:
Обратно днесь тебя отечество встречает.
Ст. 24:
Но днесь ты возвращен, ты радость в душу влил.
Ст. 27:
Но коль ты сердцем чужд от чуждых стран пришел.
Ст. 32—36:
Еще полезнее полезный человек. Ты будешь под ея рукою успевати,
Парнасские сады стараться угобжати; Сады твоих доброт, во спелость твоих лет,
Ты боле расцветишь, чем сколько видел свет
Ст. 38:
Какая знатному прилична господину.
Ст. 40:
Прекрасныя дела, не пышность, тешат ум.
Ст. 41—42:
Пресветел оный сан, в ком спеет добродетель; Любезна она власть, кто властью благ содетель.
Ст. 45—47:
Ты будешь пользою народною блистати, Как Нил из скрытных мест блаженство проливати: Не зрят его исток, но польза всем видна.
Ст. 49—50:
Хотя вы явными несете гром шагами, Хотя с земными втай речете мир богами.
Ст. 52—55:
Виной величества, не явно никому; Но если блещет дел их явно светозарность, Венчает обоих народна благодарность.
В том пышность всех вельмож, в том гордость всех царей.
Ст. 59—63:
Благословен тот год, благословен тот день, Премудрый как министр изыдет царству в сень! При нем бразды полей безбедно расцветают, При нем суда торгов безбурно прилетают, При оном светел мир, при нем славна война.
Ст. 66—68:
Христины, Людвики, Петры, Екатерины, Сиянье ваших дел в своих промчат лучах: Потомство освещать ваш будет после прах.
Ст. 73—74:
От оного народ все должен ожидати, Чем могут небеса страну благословляти.
Ст. 76—77:
Для общего живет и каждого добра.
Главнейшего добра в нас двойственны суть виды.
Ст. 79—80:
Бессилен если кто, тот жалостью страдай, От бедства ближнего сколь можно соблюдай.
Ст. 82:
Исходит океан опосле благ повсюдных.
Ст. 87:
В прелестной суете ты не мечтал собой.
Ст. 89:
Владычице своей в днях счастья был ты верен.
Ст. 97:
Чтоб с малым я умом был в действиях любезен.
Ст. 107—108:
Да в след твоих стезей, где возрасли цветы, Последует пусть всяк и будет каков ты.
Ст. 111—115:
С полей познания тебе явил что свет, Ты пользу собрал всю, чтоб нам устроить мед. Царица мудрая способность в том являет, Дары она умов распределяти знает; Подаст тебе твой путь и озарит она.
Ст. 120—122:
И света твоего лучами озарен, Се ревностный тебе я всех любви свидетель,
Из благодарности стихов моих содетель.
Ст. 125—126:
Довольно, лишь внимай ты истину высоку: Глас общий никогда не похвалял пороку.
(Эти два стиха могли служить хорошим
окончанием Эпистолы в первой ее редакции).
Ст. 129—131:
Двуглавный где орел, не вняв волшебств и стона Зюмбеки, растерзал треглавного дракона, Девору Иоанн; где в свет возвысил мурз (1779).
(В издании 1798, которому этот вариант также
принадлежит, вместо слова свет поставлено, вероятно без ведома Державина: сан, чем смысл стиха, и без того неясный, совершенно затемнен).
