На верьх Парнасских гор прекрасный

Стремится мысленный мой взор,

Где воды протекают ясны

И прохлаждают Муз собор.

Меня не жажда струй прозрачных,

Но шум приятный в рощах злачных

Поспешно радостно влечет.

Там холмы и древа взывают

И громким гласом возвышают

До самых звезд Елисавет.

Заключение:

Да возрастет Ея держава

Богатство, щастье и полки

И купно дел Геройских слава

Как ток великия реки.

Чем дале бег свой простирает,

Тем больше вод в себя вмещает

И множество градов поит;

Разлившись на поля восходит

Обильный стук на них наводит

И жатвы щедро богатит.

В четвертой части «О произношении».

«Слово произносить должно голосом чистым и непрерывным, не грубым, средним, равным (не вскрикивать вдруг и понижать голос). И не произносить слова одним и тем же тоном. Словом, голос свой управлять должен ритор по состоянию и свойствам предлагаемыя материи». Произнося речь, пишет Ломоносов, необходимо обращать внимание и на знаки препинания. А чтобы не запнуться и совсем не стать, надо речь свою твердо наизусть выучить. Но не просто заучивать, по его мнению, сие полезно лишь, что по той театре, на которой речь сочинена.

Гимн Бороде

Не роскошной я Венере,

Не уродливой Химере

В гимнах жертву воздаю:

Я похвальну песнь пою

Волосам, от всех почтенным,

По груди распространенным,

Что под старость наших лет

Уважают наш совет.

Борода предорогая!

Жаль, что ты не крещена

И что тела часть срамная

Тем тебе предпочтена.

Основные теоретические положения риторики в книге Ломоносов сопровождаются цитатами из сочинений знаменитых писателей Древней Греции и Древнего Рима, средневековья, Возрождения и нового времени, данными в авторском переводе. Много в учебнике примеров, написанных самим Ломоносовым, в том числе и стихотворных.

Возьмем из работы положения, относящиеся непосредственно к риторике:

«…Красноречие есть искусство о всякой данной материи красно говорить и тем преклонять других к своему об оной мнению. Предложенная по сему искусству материя называется речь или слово. К приобретению оного требуется пять следующих средствий: первое – природные дарования, второе – наука, третье – подражание авторов, четвертое – упражнение в сочинении, пятое – знание других наук…»

КНИГА 1, содержащая риторику.

1.Риторика есть учение о красноречии вообще. Имя сея науки происходит от греческого глагола , что значит: говорю, лью или теку. Оттуда же произведено и речение  (ритор), которое хотя на греческом языке значит витию или красноречивого человека и в российский язык в том же знаменовании принято, одного от новейших авторов почитается за именование писателя правил риторических.

2.В сей науке предлагаются правила трех родов. Первые показывают, как изобретать оное, что о предложенной материи говорить должно; другие учат, как изобретенное украшать; третьи наставляют, как оное располагать надлежит, и посему разделяется Риторика на три части – на изобретение, украшение и расположение.

Часть I. О изобретении

24… чрез силу воображения из одной простой идеи расплодиться могут многие, а чем оных больше, тем в сочинении слова больше будет изобилия.

98… нравы человеческие коль различны и коль отменно людей состояние, того и сказать невозможно. Для этого разумный оратор прилежно наблюдать должен хотя главные слушателей свойства, то есть: 1) пол; 2) возраст; 3) воспитание; 4) наука. При всех сих надлежит наблюдать время, место и обстоятельства. Итак, разумный ритор при возбуждении страстей должен поступать, как искусный боец; умечать то место, где не прикрыто, а особливо того наблюдать, чтобы тем приводить в страсти, кому что больше нужно, пристойно и полезно.

100… искусный ритор при возбуждении и утолении страстей должен стараться, как бы случаи так живо слушателям в слове изобразить, чтобы они предлагаемое дело как перед глазами ясно видели.

