§ 20. Достижения, проблемы и перспективы индустриального общества

На вышеприведенной схеме развития общественного производства эндогенная модель диалектики рынка строится на противоречии «товара», тогда как экзогенная модель этой ступени должна исходить не из уже существующего противоречия, а из «тождества», субстратом которого является «натуральный продукт». Поэтому исходным пунктом в этом случае следует считать совокупность разрозненных и тождественных друг другу натуральных хозяйств феодального общества (см. рис. 4.9, фазу I – «тождество»). О таком обществе во Франции довольно образно писал Маркс: «…Громадная масса французской нации образуется простым сложением одноименных величин. Вроде того, как мешок картошки образует мешок с картофелем»²⁵. Но, только пройдя цикл товарной технологии, эта исходная для «мезоформации» конкретность (К_и) превращается в её конечную конкретность (К_к) – национальное хозяйство как органическую совокупность уже специализированных и регулярно взаимодейст-вующих между собой хозяйств-капиталов.

В схеме такого развития К_и – А – К_к элемент А представляет собой целую систему абстракций: «товар», «рабочая сила», «деньги», «капитал», «машина» (на рис. 4.9 они обведены контуром). Эта система абстракций отражает диалектику «мезоформации», которая образуется на основе товарной технологии и созревает с установлением машинной технологии. За счёт формирования нового в старом обнаруживается непрерывное в прерывном, преемственность в развитии. Любой способ производства не станет сформировавшимся, специфическим, пока не оформится технологически. Но общество порождает с необходимостью естественного процесса своё собственное отрицание. Поэтому возникновение в рыночном хозяйстве машинной технологии можно рассматривать лишь как момент адекватности «мезоформации», так как последующий период развития является фазой её отрицания. Социология такого производства становится непрочной перед лицом новых, более высоких условий, постепенно развивающихся в её собственных недрах.

Сказанное относится и к фазе «антагонизма» полного цикла «мезоформации», в которой новые производительные силы рыночного механизма являются уже не производительными, а разрушительными силами, непримиримо противоречат существующей «сословной социологии», модифицируют, а затем и качественно преобразуют ее. На рис. 4.9 знак минус «антагонизма» отражает взаимоотрицание рыночной технологии и социологии.

Ф аза «кризис» является кульминацией развития «мезоформации». Она заключается в прямом, непосредственном взаимодействии (взаимопроникновении и взаимопревращении) сторон противоречия «товара», появлении трех особых товаров – рабочей силы, денег и капитала – и образовании новой, конституциональной «социологии». Схематично эта трансформация выглядит довольно просто. Товарное обращение есть исходный пункт капитала. Поэтому в нашей схеме процесс капитализации товарного хозяйства изображается только с переходом противоречия из фазы III, «антагонизма», в фазу «кризиса» в виде вертикали от «гражданского общества» к «капиталу». В реальной же действительности данный процесс происходил сложным и довольно драматическим образом.

Если мы будем рассматривать, например, производство зерна в условиях совершенной конкуренции n-го количества простых товарных хозяйств (производителей), то график их полных индивидуальных расходов на один центнер товара (В) будет отражать их высокую дифференциацию в силу существования целого комплекса различных обстоятельств производства субъективного и объективного характера (см. рис. 4.10). Но поскольку зерно будет реализовываться по среднеарифметическим, общественно необходимым полным расходам (ОНПР) (В_п(ср) = ΣB_i/n =аX_равн =аC_ср + V_ср + M_ср), то при этом все хозяйства неизбежно разделяются на группы высоко- (2, 4, 8), средне- (5, 7, 10) и низкоприбыльных (1, 3, 6, 9, n) хозяйств. Конкуренция же между ними обусловливает появление в результате эволюции такой системы производства относительно крупных хозяйств, уже нуждающихся в дополнительных работниках, и разорившихся хозяйств, которые становятся источником свободной рабочей силы (мы хозяйства, нуждающиеся в рабочей силе, обозначаем «деньгами», так как они служат представителем всех вещей, и рабочих мест в том числе). Соединение избыточных факторов производства на контрактной основе и означает капитализацию существующих хозяйств, которая, однако, требует радикальных институциональных преобразований, начиная, например, с провозглашения Великой хартии вольностей 1215 г., введения многочисленных Статутов об огораживании, принятия конституции, Билля о правах (1689), в Великобритании и кончая «отходничеством» после крестьянской реформы 1861 г. в России (необходимо отметить, что обмен на рынке между капиталистом и рабочим осуществляется не по линии «труд – средства жизни», а по линии «труд – рабочее место»).

