Древнерусские формы сложного будущего времени

§ 237. В исходной системе древнерусского языка, кроме синкре­

тической формы настоящего // будущего времени, из которой

развились формы простого будущего, что было связано со ста-

невлением видовых отношений в истории русского языка (см.

§ 240—248), были две формы сложного будущего времени. Одна

из них может считаться действительно аналитической формой,

служащей для обозначения такого будущего действия, которое

относится ко времени ранее другого будущего действия (так

называемое преждебудущее). Она образовывалась сочета­

нием личных форм будущего времени глагола быти с причастием

прошедшего времени на -л-, изменявшимся по родам и числам.

Таким образом, спряжение глаголов в преждебудущем времени в исходной системе может быть представлено в следующем виде:

Ед. ч. Мн. ч. Дв. ч.

1-е л. буду читалъ, -а, -о будемъ читали, -ы, -а будев^Ь читала, -t, --k

2-е л. будеши " будете ** будета "

3-е л. будеть " будуть " будета "

Вторая форма сложного будущего времени, которая образовы­

валась сочетанием личных форм вспомогательных глаголов с

•инфинитивом, не может определенно считаться аналитической,

так как в ее образовании в качестве вспомогательных участвова­

ли глаголы, имеющие собственное лексическое значение, которое

они вносили в эту форму. Иначе говоря, сочетание личных форм,

например, глагола начати с инфинитивом, хотя и указывало на

будущее время обозначаемого действия, одновременно с этим име­

ло и значение начинательности, вносимое в сочетание глаголом

в личных формах.

В сочетание с инфинитивом, имеющее значение будущего времени, в исходной системе входили глаголы начати (понати),

хоткти и им\ти, которые обладали собственными лексическими значениями: начаты — значением начала действия, хогкти — зн

чением желания, им-кти — значением обладания. Наличием тако

лексического значения эти глаголы отличались от буду, который

обозначал только отнесенность действия к будущему времени

Поэтому сочетания личных форм глаголов начата, хогкти. им-кт

инфинитивом в определенной степени тяготели к значению состав

ного глагольного сказуемого, хотя, по-видимому, в некоторых кон

текстах они выполняли роль сложного будущего времени.

История форм преждебудущего времени . В древнерусских памятниках XI и последующих веков преж-дебудущее время употребляется довольно редко, что связано

со спецификой его значения. Однако употребление этих форм

соответствует и в плане выражения, и в плане содержания

реконструированной исходной системе. Для иллюстрации этого по­

ложения можно привести ряд примеров: 1-е л. ед. ч.— а что

буду прикупилъ ... дну моему (Моск. гр. 1358 г.), аще по

моемь ошьствии свЪта сего аще буду бгу у г од илъ (Лавр.

лет.), а что буду прикупилъ или п р и м ы с л илъ (Моск.

гр. 1378 г.); 2-е л,— е даси дъштере и б уд е иг и с ъ в ь р ш и лъ

дкло велико (Изб. 1073 г.); а тоб\ ...грамоты отимати кому

будешь под а в а(л) (Моск. гр. 1367 г.); 3-е л.—

б у д е т ь ли с т а лъ на разбои ... то . . . людье не платять,

а кто б у деть началъ тому платити, или б у деть сам

началъ то ему за платежь (Рус. Пр.), взяти куны колико

б у д е т ь д а лъ по исправе (Новг. гр, 1305—1308 гг.) и др. В си­

лу специфики значения формы преждебудушего времени чаще

встречаются в деловых документах (в частности, они широко

употребительны в Русской Правде) и реже в летописях.

Вместе с тем в памятниках XIII—XIV вв. эти формы, наряду

с исконным значением преждебудущего времени, обнаруживают и

иное значение — обозначение прошлого, завершившегося до мо­

мента речи действия. Так. в послесловии к Лавр. лет. в контек­

сте: оже ся г&к буду о п и с а лъ или переписалъ или

не д on и с алъ чтите исправливая — формы преждебудущего

времени обозначают завершившееся в прошлом действие — лето­

пись уже написана. Точно так же в Моск. гр. 1353 г.: кто ми

ся б уд е т ь в винк д о ст а лъ или кто ся б у д ет у тыхъ

людей ж е нилъ вскмъ ткмъ людемъ далъ есмь волю — формы

будущего времени в сочетании с перфектом да лъ есмь обоз­

начают прошедшее действие; или в Новгор. гр. 1325—1327 гг.:

а что будет ь дЪдъ твои дЪялъ того ти не &кяти— дед

„деял", конечно, в прошлом. По-видимому, при достаточной устой­

чивости этой формы значение ее не отграничивалось полностью

от плюсквамперфекта, чему способствовало использование в обеих

формах причастия прошедш. времени на -л-, которое рано стало

ассоциироваться с выражением прошедшего времени.

Разрушению исконного значения преждебудущего времени могло способствовать также частое его употребление в составе

придаточных условных предложений (особенно часто такое упот­

ребление в Русской Правде), а эти предложения могли обоз­

начать как прошлые, так н будущие действия.

