Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Апресян Р.Г. Этика.doc
Скачиваний:
95
Добавлен:
02.05.2014
Размер:
291.33 Кб
Скачать

Дополнительная литература

Артемьева О.В. Забота // Этика: Энциклопедический словарь.

Артемьева О.В. Человек = мужчина + женщина // Этическая мысль: Научно-публицистические чтения. 1991. М.: Политиздат, 1992. С. 345-351.

Кант И. Наблюдение над чувством прекрасного и возвышенного // Там же. Т. 2. 1964. С. 125-183.

Нойманн Э. Глубинная психология и новая этика [V]. СПб.: Гуманитарное агентство "Гуманистический проект", 1999. С. 103-137.

Текст для обсуждения Надежность заботы3

В этике заботы <…> идеал конструируется на основании факта нежности и памяти о ней. Само нравственное чувство предполагает наличие предшествующего ему естественного чувства заботливости и готовность поддерживать нежность. <…> Мы помним о заботе и нежности, эти воспоминания формируют образ блага – состояние, которое является благом самим по себе, а также порождают обязательство поддерживать и расширять это благо. Но у нас есть и другие воспоминания, другие желания. Именно в силу того, что склонность по-доброму относиться друг к другу является столь хрупкой, мы постоянно должны прилагать усилия для поддержания заботы.

Далекая от того, чтобы быть романтичной, этика заботы практична, создана для этой земли. Ее надежность обнаруживается в разнообразных проявлениях, самые важные из которых я попытаюсь вкратце здесь описать.

Во-первых, поскольку забота – это отношение, этика, укорененная в заботе, естественным образом ориентирована на другого. Но раз и я сама определяюсь отношением, я как заботящаяся не жертвую собой в своей устремленности к другому. Таким образом забота значима не только для другого, на которого она направлена, но и для меня, как заботящейся.

<…> При том, что я инстинктивно устремляюсь к другому, лелею и оберегаю его, одновременно я сама оказываюсь инициатором своих действий, я выбираю их. Я могу действовать в согласии с представлением о благе, отвечающем моей подлинной природе, но я могу и уклониться от этого. Я могу выйти из отношения или попытаться превратить чувство и действие в высказывания и принципы. Например, если я представляю, что я всецело несу ответственность только за понимание или формирование моральных принципов, я могу столкнуться с трудностями, когда возникнет необходимость проявлять заботу о себе. Если моральные принципы определяют мое поведение по отношению к другим, если для того, чтобы оставаться моральной я всегда должна ориентироваться только на другого, как я смогу должным образом удовлетворять мои собственные потребности и желания? Как я могу заботиться о себе и оставаться моральной?

Этика заботы – надежная этика. В ней не происходит обособления субъекта заботы от того, о ком заботятся, хотя и устанавливаются особые обязанности и того, кто заботится, и того, о ком оказывается забота. В противоположность, например, некоторым формам агапизма, здесь мы не столкнемся с трудностями в обосновании необходимости постоянной основательной заботы о себе. <…> Очевидно, что если заботливость необходимо поддерживать, необходимо поддерживать и заботящуюся. Она должна быть сильной, мужественной и способной радоваться.

<…> Этическая самость не обособлена от других сторон личности. Мышление, определяемое заботой, не ищет путей отступления [в конфликтной ситуации] посредством нудного перечисления напророченных "благ", но оно ищет ответ на вопрос, как можно продолжать оказывать заботу и по возможности обогащать свой этический идеал. Здесь не остается места ни для пренебрежительного отношения к себе, ни для безразличия к другим, ни для позиции стороннего наблюдателя. Стремление к этическому идеалу немыслимо без реальной, глубоко прочувствованной приверженности ему.

И все же существуют причины для установления необходимых ограничений в наших моральных идеалах. Если мы честно осознаем и свою любовь, и свою скрытую жестокость, и свою способность ненавидеть – все это мы можем использовать как необходимую для установления мер предосторожности информацию; наш идеал должен включать все сигналы тревоги. Сами мы лучше знаем, над чем нам необходимо работать, что мы должны преодолевать, те условия, при которых мы оказываемся не в состоянии заботиться. Вместо того, чтобы прятаться от своих природных импульсов и претендовать на то, что мы можем стать добрыми апеллируя к заоблачным абстракциям, мы принимаем все и используем хорошее для того, чтобы контролировать то, что таковым не является.

Забота оберегает и группу, и индивида. Как мы уже видели, она ограничивает наш долг таким образом, чтобы мы действительно могли его исполнять. Она не позволяет нам сбиться с пути, увлекаясь образами универсальной любви, совершенной справедливости, или мира, объединенного принципом. Она не провозглашает "Не убий", поэтому потом ей не надо искать других принципов, позволяющих в конечном итоге оправдать убийство. Если другой представляет для меня или для тех, о ком я забочусь, явную непосредственную опасность, я должна его остановить, и если возникнет необходимость – убить его. Но я не смогу убивать во имя принципа справедливости. Я должна относиться к этому другому, даже этому злому другому, как заботящаяся о нем, пока это не представляет угрозы для поддержания заботы. Например, я должна выступить против смертной казни. Я не начну со слов "Смертная казнь – это неправильно". А поэтому я не попаду в ловушку, в которой оказываются все, кто занимается выдвижением аргументов в пользу подобного утверждения и ведут нескончаемую логическую дискуссию. Я не говорю "жизнь священна", поскольку не могу назвать источника ее святости. Я могу указать на необратимость приговора, но само по себе это не будет решающим даже для меня, потому что во многих случаях приговор мог оказаться справедливым и я не сожалела бы о смерти осужденного <…>

