Гумбольдт

Александр Гумбольдт (1769—1859) — великий немецкий есте­ствоиспытатель, пионер научного исследования Земли. В 1789— 1790 гг. учился в Геттиигенском университете, в дальнейшем обу­чался в Торговой академии в Гамбурге, был учеником известного геолога А. Г. Вернера, β 1792—1797 гг. состоял β должности обер-бергмейстера. Многие годы Гумбольдт провел в путешествиях, исследовал Южную Америку, Западную и Юго-Западную Сибирь. Результатом этих путешествий, описанных Гумбольдтом в обшир­ных трудах, были выдающиеся открытия в области географии, ботаники ц минералогии.

490

Главное произведение Гумбольдта — «Космос. Опыт физиче­ского мироописания» («Kosmos. Entwurf einer physischen Weltbe­schreibung», 1845—1862). В нем немецкий ученый попытался обоб­щить все естественнонауч­ные знания своего времени. Основную цель своего иссле­дования Гумбольдт видел в том, чтобы понять явления в их всеобщей связи, понять природу как живое целое, движимое внутренними си­лами. Рассматривая с этих позиций природу, космос (это понятие служит ему для обо­значения материального ми­ра), Гумбольдт отвергает ме­ханистическое миропонима­ние и выдвигает отдельные диалектические положения. Однако натурфилософским взглядам ученого были при­сущи элементы механицизма в объяснении структуры кос­моса, происхождения и сущ­ности органической жизни.

Философские воззрения Гумбольдта следует считать одной из ранних форм есте-ственноисторического мате­риализма, которому присуще, как указывал В. И. Ленин, стихий­ное, философски-неоформленное убеждение в объективной реаль­ности внешнего мира, объективном характере законов природы и возможности их познания. Все эти специфические черты естест-венноисторического материализма можно обнаружить в той или иной мере у Гумбольдта. В то же время философские взгляды ученого носят следы не преодоленного до конца влияния немец­кого классического идеализма.

Ниже публикуются извлечения из кн.: А. Гумбольдт. Кос­мос. Опыт физического мироописания. Перевод с немецкого Н. Фролова, ч. 1. М., 1866. Извлечения подобраны автором данного вступительного текста В. В. Мееровским и сверены им с оригина­лом по изданию: A. Humboldt. Kosmos. Entwurf einer physi­schen Weltbeschreibung. Bd. 1. Stuttgart, 1874.

КОСМОС, ОПЫТ ФИЗИЧЕСКОГО МИРООПИСАНИЯ

I

Главным моим побуждением всегда было стремление обнять явления внешнего мира в их общей связи, природу как целое, движимое и оживляемое внутренними силами (стр. III).

Вступительные размышления о различной степени наслажде­ния природой и о научном исследовании законов Вселенной (Weltgesetze).,

491

[...] Для разумного созерцания природа есть единство во мно­жестве, соединение разнообразного — по форме и составу, сово­купность естественных явлений и естественных сил, есть живое целое. Важнейшая цель разумного изучения природы состоит в том, чтобы в разнообразии познать единство, обобщить все то, что нам известно благодаря открытиям прежних времен; поверяя по­дробности, надо уметь выбирать между ними, не капитулируя пе­ред их массой, помня возвышенное назначение человека — завла­деть духом природы, скрытым под покровом явлений (стр. 9, 11).

Чем глубже проникаешь в сущность естественных сил, тем более постигаешь связь явлений (которые, будучи рассматривае­мы изолированно и поверхностно, казались противостоящими вся­кому сближению); тем более становится возможным внесение простоты и краткости в изложение [общих идей]. Верный признак многочисленности и ценности открытий, которые предстоит сде­лать какой-либо науке, состоит в том, что ее данные находятся еще не связанными друг с другом и почти не соотносятся друг с другом, а многие из них, собранные с такой же тщательностью, кажутся даже противоречащими друг другу. [...]

В моих размышлениях о научном методе (Behandlung) общего мироописания речь идет не об единстве, выводимом из немногих основных принципов, данных нам разумом. То, что я называю физическим мироописанием (сравнительным изучением неба и земли), отнюдь не претендует на ранг (звание) рациональной науки о природе; оно — это мироописание — есть лишь разумное рассмотрение явлений природы, данных нам эмпирически, как не­коего целого (стр. 31—32).