101… им следует правила особливые о знатнейших страстях, которые от риторов чаще других употреблены бывают. Из них мягкие и нежные суть радость, любовь, надежда, милосердие, честь или любочестие и студ. Напротив того, печаль, ненависть, гнев, отчаяние, раскаяние и зависть суть жестокие и сильные страсти. Прочие между сильными и нежными посредственны.

ЧАСТЬ П. О УКРАШЕНИИ

181 Тропы речений знатнейшие суть: метафора, метонимия, антономазия, катахрезис и металепсис.

182 Метафора есть перенос речений от собственного знаменования к другому ради некоторого обоих подобия.

183 Сим образом идеи представляются много живее и великолепнее, нежели просто, причем наблюдать должно, 1) чтобы метафор не употреблять чрез меру часто; 2) к вещам высоким и важным непристойно переносить речений от вещей низких и подлых; 3) к низким и подлым вещам от высоких и важных переносить речения также непристойно кроме шуток…

184 Синекдоха есть троп, когда речение переносится от большого к меньшему или от меньшего к большему…

185 Метонимия есть когда вещей, некоторую принадлежность между собой имеющих, имена взаимно переносятся…

186 Антономазия есть взаимная перемена имен собственных и нарицательных…

187 Катахресис есть перемена речений на другие, которые имеют близкое к ним знаменование, что бывает ради напряжения или послабления какого-нибудь действия или свойства: хитрый вместо лукавый.

188 Металепсис есть перенесение слова через одно, два или три знаменования от своего собственного, которые одно из другого следуют и по оному разумеются: помнить союз вместо хранить.

189 Тропы предложений суть пять: аллегория, парафразис, эмфазис, ипербола, ирония, от которых перед прочими украшениями получает особливое возвышение и великолепие, а особливо от четырех первых.

190 Аллегория есть перенесение предложений от собственного знаменования к другому стечением многих метафор, между собою сродных и некоторую взаимную принадлежность имеющих.

191 Разделяются аллегории на чистую и смешанную; чистая состоит вся из переносных значений: окропил ты мне горящую грудь, то есть печальному духу моему дал ты отраду. Смешанная состоит из речений переносных, к которым для изъяснения многие присовокупляются в свойственном знаменовании…

193 Аллегорическим штилем многие излишно услаждаются и чрез меру сей троп употребляют, а особливо те, которые не знают подлинной красоты слова, но прельщаются притворным его видом. Умеренно употребленная аллегория слово украшает и возвышает, а без меры часто в слово внесенная оное помрачает и обезображает…

194 Парафразис есть представление многим речениям того, что однем или немногим изображено быть может: Храбрый разоритель Карфагена, то есть Сципион.

195 Эмфазис есть когда действие или состояние вещи не прямо изображается, но разумеется из другого и чрез то великолепно возвышается: Волы несут домой повешенные плуги (Виргилий).

196 Ипербола есть повышение или понижение слова невероятное, которое употребляется: Бег скорейший вихря и молнии; Чуть в костях держится или как тень шатается, то есть весьма истощал.

198 ирония есть, когда чрез то, что сказываем, противное разумеем: и Ювенал в 15 сатире о суеверии египтян, которые огородные земелия за божество почитали: Коль святы те народы, У коих полны все богами огороды!

201 К иронии причитаются еще другие виды насмешества, из которых знатнейшие суть:

1) сарказм, то есть ирония в повелительном наклонении:

Вот троянин, поля, что ты искал войною,

И вот Гисперия. Измерь, лежа убитый (Виргилий)

2) хариентизм есть когда указывают на что-нибудь странное, смешное или непристойное, как Цицерон говорит:

Подумайте о его лице и одежде, до земли протяженной.

3) астеизмом называют некоторую учтивую усмешку:

Мевий и Бавий были худые стихотворцы.

ЧАСТЬ Ш. О РАСПОЛОЖЕНИИ

249 Расположение есть изображенных идей соединение в пристойный порядок.

250 Расположение разделяется на натуральное и художественное. Натуральное есть, которое самой натуре последует, как она требует, что бывает по времени, месту или достоинству. По времени располагаются идеи так, что те, которые прежде были или бывают, полагаются напереди, а которые оным следуют, те после одна за другою присовокупляются. По месту о верхних говорят прежде, нежели о нижних, о передних прежде, нежели о задних и прочая. По достоинству: например, о золоте должно предлагать прежде прочих других металлов.

