2. Психологический механизм поведения личности.

Криминологическое изучение личности преступника осуществляется в основном для того, чтобы выявить и оценить те ее свойства, которые порождают преступное поведение, чтобы в процессе профилактики воздействовать на них. В этом проявляется единство главных криминологических проблем: сущности и закономерности преступности, личности преступника, причин и механизма преступного поведения и профилактики преступлений. Итак, личность преступника и механизм индивидуального преступного поведения – проблемы сложные, взаимосвязанные, взаимопроникающие. Действительно, такие личностные характеристики, как потребности, интересы, инстинкты, эмоции, темперамент, характер, ценностные ориентации и т.д., без которых не возможно ни понять, ни проанализировать сущность личности, одновременно являются составляющими компонентами ее поведенческого акта (с точки зрения его внутреннего, психологического содержания т.е. мотивы).

Мотивы^1[75]. В специальной литературе под этим термином понимается то, что побуждает деятельность человека, ради чего она совершается. В широком смысле к мотивам в психологии относят потребности и инстинкты, влечения и эмоции, установки и идеалы. Если привести точку зрения, сложившуюся в науке уголовного права, в том числе и в криминологии, то мы обнаружим, что мотивы совершения преступлений (а в криминологии выделяют отдельные типы преступников по мотивам их поведения) бывают: корыстные, корыстно-насильственные, насильственные, насильственно-эгоистические, анархистско-индивидуалистические и др.

Даже при поверхностном (приблизительном) сопоставлении этих двух подходов к интерпретации мотивов мы обнаружили глубокое различие в их понимании и толковании. По-видимому, это обстоятельство связано с недопониманием или игнорированием криминологами взглядов и подходов к этой категории, разработанных в психологии.

Если в психологии мотивами называют инстинкты, потребности, идеалы эмоции, то, например, нельзя увязывать эти категории, допустим, с корыстью. Корыстные инстинкт, идеал – эти словосочетания не только «режут» слух, но и заставляют задуматься: неужели в действительности мы, криминологи, могли так выражаться, думать, что потребность порождает мотивацию как причину преступного поведения?^1[76]. Ведь мотивацию, но не криминальную, в биологии связывают с активным состоянием мозговых структур, побуждающих в человеке действия, которые наследственно закреплены или приобретены опытом, направленные на удовлетворение индивидуальных и групповых потребностей. В таком случае, даже не имея специальных познаний в биологии, нельзя мотивацию отождествлять с причинами индивидуального преступного поведения, иначе мы собьемся на путь, ведущий к теории «прирожденного преступника».

Следует отметить, что нет каких-то особых мотивов (причин), которые были бы направлены только на порождение преступного поведения, если это не связано с психическими отклонениями, патологией. В этом смысле мотивы (психологические причины) нейтральны. Причем многие личностные чувства (месть, корысть, ревность и т.д.) могут быть удовлетворены и другими, не противоправными, способами. Поэтому сама причинность (мотивация) не может продуцировать преступное поведение, признание подобного согласуется с теорией «опасного состояния» или же с «общественной опасностью» в конкретной личности, совершившей преступление. Преступным может быть только поведение, которое зависит от выбора средств для достижения поставленной цели, т.е. «криминальный сбой» происходит на уровне установки, и это означает, что изучение мотивации (причинности) и конкретных мотивов (причин), образующих ту или иную установку, можно проводить только в случаях совершения лицами преступлений.

Не могут в принципе потребности человека быть антиобщественными, т.е. антиобщественными мотивами. Если так понимать, то тяжкие преступления порождают опасными мотивами, а менее тяжкие – менее опасными мотивами.

Отдельные поступки, а тем более поведение человека в обществе, детерминируются множеством мотивов на бессознательном, подсознательном и сознательном уровнях. Но объективно проявляется только поведенческая установка. Мотивы определяют поведение вообще, а установка его проявляет. В поведенческом акте не может сразу проявиться несколько установок в качестве специфических (непосредственных, конечных) причин, все равно причиной (Н.Ф. Кузнецова о бинарной связи говорит в упомянутой работе) будет одна конечная установка, все остальное – формирует эту установку («все остальное» - мотивы – можно назвать субъективными психологическими побочными причинами). Например, совершая кражу, в личности проявляется корыстная поведенческая установка, а утверждение себя в глазах неформальной группы – побочная причина; и может быть все наоборот, если индивид поставил цель самоутвердиться в глазах приятелей, тогда поведенческая установка будет направлена на самоутверждение, а корысть будет присутствовать в качестве второстепенной причины (порой глубоко неосознаваемо, так как эта цель - украсть что-либо - им не ставилась и это не главное было для личности). Поэтому выявить главенствующую установку (причину конкретную) всегда достаточно сложно. То, что на первый взгляд представляется главной причиной (например, при совершении кражи) следователь не задумываясь, сразу фиксирует в документах «из корыстных побуждений», не задавая себе вопрос, а может быть в этом преступлении присутствует другое побуждение), в действительности может оказаться второстепенной причиной или вообще не имеющим никакого значения. Поэтому перед сотрудниками органов внутренних дел (и в первую очередь перед следователями и криминологами) стоит задача кропотливого поиска истинных (непосредственных) причин (поведенческих установок), направленных на совершение преступных актов.