Человек не может воздействовать на природу, не может завла­деть никакой из ее сил, если не знает законов природы, не умеет измерять и вычислять их. [...] Знание и изучение суть радость и право человечества; они суть части народного богатства и нередко замена благ, слишком скудно распределенных природой. [...]

Как в высших сферах мысли и чувства: в изучении истории, философии и красноречия, так и во всех областях естествознания, первая и возвышенная цель духовной деятельности есть внутрен­няя, а именно: отыскание законов природы, исследование правиль­ного чередования форм, проникновение в необходимую взаимо­связь всех изменений, происходящих во Вселенной. [...]

Цель этого вступительного сообщения состояла не только в том, чтобы охарактеризовать важность естествознания, давно уже повсеместно признанную и не нуждающуюся в доказательстве; скорее эта цель состояла в желании раскрыть, каким образом, не нанося вреда основательному изучению специальных дисциплин, может быть найдена для всех естественнонаучных изысканий та высшая точка, с которой откроются все формы и силы [природы] как одно природное целое, одушевленное внутренним движе­нием. [...] Представленное здесь мироописание или учение о Кос­мосе, как я его понимаю, не есть энциклопедическое собрание самых общих и важных результатов, извлеченных из отдельных естественноисторических, физических и астрономических сочине­ний. Подобные результаты используются только как материал для мироописания и лишь в той степени, в какой они объясняют взаимодействие сил во Вселенной, взаимную зависимость природ-

492

них явлений. (...] Поэтому физическое мироописание не должно быть смешиваемо с так называемой энциклопедией естественных наук. [...] В учении о Космосе единичное будет рассматриваемо только в его отношении к общему как часть мировых явлений (стр. 36—39).

ГРАНИЦА И НАУЧНЫЙ МЕТОД ФИЗИЧЕСКОГО МИРООПИСАНИЯ

. [...] В моем опыте мироописания «Космос» принят в tow значе­нии, какое дано этому слову всеобщим словоупотреблением в по-слепифагорейское время, так, как определил его неизвестный автор книги De Mundo, долго приписываемой Аристотелю ', — я им буду называть небо и землю, весь вещественный мир (Körperwelt) (стр. 47, 61).

Обнять многообразие явлений Космоса в единстве мысли, в форме чисто рациональной, умозрительной связи, по моему мне­нию, невозможно при настоящем состоянии наших эмпирических знаний. Опытные науки никогда не бывают оконченными, оби­лие чувственных наблюдений неисчерпаемо; ни одно поколение не сможет поставить себе в заслугу то, что оно обозрело всю совокупность (Totalität) явлений. Только там, где явления отобра­ны в группы, в некоторых однородных группах можно признать господство великих и простых законов природы. Чем более раз­виваются физические науки, тем более расширяется круг [явлений], подчиненных этому господству. [...]

Как в обобщении законов природы существуют градации, смотря по тому, обнимают ли они большие или меньшие группы явлений, более обширные или тесные области органических форм, так и в эмпирическом исследовании существуют свои ступени. Оно начинается с отдельных созерцаний, которые группируются по [признаку] однородности и приводятся в порядок. От наблюде­ния продвигаются к экспериментированию: к вызову явлений при определенных условиях, на основе направляющих гипотез, то есть на основе предчувствия внутренней связи явлений природы и ее сил. То, что было приобретено посредством наблюдения и экспери­мента, ведет на основании аналогии и индукции к познанию эмпи­рических законов. Таковы фазы или как бы моменты, пробегаемые наблюдающим разумом и обозначающие отдельные эпохи в исто­рии естествознания.

Две формы абстракции обнимают собой всю массу познания: количественная, определяющая отношения сообразно числу и ве­личине, и качественная, [определяющая отношения] сообразно свойствам материи. Первая, более доступная, форма принадлежит математическому, вторая химическому знанию. [...]

Мы еще далеки от того времени, когда станет возможным объединить все наши чувственные созерцания в одно понятие о природе. Сомнительно, придет ли когда-нибудь подобное время вообще. Сложность проблемы и неизмеримость Космоса делают надежду на это почти напрасной. Но как ни недостижимо для нас полное решение проблемы, остается все же возможным частичное разрешение ее, стремление к уразумению мира явлений — эта высшая и вечная цель всякого исследования природы. Верный духу моих прежних сочинений, как и направлению моих занятий,

493

посвященных опытам, измерениям π исследованиям фактов, я и в этом труде ограничусь эмпирическим созерцанием. Это един­ственная почва, на которой я чувствую себя уверенно. Такая обра­ботка эмпирических знаний, или, точнее говоря, их совокупности, нисколько не исключает ни упорядочения обнаруженного в соот­ветствии с направляющей идеей, ни обобщения частного, ни по­стоянного изыскания эмпирических законов природы. Разумное познание (denkendes Erkennen), познание Вселенной на основе разума, без сомнения, представляло бы более возвышенную цель. Я далек от того, чтобы попытки, на которые сам не отваживаюсь, порицать оттого только, что до сих пор успех их оставался весьма сомнительным. [...]