Меня интересует моральный идеал, мой собственный моральный идеал и любая его составляющая, на которую также ориентируются другие люди моего сообщества. В идеале другой должен быть в состоянии попросить моей помощи и поддержки, ожидая от меня положительного ответа. Если я не ослеплена страхом, гневом или ненавистью, я должна ответить незнакомцу, молящему о помощи, как заботящаяся о нем. Это идеал заботящейся. Я должна быть способна ответить на мольбу приговоренного "помоги мне". Теперь мы должны задуматься о воздействии смертной казни на присяжных заседателей, судей, тюремщиков, надзирателей, репортеров, "освещающих" процесс наказания, на священников, навещающих приговоренного, на граждан, поддерживающих приговор, на врачей, сначала удостоверяющих, что приговоренный достаточно здоров, чтобы привести приговор в исполнение, а затем – удостоверяющих факт его смерти. Какое воздействие оказывает смертная казнь на моральные идеалы оказавшихся причастными к ней людей? Если бы я оказалась причастна к смертной казни, мой моральный идеал был бы занижен. Занижен. Сам идеал был бы занижен. Мое действие могло быть как неправильным, так с натяжкой правильным – правильным в выхолощенном смысле слова. Я действительно могу участвовать в наказании и мой поступок будет морально оправдан, правилен, но лишь ценой обеднения моего морального идеала. Я могу и не пересматривать свой моральный идеал и при этом принять участие в наказании, но тогда мое действие следует считать неправильным <…> Существует разница между высказываниями "Я не верю в силу убийства, но …" и "Я не верила в силу хладнокровного убийства, но теперь я вижу, что это неправильно в силу следующих оснований". В последнем случае я смогу сохранить свою моральность, но цена этого будет весьма значительной. Мой идеал всегда включает не только то, какой я буду, но и то, какая я есть сейчас и какой я была раньше. Не существует пропасти между мной, какой я являюсь сейчас, и какой я буду. Я выстраиваю путь к моей будущей самости и именно по этой причине я выступаю против смертной казни. Я не хочу убивать, если существуют другие возможности и я не хочу просить других моих сограждан совершать поступки, которые могут обеднить их моральный идеал.

Следуя закону или принципу, я не должна убивать, но ради принципа я не могу отказаться убивать. Может создаться ситуация, когда для того, чтобы остаться заботящейся, мне придется совершить убийство. Например, женщина убивает спящего мужа. В большинстве ситуаций заботящаяся будет считать такой поступок неправильным. Но если она слышит, как муж издевается над женой и детьми, понимает, в каком страхе живет эта женщина, знает о предпринятых ею в прошлом попытках решить проблему законным путем, то мнение заботящейся изменится. Присяжные признали женщину невиновной, поскольку она защищала себя. Заботящаяся сочтет поступок этой женщины моральным, но по стандарту заниженного морального идеала. Свое поведение женщина считала единственно возможным способом защитить себя и своих детей. Так что ее поведение соответствовало ее образу самой себя как заботящейся. Но какой же это ужасающий образ! Теперь она – человек-совершивший-убийство, человек, который не совершит убийства еще раз, но она уже не будет человеком, который бы никогда не совершал убийства. В этике заботы решение об окончательной виновности или невиновности зависит от того, в силу каких причин был занижен моральный идеал. Выбрал ли агент заниженный образ в силу алчности, жестокости или исходя из личных интересов? Или же его вынудили к такому выбору бессовестные другие, лишившие его возможности продолжать заботиться.

Мы видим, что наша собственная моральность "зависит от нас" не полностью. Как и Уинстон в "1984", мы хрупки, даже в собственной моральности мы оказываемся зависимыми друг от друга. Это осознание порождает сомнение относительно правильности позиции Канта: "противоречиво ставить себе целью совершенство другого и считать себя обязанным содействовать этому. В самом деле, совершенство другого человека как лица состоит именно в том, что он сам способен ставить себе цель по своим собственным представлениям о долге; поэтому противоречиво требовать (сделать моим долгом), чтобы я сделал то, что может сделать только другой человек сам" (Кант И. Метафизика нравов в двух частях // Кант И. Соч. в 6 т. Т. 4 (2). М.: Мысль, 1965. С. 320).

В некотором смысле мы полностью согласны с Кантом. Мы не можем определять, в чем состоит совершенство другого; в той мере, в какой мы действительно заботимся, мы даже не можем определять принципы, в соответствии с которым он должен жить, и тем более – предписывать ему конкретные действия, которые он должен совершать, чтобы стать совершенным. Но мы должны быть чрезвычайно чуткими к его собственному идеалу совершенство и <…> как заботящиеся мы должны содействовать достижению им этого идеала. <…>

Noddings N. Caring: A Feminine Approach to Ethics and Moral Education. Berkley, 1984. P. 98-103.