251 Художественное расположение есть, которое утверждается в правилах:

1) предложенную тему должно изъяснять довольно, ежели она того требует;

2) по изъяснении оную доказать несомненными доводами;

3) к доказательствам присовокупить возбуждение или утоление страсти, какой материя требует;

4) между всеми сими рассевать должно по пристойным местам витиеватые речи и вымыслы.

254 Хрия есть слово, которое изъясняет и доказывает краткую нравоучительную речь или действие какого великого человека, и посему разделяется на действительную, словесную и смешанную.

255 Действительная хрия есть, которая изъясняет и доказывает действие: Дионисий, тиран сицилийский, неприятелю своему Диону отмстил таким образом, что сына его при дворе своем воспитал в роскоши и тем нравы его испортил.

256 Словесная хрия изъясняет и доказывает какую-нибудь краткую нравоучительную речь: Добрые нравы оскверняет гордость (Клавдиан)

257 Смешанная хрия есть, которая изъясняет и доказывает действие, с краткою нравоучительною речью соединенное: Когда Анаксагору сказали, что сын его умер, тогда он так ответствовал: я знал, что он смертен родился.

295 Что касается до порядка, в повествованиях наблюдаемого, то располагаются они по большей части натуральным образом, что после чего было, а особливо то наблюдается в важных и правдивых историях.

Ломоносов учил строить речь на принципе наибольшего эмоционального воздействия на слушателя, чтобы поразить воображение. Высокая поэзия требовала умения и, конечно же, искусства на протяжении всей "речи", от начала и до конца вести непрестанную борьбу за душу адресата.

Во всех риториках перед пишущими в жанре красноречия, то есть "стилем речи", ставились три задачи:

1. учить

2. услаждать, вызывать восхищение

3. поражать (захватывать) воображение.

Ломоносов, выдвигая на передний план первую из названных функций, вместе с тем никогда не пренебрегал во имя наилучшего достижения главной цели двумя другими функциями, он был великолепным матером слова во всех отношениях.

Любимым жанром Ломоносова была ода. Ю.Н. Тынянов в статье "Ода, как ораторский жанр" называет оду еще и витийственным жанром, где "помимо грамматической интонации играла важную роль и ораторская. Слово получало стимул для жеста".

Обратимся к оде М.В.Ломоносова «…На день восшествия на российский престол ее величества государыни императрицы Елизаветы Петровны 1747 года» и попытаемся доказать, что она написана по законам ораторского искусства.

Доказывая, что эта ода написана по законам ораторского искусства, будем опираться на разобранную выше работу Ломоносова. В оде преобладает торжественный язык, она наполнена гражданским пафосом.

Если обратить внимание на "расположение идей", то Ломоносов следует своему "Краткому руководству", а именно: прежде чем восславить Елизавету, он вспомнил и Петра, и Екатерину:

…Послал в Россию Человека,

Каков неслыхан был от века.

Сквозь все препятства он вознес

Главу, победами венчанну,

Россию, грубостью попранну,

С собой возвысил до небес.

В полях кровавых Марс страшился,

Свой меч в Петровых зря руках,

И с трепетом, Нептун чудился,

Взирая на российский флаг…

Но ах, жестокая судьбина!

Бессмертия достойный муж,

К несносной скорби наших душ

Нас в плаче погрузил жестоком!

Но кроткая Екатерина,

Отрада при Петре едина,

Приемлет щедрой их рукой.

Ах, если б жизнь ее продлилась,

Давно б Секвана постыдилась

Своим искусством пред Невой!

