Душа, сердце, ум

Настоящая работа посвящена изучению фрагментов концептосферы внутреннего мира человека, в частности, ее центральных компонентов – концептов душа, сердце и ум – в национальной картине мира древнерусского периода.

Материалом исследования послужили летописи, являющиеся одним из центральных жанров древнерусской литературы. Русские летописи включают в себя образцы всех жанров древнерусской письменности и частично – жанров фольклора. Соединение разных жанров, широчайший охват событий позволяет назвать летописи своеобразным зеркалом, в котором отражены практически все сферы жизни человека. Для исследования были выбраны наиболее значимые в культурном и языковом отношении летописи, охватывающие период XI-XV вв. – Лаврентьевская (Л.л.), Ипатьевская (И.л.), Новгородская первая (Н.л.), Софийская первая (С.л.) летописи и Московский летописный свод (М.л.с.).

Методом сплошной выборки было выявлено 3028 конструкций с лексемами душа, сердце, ум и их производными.

Была поставлена цель – на основе исследования сочетаемостных свойств лексем, репрезентирующих концепты душа, сердце и ум, выделить признаки, образующие структуры соответствующих концептов.

Методологическая основа исследования сложилась под воздействием работ ведущих зарубежных и отечественных когнитологов и лингвокультурологов – А.Вежбицкой, Дж. Лакоффа и М. Джонсона, В.В. Воробьева, С.Г. Воркачева, Е.С. Кубряковой, Ю.С. Степанова, И.А. Стернина, В.Н. Телия, А.П. Чудинова, в том числе и занимающихся изучением внутреннего мира человека – Н.Д. Арутюновой, М.К. Голованивской, М.В. Пименовой, Е.В. Урысон, А.Д. Шмелева и др.

Понятие концепт, как и многие сложные научные феномены, не имеет однозначного толкования в науке о языке на современном этапе ее развития. Дискуссионными остаются многие вопросы, связанные с теорией концептов. Предпринятый анализ различных дефиниций и подходов к термину концепт в современной научной литературе позволяет сформулировать его следующие признаки: 1) концепт является идеальным объектом; 2) областью локализации концепта является сознание человека; 3) концепт не существует изолированно, он находится в тесной взаимосвязи с другими концептами; 4) концепт обладает национально-культурной спецификой; 5) концепт объективируется языковыми средствами; 6) концепт обладает достаточно сложной структурой; 7) тип концепта и методика его описания во многом зависят от явления, соположенного ему в мире.

В соответствии со сказанным, наиболее удачным представляется определение С.Г. Воркачева, которое и будет использоваться в работе в качестве рабочего: концепт – это «единица коллективного знания/сознания (отправляющая к высшим духовным ценностям), имеющая языковое выражение и отмеченная этнокультурной спецификой» (Воркачев 2001: 70).

Анализ концептов внутреннего мира человека проводился в два этапа – предварительный и собственно исследовательский. Предварительный этап включает в себя: 1) выявление языковых репрезентантов исследуемых концептов. В частности, это лексемы душа, сердце, ум и их производные (например, для концепта сердце – тяжкосердие, легкосердие, каменосердие и др.); 2) рассмотрение этимологии ключевого слова; 3) анализ лексического значения соответствующих лексем в словарях древнерусского языка.

Собственно исследовательский этап, отраженный в диссертации, представляет собой: 1) анализ сочетаемости, базовый для проводимого исследования; 2) выявление концептуальных метафор (способов метафорической концептуализации) изучаемых объектов. Выявленные концептуальные метафоры отождествляются с признаками концепта, формирующими его структуру (Стернин 2001: 62–63); 3) количественный подсчет для выявления основных и факультативных концептуальных признаков, а также для сопоставления особенностей изучаемых концептов; 4) фиксация в таблицах признаков, свойственных концептам внутреннего мира. При этом указывается процентное отношение соответствующих признаков от общего количества языкового материала; 5) установление признаковой структуры изучаемых концептов; 6) поэтапное сопоставление признаков трех изучаемых концептов, на основе которого делается вывод о специфике их концептуальной структуры и сравнительной значимости концептов.

