Тренделенбург

Фридрих Адольф Тренделенбург (1802—1872) сыграл замет­ную роль в истории философии XIX в. своей критикой системы и метода* Гегеля. Эту критику он развил в процессе преподава­ния в Берлинском университете и изложил затем в «Логиче­ских исследованиях» (1840 г.) и других работах.

Оценка результатов этой деятельности А. Тренделенбурга не может быть однозначной. С одной стороны, он не скрывает своего очень скептического отношения к диалектике, противо­поставляет Гегелю Аристотеля, «примиряемого» им с Платоном. Трактовка Тренделенбургом философских категорий носит те-ологически-аристотелианский характер, причем он считает, что категории должны составлять единство на базе категории «дви­жения» и «органического» мировоззрения. Гибкости диалектиче­ских связей Тренделенбург противополагает четкость и устой­чивость связей формальнологических. Тем самым А. Тренделен­бург по сути дела ратовал за отказ от диалектического метода. Но с другой стороны, он подметил действительные слабости идеалистической системы Гегеля и нанес чувствительный удар по спекулятивным устремлениям объективного идеализма, раз­веяв мираж гегелевской «науки наук». Тренделенбург наиболее удачно критикует диалектику Гегеля именно в тех ее звеньях, в которых идеалистический принцип тождества бытия и мышле­ния и недооценка Гегелем всеобщности действия формальнологи­ческих законов в познании деформировали рациональное ее содер­жание. Некоторое влияние на Тренделенбурга оказал Гербарт.

В переводе А. С. Богомолова впервые на русском языке пуб­ликуются извлечения из «Истории учения о категориях» по изда­нию: A. T^endelenburg. Geschichte der Kategorienlehre. Zwei Abhandlungen. Berlin, 1846.

ИСТОРИЯ УЧЕНИЯ О КАТЕГОРИЯХ

[...] Важный результат состоит в том, что не может быть чи­стой мысли в гегелевском смысле — чистой мысли в противопо­ложность созерцанию. Если чистая мысль должна иметь смысл, то она должна заключать в себе принцип творческого созерца­ния. В противном случае, точно и честно говоря, между мышле­нием и бытием разверзается пропасть, через которую легкомыс­ленно и тщетно пытаются перескочить с помощью нескольких диалектических скачков. Вопреки монизму замысла в изложении Гегеля господствует дуализм и метода, и материала (стр. 362).

Если мышление не должно запутываться в своих собствен­ных образах, то оно должно иметь доступ к бытию вообще; следовательно, оно должно иметь возможность нести в себе некоторую общность с вещами. Это может быть понятно из него самого лишь постольку, поскольку мышление разделяет с бытием некоторую основную деятельность. Без такой общей и опосредующей деятельности в мышлении не может быть ни­какого познания вещей, ибо тогда вещи были бы отгорожены от мышления, а мышление от вещей. Лишь поскольку некото­рая деятельность охватывает и мышление, и вещи, познание

629

становится возможным. Нами доказано [...], что такой деятель­ностью, которая в одинаковой степени определяет мышление и бытие, является конструктивное движение. Посредством освобо­дившегося в духе движения, которое является источником мате­матического мира, становится возможным перейти к движению, которое лежит в основе возникновения вещей. Это конструктив­ное движение есть общее условие мышления, и, поскольку оно производит из себя пространство и время, фигуру и число, оно само по себе продуктивно. Поэтому продукты этой опосредующей деятельности, постигнутые в понятии, могут быть определены как категории, как всеобщие основные понятия.

Конструктивное движение представляет собой духовное дей­ствие, которое не только не зависит от опыта, но и делает его возможным. Поэтому чистая мысль, если мы хотим ее так обо­значить, уже не является более безобразной (bildlos), но стано­вится принципом всякого содержания. И поскольку основные по­нятия основываются на ней, сами они становятся наглядными; и потому нет нужды ни в каком схематизме для того, чтобы сделать рассудочные понятия применимыми к опыту.

Так как конструктивное движение создает фигуру и число, в этой творящей деятельности заложена категория причинности, и как раз потому, что без этого движения нет никакого мышле­ния, причинность получает свое всеобщее оправдание.

Когда же посредством этого конструктивного движения, как в случае фигуры и числа, выделяется и завершается некоторое целое, такое относительно самостоятельное целое содержит в себе основное понятие субстанции.