Идея опытных наук и идея философии природы, развитой во всех ее частях (если только подобное развитие может быть когда-либо достижимым), не могут вступить в противоречие [друг с дру­гом], если философия природы, согласно ее обещаниям, есть ра­зумное понимание действительных явлений во Вселенной. Где же противоречие обнаруживается, то виной тому является или пу­стота спекуляций, или чрезмерные притязания эмпиризма, недо­пустимо расширяющие права опытного знания.

[...] Только там начинается наука, где дух овладевает мате­риалом, где делается попытка подчинить массу опытов разумному познанию; наука есть дух в приложении его к природе. [...] Работа духа начинается в ту минуту, когда мышление, влекомое внутрен­ней необходимостью, впитывает в себя материал чувственных наблюдений. [...]

История сохранила нам память о многочисленных попытках понять мир физических явлений в его многообразии, познать еди­ную мировую силу (Weltkraft), пронизывающую, двигающую, перемешивающую всю Вселенную. Эти попытки в классической древности начинаются с физиологии и учений о первобытной ма­терии ионической школы, в которой (при скудном материале фак­тов) эмпиризм не получил развития, господствовало идеальное стремление и природа объяснялась из чистого разума. Чем более с блестящим развитием всех естественных наук возрастал мате­риал достоверного эмпирического знания, тем более охлаждалось стремление выводить сущность явлений и их единство как при­родного целого из отвлеченных понятий, покоящихся на одних умозрениях. В близком к нам времени математическая часть фи­лософии природы достигла выдающегося, великолепного развития. Методы и средства (анализ) [познания] были усовершенствованы одновременно. То, что приобретено теперь столь различными пу­тями, разумным применением атомистических предположений, более общим и непосредственным контактом с природой, появле­нием и усовершенствованием новых орудий, — все это, составляя общее достояние человечества, должно теперь, как и в древности, стать предметом свободнейшей разработки философии в ее измен­чивых формах и видах (стр. 63—67).

КАРТИНА ПРИРОДЫ. ОБЩИЙ ОБЗОР ЯВЛЕНИЙ

[...] Мы рассматриваем здесь Вселенную и делаем попытку на­глядно изобразить ее в ее обеих сферах, небесной и земной. [...] Мы проникнем сначала в глубину всемирного пространства,

494

в область отдаленнейших туманностей, затем, постепенно опу­скаясь сквозь звездный слой, к которому принадлежит наша Солнечная система, к земному сфероиду, обтекаемому воздухом и морем, дойдем до изображения его вида, температуры и магнит­ного напряжения, до бесконечно разнообразной органической жизни, которая развивается на его поверхности под влиянием световых лучей. Таким образом, картина мира обнимает немно­гими чертами неизмеримые небесные пространства и микроскопи­чески малые организмы животного и растительного царства, оби­тающие в наших стоячих водах или на выветривающейся поверх­ности скал. [...] Описательная картина природы, предполагаемая этим введением, не должна иметь в виду одни частности; для ее полноты не нужно исчислять все жизненные формы, все предметы природы и все ее процессы. Мыслитель, упорядочивающий [накоп­ленный] материал, должен, противодействуя тенденции, стремя­щейся к бесконечному раздроблению познанного и собранного, избегать опасности чрезмерного эмпиризма. Значительная часть качественных сил материи или, говоря языком философии приро­ды, качественных проявлений сил, несомненно, еще не может быть открыта. Отыскание единства в целом уже поэтому остается неполным. Наряду с радостью приобретенного познания в устрем­ленном ввысь духе, уже недовольном настоящим, как бы при­сутствует страстное стремление к неоткрытым, неизвестным областям знания (стр. 75—76).