И далее Ломоносов делает особое ударение на то, что Елизавета – дочь Петра и продолжательница его традиций:

В долинах раздаются клики:

Великая Петрова дщерь

Щедроты отчи превышает,

Довольство муз усугубляет,

И к счастью отверзает дверь…

Это расположение соответствует "натуральному расположению по достоинству". Того же "натурального расположения", но уже по месту и времени придерживается Ломоносов и далее. Сначала – Россия, потом – Петр, Екатерина, Елизавета. Сначала –похвала Елизавете:

Но мы не можем удержаться

От пения твоих похвал…

Потому что Елизавета – образованная и умная женщина, которая покровительствует наукам:

Здесь в мире расширять науки

Изволила Елизавет

Широкое открыто поле,

Где музам путь свой простирать!

Твоей великодушной воле

Что может за сие воздать?

Сначала – Елизавета, а потом – богатство природы, богатство России, которые перед ней "склоняются":

Сия тебе единой слава,

Монархиня, принадлежит,

Пространная твоя держава

О как тебя благодарит!

Воззри на горы превысоки,

Воззри в поля твои широки,

Что щедростью твоей цветет…

Хотя всегдашними снегами

Покрыта северна страна,

Где мерзлыми Борей крылами

Твои взвевает знамена…

Сначала – богатство, всемогущество России, потом обращение к будущему поколению:

Дерзайте ныне ободренны

Раченым вашим показать,

Что может собственных Платонов

И быстрых разумом Невтонов

Российская земля рождать…

Ода полна ораторских восклицаний, которые адресуются и России:

Блаженство сел, градов отрада

Коль ты полезна и красна!

И Елизавете:

И на престол взвела с собою

Доброт твоих прекрасный лик!

И будущему поколению:

О, ваши дни благословенны!

Ода обильно наполнена славянизмами: дщерь, град, с крайним тщеньем, токмо, щедроты отчи превышает, оных, толикое, сие злату исчислит жилу, премудрость тамо зиждет храм, тщится, в верьхи.

Часто в оде Ломоносов использует мифических героев:

В полях кровавых Марс страшился…

И с трепетом Нептун чудился…

Верьхи Парнасски восстенали…

Используя, показывает, что они не всемогущи, их качества принижены в сравнении с Петром.

Ода содержит большое количество эпитетов: щедрою рукою, божественным устам, пламенные звуки, наглы вихри, пресветлый дух.

В изобилии пышные метафоры и сравнения: грому труб, тучи птиц, одежда весны.

Нередко сравнение разворачивается в целую строфу:

И ее Минерва ударяет

В верьхи Рифески копием;

Сребро и злато истекает

Во всем наследии твоем…

Таким образом, мы видим, что ода Ломоносова написана по законам ораторского искусства. Используя такую богатую лексику, выражающую, по словам Ломоносова, "высокость и великолепие", можно не сомневаться, что "борьба за слушателя" у Ломоносова закончится успешно.

«Правила высшего красноречия» М. М. Сперанского

Эта книга была издана Сперанским в 1792 г, когда он занимался преподавательской деятельностью в Главной семинарии при Александро-Невском монастыре в Петербурге.

Филологические взгляды Сперанского изучены недостаточно. Но курс словесности, впоследствии опубликованный под названием «Правила высшего красноречия», был еще в рукописном виде широко распространен и популярен. Как личность, Сперанский в свое время был известен. Его государственная и политическая деятельность достаточно освещена в научной литературе.

Будучи человеком незаурядным и разносторонне образованным, Сперанский уже в молодости проявил себя как смелый и талантливый оратор.

В конце XVIII в. русский литературный язык прошел уже значительный путь развития. Менялись и представления об искусстве речи. Сперанский, как считают современники, среди других русских деятелей «трудился над положением краеугольного камня зданию нового русского слова».

Под красноречием Сперанский разумел искусство ораторской речи и в своем труде изложил основные нормы и правила этой речи. В книге развернуто говорится об одной разновидности ораторского искусства – о слове церковной проповеди.

Несмотря на обширные знания в области риторических учений древнейшего и нового времени, книга Сперанского не явилась компилятивным сводом высказываний на тему красноречия. Работа явилась плодом самостоятельного размышления автора о сущности ораторского искусства и о том, как следует излагать его основы.