Процесс или способ осуществления этого производства до­ставляет то, что в широком смысле именуется категорией формы, которая объемлет материю. Поскольку она определяет субстан­ции и связана со специальными движениями, так что она ответ­ственна за соответствующую причинную связь, через это основ­ное отношение достигается качество в широком смысле. Непо­средственно из устойчивого движения следует количество и из того же источника — размерность, мера. Присущность (Inhärenz) я взаимодействие получаются, поскольку качества частью форми­руются субстанцией, частью же образуют субстанцию в ее внеш­нем проявлении.

То, о чем мы здесь говорим, подробно изложено в «Логиче­ских исследованиях». Мы рассматриваем категории как понятия об основных отношениях, возникшие посредством конструктивно­го движения, и они суть не что иное, как эти фиксированные основные отношения. Поэтому они ясны сами по себе, ибо если предположено, что конструктивное движение представляет собой основную деятельность мышления, то категории молчаливо пред­полагаются находящимися во всяком внешнем проявлении мыш­ления.

Чистая математика, предметы которой, будучи достижением духа, не даны ни в каком опыте, причем эмпирический их про-тивообраз не соответствует более понятию [...], представляет собой вещественное доказательство этих априорных категорий конструктивного Движения. Она специфическим образом осу­ществляет в особенном то, что выражено в основных понятиях в голой всеобщности. Тем самым достигается чистое основание

630

категорий. Мы назовем эту ступень реальных категорий матема­тической.

Но движение лежит — и отсюда следует исходить в трактов­ке искомого опосредования — в основе вещей как некоторая ос­новная деятельность. Подобно тому как она конструктивно осу­ществляется в мышлении, она и в материи является творящей. Наши представления о материи реализуются через движения, в которых она проявляется вовне. Чувства, объектом которых яв­ляется материя, воспринимают не что иное, как специфицирован­ные движения. Те чувственные качества, которые считаются простыми, разрешаются физическим исследованием в движения различного характера. И если перед нами стоит задача постичь протяженную в пространстве материю в ее внутренних возмож­ностях, то это осуществляется посредством притягательного и отталкивательного движения [...]. Движение простирается на­столько, насколько простирается природа вообще.

Согласно этому, движение обще мышлению и вещам. По­добно тому как оно творит образ в мысли, творит оно в вещах форму и свойства. Если же движение и ничто иное есть пред­мет чувства, то тем самым подтверждается, что конструктивное движение представляет собой принцип всякого созерцания.

Отсюда следует нечто существенное для этого наброска вы­веденных из движения категорий. Порожденные в духе, они имеют применение в вещах. Категории не воображаемые вели­чины, не найденные вспомогательные линии, но столь же объ­ективные, как и субъективные основные понятия. Математиче­ские категории выполняются в материальном *. Эта первая осно­ва остается, однако в дело вступает специфический элемент, который в отличие от самостоятельно творящего движения на математическом уровне дан чувствам. Замкнутое целое, кото­рое возникает на первой ступени, например в фигуре и числе, становится материальной субстанцией; детерминированные фор­мой качества становятся потенциальными силами и т. д. В то время как на первой ступени материя возникает вместе с фор­мой в творческом процессе, на этой ступени материя восприни­мается и усваивается, но это осуществляется лишь посредством восприятия ее форм, которые различным образом представляются чувствам с помощью духовного освобождения форм от материи. Если же в этой области дух господствует посредством форм, основные отношения которых выражают категории, то это воз­можно лишь посредством лежащей в основе всех форм деятель­ности движения. Этим удостоверяется первый источник реальных категорий.

На этой ступени господствует чувственное созерцание, в котором в первую очередь обнаруживает себя проснувшийся для мышления дух и которым он всегда вновь охватывается незави­симо от всей абстрактности. На этой ступени протекает времен­ная жизнь толпы; в ее рамках втихомолку формируются в

* Уже Кант в «Метафизических началах естествознания» (2 изд., 1787, стр. 85) и в особенности в «Общем примечании» к динамике определяет понятие момента из подвижных сил, к ко­торым сводятся специфические отличительные черты материи, например понятия текучего, твердого, эластичного.