Картина природы, соответствующая требованиям одного чув­ственного созерцания, должна была бы начаться с изображения родной почвы. Она представила бы сначала земное тело (Erdkör­per) в его величине и форме, в его с глубиной возрастающей плот­ности и теплоте, в его сложенных друг на друге твердых и жидких слоях; она изобразила бы отделение моря от земли, жизнь, развившуюся в этих обеих средах в виде клетчатой раститель­ной и животной ткани, и, наконец, волнистый, бороздимый пото­ками, воздушный океан... Вслед за этим изображением чисто теллурических отношений взор подымался бы к небесным про­странствам, и земля... под конец рассматривалась бы как пла­нета. [...] Этот порядок идей знаменует путь первого чувственного созерцания [...], он начинается у исходной точки восприятия и переходит от известного и близкого к неизвестному и дале­кому. [...]

Но в сочинении, долженствующем изложить все уже познан­ное [...], в таком сочинении предпочтительнее следовать другому ходу мыслей. [...] Земное должно явиться как часть целого, как подчиненное этому целому. [...] Таким образом, физическое миро-описание, картина Вселенной, начинается не с теллурического мира, но с того, что наполняет небесное пространство. По мере же того как сфера созерцания пространственно ограничивается, умножается индивидуальное богатство различаемых предметов, обилие физических явлений, знание качественной разнородности материи. Из областей, в которых мы знаем только господство за­конов тяготения, мы опустимся к нашей планете, к запутанной игре сил в жизни Земли. Изображенный здесь естествоописатель-ный метод противоположен тому, с помощью которого утвер­ждаются результаты [познания]. Один [метод] перечисляет то, что было уже доказано другим (78—80).

495

БЮХНЕР

Людвиг Бюхнер (Büchner, 1824—1899) — немецкий естество­испытатель, врач по профессии, представитель «вульгарного» ма­териализма. Участвовал в революции 1848—1849 гг., выступал за единую немецкую буржуазную республику. С 1852 г. приват-до­цент в Тюбингене. В 1855 г. Вюхнер публикует свое сочинение «Сила и материя» («Kraft und Stoff»), принесшее ему широкую известность. Книга многократно переиздавалась и переводилась на другие языки (первый русский перевод был сделан в 1860 г.). За

это материалистическое сочи­нение Вюхнер был лишен возможности преподавать в университете и вышел в от­ставку.

В дальнейшем он зани­мается научной и литератур­ной деятельностью, пишет и выпускает ряд произведений: (/Природа и наука» (1857 г.), «Психическая жизнь живот­ных» (1876 г.), «Дарвинизм и социализм» (1894 г.) и др. Систематически дополнялось и перерабатывалось и глав­ное его произведение — «Си­ла и материя», выдержавшее в Германии свыше 20 из­даний.

Философские взгляды Бюхнера формировались под влиянием антропологического материализма Фейербаха и работ французского фило­ софа-материалиста конца XVIII в. П. Кабаниса (1757— 1808). У последнего Бюхнер и другие «вульгарные» мате­ риалисты (К. Фогт, Я. Молешотт) заимствовали, в частности, положение о том, что мышление является материальным продук­ том мозга. Однако следует иметь в виду, что Вюхнер впоследствии не только отказался от этой упрощенной точки зрения, но и под­ верг критике высказывание Фогта о том, что «мозг предназначен для мышления, как желудок для пищеварения или печень для выделения желчи из крови» (см. настоящий том, стр. 502).

При характеристике взглядов Бюхнера нужно учитывать, таким образом, что он проделал известную эволюцию и преодолел некоторые пороки, свойственные «вульгарному» материализму. Эта эволюция, получившая отражение в последних изданиях «Силы и материи», была вызвана, с одной стороны, достижениями есте­ствознания в области изучения живой природы, а с другой сто­роны, воздействием на Бюхнера передовых философских идей, включая диалектический материализм. Бюхнер сочувственно цити­рует, например, «Анти-Дюринг» Ф. Энгельса и солидаризируется по

496

существу с его положением, что движение есть способ существо­вания материи (см. настоящий том, стр. 500).

Сказанное не означает, однако, что Бюхнер встал на путь сближения материализма с диалектикой. Механицизм и метафи­зичность «вульгарного» материализма довлели над ним до конца жизни. Чуждо было ему и диалектика-материалистическое пони­мание сознания, процесса познания человеком объективной реаль­ности, происхождения и сущности общественной жизни. В ряде же отношений Бюхнер приближался к позитивизму, третируя философию как науку, не понимая значение разработки теории познания, философских проблем естествознания и т. п. Он разде­лял также концепцию «социального дарвинизма».