Использование указанных приемов дает возможность максимально полно эксплицировать признаковую структуру изучаемых концептов, установить их роль в жизни человека Древней Руси.

Процесс концептуализации внутреннего мира происходит на базе знаний и представлений о человеке как живом существе. Ипостаси «внутреннего человека» (душа, сердце и ум) концептуализируются при помощи витальных и физиологических характеристик, признаков внешности и характера, а также ментальных, эмоциональных и социальных признаков.

К витальным признакам относятся ‘жизнь’: моужьство и оум в немь жив#ше (Л.л.), ‘смерть’: не кающимс# погубит дшю свою и с тhломъ (И.л.), ‘здоровье’: здравымъ ходаще и цhлымъ умомъ (Н.л.), ‘болезнь’: вижь скорбь сердца моего и язву душа моея (С.л.), ‘возраст’: а оумъ молодъ не дошелъ (Л.л.).

В структуру исследуемых концептов включаются физиологические признаки, центральными из которых являются ‘голос’: и стонуще сердци ихъ и смhжающи очи свои (М.л.с.), ‘движение’ и ‘покой’: покои богъ душю его въ царьствии небеснhмь (Н.л.).

Одну из наиболее структурированных групп образуют эмоциональные признаки внутреннего человека, включающие в свой состав ‘веселье’: и весел# с# срдце мое. и възвеселис# оумъ мои (И.л.), ‘печаль’: въскую печална еси душе моя (Л.л.), ‘горесть’: от горести д(у)ша языкъ связается (С.л.), ‘скорбь’: вельми бо прискорбна есть душа моя (М.л.с.), ‘боязнь’: не uбоитсь срдце мое. аще встанеть на м#$% брань (Л.л.). Разнообразие эмоциональных признаков внутреннего человека находится в непосредственной взаимосвязи со степенью эмоциональности носителей языка.

Ментальные признаки «внутреннего человека» представлены ‘мышлением’: мысли срдца моего таино воздыхаше (Л.л.), ‘мудростью’: оума моудростью ход#ща по заповhдемь Бжимъ (И.л.),‘просвещением’: дша просвhщающа вhрным людемъ (И.л.).

Среди всех признаков, входящих в структуру концептов внутреннего мира, наиболее показательными являются социальные признаки, включающие ‘власть’: …умъ владетель чювьствиемъ ч(е)л(о)в(е)ческым (С.л.), ‘подчинение’: вс#ка дша властемь повинуетьс# (Л.л.), ‘богатство/ бедность’: и то же ^& скоудости нашего нищетооумья (И.л.). Особую группу среди социальных признаков образуют признаки интерперсональные, характери-зующие межличностные отношения «внутреннего человека» с другими «внутренними людьми»: много борешис# срдцмь. и одолhвши дше срдцю моему (Л.л.), с самим человеком: вскую печалуеши душе вскую смущаеши м# (Л.л.) и Богом как вершиной иерархии, который судит «внутреннего человека»: и виждь, г(о)с(под)и, и суди: се готова д(у)ше моя предъ тобою, г(о)с(под)и! (С.л.).

С рассмотренным выше типом интерперсональных признаков (в частности, отношениями «внутренний человек» – Бог) связана парадигма религиозных признаков. Существование социума в средневековый период во многом определялось христианской идеологией, существующие в сознании понятия преломлялись через христианские догмы и при этом непременно приобретали оценочные характеристики.

Существование «внутреннего человека» также определялось основными христианскими постулатами. «Внутренний человек» греховен, он живет с осознанием своей несовершенной природы: дши своеи wставление грhхов прос# (И.л.). «Внутренний человек», согласно православной этике, должен обладать целым комплексом характеристик, в частности, целомудрием: цhломудрии умъ дръжаше (С.л.), непорочностью: но ты самъ д(у)шю непорочну б(о)г(о)ве принесе (С.л.), «нескверностью»: uноша дша чсты нескверьни (Л.л.), святостью: святая душа его возиде на небеса (Н.л.). Широкая представленность социальных признаков отражает национальные особенности менталитета носителей языка. Для русской культуры во все времена была характерна соборность и ориентация на социум.