Нельзя считать случайностью то факт, что Сперанский на первое место в книге поставил не собственно научные стороны риторики, а те ее части, которые позволяли усилить эмоционально- психологические моменты восприятия речи. В этом отношении показательны даже названия специальных глав в книге: «О страстном в слове», «О вкусе», «О высоком в мыслях», «О высоком в страстях», О красивом в мыслях», «Усовершения вкуса», «О чувствительности вкуса», «О утончении или нежности вкуса», «О соразмерности начал вкуса».

Характер содержания книги определялся ее назначением. Сперанский писал: «Надобно очень различать кафедру философскую от кафедры церковной: с одной говорят уму, с другой сердцу. Но говорить уму и говорить сердцу суть два случая очень между собою различные, различные по выбору своего предмета и по образу его представителя».

Курс словесности Сперанского читался в кругу студентов Духовной академии. Этим и определялось своеобразие лекций.

В политической и государственной деятельности Сперанского называли законником и теоретиком. Его филологическая работа также относится к нормативно-риторической, «учительской» литературе.

Стремлением к регламентирующему началу в области ораторского искусства пронизаны главы о том, каким должно быть произнесенное «слово» (как жанр ораторского искусства), какие в нем выделяются части, каково их сочинение, расположение и соразмерность.

Теория трех стилей представлена в книге Сперанского в трансформированном виде. Она изложена автором в категориях эстетики и связана в большей степени с особенностями восприятия.

В таком виде, по существу, он не имеет ничего общего с ломоносовской теорией стилей.

Сперанский в своей идейно-эстетической концепции трех родов речи ближе стоит к тем взглядам, которые изложены в трактате Цицерона «Об ораторе», нежели к трудам своих соотечественников. В наибольшей степени Сперанского интересовала стилистика индивидуальной речи, представления о которой он раскрыл, излагая теорию слога, обратившись к понятию его выражения.

Именно в этой части книга Сперанского наиболее самобытна. В книге автор поставил теоретический вопрос о стилеобразующих различиях слога, о самых характерных чертах языка личности.

Острое чутье языка и обширные филологические познания давали возможность автору и самому с нормативной точки зрения оценить семантические и стилистические свойства языковых единиц. Так, при слове «августейший», переведенном на русский язык эпитетом высочайший, Сперанский заметил, что латинское augeo не значит «возвышаю», но умножаю, увеличиваю. Следовательно, и перевод должен быть другим: великий и величайший. Разбирая синонимические единицы типа авторов – авторский, академиков – академический, Сперанский сразу же точно и тонко определил грамматическую природу этих варьирующихся форм: «Они принадлежат к грамматикам; так должно показать, каким образом и в каких пределах некоторые существительные в родительном падеже приемлют вид прилагательных, в старину у нас даже писали еговъ, так как в грубом просторечии употребляют ихные, ихных. Грамматика должна показать, что тут правильно и что неправильно» (замечание на издательство словаря славено-российского).

Свою теорию выражения слога Сперанский связывает, с одной стороны, с проблемой различий в употреблении слов и выражений, с другой – с особенностями сцепления мыслей (или понятий) главных и мыслей (понятий) побочных. Каждая мысль, считает автор, существует не сама по себе, а в системе понятий, к ней принадлежащих и с него род целого составляющих: «Оторвите главную мысль от сего целого: она будет уединенна, она будет слаба, но предложите ее вместе с системою: окружающие ее понятия усилят ее, отражая в ней яко в своем средоточии, свой свет, они ее возвысят, расширят, и ум, рассматривая ее одним взглядом, обозрит вместе с нею тысячу других».

Все различие умов, полагает Сперанский, заключается в мыслях побочных, окружающих главную, потому что главные мысли, составляющие ораторское слово, почти у всех одинаковы. Используя современную терминологию, можно сказать, что Сперанский в этих частях книги развивал свою теорию идиолекта («сколько родов выражения, столько может быть родов слога»).

Понятие индивидуально-авторского стиля или слога в поэтиках и риториках конца XVIII в. не было разработано в том виде, в каком оно понималось уже в начале XIX в.

