13.4. Общение как коммуникация

Сводится ли общение к сообщению информации? Необхо­димость структурного анализа такого сложного социально-пси­хологического явления, как общение, привела к расчленению последнего на ряд составляющих, в числе которых наибольшее внимание исследователей в начале 70-х годов оказалось сосре­доточенным на коммуникативных аспектах человеческого вза­имодействия.

В свою очередь, при изучении коммуникации получила пре­имущественное развитие трактовка последней как процесса пе­редачи и обмена информацией¹⁵. При этом информационный подход к пониманию коммуникации был склонен к отождествлению последней не только с процессом обмена информацией, но и феноменом общения в целом. В определенной мере и автор этих строк признает свою долю недолгого участия в формиро­вании такой тенденции [12, с. 140—141], от которой он вскоре отошел, предложив не сводить общение к обмену информацией [1,с. 178].

Позже (в 1988 году) с аналогичных позиций выступил и М. С. Каган [14, с. 148—149]. Он вполне обоснованно заявил о том, что общение никак не может быть приравнено ни к пере­даче сообщений, ни даже к обмену сообщениями (или информа­цией), как оно трактовалось тогда в нашей философской и психологической литературе, очевидно, не без влияния успе­хов информативно-кибернетических подходов ко многим дру­гим научным проблемам того времени.

В качестве альтернативы такой трактовки общения М. С. Каган предложил формулу: "Общение — это процесс выра­ботки новой информации, общей для общающихся людей и рож­дающей их общность (или повышающей степень этой общности)" [14, с. 149]. При этом он возражал и тем авторам, которые склоня­лись к отождествлению понятия общения с "обменом" (И. А. Джи-дарьян), приравнивая последнее к "диалогу".

Нам представляется не беспочвенной такая озабоченность М. С. Кагана процессом развития однобоких трактовок в дей­ствительности куда более сложного явления, каким является общение.

Вместе с тем в нашем понимании общения уже с 1971 года, как отмечалось выше, было заложено представление о его вы­сокой степени многогранности, предполагающей рассмотрение этого процесса не только как обмена информацией, но и взаи­модействия и взаимовлияния, равно как и процесса разверты­вания взаимоотношений, эмоционального сопереживания, соучастия и взаимопонимания [1, с. 178].

Что касается предложенной М. С. Каганом формулы "Обще­ние — это процесс выработки новой информации для общающихся людей и рождения их общности", то она нам представляется разви­тием у этого автора уже отмеченной нами ранее позиции нормативно-этического подхода к проблемам общения. С этой точки зре­ния, по сути, экзистенциалистской по своему характеру, "подлин­ным" общением как раз и является именно такое, которое духовно обогащает и сближает людей в отличие от неподлинного, носящего сугубо утилитарно-заземленный характер.

Нельзя не согласиться с М. С. Каганом в оценке несом­ненных достоинств именно такого общения. Аналогичный взгляд и рассуждение о ценности и одновременно трудности, почти невозможности достижения таких эталонов межличнос­тного контакта мы находим у Сомерсета Моэма.

«Каждый из нас, — писал он, — одинок в этом мире. Каж­дый заключен в медной башне и может общаться со своими со­братьями лишь через посредство знаков. Но знаки не одни для всех, а потому их смысл темен и неверен. Мы отчаянно стре­мимся поделиться с другими сокровищами нашего сердца, но они не знают, как принять их, и поэтому мы одиноко бредем по жизни, бок о бок со своими спутниками, но не заодно с ними, не понимая их и не понятые ими. Мы похожи на людей, что живут в чужой стране, почти не зная их языка, им хочется высказать много прекрасных, глубоких мыслей, но они обречены произ­носить лишь штампованные фразы из разговорника. В мозгу их бурлят идеи одна интересней другой, а сказать они могут разве что: "Тетушка нашего садовника забыла дома свой зон­тик"» [13, с. 150].

Здесь мы опять возвращаемся к альтернативе: если "Об­щение — это только то, что так глубоко и почти недостижи­мо", в отличие от простой передачи информации, то вправе ли мы говорить о его возможности и реальности для подавляюще­го большинства участвующих во взаимодействии людей?

Или надо признать, что здесь мы имеем дело всего лишь с нравственно-этическим эталоном, целью и вершиной подлин­но человеческого общения, которая не отменяет, однако, всего того, что относится к ее основанию, т. е. ко всему многообра­зию повседневных форм человеческого взаимодействия, несу­щего на себе печать утилитарности и суетности.