Каждый из компонентов внутреннего мира человека концептуализируется как неподконтрольное телу существо, живущее своей собственной жизнью, воздействующее на других внутренних существ и даже на самого человека. Проведенный анализ показал, в наибольшей степени признаками «внутреннего человека» обладает душа.

Выделяются также растительные признаки концептов внутреннего мира человека. Названные признаки могут быть представлены посредством морфологических характеристик растения, таких, например, как ‘корни’ и ‘плоды’: како ти не оурвалося сердце от корени (С.л); сердце миру умный плодъ подаваетъ (С.л.), а также признаками ‘места произрастания растений’, такими, в частности, как ‘сад’ и ‘нива’: говоръ водh вhтромъ бываеть, …ум въ с(е)рдцh садъ вкореняеть (С.л.); да умягчить господь нивы душевныа сердецъ ваших (М.л.с.).

В древнерусских текстах ‘нива’ души и сердца подвергается действиям, которые характерны для обычного поля. В описании процесса приобщения человека к истинному вероучению, в познании книжности, присутствуют все этапы земледельческих работ: пахота, удобрение, посев, жатва: wтець бо сего Володимеръ (землю) взора и оум#чи рекше крещеньемь просвhтивъ. сь же насhя книжными словесы сердца вhрных людии. а мы пожинаемъ оученье прииемлюще книжное (Л.л.). Хорошо знакомый человеку процесс земледелия, особое отношение к земле как главной ценности, от которой во многом зависит существование человека, обусловило перенос данных характеристик на компоненты внутреннего мира.

При концептуализации внутреннего мира человека в рамках биоморфной системы используются концептуальные метафоры, основанные на когнитивных моделях «человек – внутренний человек» и «растение – внутренний человек». Когнитивная модель «животное – внутренний человек» в летописном материале не представлена, антропоморфные и растительные признаки формируют структуру всех концептов. Преобладание атропоморфных признаков у концептов внутреннего мира человека над растительными, их детальная структурированность объясняется общей антропоцентрической направленностью процесса познания.

Язык также отражает существовавшие некогда среди носителей языка представления об анатомическом строении человека. Душа, сердце и ум описываются как локализованные в реально существующих пространствах внутри тела.

Душа мыслится как локализованная в теле человека: не могу ся лишити брата своего, донеле же ми и душа в тhлh» (М.л.с.), в крови: изиде душа его со кровью во адъ (И.л.). Уже в древности было замечено, что обильное кровотечение приводит к смерти, кровь воспринималась как квинтэссенция жизненной силы человека, именно этим обусловлены представления о нахождении души в крови. Другим местом обитания души является грудная клетка: там, где сосредоточен воздух, находится и душа. Об этом свидетельствует и обозначение легких в древнерусском языке, которые именовались душьникъ (от дышать, душа).

Косвенным свидетельством нахождения души в сердце является этимология данной лексемы – «то, что внутри» > «вместилище души» (Черных II: 156). Это предположение подтверждает и то обстоятельство, что достаточно часто в летописях сердце связывается с дыханием, а дыхание и душа, как уже было отмечено, взаимосвязаны: въздыхающе из глубины сердца (М.л.с.). Можно предположить, что душа скрыта в самой глубине сердца и при волнении обнаруживает свое присутствие в прорывающихся наружу вздохах.

Сердце может мыслиться как находящееся не в левой стороне груди, а в середине человеческого тела, что явствует и из этимологии данной лексемы: сьрдь, середина (*serd), сердце «получило имя по своему местоположению в теле» (Шанский 1997: 286) и из летописных контекстов:… …рогатиною ударить за лопатку или противу сердца по груди и промежи крылъ, и разболhвся… (М.л.с.).

Ум в летописях предстает как помещенный внутри человека без указания на конкретную область локализации: мужьство и оумъ в нем жив#$%ше (И.л.), возникает концептуальная метафора: ‘человек – дом’, ‘ум – жилец’, обитающий в этом ‘доме’.

Душа, сердце и ум занимают свое определенное место во внутреннем мире, и эта позиция воспринимается как норма, от которой в отдельных случаях возможны некоторые отклонения. В летописях отражено несколько направлений, по которым осуществляться движение компонентов внутреннего мира человека – это движение по вертикальной оси, по горизонтали и по кругу.