Д еньги – это последний пункт товарного обращения и первая форма проявления капитала. Существующая форма общества уже не является неким барьером развития технологии, как это было на стадии «антагонизма», институты капитала, напротив, стимулируют возвышение рынка. Любое общество как органическая система, как совокупное целое имеет свои предпосылки, но и само это общество является предпосылкой новой технологии. Фаза IV, «синергизм», обозначенная на рис. 4.9, соответствует положительному (+) действию развитого противоречия «товара» в виде «капитала – самовозрастающей ценности». В фазе «организм» ситуация в рыночной экономике повторяется: в недрах её возникает машинная технология, подрывающая основы «мезоформации». Маркс по этому поводу писал, что формация «не погибнет раньше, чем разовьются те производительные силы, для которых она даёт достаточного простора…»²⁶. Однако формация сохраняется и даже приобретает целостность и завершенность именно благодаря закономерно возникшему новому технологическому содержанию.

Вышеприведенный анализ рынка в основном касался домашинного периода его развития. Рассмотрим теперь кратко экономическую сущность индустриального общества и, прежде всего, процесс образования национальной экономики.

Для простоты представим рыночную экономику, состоя двух отраслей: промышленности и сельского хозяйства. Предположим также, что в экономике имеется торговый, платежный и миграционный внешний баланс, а прибыльность промышленности оказывается несколько выше прибыльности сельского хозяйства (см. рис. 4.10). В этих довольно реалистичных условиях «перегретой» в одной своей части экономики будет наблюдаться соответствующий перелив капитала, перепроизводство промышленной и недопроизводство сельскохозяйственной продукции, а как следствие работы рыночного механизма – изменение соотношения прибыльности отраслей на обратное. Далее после многократного повторения колебательного процесса перераспределения инвестиций будет достигнута ситуация равноприбыльности (см. рис. 4.11, а) отраслей экономики, о которой в экономической теории говорили еще Тюрго, а также Смит и Маркс. Равноприбыльность свидетельствует о завершении формирования национального хозяйства как гармонично развитой системы отраслей, функционирующей на базе совокупноcти капитальных благ (К_сов), прибыльность которого (G_ср, G_ср =аΣM_i/ΣK_i = М_сов/К_сов, см. рис. 4.11, б) начинает фигурировать в ценообразовании на рынках отдельных товаров: X_i =аC_i + V_i + M_i = C_i + V_i + (G_ср·K_i) и соответствовать средней ставке банковского процента (G_ср → X_б). Представив же п оследнее слагаемое здесь как произведение совокупной, народнохозяйственной прибыли (М_сов) на долю локализованных, отраслевых, капитальных благ в их совокупности (ψ), получим следующую формулу цены товара: X_i = C_i + +аV_i +аМ_сов·ψ. Такое выражение «цены производства» уже характеризует зависимость и производность индивидуальной прибыли от общесистемной институциональной прибыли.