Следует сказать, что частое употребление форм преждебудуще-

го времени в придаточных условных предложениях породило мне­

ние о том, что данную форму надо считать „условным будущим",

однако в действительности это была чисто временная форма,

не имевшая отношения к категории наклонения. Условность формы

преждебудущего времени возникала в контексте и зависела от

союза, которым вводилось придаточное предложение. Например,

в предложении оже б у д е т ь у б и лъ платити тако (Рус. Пр.)

конструкция оже будеть убилъ имеет условное значение, но его

создает союз оже, а не форма будеть убилъ. Чтобы убедиться

в этом, достаточно сопоставить с приведенным такое, например,

предложение: да возьметь свое иже кто будеть п от е р я лъ

{Рус. Пр.) — „пусть возьмет свое тот, кто потеряет" — форма

будет потерялъ выражает лишь будущее действие, которое совер­

шится ранее другого будущего.

Форма преждебудущего времени держалась в русском языке

вплоть до XV11 в., но уже в XV—XVI вв. ее употребление убыва­

ло, а вместе с тем в памятниках наблюдаются случаи неправиль­

ного ее использования, что находит свое выражение в нарушении

согласования связки с формой на -л- и в различного рода

контаминациях с другими формами; например: гд-k буду п о-

г рЪ ш и х ъ (Вклад, мнтроп, Макария), а чево б уд е тъ (я)

забыла написати (Гр. 1579 г.), а будутъ тебеучнутъ

з ват и и ты б того не дЪл ал (Гр. 1572 г.) и др. В XVII в.

форма преждебудущего времени была утрачена полностью.

Формы сложного будущего времени с глаголами хогкти, илекти, начаты в памятниках встречаются чаще, однако не все

случаи их употребления позволяют говорить о том, что это

действительно формы будущего времени, а не глагольные состав­

ные сказуемые. Так, например, в случаях типа: мы хочемЪ.

богу жаловатися (Рижск. гр. 1300 г.), иьто х о чет ь

о(т)я т и о(т) нивъ (гр. 1192 г.), хо щ у тя пошт и собЪ жен\,

блвити тя хо.тять (Лавр, лет.), которая ли вьрвь начнет ь

п. л ат и т и (Рус. Пр.), монастырь на ч н&т ь с т р о ит и (Лавр.

лет.)— можно обнаружить значение желательности или начина-тельностн, вносимое вспомогательными глаголами. В то же время

для разных глаголов по-разному в сочетаниях с инфинитивом вы­

ступают аналитические формы будущего времени. В меньшей мере

это относится к сочетаниям с хогЬти, где чистое значение будуще­

го времени наблюдается редко: утро хощеть быт и (Лавр.

лет.; о желании здесь речи быть не может), погибель хотяше

б ы т и ему, искусъ хощеть ее т ат и на тя (Рус. Пр.);

чаще это наблюдается в сочетаниях с начати: к%зь по ч ь нет ьх о ткт и о(т)яти (Метис, гр.), да не к л я т и васъ н а ч н у т ь

(Лавр, лет.), аще ты ... р а д о в а т и с я начнешь, дружина

с мк я ти с я н а ч н у т ь (там же); и наиболее часто в соче­

таниях с имкти: азъ брашьно имамъ ест и (Остр, ев.), ты

анаши по ст р ад ат и (Изб. 1073 г.), ци имуть иска-

т и татарове (Моск. гр. 1339 г.), не и м амъ тяпомиловати

црквь ... бгъ въздвигнути и мать (Лавр, лет.) и мн.

др. Во всех примерах с имкти этот глагол выступает как не

имеющий собственного лексического значения и обозначает только

отнесенность действия, выраженного инфинитивом, к будущему

времени. Можно полагать, что конструкции с им-кти были наиболее

близки в древнерусском языке к аналитической форме будущего

времени (не случайно именно эти образования сохранились в не­

которых современных диалектах). Определенные возможности

стать аналитической формой будущего времени были и у

сочетаний хоткти, начаты с инфинитивом. Однако у всех этих

трех конструкций были такие особенности, которые препятствова­

ли их развитию в аналитическую форму; для глаголов хогкти

и ылгкгм таким препятствием была их связь только с одушев­

ленным действующим субъектом, для глаголов начаты и хоткти —

наличие лексических коррелятов початы, учати и похогкти, въехо-

ткты, что способствовало сохранению собственного лексического

значения вспомогательными глаголами. Все это вело к тому, что

необходим был иной путь развития, причем путь этот должен был

быть связан с развитием инфинитивных сочетаний, так как сочета­

ния с причастием на -л- оказались „неперспективными" как

способ обозначения будущего времени. Этот путь был найден в

развитии инфинитивных сочетаний с глаголом буду.