Иными словами, на наш взгляд, здесь вопрос о сути и струк­туре общения переносится в другую плоскость, касающуюся уже характеристики уровня и разновидностей последнего.

Однако все сказанное выше не снимает актуальности воп­роса о соотношении понятия общения с его чисто информаци­онной квалификацией.

Не только общение в целом не исчерпывается коммуни­кацией, но и она, в свою очередь, не может быть сведена толь­ко к информационному процессу.

При этом суть дела не меняется от включения двух пред­ложенных М. С. Каганом дополнительных критериев:

1) выработки новой информации;

2) рождения общности.

Получение новой информации может оказаться результа­том чисто машинной (компьютерной) обработки каких-то исход­ных данных и, следовательно, не иметь к живому человеческому общению вообще никакого отношения.

В свою очередь, и самый энергичный обмен информаци­ей, рождающий в процессе взаимодействия между людьми но­вую информацию, далеко не всегда может квалифицироваться в качестве высшего уровня межличностного общения, если он никак не затрагивает интимных, глубоко внутренних сторон их душевной индивидуальности.

Точно так же и рождение новой общности не выводит нас за рамки обмена информацией. Эта общность может носить временный и весьма односторонний характер и вместе с тем возникнуть в результате трезвого учета взаимных интересов на основе имеющейся информации у взаимодействующих партнеров.

Многозначность смысловых значений понятия коммуни­кации. В качестве коммуникативного процесса общение может рассматриваться в той мере, в какой оно характеризует психо­логический контакт, связь, сообщение взаимодействующих индивидов. При этом смысл, вкладываемый в феномен психо­логического контакта и связи, устанавливающейся между ин­дивидами в ситуации общения, может колебаться в широчайшем диапазоне, от констатации факта простого восприятия людь­ми друг друга или их взаимной передачи от одного к другому утилитарной информации до самых больших глубин взаимно­го расположения и взаимопонимания.

Для одних контакт может означать понимание смысла пе­редаваемой друг другу деловой информации. Для других же это прежде всего способность почувствовать и понять скры­тый от поверхностного восприятия духовный настрой и психи­ческое состояние человека. И тогда здесь вполне применима та мотивация общения, которую имел ввиду К. С. Станиславский обращаясь к актерам, когда говорил о том, что "при общении вы прежде всего ищете в человеке душу, его внутренний мир" [14, с. 271].

Коммуникация и информация в общении. Но при таком понимании коммуникации как многогранного и многокаче­ственного процесса духовно-психологической связи, устанав­ливающейся между людьми в процессе общения, совершенно очевидна ограниченность ее трактовки как чисто информаци­онного процесса.

Конечно, в рамках любой разновидности общения между людьми происходит обмен информацией, понимаемой в предель­но широком смысле. В последнем значении в человеке инфор­мативно все — от содержания речи до позы, жестов, мимики его лица и звучания голоса. Но информацией для другого это становиться только тогда, когда он психологически готов к ее восприятию и адекватной интерпретации.

При всем богатстве средств сообщения и взаимной дешиф­ровки психического состояния друг друга у партнеров по об­щению адекватной переработке и осмыслению поддается, как правило, только какая-то доля передаваемой информации.

А из этого следует, что значительная и, как правило, боль­шая часть содержания коммуникации остается за порогом со­знания общающихся индивидов. В таком случае это содержание коммуникации не несет для партнеров осознанной информации. Но и выходя за рамки информационного обмена, это содержание способно сказаться на интуитивном уровне эмоционально-энергетического взаимовлияния партнеров.

Коммуникация как глубинная психологическая связь Есть и другая, не укладывающаяся в рамки утилитарного обмена безличной (деловой) информации функция коммуникации как глубинной психологической связи субъектов общения. Она со­стоит в передаче элементов уникальности в психическом со­стоянии и структуре личностного потенциала общающихся. Как справедливо отмечал тот же К. С. Станиславский, "для того чтобы общаться, надо иметь то, чем можно общаться, т. е. прежде всего свои собственные переживания, чувства и мыс­ли" [14, с. 277].

Из сказанного должно быть очевидно, что коммуника­ция, как мы ее понимаем, не может быть сведена к информа­ционному процессу передачи и приема информации в ситуации общения.