631

головах основные понятия, поскольку здесь выступают и отчеканиваются повторяющиеся в созерцаниях основные отноше­ния, тогда как все изменчивое является посторонним и изменяю­щиеся добавления выступают на неопределенном фоне и взаимно разрушаются и стираются. Свободно осуществляющееся в духе конструктивное движение требует уже внимания со стороны науки; но это не наносит никакого ущерба его нравам. Оно остается первоначальным, хотя бы оно и возбуждалось и обостря­лось б общении с движениями и формами вещей.

До сих пор духу приписывалась физическая деятельность, и из этой физической деятельности, поскольку она осознается и освобождается со своими основными отношениями и резуль­татами в духе, выводились основные понятия.

Из сознательного направления конструктивного движения в математической области возникает уже более чем слепо дейст­вующая причинность; с ее помощью в области человеческой деятельности становится возможным великое понятие цели, познаваемое также и в природе.

В той мере, в какой господствует чистое движение, господ­ствует и слепая причинность. Явление предшествует мысли как предпосылка, которую она должна усвоить как нечто чуждое. В цели дело обстоит иначе. Там, где мы занимаемся самой ею, мы не можем заниматься прошедшим и настоящим, но следуем мысли о будущем. Там, где мы обнаруживаем ее осуществлен­ной, как, например, в органическом, бытие определено некоторой основополагающей мыслью, отношением к предобразованному в мысли целому. Бытие более не чуждо мышлению, но обосновано в предшествующем ему мышлении. Так происходит это созна­тельным образом в этическом решении, а бессознательно — в лю­бой деятельности расчлененной жизни.

Это основное отношение может быть включено в категории, и они тем самым поднимаются на более высокую ступень. Дей­ствующая причина, определенная целью, становится средством. •Когда ведущая мысль кладется в основу структуры субстанции, она становится на различных уровнях машиной или организ­мом. Отсюда категории приобретают более глубокий смысл, внут­реннюю меру. Физические категории преобразуются в органиче­ские, в которых все определяется внутренней целью целого. Специфическое отличие составляет здесь цель, которая погру­жена, как управляющий центр, в основные понятия. Без пред­шествующего конструктивного движения и возникающих из него основных понятий, благодаря чему только и возможно такое опосредование, согласно которому мышление проникает в вещи, а вещи могут быть восприняты в мышление, осуществленная цель была бы непостижима. Благодаря этому математические и физические категории определяются и углубляются целью, как всеобщее родообразующим отличием (стр. 365—370).

ЛОТЦЕ

Рудольф Герман Лотце (Lotze, 1817—1881) — типичный не­мецкий идеалист середины XIX в. эклектически-метафизического направления; использовал в своих построениях мотивы Гербарта,

632

Платона, Канта и Гегеля. По образованию он был Медиком, имел некоторые достижения в области эмпирической психологии, стал профессором университета в Галле.

Подобно Вундту и Ренувье он декларировал противополож­ность своего учения как механистическому и естественнонаучному материализму, так и спекуляциям объективного и субъективного идеализма и пропагандировал как способ разрешения философ­ских проблем «эмпирическую метафизику», которая будто бы индуктивно выводится из научных фактов. Этот способ, По Лотце, эффективен в силу того, что человеческое сознание «смыкается» с бытием. Ни одна из специальных наук, в том числе и психо­логия, не может обойтись без механистических моделей, но этот методологический прием необходимо, по его мнению, примирить с телеологией и ценностными характеристиками мира. Как маши­ны служат целям, к которым их предназначили конструкторы, так и механические связи мира подчиняются ценностным ду­ховным ориентирам в конечном счете религиозного содержания.

Спиритуалистическое учение Р. Лотце, изложенное в его ра­ботах «Метафизика» (1841 г.), «Микрокосм» (1856 г.), «Система философии» (1874—1879 гг.) и других, оказало воздействие на последующих буржуазных философов своими положениями об особом типе бытия ценностей (ценности не существуют, но «значат» (gelten)) и о том, что наука обязана опираться на веру в существование «истины» как особой ценности. Лотце считают основателем буржуазной аксиологии, развитой далее, например, в баденской школе неокантианства. Как и Ьрентано, Лотце стре­мился проводить строгое различие между актом и содержанием психических процессов, чем способствовал усилению скрупулез­ности гносеологических исследований.

Избранный А. С. Богомоловым отрывок из «Оснований мета­физики» дан в его переводе по изданию: H. Lotze. Grundzüge der Metaphysik. Diktate aus den Vorlesungen. 2. Aufl. Leipzig, 1887.