Индустриализация экономики, резко увеличивающая размеры индивидуальных и совокупных капитальных благ, способствует процессу выравнивания прибыльности, образованию национальной экономики и установлению некой рыночной справедливости – получению одинакового процента на единицу капитальных благ, где бы они ни был представлены – в промышленности, сельском хозяйстве, торговле или банковской сфере, в производстве частных или общественных благ. Однако индустриализация производства обусловливает и общую тенденцию понижения прибыльности производства в эволюции рынка, также давно отмеченную в экономической теории. Сущность тенденции заключается в том, что, несмотря на устремление частного бизнеса за счет механизации производства повысить прибыльность производства, на макроуровне наблюдается постепенное монотонное ее снижение. Это, на первый взгляд, парадоксальное явление отражает внутренний кризис «мезоформации». Если мы в показателе прибыльности производства (G = M/(C + V)) разделим числитель и знаменатель дроби на заработную плату и отбросим образующуюся при этом единицу, то обнаружим, что прибыльность пропорциональна уровню социологии производства и обратно пропорциональна уровню его технологии (G = =а(M/V)/(C/V + 1); G ~ S/P), и поскольку эти факторы развиваются не синхронно и циклически, а к середине XIX в. машинная технология была более продвинутой, чем сохранившаяся еще классическая рыночная социология, то их соотношение в виде средней прибыльности оказалось минимальным (G_ср(мин), см. рис. 4.12, а).

В ыйти из общего кризиса рыночная экономика могла только путем институциональной перестройки и повышения уровня социологии в рамках уже новой формации. 150-летняя современная полоса развития «биформации» и представляет собой монополизацию сначала торговли, а затем и сферы производства национальной экономики. Имея в качестве детерминанты (причины возникновения) машинную технологию, а механизма реализации акционирование капитала, то есть дублирование физического капитала финансовым и дробление его на акции произвольного номинала, монополизм обеспечивал контроль отраслевых рынков и возможность получения сверхприбыльности. Она была необходима не столько для роста доходов предпринимателей и собственников капитала, сколько для воспроизводства самого индустриального капитала и общества. Историческая тенденция снижения прибыльности сменилась контртенденцией ее роста, закономерный характер которой был показан впервые Сраффой (Законы доходности в условиях конкуренции, 1926), а затем Суизи и Бараном (Монополистический капитал: очерк американского экономического и социального порядка, 1966). Классический способ «внутреннего» роста предприятий путем превращения части прибыли в дополнительный капитал (ΔK), то есть путем концентрации капитала (см. рис. 4.12, б), в условиях индустриальной экономики оказывается недостаточным и заменяется процессом централизации капитала, позволяющим быстро увеличить размер корпорации за счет ее «внешнего» роста, поглощения мелких и средних фирм крупными (см. рис. 4.12, в).

Монополизация капитала приводит к ценовому диктату в отрослях экономики и перераспределению элементов цены товаров в пользу прибыли корпораций за счет излишка заработной платы. Формула цены принимает следующий вид: X = C + V + (M_мон(I) + M_мон(II)), где: М_мон(I) – монопольная прибыль, образующаяся за счет установления так называемых «ножниц цен», то есть сверхнизких цен на покупаемые монополией факторы производства и сверхвысоких цен на свою продукцию; М_мон(II) – монопольная прибыль, образующаяся за счет преимуществ в инновациях, полученных монополией, проводящей самостоятельные научно-исследовательские и опытно-конструк-торские работы (НИОКР), результаты которых надолго становятся «секретом фирмы» и доставляют ей конкурентное преимущество.

Развертывание контртенденции роста прибыльности капитала приводит к образованию фундаментальной диспропорции в ценности совокупного продукта большинства индустриально развитых стран мира: гипертрофированного увеличения частей С и М относительно части V (см. рис. 4.13), то есть такого увеличения производственной мощности экономик, при котором сбыт продукции оказывается затрудненным из-за значительно меньшего массового платежеспособного спроса.

О тносительно перенакопленые национальные капиталы начинают вывозиться в больших масштабах заграницу и закрепляться в экономиках стан, обладающих дешевым трудом и необходимыми для промышленности природно-сырьевыми ресурсами. Избыточный капитал в виде денежных займов и производственных инвестиций направляется первоначально в слаборазвитые страны, многие из которых превращаются в колонии и полуколонии, а после 2-й Мировой войны в условиях «парада суверенитетов» этих стран репатриируют в регионы Запада. Глобальная миграция капитала, поначалу обеспечивавшая дальнейший рост его прибыльности, по мере сближения уровней социально-экономического развития частей мировой экономики, в условиях перехода к рынку бывших социалистических стран и выдвижения в ней новых индустриальных стран Азии и Южной Америки, обусловила тенденцию падения прибыльности вновь. Таким образом, становится понятным, что в целом показатель в процессе развития рыночного хозяйства изменяется циклически.

