Тема 7: «Основы виктимологии».

§1 История возникновения и развития учения о жертве. 2

§2 Основные положения виктимологии. Виктимность и виктимизация. 9

§3 "Жертва преступления" и "личность потерпевшего": понятия и их соотношение 22

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 32

§1 История возникновения и развития учения о жертве.

С давних пор основное внимание в социальных науках, особенно в юридических, уделяется, главным образом, субъекту преступления - правонарушителю, в то время как жертва противоправного акта значительное время научного интереса у специалистов, как правило, не вызывала. "Вполне возможно, что наши неудачи в области предупреждения преступности обусловлены тем, что в течение столетий все внимание было сосредоточено на самом проступке или же на преступнике и не уделялось внимание жертве, которого она заслуживает"^1[78].

Это замечание, высказанное еще в 1967 году, весьма актуально для нашей страны сегодня, ибо, как справедливо отмечает А.И. Алексеев, "долгое время правоохранительные органы были сориентированы односторонне на работу вокруг преступления и преступника без должного внимания к жертве преступления"^2[79].

Только в 20-30-е годы нашего столетия ученые (например, Э. Сатерленд^3[80]) и писатели (например, Ж. Сименон) начинают обращать внимание на личность и поведение жертвы преступления, на ее роль в зарождении и развитии преступного деяния. Ж. Сименон в своем романе "Мегрэ и убийца" пишет, что комиссар Мегрэ "часто любил повторять: изучая жертву, дойдешь до убийцы"^4[81].

В уголовно-правовой литературе, как отмечает немецкий криминолог Г. Кайзер, понятие жертвы рассматривается еще со времен А. Фейербаха, однако она лишь в новейшее время была проблематизирована и изучена, главным образом, после Второй мировой войны^5[82].

Правда, еще в 1941 году немецкий криминолог Ганс фон Гентиг, скрывавшийся от фашистов в США, опубликовал интересную основополагающую работу "Замечания по интеракции между преступником и жертвой"^6[83], в которой он выдвинул динамическую концепцию возникновения преступности, в противоположность классикам и позитивистам права, которые такие составляющие преступления, как "жертва" и "преступник" рассматривали как механические статичные понятия, превратившиеся для них в стереотипы. "Преступность, - писал Г. Гентиг, - это индивидуальное психопатологическое явление, жертва же преступления не должна более рассматриваться как пассивный объект, ибо она - активный субъект процесса криминализации. Жертва (пострадавший) участвует в инициировании и осуществлении деликта"^7[84]. После же Второй мировой войны стали появляться специальные исследования по этой проблеме. Так, Бенджамин Мендельсон в 1947 году в Бухаресте сделал, по словам Г. Шнайдера^8[85], "весьма впечатляющий доклад" на тему: "Новые биопсихосоциальные горизонты: виктимология", в котором обратил внимание научной общественности на науку о жертвах преступлений. Однако, еще больше "продвинул" виктимологию тот же Г. Гентиг, опубликовавший в 1948 году свою монографию “Преступник и его жертва”^1[86], в которой он впервые дал обоснование теоретической и практической значимости знаний о жертве преступлений, то есть виктимологии. С этого времени на Западе, а в нашей стране с середины 60-х годов, началось становление и развитие виктимологии, как самостоятельного научного направления, прежде всего в рамках криминологии^2[87].

На провокационную сторону в поведении жертвы оказывающей влияние на развитие противоправных действий преступника отечественные криминологи и практические работники органов внутренних дел в последнее время стали обращать серьезное внимание, продолжая изучать личность правонарушителя. В связи с этим уголовный закон (УК РСФСР 1960 года) содержал смягчающее обстоятельство - совершение преступления под влиянием сильного душевного волнения, вызванного неправомерными действиями потерпевшего. Новый уголовный закон (ст. 61 УК РФ) расширил содержание и признаки комментируемого смягчающего обстоятельства. Теперь, наряду с противоправностью законодатель считает, что и аморальность поведения потерпевшего, послужившая поводом для совершения преступления, является смягчающим обстоятельством.