Движение по вертикали, вверх, оценивается преимущественно отрицательно, как проявление гордыни и высокомерия (для концептов сердце и ум): писание глаголеть весь оузносяся сердцем нечистъ предъ Богомъ (И.л.), движение по горизонтали – нейтрально, хотя в некоторых случаях может быть проявлением человеческой неискренности: тhм же усты чтуть м#, а сердце ваше далече отстоить от мене (Н.л.), а круговое движение в большинстве случаев – положительно, так как связано обращением человека к Богу, к истинным ценностям: глаголеть бо к намъ пророкомъ: обратитеся ко мне всhмъ сердцемь вашимъ (Н.л.). Таким образом, всякое перемещение в пространстве является отмеченным в религиозно-нравственном отношении, «понятия нравственной ценности и локального расположения выступают слитно: нравственным понятиям присущ локальный признак, пространственным – нравственный» (Лотман 2000: 298).

«‘Поверхность’ также выступает как признак концептов внутреннего мира человека». В грамматическом отношении признак поверхности представлен сочетанием имени концепта с предлогами на и съ. Названный признак свойственен всем трем рассматриваемым концептам, специфика обнаруживается лишь в объектах, локализованных на ‘поверхности’. Для ума его внешняя ‘поверхность’ связана либо непосредственно с процессом мышления: Володимер же положи на срдци своемъ. рекъ пожду и еще мало (Л.л), либо с нахождением на ней мыслей, что обусловлено основной функцией ума – участием в интеллектуальной деятельности человека. На душе локализованы человеческие грехи: и дшю покрыеть множьство грhховъ (И.л.). На ‘поверхности’ сердца происходит мыслительная деятельность человека, пишутся законы нравственной жизни, а также может располагаться бремя «нелюбья»: смиловался и нелюбье съ сердца сложилъ (М.л.с.).

В отличие от русского языка, где появление содержимого на ‘поверхности’ души, сердца или ума объясняется его подъемом из глубины на поверхность (М. Михеев, А.Д. Шмелев), в древнерусский период идеальные объекты на ‘поверхность’ возлагает Бог (мысли), другие человек добровольно принимает на свою душу (клятва), либо его поведение определяет их появление (неправедное поведение отягощает душу человека грехами). Человек может освободить ‘поверхность’ души и сердца (снять с души обязательства или сложить «нелюбье» с сердца).

Как признак концептов внутреннего мира человека выступает также «Вместимость».В грамматическом отношении концепт вместилища представлен предлогами въ и изъ. Имена концептов внутреннего мира человека сочетаются с названными предлогами и, соответственно, предстают как вместилища.

К динамическим ситуациям, связанным с пересечением границы внутреннего пространства души, сердца и ума относятся ‘каузация нахождения во внутреннем пространстве’ (каузатором является Бог, ангел, Дьявол и, крайне редко, человек): wже ти Бъ вложилъ таку мысль въ срдце (И.л.); ‘самостоятельное проникновение во внутреннее пространство’ (субъекты – эмоции, Дьявол, человек): посемже вниде страхъ божии во сердце его (И.л.), ‘вобрание во внутреннее пространство’: князь же Игорь приимъ во сердцh съвhтъ их (И.л.); ‘удаление из глубины внутреннего пространства’.

К статическим ситуациям относятся: ‘отсутствие некоторого компонента во внутреннем пространстве’: и бьяшетс# единhмъ топоромъ не имhя страха в души своеи (Л.л.); ‘хранение в пространстве’ (объекты – эмоции, мысли, правда / неправда): бh бо имh до него любовь велику. во срдцh своемь (И.л.); ‘действие во внутреннем пространстве’ (речь, мышление и др.): глаголаше бо въ души своеи окааныи: «Что створю?» (С.л.).

Рассмотренный материал позволяет говорить о том, что для сознания средневекового человека, было важно, каким именно образом происходило ‘заполнение’ и ‘опустошение’ идеальных пространств внутреннего мира. При этом сам человек был достаточно пассивен в процессе формирования содержимого сердца, души и ума. В большинстве случаев наполнение идеальных пространств вообще не зависит от самого человека. Вероятно, это связано с русской пассивностью, покорностью, о которых с давних пор говорят русские и западные мыслители, а с относительно недавних пор – и лингвисты.