Комментарий Я. Грота
1. Иван Иванович Шувалов (род. 1727, ум. 1797) был куратором казанской гимназии, когда Державин воспитывался в ней (1759—1762). Поэт пользовался и после покровительством его. Еще при Петре III Шувалов, как бы осиротев по смерти императрицы Елисаветы, хотел отправиться в чужие края; но это удалось ему только по вступлении на престол Екатерины II. Его отсутствие продолжалось от апреля 1763 до сентября 1777 г. Возвращение его дало пищу производительности многих стихотворцев. См. у Сопикова ч. III и IV, №№ 3.742, 7.327, 11.371, 11.420, 11.421 и проч. Первым из приведенных здесь нумеров означена эпистола Фрязиновского. В Russische Bibliothek Бакмейстера (1778, ч. V, стр. 223) объявлено о появлении другой эпистолы неизвестного автора, написанной александрийскими стихами, на тот же предмет, при чем замечено, что слово эпистола входит, повидимому, в моду у Русских. Конечно к тому же случаю относилась эпистола, присланная вскоре после возвращения Шувалова Новикову для журнала Утренний Свет; но непринятая редакциею, как несоответствовавшая чисто
нравоучительной цели этого издания (Утр. Свет 1777, октябрь). Весьма вероятно, что как у Бакмейстера, так и в Утреннем Свете речь идет именно об эпистоле Державина, имя которого находится в списке подписчиков на Утренний Свет, и который, по словам Остолопова (Ключ к соч. Держ., стр. 13), действительно, издал свое послание отдельно. Эпистола Державина, судя по смыслу последних стихов ее, была окончательно дополнена в Казани в 1778 году, когда он, вскоре после женитьбы, ездил на родину. Дмитриев в своих Записках положительно говорит, что она была написана там. Впрочем Дмитриев в этом показании мог также основываться только на заключении пьесы. Возможно, что Державин уже и при первоначальной редакции ее в Петербурге придумал такой конец, чтобы полнее обозначить свое отношение к Шувалову. Эпистола была вторично напечатана в 1779 году, в августовской книжке С-петербургского Вестника (ч. IV, стр. 95). Потом она перешла, почти без изменений и против желания автора, в издание 1798, стр. 299 (см. письма его под 1797 и 1798 г.). В 1808 г. он исключил ее из собрания своих сочинений. Но в рукописях его есть позднейшая ее редакция, по которой она здесь и печатается с полным указанием вариантов по изданию 1798 г. «Эта эпистола», говорит г. Бартенев (Зап. Держ., Русск. Беседа, стр. 121), «весьма замечательна по независимости и смелости суждений и самых похвал: в ней уже подробно и резко излагается мнение Державина об обязанностях вельможи».
2.Что песнь Петровых дел —— тобой ободрена. — Ломоносов, окончив две первые песни поэмы Петр Великий, напечатал их отдельно в 1760 году, с посвящением Шувалову.
3.Сиянье ваших дел мрачат в своих лучах. — В издании 1798 г. напечатано промчат вместо мрачат, как было в С-петербугск. Вестнике. Вероятно, это одна из тех неисправностей, вкравшихся в московское издание, на которые жалуется Державин в «Предуведомлении к читателю». Мысль этих стихов та, что славою монархов часто затмевается слава лучших из их подданных.
4.Впоследствий океан исходит благ повсюдных. — Вначале Державин позволял себе употреблять в стихах: впоследствий, Россий, Марий и т. п., вместо: впоследствии, России, Марии.
5.Сомнения в том нет с заслугами твоими. — В позднейшей редакции вместо: с заслугами поставлено: с способностьми; но здесь мы позволили себе удержать прежнее выражение, как более удачное, по нашему мнению.
6.С пределов болгарских ... — Болгары — татарское селение в 120 верстах от Казани, развалины которого и теперь еще видны.
7.Эдигиреев трон и род где попраны. — Эдигиреев вм. Эдигеров. Эдигер, бывший царевич астраханский, был последним татарским царем в Казани.
8.Зюмбекиных не вняв коварств, волшебств и стона. — Зюмбека или Сумбека, дочь ногайского князя Юсуфа, вдова казанского царя Сафа-Гирея, была выдана Ивану Грозному вместе с ее сыном и отвезена в Москву. Прежде нежели решилась участь ее, она обращалась к волхвам и посылала знатнейшего своего духовного вопросить беса, одолеет ли она московского государя (П. Рычкова Опыт Казанской истории, стр. 130).
9.Где растерзал Орел треглавого Дракона. — Герб казанской губернии — черный змей с красными крыльями.
10. Тобой Елисавет где водворила муз — т. е. где Елисавета при твоем посредстве учредила гимназию.