Таким образом, практика и закон справедливо считали и считают, что "активное" поведение жертвы, связанное с неправомерными или аморальными действиями должно учитываться при назначении наказания лицу совершившему преступление.

Ряд отечественных криминологов, вслед за зарубежными учеными, посвятили свои научные исследования этой проблеме. Таким образом в науке криминологии образовалось отдельное направление - виктимология, или учение о жертве преступления, имея ввиду жертву, которая спровоцировала преступление, - и не более.

Вместе с тем не безынтересно отметить, что сама идея о роли жертвы в механизме совершения преступления содержится уже в древнейших литературных и иных документальных памятниках мировой культуры^3[88]. Так, роли жертвы преступления придавали большое значение уже в античности, например, в известном мифе об Оресте. В этом мифе явственно проводится идея, что вина жертвы смягчает или вовсе аннулирует ответственность посягателя, ибо его деяния обусловлены деянием первого. Здесь очень хорошо прослеживается связь “преступник-жертва”, “жертва-преступник”, что в таком состоянии попеременно находится одно и то же лицо. Чтобы было более понятно, приведем краткое содержание мифа: отец приносит дочь в жертву богам, жена в отместку убивает мужа, а сын убивает мать.

Виктимогенная обстановка другого рода смоделирована в известном библейском мифе о двух братьях: Авеле и Каине. В данной ситуации жертва, сама того не желая провоцирует преступление, и, в силу своих свойств и положения, вызывает зависть у менее удачливого брата. Жертва чувствует опасность, но не придает своему чувству никакого значения, что и приводит ее к гибели. Такое состояние называют “синдром Авеля”. О жертве, о ее роли в преступном деянии, о связи “преступник-жертва” рассказывается также, в произведениях русских писателей, например, Л. Толстого, Ф. Достоевского и зарубежных писателей: Ф. Верфеля, Ж. Сименона и других.

Не только литературные и религиозные источники, но и источники права содержат нормы, имеющие прямое отношение к жертве. В римском праве, например, существовали нормы, уделявшие значительное внимание фигуре жертвы.

Этой теме уделяли внимание и юристы-криминологи: А. Фаттах, А. Фейербах и другие. Особого внимания заслуживает, в частности, обширное исследование Г. Клейнфеллера о подстрекательстве преступника самим потерпевшим.

Итак, виктимология, в качестве отдельного направления в криминологии, зародилась исторически сравнительно недавно, после Второй мировой войны, и, вслед за Г. Гентигом и Б. Мендельсоном, виктимологические идеи привлекли внимание ряда ученых.

В связи с этим, важно отметить дискуссию о связи виктимологии с криминологией.

Еще в 1963 году Х. Нагель и Б. Мендельсон вели спор о том, является ли виктимология частью криминологии или же это самостоятельная наука^1[89]. Среди отечественных ученых преобладает точка зрения, считающая виктимологию одним из важных направлений криминологии, которая дополняет традиционную криминологическую проблематику (преступление, преступность, преступники) учением о жертвах противоправных посягательств^2[90]. Такая точка зрения преобладает, и возможно, не на почве сходности задач и изучения личности и поведения жертвы и преступника, а из-за того, что, виктимология еще только приобретает статус самостоятельной дисциплины. Возможно, что о взаимосвязи виктимологии и криминологии, говорится еще и потому, что криминологические и статистические разработки проблем виктимности рассматриваются как первый и необходимый этап к формированию самостоятельной дисциплины - виктимологии. Во всяком случае, существуют например исследования также и о криминалистической виктимологии, то есть о взаимосвязи виктимологии не только с криминологией, но и с криминалистикой^3[91].