В целом же пространственные отношения активно используются для моделирования внутреннего мира человека. Пространственные метафоры отличаются четкой организованностью, они существуют в виде оппозиций, основными из которых являются ‘внешнее–внутреннее’ и ‘верх–низ’. Пространственная характеристика фрагментов внутреннего мира зачастую связана с религиозно-нравственными понятиями и имеет ярко выраженный оценочный характер. Главенствующей является когнитивная модель вместилища, имеющая практически универсальный характер – тело человека – вместилище души, сердца и ума, которые, в свою очередь, предстают как вместилища мыслей, эмоций, чувств.

Исследование летописного материала показало, что душа, сердце и ум обладают практически всем набором признаков, позволяющих определить их как особые идеальные ‘органы’ «наивной анатомии»; они мыслятся как вместилища, имеют достаточно четкую локализацию в теле человека, выполняют определенные функции в жизнедеятельности человека. Все сказанное позволяет утверждать, что душе, сердце и уму может быть сопоставлен «метафорический концепт ОРГАН, в своем исходном конкретном значении – обособленная часть тела человека (а также, возможно, и других живых существ), предназначенная для выполнения определенных функций, т.е. способная производить определенные действия, выдавать адекватные реакции...» (Падучева 2000: 244–245).

Физические признаки концептов душа, ум и сердце. Внутренний мир человека «моделируется по образцу внешнего, материального мира, основным источником психологической лексики является лексика «физическая», используемая во вторичных, метафорических смыслах (Арутюнова 1999: 387). ‘Органы’ «наивной анатомии», несмотря на свою идеальную природу, обладают рядом признаков, характеризующих их как вполне материальные объекты физического мира, им присущи такие признаки, как твердость / мягкость: аще вы Бъ оум#кчить срдце. и слезы своя испустите $% w грhсhх своихъ (Л.л.), легкость / тяжесть: и& бы братьи его т#$%жько срдце. Игореви и Стославоу волости бо даеть снви а братьи не надhли ничимъ же (И.л.); чистота / загрязненность: и по семъ нача каятися ко отцемъ своимъ духовнымъ со многымъ смирениемъ, очищая душу свою (М.л.с.), они могут сохранять целостность и распадаться на части: како ли не разсhдhся сердце отъ многия туги (Н.л.).

Функции души, сердца и ума. Идея важности функционального аспекта в характеристике объектов внутреннего мира человека высказывалась в лингвистической литературе неоднократно (Г.Н. Берестнев, Е.С. Кубрякова, М.В. Пименова, Е.В.Урысон, А.Д. Шмелев). Как отмечает Н.Д. Арутюнова, «лишь очень постепенно компоненты психики получили самостоятельное, отдельное от физических органов существование» (Арутюнова 1999: 9). Применительно к древнерусскому периоду как раз можно говорить о тесной связи большинства психических функций с определенными органами.

Душа являлась органом жизни человека, участвовала в его эмоциональной, ментальной и речевой деятельности, с ее помощью строились отношения между человеком и другими людьми, а также между человеком и Богом, поскольку душа (наряду с сердцем) выступает в качестве органа, регулирующего нравственно-религиозную жизнь личности.

Сердце также выполняло достаточно широкий круг функций, связанных со всеми областями существования человека: мышление, память, интуиция, внутренняя речь, переживание эмоций, желания, нравственный контролер, индикатор истинности, общение с Богом и единение с другими людьми, а также являлось залогом физического существования человека.

Ум был связан не только с ментальной сферой, но и отвечал за внутреннюю речь, участвовал в эмоциональных реакциях, способствовал объединению индивидов, контролировал деятельность других органов, в частности сердца.