В целом рассуждения о качествах и свойствах слога выдержаны в духе традиционных представлений о качествах хорошей речи. К общим свойствам хорошего слога Сперанский относит: ясность, разнообразие в его форме и стилистике, единство слога (части должны быть разнообразны, но целое едино), соразмерность слога с материей («необходимо, чтоб слог был равен или однозвучен с своею материею»).

Следует отметить также, что в своей книге М.М. Сперанский уделяет большое внимание страстям как эмоциям, чувствам: «Основание для красноречия суть страсти. Сильное чувствование и живое воображение для оратора необходимы совершенно… Красноречие есть дар потрясать души, переливать в них свои страсти и сообщать им образ своих понятий».

Сперанский считает, что страстное должно занимать главное место в доказательствах, т.е. логические доказательства подкрепляются эмоциональной речью. Доводами начинается убеждение. Но этого мало. Они воздействуют на ум человека. Убеждение должно потрясти сердце.

Потрясти сердца слушателей подлинным красноречием оратору помогает «язык движений, тона и внешнего вида». Он «должен дополнить лицом, рукой то, чего не может выразить словом».

Сама книга тоже написана увлекательно и образно. Она затрагивает не только разум, но и эмоции ученика. Вот, например, как излагает Сперанский правила расположения мыслей:

1. "Все мысли в слове должны быть связаны между собой так, чтоб одна мысль содержала в себе, так сказать, семя другой. Есть понятия, по естеству своему тесно связанные между собой, но сия связь не для всех и не всегда бывает приметна – надобно открыть, надобно указать путь вниманию, проводить его, иначе оно может заблудиться или прерваться. В жару сочинения все кажется самим собой, воображение все слепляет в одно. Приходит холодный разум – и связь сия исчезает, все нити ее рвутся, сочинение распадается на части, и на месте стройного целого видна безобразная смесь красот разительных".

2. "Второе правило в расположении мыслей состоит в том, что все они были подчинены одной главной. Во всяком сочинении есть известная царствующая мысль, к сей-то мысли все относится. Каждое понятие, каждое слово, каждая буква должны идти к самому концу, иначе они будут введены без причины, они будут излишни, а все излишнее несносно".

Стремясь действовать на эмоции учеников, М.М.Сперанский иногда использует юмор, например, когда рассказывает о ясности как важнейшем свойстве слога: «Хотеть написать собственно для того, чтобы нас не понимали, есть нелепость, превосходящая все меры нелепостей. Если вы сие делаете для того, чтобы вам удивлялись, сойдите с ума – вам еще более будут удивляться». Рассуждая о том, почему язык оратора «должен призвать на помощь другой язык – язык движения», М.М.Сперанский пишет: «Наши мысли бегут несравненно быстрее, нежели наш язык, коего медленный, тяжелый и всегда покоренный правилам ход бесконечно затрудняет выражение».

Неоднократно напоминая древний афоризм Poeta nascuntur oratores fiunt (поэтами рождаются, ораторами становятся), Сперанский советует усиливать собственное красноречие чтением правил, образцов и собственными упражнениями в сочинении. Сам автор владел тайнами слова в совершенстве. Его «Правила высшего красноречия» написаны в изящной художественной манере и воспринимаются как уникальный памятник русского красноречия на рубеже XVIII – XIX вв.

Русская риторика прочно существовала в теории словесности вплоть до первых десятилетий XX в.

«Ораторская речь – неотложная тема филологической науки. В русской филологии возрождается интерес к риторике. Его поддерживают требования общественного быта. Причина же его возникновения глубже. Она лежит в принципиальном пересмотре теории слова и в изменении общего направления лингвистических интересов. В лингвистике русской старые принципы диалектологического «народничества», тяготевшие как к центру к проблеме этнографической колонизации, поколеблены… в тех случаях, когда научная работа лингвиста сочетается с постановкой проблем «культуры» современного литературного языка, с речевым воспитанием общества, - вопрос об ораторской речи получает еще большую остроту, как живая задача технологической реформации" (В.В. Виноградов).