Об отсутствии единого мнения о виктимологии свидетельствует хотя бы тот факт, что о ней нет даже упоминания в некоторых словарях^4[92], небольшого параграфа, не говоря уже о главе или разделе, в некоторых учебниках не только по социологии, но и по криминологии^5[93]; и это несмотря на то, что еще в 1924 году Э. Сатерленд в учебник по криминологии включил специальную главу о жертве преступлений; несмотря на то, что считается общепризнанным положение о том, что виктимология является самостоятельным направлением криминологии. Соответственно, и правоохранительные органы (суд, прокуратура, милиция и др.) еще на практике не взяли на "вооружение" учение о жертве преступления (несмотря на то, что ст.61 УК РФ учитывает и поведение жертвы), что было бы весьма целесообразно и полезно для теории и практики их деятельности в борьбе с преступностью, для ее предупреждения и социальной профилактики преступлений.

Впервые аргументированные соображения в пользу научной дисциплины, призванной специально заниматься изучением жертвы вообще и жертв преступления в частности, были высказаны в 1947 году в Бухаресте на конгрессе психиатров.

Следует сказать также о том, что в конце 50-х годов нашего столетия развернулось общественное движение в поддержку прав жертв, зародившееся еще в конце 19 века. Одной из главных причин развития этого общественного движения, стал взрыв собственно виктимологической научной мысли. Именно этот фактор определил стремительность и направленность мирового общественного движения в защиту прав жертв и, конечно, - общее развитие виктимологии как самостоятельного направления криминологической науки.

Выход в свет основополагающих работ Г. Гентига, Б. Мендельсона, А. Фаттаха, Э. Вьяано, К. Миядзавы, Г. Элленберга, С. Шейфера, Р. Гарофало, Х. Нагель и многих других видных виктимологов второй половины ХХ века дал мощный импульс не только развитию виктимологии, как самостоятельному научному направлению, но и способствовал становлению и развитию “практической” или, как называл ее Б. Мендельсон, “клинической” виктимологии, то есть практики обращения с жертвами преступлений. При этом под “практической “ виктимологией, в настоящей работе, понимается специализированная деятельность весьма широкого круга общественной государственной организации, которая активно работает не только над оказанием помощи жертвам преступления, но и над смягчением бремени виктимизации. Следовательно, здесь появляется связь научной и “практической” виктимологии. Значение этой связи, по сути дела, состоит в том, что она выводит на конечную цель социальную и уголовную политику, а именно, - на более точное и полное понимание преступления, которое видится лучше при рассмотрении тонких взаимосвязей между преступником и жертвой.

В Советском Союзе и других социалистических странах первые публикации по виктимологической тематике появились в начале 60-х годов. Во многих работах советских криминологов и криминалистов уже давно были высказаны идеи, приведены факты о жертве, ее роли в генезисе преступления, о проблеме вины жертвы, о необходимости изучения личности и поведения потерпевшего в целях раскрытия и профилактики преступлений, о самом понятии "жертва".

Национальные инициативы различных государств по совершенствованию законодательства и практики обращения с жертвами были аккумулированы в Декларации ООН от 29 ноября 1985 года об основных принципах справедливости в отношении жертв преступности и жертв злоупотребления власти. Необходимо отметить исключительное значение этого крупного международного правового документа как главного результата двадцатилетних усилий международного движения в защиту прав жертв преступлений. Текст Декларации включен в специальное издание ООН “Права человека: сборник международных документов”. Интересно, что первой юридической инстанцией, непосредственно применившей Декларацию, был Генеральный прокурор штата Южная Австралия - Крис Самнер, активный участник международного движения в защиту прав жертв, а с 1991 по 1994 годы - президент Всемирного Виктимологического общества. В 1988 году на YI Международном конгрессе по виктимологии (Иерусалим) К. Самнер, в частности говорил: ”когда в 1985 году Генеральная Ассамблея ООН приняла Декларацию о жертвах преступлений, она тем самым подтвердила огромное значение роли и статуса жертв для политики в области уголовного права и отправления правосудия. Больше нет необходимости спорить о более широком признании прав жертв; проблема сегодня состоит в том, чтобы признание получило свое материальное выражение в принятии эффективных программ в законодательстве”^1[94].