Для древнерусского периода характерна полифункциональность основных органов внутреннего мира. Большинство процессов – мышление, переживание эмоций, речь, сохранение информации – происходит во внутреннем пространстве, что еще более сближает данные концепты именно с органами. Как в реальных анатомических органах локализованы жизненно важные процессы – в сердце происходит процесс кровообращения, в печени вырабатывается желчь, в желудке происходит пищеварение и т.д., – так и в идеальных органах локализованы процессы, необходимые для полноценной духовной жизни – зарождаются эмоции, обдумываются события, произносятся внутренние монологи.

Главное отличие фрагментов внутреннего мира в древнерусском и современном русском языках состоит в способе его организации. Современная «… русская языковая модель человека определяется противопоставлением идеального и материального, а также интеллектуального и эмоционального. Первое противопоставление отражается в языке как противопоставление духа и плоти, второе – как противопоставление сердца (груди) и крови, с одной стороны, и головы и мозга (мозгов) с другой» (Шмелев 1997: 537). В древнерусской же модели человека отсутствует столь четкое противопоставление органов интеллектуальной и эмоциональной сфер. Каждый из идеальных ‘органов’ принимает участие и в интеллектуальной, и в эмоциональной деятельности человека.

Таким образом, все три изучаемых концепта обладают сложной концептуальной структурой. Структуру концепта душа образует 57 признаков, концепта сердце – 51, ума – 32. Очевидно, что сложность, расчлененность структуры соответствующего концепта является показателем большей его значимости в сознании носителей языка в конкретный исторический период, на определенном этапе развития общества и мышления. Таким образом, можно утверждать, что концепты внутреннего мира человека – душа, сердце и ум – представляют особую значимость для древнерусской культуры, обладают своей особой спецификой.

Концептуальная структура души, сердца и ума организована сегментным образом; она включает три сегмента, равнозначных по степени абстракции, каждый из которых образуется иерархически организованными признаками. В сегментной структуре концептов внутреннего мира человека распределение признаков происходит крайне неравномерно, для каждого концепта характерно преобладание определенного сегмента. У концепта душа основным является сегмент биоморфных признаков (54,91%), сегмент наивно-анатомический составляет 27,46%, и пространственный сегмент – только 17,63%. У концепта сердце наибольшим является наивно-анатомический сегмент (44,33%), пространствен-ный составляет 36,92%, и биоморфный – 18,75%. У концепта ум три сегмента являются практически равновеликими, с незначительным преимуществом наивно-анатомического сегмента (34,27%) над биоморфным (32,93%) и пространственным (32,8%).

Концепт душа представлен в сознании человека русского средневековья в первую очередь как «внутренний человек», а концепты сердце и ум – как особые идеальные ‘органы’, отвечающие за духовную жизнь человека. Прототипическое значение «внутренний человек» реализуется через витальные, физиологические, метальные, эмоциональные, социальные, признаки, а также признаки внешности и характера, имеющие свои конкретные разновидности. Прототипическое значение «органа наивной анатомии» реализуется в признаках параметрических, физических, а также в признаках локализации и вместимости и соответствующих функциях.

При концептуализации внутреннего мира человека Древней Руси действовал принцип аналогии. Душа, сердце и ум, представляют собой объекты «невидимого мира», и потому отображение их свойств возможно лишь путем выявления сходства по ряду параметров с некоторыми вполне материальными объектами. Все объекты, с которыми сопоставляются при концептуализации душа, ум и сердце человека, являются базой для их познания, для выявления наиболее значимых свойств этих недоступных для непосредственного восприятия констант внутреннего мира человека. За счет этого происходит объективация в языке концептов, которые иным способом не могут быть выражены. Результатом данного процесса является, таким образом, расширение смыслового аппарата древнерусского языка.

Известно, что источником концептуализации являются области, актуальные для общества определенного времени. Для средневекового периода в качестве таковых выступает человек, его материальные органы, природный мир (растения), пространство, окружающее человека, базовые виды деятельности (земледелие).

В отличие от современного русского языка, где центральную роль в системе внутреннего мира человека играет душа, для древнерусской культуры подобную функцию выполняло сердце, что определяется, во-первых, наибольшей частотностью употребления имени данного концепта по сравнению с остальными, многообразием языковых воплощений, а также наиболее широким спектром функций, которые оно, в представлении средневекового человека, выполняло в его жизни.