Названные выше недостатки и ошибки «вульгарного» мате­риализма были подвергнуты критике основоположниками марк­сизма. В России его представители критиковались революцион­ными демократами (Добролюбовым, Антоновичем). В. И. Ленин критиковал «вульгарных» материалистов за отрицание специфики сознания, за отождествление идеального с материальным.

К положительным же сторонам деятельности «вульгарных» материалистов (в первую очередь Л. Бюхнера) следует отнести популяризацию ими естественнонаучных знаний, пропаганду про­светительского атеизма, борьбу с религиозным мировоззрением. (Так, Бюхнер стал одним из основателей «Немецкого союза сво­бодомыслящих».)

Ниже публикуются отрывки из кн.: Л. Бюхнер. Сила и ма­терия. Общедоступный очерк естественного мирового порядка. Дет ревод с немецкого Г. и С. Сониных. СПб., 1907. Извлечения подоб­раны автором данного вступительного текста В. В. Мееровским и сверены им с оригиналом по изданию: L. Büchner. Kraft und Stoff, oder Grundzüge der natürlichen Weltordnung. 21 Aufl. Leipzig, 1904.

СИЛА И МАТЕРИЯ. ОБЩЕДОСТУПНЫЙ ОЧЕРК ЕСТЕСТВЕННОГО МИРОВОГО ПОРЯДКА

СИЛА И МАТЕРИЯ

[...] Нет силы без материи, нет материи без силы. Материя так же немыслима без силы, как и сила без материи. Взятые от­дельно одно от другого, оба этих понятия превращаются в пустые абстракции, служащие лишь для наглядного представления двух сторон, или способов проявления одной и той же сущности вещей (подлинной природы которой мы не знаем). Следовательно, сила и материя представляют, собственно, одно и то же, но с различ­ных точек зрения (стр. 11).

Все те, которые говорят о какой-то внемировой или сверхъ­естественной творческой силе, создавшей Мир из самой себя или из ничего, находятся в непримиримом противоречии с исходным и основным принципом философского исследования природы, опи­рающегося на опыт и действительность.

Ни сила не могла создать материю, ни материя силу, ибо мы уже знаем, что их отдельное существование эмпирически невоз­можно 'и логически немыслимо. А что не может быть отделено

497

[друг от друга], не может и существовать раздельно. Ex nihilo nihil fit, et in -nihilum nihil potest reverti. Из ничего никогда не может создаться что-либо, и никогда что-либо не может превра­титься в ничто. Мир или материя с ее свойствами, состояниями или движениями, которые мы называем силами, всегда существо­вали и вечно будут существовать. Другими словами, мир не мог быть создан (стр. 14).

БЕССМЕРТИЕ МАТЕРИИ

[...] Материя, как таковая, бессмертна, неуничтожима. Ни одна пылинка не может бесследно исчезнуть во Вселенной и ни на одну пылинку не может увеличиться [общая масса материи]. Велики заслуги химии, доказавшей нам около ста лет назад самым недву­смысленным образом, что непрерывное изменение и превращение вещей, постоянно совершающееся на наших глазах, возникновение и уничтожение органических и неорганических форм и образова­ний представляют собой не что иное, как постоянный и непрерыв­ный круговорот одних и тех же основных веществ, общее количе­ство и строение которых всегда оставалось и остается неизмен­ным. [...] «Углерод, находившийся в дереве, — говорит Карл Фогт, — неуничтожим (unvergänglich); он так же вечен и неразрушим, как водород и кислород, в соединении с которыми он существовал в де­реве. Только связь и форма этого соединения разрушимы. Материя же никогда». [...]

Сами атомы остаются неизменными и неразрушимыми. Всту-пая сегодня в одно, а завтра в другое соединение, они образуют благодаря разнообразию своего расположения или состава бесчис­ленное множество различных форм, в которых материя представ­ляется нашим чувствам. При этом количество атомов простого вещества остается в общем неизменным. Ни одна из этих частичек материи не может вновь образоваться или исчезнуть. Ни одна из них не может изменить своей природы. Атом кислорода, или азота, или водорода, или железа остается всегда и при всех обстоятель­ствах одним и тем же; он наделен одними и теми же, неотдели­мыми от него свойствами или силами и не может никогда превра­титься во что-либо иное. Атом всегда идентичен самому себе; он может лишь менять свои соединения [...]. Но никогда и нигде он не может вновь возникнуть или совершенно исчезнуть. [...]