Однако повторное снижение прибыльности товарного производства является признаком не только усиления однородности мирового сообщества, но и перехода его к постиндустриальной, информационной технологии.

Для того чтобы прояснить сущность постиндустриальной экономики, необходимо рассмотреть ретроспективу всего исторического процесса смены критериев хозяйственной деятельности.

На рис. 4.14 представлен общеисторический угасающий циклический процесс изменения величины экономической выгодности, чистой доходности (G =а(A – B)/B, где А и В – совокупные доходы и расходы общества соответственно) в зависимости от применяемой технологии и критерия эффективности производства. «Золотая пропорция» («золотой вурф») природной гармонии, G_г, равная 0,309, из-за экологической катастрофы, повлекшей за собой появление в природе человека, была нарушена, и фундаментальная константа G_г стала снижаться. Но производственная деятельность людей обусловила переход динамики G_г в режим затухающего исторического цикла с перспективой восстановления «золотой пропорции» в условиях создания органической целостной системы «природа – общество».

Естественная «золотая пропорция», принимающая в обществе форму чистой экономической чистой доходности, в условиях домашинной аграрной технологии в виде критерия рентабельности производства (G_p = С/(V + М)) позволяла обществу преодолеть неблагоприятные последствия экологической катастрофы, но в условиях индустриально-аграрной экономики оказалась уже бесполезной и был заменена на прибыльность производства (G_п).

З авершение же формирования мощного индустриального производственного аппарата и переход к постиндустриальной экономике обусловили необходимость замены и прибыльность производства G_п как критерия оценки работы рыночных хозяйствующих единиц. Остаточным доходом должна стать заработная плата. Критерий «зарплатности» (G_з = V/(C + M)) предопределяется всем ходом развития общественного производства и соответствует современной информационной технологии производства, при которой нормируемую и инвестируемую прибыль следует относить к его расходам.

На тенденцию замены прибыльности «зарплатностью» в современном рынке указывают расширение так называемой системы участия в собственности и прибыли корпораций и институциональная трансформация централистских хозяйственных систем. Тот хозяйственный расчет, который применялся в плановой экономике, в основе своей не отличался от обычного рыночного коммерческого расчета. Там и здесь во главу угла ставилась прибыль. Именно она прежде всего интересует собственника капитальных благ, будь то частный предприниматель или централистский государственный аппарат, поскольку бесприбыльность экономики при этом означает разорение собственника. В случае же «зарплатности» производства оплата труда уже не включается в издержки заранее, до результатов хозяйственной деятельности, а определяется остаточным образом, что стимулирует общую эффективность работы предприятий. В условиях рыночно-конкурентной или плановой стабильности цен снижение расходов производства (включая капитализируемую и бюджетируемую прибыль) позволяет напрямую увеличивать оплату труда.

Критерий «зарплатности» производства – это не плод чистой теории. Он порождается самой хозяйственной практикой, и в том числе известной практикой «бригадного подряда» в нашей стране. Опыт его применения в 70-х и 80-х гг. в строительстве Н.И. Травкиным (1946), здравоохранении хирургом С.Н. Федоровым (1927-2000)) и других отраслях показал взрывоподобный положи-тельный эффект, но тогда подвергся жестким атакам именно со стороны бюрократической системы и был свернут в ходе дальнейших прибыльно-рыночных преобразований в стране. Думается, что введение критерия «зарплатности» даже в условиях сохранения огосударствленных ресурсов экономики, но их свободной аренды принесло бы гораздо больше пользы обществу, чем затянувшийся переход к классическому рынку путем приватизации государственной собственности. «Зарплатность» как критерий и универсальный инструмент решения социальных задач не зависит от современных форм собственности, которая в условиях информационной технологии подвержена диссипации (рассеиванию) в обществе.

