32. Поэтика и проблематика романа Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея».

ПОРТРЕТ ДОРИАНА ГРЕЯ

Оскар Уайльд (1854–1900 гг.), глава английского эстетизма, опубликовал свой единственный роман “Портрет Дориана Грея” в 1891 году. В романе рассказывается история, перекликающаяся с фантастическим сюжетом “Шагреневой кожи” Бальзака: юный красавец Дориан Грей высказывает пожелание, чтобы он навсегда остался внешне таким же, как в момент завершения его портрета, и с этого мига на протяжении двадцати лет действия романа он сохраняет все очарование юности, а портрет, спрятанный в его доме, отражает его настоящую жизнь, накапливая следы порока и преступлений. Символика волшебного предмета у Уайльда менее философична, чем у Бальзака, сведена к эстетической проблематике. Портрет Дориана, выполненный его приятелем Бэзилом Холлуордом, как всякое истинное произведение искусства, отражает его истинную сущность; искусство — вот правдивое свидетельство, вот верное зеркало жизни героя. Попытка Дориана в финале романа уничтожить надежно спрятанный портрет завершается его собственной гибелью, а произведение искусства неуничтожимо. Портрет в своей первозданной красоте будет жить вечно:

Войдя в комнату, слуги увидели на стене великолепный портрет своего хозяина во всем блеске его дивной молодости и красоты. А на полу с ножом в груди лежал мертвый человек во фраке. Лицо у него было морщинистое, увядшее, отталкивающее. И только по кольцам на руках слуги узнали, кто это.

Таким образом, в самом сюжете романа заложена главная идея эстетизма о безусловном превосходстве искусства над реальной жизнью.

Параллельно выстраиваются истории Дориана и его портрета, которые поменялись местами по отношению к законам природы, к самому течению времени: живой человек преодолевает его поток, отказываясь стареть, а произведение искусства начинает жить во времени телесной жизнью. Остановка героя во времени, вечная молодость, как правило, ассоциируются с мотивами сделки с дьяволом, и в роли искусителя невинного поначалу Дориана выступает светский остроумец, славящий аморальность, новый гедонизм, а на деле ведущий вполне благопристойное существование, — лорд Генри Уоттон.

Лорд Генри открывает глаза юноше на его красоту, заражает его духом погони за удовольствиями, учит его ценить молодость и жить одним днем. Забавный циник лорд Генри легко привязывает к себе Дориана, разрушая его дружбу с Бэзилом Холлуордом, и Дориан становится учеником лорда Генри. Но лорд Генри — Мефистофель лишь на словах, Дориан же становится дьяволом на деле, буквально понимая и воплощая на практике все поучения своего старшего друга. Он доводит до самоубийства свою возлюбленную, молодую актрису Сибиллу Вэйн, ведет двойную жизнь светского денди и завсегдатая притонов Ист-Энда, он порочит репутации и становится убийцей Бэзила Холлуорда. Портрет только фиксирует его грехи, но не контролирует его жизнь.

Сэр Генри хочет сделать Дориана воплощением своего идеала о слиянии искусства и светского образа жизни. Сам он никогда не пойдет на преступление: “Убийство — всегда промах. Никогда не следует делать того, о чем нельзя поболтать с людьми после обеда” (глава 19). Дориан слишком простодушен и наивен, слишком чувствителен и недалек, чтобы сохранять ту эмоциональную незаинтересованность, холодность, которую предполагает идеал его друга. В Дориане живо моральное чувство, поэтому так сильно воздействуют на него упреки бывшего друга, Холлуорда, поэтому он не может позволить ему уйти живым из его дома. Начало морального падения Дориана — история с Сибиллой Вэйн — изображено еще достаточно детально, но по мере роста масштаба его преступлений автор предпочитает говорить о них загадочными намеками, дающими простор читательскому воображению для того, чтобы дорисовать картины зла. Разумеется, морализм Уайльда не так прямолинеен, как морализм викторианского романа, однако, в соответствии с традицией нравственного урока, столь сильной в английском романе на протяжении всей его истории, в “Портрете Дориана Грея” моральная сторона, лишившись назидательности, составляет важнейшую сторону романа:

Вот ее суть: всякая чрезмерность, как в том, что человек приемлет, так и в том, от чего он отказывается, несет в себе свое наказание.

Однако эта традиционная задача романа в восприятии читателя отходит на второй план перед завораживающими картинами эстетско-декадентской среды конца века. Уайльд рисует духовный и бытовой облик новых героев — апостолов культа красоты. Действие романа разворачивается в студиях художников и в изысканных светских гостиных, в атмосфере, пронизанной пряной красотой жонкилий и орхидей, роз и жимоло- сти, восточного искусства и английского комфорта. Эта утонченно-культурная атмосфера сама по себе пробуждает в человеке чувственное начало. В попытке проникнуть в тайны чувственной жизни человека начинает Дориан собирать свои коллекции, описанию которых недаром уделено столько места в романе: коллекции благовоний, музыкальных инструментов, драгоценных камней, вышивок и гобеленов, живописи. Полнотой чувственных ощущений пронизан стиль романа, автор стремится передать мир во всем разнообразии восприятий всех органов чувств. Уже это смакование красоты, сладострастное погружение в наслаждение было вызовом викторианским нормам, и уж совсем эпатировала добропорядочную публику эстетическая программа, изложенная автором в предисловии к роману.

Предисловие представляет собой собрание афоризмов, любимого жанра Уайльда. Оскар Уайльд был непревзойденным мастером беседы; слава острослова пришла к нему много раньше, чем литературная слава. В уста лорда Генри Уоттона в романе вложено такое количество парадоксов, что их блеск вскоре начинает утомлять. Однако парадоксы предисловия к роману, пожалуй, самая широко цитируемая часть литературного наследия Уайльда, потому что нигде больше с такой полнотой он не выразил суть эстетского отношения к жизни, свое убеждение в том, что искусство стоит вне морали: “Нет книг нравственных или безнравственных. Есть книги хорошо написанные или написанные плохо. Вот и все... всякое искусство совершенно бесполезно”.

Это положение уже выдвигала теория “искусства для искусства”, но эстетизм идет еще дальше, утверждая, что “жизнь подражает искусству”; “искусство — зеркало, отражающее того, кто в него смотрится, а вовсе не жизнь”. В предисловии Уайльд бросает вызов косной критике, стремящейся непременно понять, что хотел автор сказать своим произведением, тогда как “художник не стремится ничего доказывать”, его дело — “совершенное применение несовершенных средств”. Своеобразно подводит Уайльд итоги литературного развития своего века: “Ненависть девятнадцатого века к Реализму — это ярость Калибана, увидевшего себя в зеркале. Ненависть девятнадцатого века к Романтизму — это ярость Калибана, не находящего в зеркале своего отражения”.

Эстетизм и символизм противопоставляли себя непосредственному литературному прошлому, как видим, в равной степени дистанцируясь от романтизма и реализма; эстеты и символисты сознательно приняли флоберовскую установку на элитарного читателя и считали себя создателями подлинно современного искусства. Предложенное здесь прочтение “Портрета Дориана Грея” сквозь призму бальзаковской и викторианской традиции акцентирует связи эстетизма с литературой предыдущего, XIX столетия, но задумайтесь об этом произведении исходя из того, что вам известно о ницшеанстве и фрейдизме, — и перед вами предстанет иной текст, в котором главными окажутся черты литературы будущего XX века. Такой же пограничный характер носит и повесть “Сердце тьмы”, только в ней связи с будущей литературой проступают много отчетливей, чем у Уайльда.