Уничтожение и возникновение, разложение и новообразование сменяют друг друга, образуя вечный, беспрерывный круговорот. В хлебе, который мы едим, в воздухе, которым мы дышим, мы усваиваем ту самую материю, которая тысячи лет назад входила в состав тел наших предков. Да и мы сами ежедневно отдаем часть образующего наше тело вещества внешнему миру, а спустя некото­рое время можем вновь усвоить или это же самое вещество, или то, которое принадлежало нашим современникам. [...]

Кому не надоело слышать пресловутую фразу о «смертном теле» и «бессмертной душе», фразу, которой не раз злоупотреб­ляли. При более точном исследовании мы, пожалуй, станем утвер­ждать обратное и будем ближе к истине. Конечно, в своей индиви­дуальной форме тело смертно, но бессмертны его составные части... Оно меняется не только после смерти, но и при жизни, и притом

498

постоянно. Но в высшем смысле этого Слова тело бессмертно, так как ни одна частичка его не может быть уничтожена. Напротив, то, что мы называем духом, душой, сознанием, исчезает с уничтоже­нием данного соединения материи, образующего индивид. [...]

В настоящее время бессмертие, или сохранение материи, есть научно установленный факт, против которого нельзя спорить. Эта великая истина была известна мыслителям и философам прежних времен; но они скорее догадывались о ней, скорее предчувствовали ее; они не могли еще обосновывать ее научным путем. Доказать эту истину смогли только наши весы и химические реторты (стр. 18—21).

ЦЕННОСТЬ МАТЕРИИ

Материя существовала гораздо раньше духа, и в той первона­чальной туманности, из которой образовалась или возникла наша Солнечная система со всеми ее чудесными явлениями и обитате­лями, уже должны были содержаться в виде возможности или спо­собности все будущие образования, включая разумные существа. [...] Дух может существовать лишь на основе организованной материи, и [...] нет ни малейшего доказательства в пользу возможности само­стоятельного существования духа вне материи. [...] Веществу или материи присущи не только физические, но и духовные силы, и эти последние появляются всюду, где встречаются необходимые для этого условия или где движущаяся определенным образом мате­рия в мозгу или в нервной системе производит явления ощущения и мышления, как при других обстоятельствах таким же образом производятся явления притяжения и отталкивания. [...] Разу­меется, развитие духа из материи является одним из самых труд­ных, самых сложных и самых поздних триумфов сил природы; оно представляет собой результат длительной работы бесчислен­ных столетий или тысячелетии, благодаря которой жизнь мед­ленно поднималась со ступеньки на ступеньку вплоть до появления человечества (стр. 42).

[...] Материя в действительности не является тем, чем ее зача­стую ошибочно представляют, наделяя целым рядом отрицатель­ных свойств. Она является полной противоположностью этому. Материя не мертва, не безжизненна, напротив, она всюду дви­жется и полна активной жизни. [...]. Материя также не бесфор­менна, форма и движение являются ее необходимыми и неотъем­лемыми свойствами [...]. Материя не груба, [...] она бесконечно тонка .[...].. Она не бесценна, нет, являясь общей матерью и роди­тельницей^ всего возникающего или образующегося, она обладает наивысшей ценностью. Она не бесчувственна, не лишена духа и мысли, а, наоборот, полна тончайшего ощущения и способна к высшему развитию мысли в вышедших из ее лона и постоянно развивающихся живых существах (стр. 44).

ДВИЖЕНИЕ

[...] Мы должны рассматривать движение как вечное неотъем­лемое свойство материи или как ее необходимое состояние. Мате­рия без движения так же не существует, как материя без силы;

499

движение без материи так же немыслимо, как сила без материи. Движение не может быть также произведено от какой-либо силы, так как оно является сущностью самой силы, и поэтому не может возникнуть: оно вечно и вездесуще. Движение имеется повсюду во Вселенной, как в малом, так и в великом. Понятие мертвой или неподвижной материи совершенно несостоятельно; оно существует только в уме или в нашей абстракции, а не в действительности. Ф. Энгельс называет (в своей полемике с Дюрингом) понятие не­подвижной материи «одним из самых пустых и нелепых представ­лений, настоящей «горячечной фантазией»» («Анти-Дюринг») '. По его мнению, движение есть способ существования материи. Нико­гда и нигде не было и не может быть материи без движения. Дви­жение в мировом пространстве, механическое движение менее значительных масс на отдельных небесных телах, колебания моле­кул в виде теплоты, электрического тока или магнетизма, химиче­ское разложение или соединение, органическая жизнь — в той или иной из этих форм движения или в нескольких одновременно находится каждый из атомов вещества (Stoffatom) в мире в каж­дое данное мгновение. [...] Материя без движения так же немыслима, как и движение без материи; и поэтому движе­ние так же несотворимо и неразрушимо, как и сама материя (стр. 48—49).