С необходимостью перехода к новому критерию производства связан и так называемый финансово-экономический кризис, в условиях которого мировое сообщество живет с 2008 г. Эксперты, политические деятели и многие простые люди ссылаются на него как на обычное явление цикличности, которое, как мы выяснили выше, регулярно наблюдается в рыночной экономике. Некоторые же специалисты отмечают серьезность ситуации и сравнивают нынешний кризис с Великой депрессией, охватившей западный мир в конце 20-х – начале 30-х гг.

Несмотря на то, что с момента появления негативных процессов в финансовой сфере, а затем и в реальных секторах экономик прошло достаточно много времени, проводились саммиты, конференции и даже были обнародованы различные системы мероприятий по выходу из кризиса и предотвращению его повторения, вразумительных ответов на вопросы о причинах, сущности, продолжительности кризиса, а также характера функционирования мировой экономики в посткризисной перспективе не появилось. Широкое распространение имеет версия о допущенных финансистами ошибках, заключающихся в так называемых «перекредитованиях» и искусственном «перегреве» фондового рынка.

Однако объяснение кризиса чисто рыночными, конъюнктурными, причинами нельзя признать достаточным. Известно, что финансовая сфера в первую очередь реагирует на происходящие социально-политические события, но она же быстро и стабилизируется при соответствующих мерах хозяйствующих субъектов и государства. На этот раз, после того как «финансовые пузыри» начали лопаться, кредитная система не стабилизировалась, что указывает на наличие устойчивого перенакопления капитала по отношению к снижающимся темпам роста производственного аппарата и уровню его прибыльности в индустриально развитых странах. А это явление оказывается совершенно непохожим на то, что происходило в период Великой депрессии рынка: тогда, как известно, проблема заключалась в недостаточной инвестиционной активности бизнеса. Поэтому, на наш взгляд, причины нынешнего финансово-экономического кризиса носят глубинный, общесистемный характер и связаны с объективной фундаментальной необходимостью переориентации инвестиционного процесса с обслуживания роста традиционных индустриальных капитальных благ на развитие социальной сферы и рабочей силы человека, что без смены критерия предпринимательства невозможно.

Таким образом. начавшаяся эпоха постиндустриального сообщества, эпоха глобального перехода к информационным технологиям и экономике, основанной на знаниях, означает не просто увеличение инвестиционного потока в сферы образования и формирования современной рабочей силы, а действие критерия «зарплатности», соответствующего задаче построения действительного социализма, отличающегося от прежнего формального социализма тем, что человек и его способности превращаются из вспомогательного фактора производства в его главный фактор.

Н а рис. 4.15 показаны пропорции исторической совместной динамики аграрного (N), индустриального (K) и информационного (L) факторов производства. Линия роста индустриальных капитальных благ сопряжена с динамикой (пунктирная линия) финансового капитала (К_ф), который, хотя и имеет свой рынок, но все время подстраивается под объем капитальных благ. В условиях современной стабилизации мирового производственного аппарата возникает отрыв от него растущего по инерции, то есть в режиме не обычной инвестиционной деятельности, а денежной «пирамиды», финансового «фиктивного» капитала. Восстановление нормальной работы финансового сектора произойдет, если он начнет инвестировать рост не индустрии, а сферы обслуживания человеческого фактора, которая еще является относительно неразвитой. Но рост инвестиционного потока в сферы образования и формирования современной рабочей силы в условиях сохранения частной собственности и рынка, и требует «зарплатности», создающей мощный фонд построения действительного социализма.

В долгосрочной же исторической перспективе после решения с помощью «зарплатности» основных социальных проблем современности и в условиях необходимости преодоления неизбежных проблем природопользования обществу придется вводить в действие еще один, четвертый, критерий производства – критерий его экологичности (G_э =аC/(V + M)), который внешне, по своей конструкции, совпадет с исторически исходным критерием рентабельность, но на новом уровне экономической культуры общества позволит остаточным образом формировать «доход природы» С и тем самым окончательно стабилизировать общую чистую эффективность цивилизации, вновь превратить показатель в «золотую» пропорцию.