Становление аналитической формы будущего времени. Распространение глагола буду в сочета­

нии с инфинитивом отражается в памятниках очень поздно:

один из ранних примеров относится к 1388 г. и зафиксирован

в западнорусской грамоте Корбута: будемъ держа(т). Эта форма

фиксируется в „Букваре" Ивана Федорова 1574 г.: якосудити

б уд етъ Ть, будешь им-Ьты надежду, рад о в ат и с я

будет ъ сердце мое; в XVII в. у Ивана Пересветова: муд­

рости. . . б у д у тъ приходит и, б уд утъ до ход ит и

велможеи. В московской деловой письменности эти формы распро­

страняются с XVII в.: я буду бить челом (Сл. и дело

госуд. 1637 г,), мы ... о томъ будемъ говорить (Поел. Мы-шецкого 1640—1643 гг.), В южновеликорусских грамотах она от­

мечена намного раньше: але то што жь коли все бояре земляне

будут город твердити (1379 г.).

Были разные попытки объяснить появление конструкции бу­

ду + инфинитив. Опираясь на факт ее поздней фиксации в

памятниках, некоторые лингвисты выдвигали предположение о

заимствовании этой конструкции из белорусского языка или о появлении ее под влиянием западных говоров, т. е. тоже о ее

заимствованном характере. Однако такое предположение едва ли

может быть принято, если иметь в виду повсеместное распро­

странение конструкции в русских диалектах. Выдвигалось так­

же предположение о появлении этой формы в результате раз­

ложения преждебудущего времени с последующей контамина­

цией ее с сочетанием иму + инфинитив. Но и это предположе­

ние вызывает сомнения, так как, с одной стороны, неясно, почему

буду вытеснило другие глаголы в сочетании с инфинитивом, если

эта форма никогда с ним не сочеталась, а с другой — если пред­

ставить себе, что не вспомогательный глагол был вытеснен буду, а,

наоборот, причастие на -л- было вытеснено инфинитивом в кон­

струкции преждебудущего времени, то к XV в. причастие на

-л- уже стало единственной формой прошедшего времени и на­

столько отличалось по значению от инфинитива, что вытеснение

его инфинитивом не имело под собой никакой семантической

базы.

Поэтому, по-видимому, были правы И. И. Срезневский,

А. И. Соболевский и др., считавшие, что в древнерусском языке

сочетание буду + инфинитив употреблялось наряду с другими

инфинитивными сочетаниями.

Прежде всего следует иметь в виду, что первоначально, в

праславянском языке, буду (bgdg) в сочетании с инфинитивом

употреблялся в начинательном значении (об этом свидетельствует

тот факт, что исконно в корне этого слова выступал инфикс к,

несущий это начинательное значение: буду < вждж = bgdg <

<.*bondom); следовательно, исконно сочетание буду + инфини­

тив было равнозначно начьну + инфинитив, т, е. буду имело

собственное лексическое значение. Вместе с тем этот глагол в

определенных условиях имел и модальное значение, что обна­

руживалось прежде всего в таких конструкциях, где форма 3-го

л. выражала значение „нужно, надлежит": как будетъ ему &клати. Это обстоятельство отделяло буду от грамматической функции

выразителя будущего времени. Следовательно, предпосылкой

превращения буду в глагол-связку было изменение его семанти­

ки. Этот процесс шел на фоне преобразований в видо-времен-

ной системе и определялся тенденцией раавития абстрактного

восприятия времени действия в соотношении со временем выска­

зывания. С развитием такого абстрактного представления о грам­

матическом времени в языке вырабатывались особые средства,

заменяющие средства конкретизирующего характера (в этом

смысле сочетание начьну + инфинитив привносило конкретный

смысл в представление о протекании действия во времени).

Утрата глаголом буду начинательного значения (чему, воз­

можно, способствовало затемнение фонетической структуры корня

в связи с утратой носовых у восточных славян) превращала

этот глагол в грамматическую связку времени. Именно буду, ли­

шенный лексического значения, оказался среди других вспомо-гательных глаголов наиболее подходящим для того, чтобы высту­

пать в составе аналитической формы будущего времени.

Что касается модального значения буду, то оно закрепилось

за 3-м л. ед. ч., и, употребляясь с одушевленными и неодушевлен­

ными существительными, форма будетъ синтаксически стала вы­

ступать в безличном значении условного союза, имеющего мо­

дальное значение (она в этой роли утрачивала конечный [т]:

буде он придет, скажите ... = если он придет...). Эта форма с ярко

выраженной модальностью оказалась отделенной от будет, ли­

шенного модального значения и превратившегося во вспомога­

тельный глагол.

Таким образом, можно предполагать, что конструкция буду +

инфинитив как аналитическая форма будущего времени су­

ществовала в говорах древнерусского языка уже к началу пись­

менности, но не получила доступа в памятники до XIV в., будучи

чуждой книжному языку, опирающемуся на старославянские

традиции. Судя по письменным источникам XIV в., форма буду +

-+- инфинитив бытовала прежде всего в говорах к юго-западу от

Москвы, и именно поэтому она не получила отражения в ранних

древнерусских памятниках: письменная история охватила преи­

мущественно северные и северо-восточные говоры, получившие

доступ в дошедшие до нас памятники.