Коммуникация как энерго-информационное поле Показа­тельно то, что узко утилитарный, даже технократический под­ход к феномену коммуникации, ставший модным для многих представителей гуманитарных наук, склонных к отождествле­нию коммуникации с чисто информационным процессом, сегод­ня уже нередко не разделяют даже специалисты, выступающие по праву профессиональной принадлежности к области физики и медицины с технократических позиций. Для части из них обще­ние представляет собой не просто информационное, а энерго-ин­формационное поле [15], [16].

Основным механизмом энерго-информационного или эмо­ционально-энергетического обмена в процессе коммуникации партнеров по общению является психическое заражение.

В некоторых видах творческого общения, таких, напри­мер, как взаимодействие дирижера с оркестром, оно приобре­тает особую значимость.

Дирижер воздействует на оркестр, заражая его своим эмо­циональным настроением. При этом состояние дирижера не только заражает оркестр, но и передается его слушателям [17]. Тем самым под влиянием музыки и психологического контакта дирижера с оркестром и слушателями создается мощное и динамичное эмоционально-энергетическое поле их взаимного сопереживания и общения.

Коммуникация как душевное взаимопроникновение в про­цессе межличностного общения. Высшим и наиболее трудно до­стижимым уровнем психологической коммуникации в процессе межличностного общения является эффект душевного взаимо­проникновения.

В философских концепциях экзистенциализма и персона­лизма только такое общение, при помощи которого "Я" как уни­кальная и неповторимая индивидуальность обнаруживает себя в другом, и является подлинным, т. е. коммуникацией. Этот подход противопоставляется теории "общественного догово­ра", в основе которой лежит восприятие людьми друг друга лишь в рамках взятых на себя обязательств. Коммуникация же рассматривается как альтернатива договору: "Контакт вмес­то контракта". Это позволяет говорить о такой ситуации, ког­да встреча между "Я" и "Ты" создает "Мы" как особый персональный опыт — коммуникации душ [18, с. 230].

Подчеркивая значимость достижения именно такого уров­ня общения как сугубо межличностной коммуникации, Н. А. Бердяев говорил о том, что в «подлинном общении нет объектов, личность для личности никогда не есть объект, все­гда есть "Ты"» [19, с. 361].

Однако достижение такого уровня душевной коммуника­ции предполагает преодоление мощного барьера внутренней психологической защиты личности, оборачивающегося ее гер­метичностью, а значит, и препятствием на пути углубленного контакта с другими людьми.

Тот же Н. А. Бердяев, который "много общался с людь­ми", в своих исповедальных размышлениях о себе признавался в том, что он "носил маску для защиты своего мира", что ему была свойственна "крайняя скрытость и сдержанность", что он более всего "чувствовал одиночество именно в обществе, в общении с людьми" [19, с. 53—54].

"Я, — писал он, — слишком отстаивал свою судьбу. Я всегда обманывал все ожидания. Также обманывал и ожидания всех идейных направлений, которые рассчитывали, что я буду их человеком. Я всегда был ничьим человеком, был лишь сво­им собственным человеком, человеком своей идеи, своего при­звания, своего искания истины" [19, с. 55].

Вместе с тем даже самый высокий уровень индивидуаль­ной уникальности, неповторимости личности, равно как и мощь ее творческого потенциала, совсем не исключает потребности и способности к душевному соприкосновению с миром другой, такой же индивидуальности и даже самоотверженного проник­новения в этот другой мир.

Нельзя не согласиться с другим выдающимся ученым, на­шим современником Д. С. Лихачевым, который говорит об этом так: "Мы не часто задумываемся над тем, что сознание чело­века обладает удивительной способностью проникать в созна­ние другого человека, понимать других людей, сопереживать им, постигать самые интимные чувства и настроения челове­ческой души. Человек входит в мир другого человека, испол­ненный стихией собственного бытия, и тем не менее он способен любить, проникать в чужое бытие, облечься в него как в свое собственное, всецело "покинуть" себя ради другого и тем са­мым утвердить себя полностью и настоящим образом. В этом проникновении в чужое бытие, в другую душу есть момент встречи, совместного переживания и взаимодействия, и этот момент, как мне кажется, составляет самую суть, основной нерв общения" [20].

Таким образом, очевидно то, что коммуникация может рас­сматриваться в качестве такого межличностного общения, ко­торое позволяет достигать наиболее высокого уровня сочувствия, соучастия, сопереживания и взаимопонимания меж­ду партнерами. Этим же рубежом душевного взаимопроникно­вения в процессе межличностного общения может быть обозначен тот этический, равно как и духовно-нравственный идеал, к которому люди могут стремиться как к высшей и впол­не самодостаточной ценности их коммуникативного поведения.