Переход в будущем к критерию экологичности производства и всей жизнедеятельности людей, обосновывается анализом долгосрочных прогнозов развития мировой экономики. Первым и наиболее известным из таких прогнозов был прогноз, разработанный американским исследователем Д. Форрестером (1918) (Мировая динамика, 1971). В нем на основе метода «системной динамики», предусматривающего определение не только прямых, но и обратных причинно-следственных связей между социальными и природными явлениями, автор предсказывал наступление в середине XXI в. глобального кризиса, заключающегося в значительном уменьшении индустриального капитала, производства пищи и численности населения планеты (см. рис. 4.16).

В качестве причин катастрофы Форрестер называет истощение природных ресурсов и ухудшение среды обитания человека. Такой пессимистический вывод автор сделал после того, как многочисленные вариации переменных величин модели показали принципиальную невозможность предотвращения кризиса. К аналогичным результатам пришел и главный разработчик первого доклада «Римскому клубу» (неправительственной международной организации, учрежденной в 1968 г. и занимающейся глобальной проблематикой) американец Деннис Медоуз (1944) (Пределы роста. Доклад по проекту Римского клуба «Сложное положение человечества», 1972, совместно с Донеллой Медоуз (1941-2001), Й. Рэндерсом (1945) и В. Беренсом III), подготовленного на базе более детальной модели мировой экономики. Причем как Форрестер, так и его ученик Медоуз выяснили, что качество жизни, достигнув в 1940 г. наивысшего уровня, в последующем снижалось и до 2100 г. будет монотонно убывать из-за ухудшения питания, материального обеспечения, высоких уровней плотности населения и загрязнения.

В советской литературе к прогнозам Форрестера и Медоуза было отношение в целом критическое. Но в некоторых работах предлагалась конструктивная корректировка моделей. Так, математик В.А. Егоров (Математические модели глобального развития. Критический анализ моделей природопользования, 1980, совместно с Ю.Н. Каллистовым, В.Б. Митрофановым и А.А. Пионтковским) ввели в модели «управление капиталовложениями», что позволило найти более приемлемые варианты развития мирового сообщества. Однако вопрос конкретного механизма стабильного развития в долгосрочной перспективе до сих пор остается открытым. Думается, что централизованного в глобальном масштабе регулирования инвестиционного процесса по отраслям и сферам деятельности реализовать невозможно. Но задача институциональных изменений, введения критерия экологичности производства на уровне национальных экономик вполне разрешима. По крайней мере, история развития общественного производства показывает наличие закономерности в смене критериев хозяйственной деятельности в ходе взаимодействия социологий и технологий формаций, которая будет действовать и в долгосрочной перспективе.

Сопоставление ретроэкономической и метаэкономической структур (см. графические модели на рис. 1.13 и 4.7), представленное на рис. 4.17, показывает, что между ними есть определенное взаимное соответствие, выражающееся в том, что не только теория в целом адекватно отражает практику, но и практика реализует идеи теории через проведение конкретной эконо-мической политики. Это соответствие между формациями на рисунке обозначено вертикальными пунктирными линиями, а экономическая политика – заштрихованными зонами совпадения формаций.

Синкретическая ойкономия» описывает дорыночное хозяйство («преформацию» и «диформацию»), политэкономия изучает доиндустриальный рынок («мезоформацию»), «economix» представляет концепции индустриального хозяйства («биформации»), а «социоэкономия» – концепции постиндустриального общества («конформации»). Поскольку между хозяйственными и научными формациями, с точки зрения симметрии развития этих сфер деятельности, существует сдвиг во времени (см. общую ось симметрии, проходящую наклонно через главные срединные формации экономической практики и науки на рис. 4.17), то исследование внутренней логики развития теории и возможность, таким образом, ее прогнозирования позволяют уточнять перспективы самой экономики и заблаговременно вести подготовку к решению социальных и экологических проблем, отличающихся по своему характеру долгосрочностью (контур этих проблем на графике обозначен пунктирным кругом).

Такой подход к решению перспективных проблем становится важным в условиях нынешнего превышения скорости изменений в экономике темпов ее изучения.