ЗАКОНЫ ПРИРОДЫ И ИХ НЕИЗМЕННОСТЬ

Законы, которым следует или по которым действует природа в своем вечном движении, в своем непрестанном становлении и уничтожении, созидании и разрушении не предписываются ей [...] каким-то законодателем или законодателями, стоящими вне или над ней. Нет, эти'законы являются необходимым и естественным выражением самих вещей природы [...]. Связанные между собой с абсолютной необходимостью явления или состояния природы не имеют ничего общего с произвольными постановлениями чело­веческих законодателей. Закон природы существует не наряду с материей или природой и не вне природы. [...] Он является только выражением неразрывно связанных с ней свойств или движений или же выражает правильность явлений в том виде, в каком они действительно наблюдаются в физическом мире, что в абстракции мы и называем «законом». [...]

Отсюда следует, что, без сомнения, подтверждает и опыт, что законы природы неизменны, т. е. недоступны никакому произволу или внешнему вмешательству, и что их надо считать такими же вечными, как и саму материю и природу. [...] Законы природы не знают ни исключений, ни ограничений; никакая мыслимая власть не в состоянии стать выше этой необходимости. [...] Теперь мы мо­жем с полным правом и с величайшей научной определенностью заявить: нет ничего чудесного; все свершившееся, свершающееся и имеющее свершиться было, есть и будет происходить естествен­ным образом, т. е. таким образом, как это обусловлено закономер­ным взаимодействием или противодействием вечно существующей материи и связанных с ней сил природы или движений (стр. 58—59).

500

ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТЬ В ПРИРОДЕ

Каждый распускающийся цветок с его разнообразными див­ными красками, каждый порыв ветра, разгоняющий туман, каж­дая звезда, сияющая на небе, каждый звук, сотрясающий воз­дух, каждая заживающая рана, каждый продукт или явление природы дают повод верящему в целесообразность богослову поражаться удивительной мудрости мнимого творца и вседер­жителя и восхвалять ее. Философу же, верящему в целесообраз­ность, все эти явления дают повод к тому, чтобы, основываясь на них, прийти к выводу о существовании метафизической, т. е. сверхъестественной, первопричины всех вещей, обозначаемой раз­ными терминами.

Современные естествознание и натурфилософия отказались от этих бессодержательных понятий целесообразности, затрагиваю­щих явления только поверхностно [...].

Если материя, как мы это доказывали выше, не может суще­ствовать или быть мыслима без силы, без движения, без формы, то возникновение и гибель отдельных явлений или образований (Bildungen) природы есть необходимый и само собой разумею­щийся результат естественного бытия или взаимодействия пред­метов природы (Naturdinge). Не менее очевидно и несомненно, что при взаимных столкновениях, происходивших миллионы и миллионы раз, эти предметы природы должны были так опреде­лять и ограничивать друг друга, что в конце концов возник кажу­щийся порядок или целесообразность, которая должна представ­ляться нам результатом деятельности сознательного разума, вносящего порядок в природу, если мы будем рассматривать ее с человеческой точки зрения или прилагать к ней масштаб чело­веческих установлений, не думая о причинах ее возникновения. Мы не учитываем при этом, что иной результат был уже заранее исключен природой обстоятельств и что нецелесообразные или неприспособленные вещи или явления или даже попытки в этом направлении должны были с течением времени погибнуть от своих собственных недостатков. Другими словами, целесообразное явле­ние представляет собой лишь единичный случай среди тысячи нецелесообразных или менее целесообразных явлений, которые и были поэтому не в состоянии сохраниться...' Природа является в некотором роде своим собственным врачом, и в ее закономерной деятельности заключается тот естественный метод лечения, бла­годаря которому нецелесообразное устраняется, а целесообразное остается (стр. 116—117).

ЧЕЛОВЕК

Те же самые законы, которые управляют макрокосмом, т. е. Вселенной, господствуют также и в микрокосме, в мире человека [...]. Тот факт, что человек со всеми своими высокими преимуществами и способностями представляет собой не дело рук божества, а такой же продукт природы, как и все другие существа; тот факт, что он возник путем постепенного, естественного развития и самовоспи­тания, — это составляет в настоящее время великую и очевидную истину, в которой может сомневаться лишь невежественный или закоренелый в своем упорстве ум (стр. 133).

501

МОЗГ И ДУША

Мозг есть место (Sitz) и орган мышления; его величина, его форма, его развитие, состав и образование, образование его от­дельных частей находятся в определенном отношении к величине и силе исходящих из него психических или душевных действий (стр. 140—141). [...] Можно привести бесчисленное множество фак­тов [...], доказывающих, что мозг и душа тожественны или нахо­дятся в необходимой связи друг с другом. [...]

Вся антропология, вся наука о человеке представляет собой непрерывное доказательство нераздельности понятий мозга и души; и вся болтовня философов-психологов о самостоятельности человеческого духа и его независимости от его материального суб­страта не в состоянии опровергнуть бесспорные факты (стр. 155).

Слово «душа» представляет собой не что иное, как суммарное понятие (Kollektivbegriff) или общее выражение для всей дея­тельности мозга, включая нервную систему, точно так же как слово «дыхание» является суммарным понятием для деятель­ности органов дыхания, а слово «пищеварение» — для деятельно­сти органов пищеварения.

Разумеется, мы не хотим отождествлять мозг, этот высший и самый нежный цветок земной организации, с дыханием или пище­варением; здесь дело идет о высшем результате материальных комбинаций, некоторым образом об одухотворении материи, о жизни и судьбе всего того великого и прекрасного, что создал че­ловек на земле. Все исходит от него, все исходит из него. Он при­нимает все в себя, он же возвращает все обратно (стр. 161).

мозга, как таковых, а в особом виде их соединения и их совмест­ной деятельности, направленной к одной цели и происходящей при определенных анатомофизиологических предпосылках [...]. По­этому мышление может и должно рассматриваться как особая форма всеобщего движения природы, настолько же характерного для субстанции центральных нервных элементов, как для му­скульной субстанции характерно движение сокращения, как миро­вому эфиру присуще движение света или как магниту присуще явление магнетизма. Разум или мысль не представляют собой ма­терии, они материальны лишь в том смысле, что являются выра­жением материального субстрата, от которого они так же неотде­лимы, как сила неотделима от материи. [...] Следовательно, мыш­ление и протяжение могут рассматриваться лишь как две стороны или два способа проявления одной и той же единой сущности (стр. 161—162).

МЫСЛЬ

Поводом к написанию следующих строк послужило мне из­вестное высказывание Карла Фогта о том, что «мысли находятся в таком же отношении к мозгу, как желчь к печени или моча к почкам» ², высказывание, которое было сформулировано еще за­долго до Фогта французским врачом и философом Кабанисом (1757—1808). «Мозг, — говорит он, — предназначен для мышления, как желудок для пищеварения или печень для выделения желчи из крови» ³ и т. д. [...]

Отнюдь не желая присоединяться к всеобщему голосу осуж­дения, вызванному этим изречением против его автора (который, кстати говоря, сопровождает свое высказывание словами: «выра­жаясь несколько грубо»), мы не можем, однако, признать это сравнение подходящим или удачно выбранным. Даже при самом беспристрастном рассмотрении мы не в состоянии отыскать анало­гию или черты действительного сходства между выделением желчи или мочи и процессом, посредством которого в мозгу воз­никает мысль. Моча и желчь представляют собой осязаемые, ве­сомые и доступные нашему восприятию вещества; они являются к тому же шлаком, отбросами, которые тело выделяет из себя. Мысль же или мышление не являются продуктом выделения, от­бросами, а представляют собой деятельность или отправление известным образом скомбинированных в мозгу веществ или соеди­нений этих веществ. Тайна мышления заключается не в веществах

502

УТОПИЧЕСКИЙ СОЦИАЛИЗМ

предшествуя распространению марксизма, выступали в органиче­ской связи с революционно-демократической идеологией и про­должали играть прогрессивную роль и позднее. Так, в России, Польше и на Балканах они отражали нужды и чаяния крестьян­ских масс, подвергавшихся жестокой феодальной эксплуатации.

В рамках данной антологии наибольший интерес представляют, естественно, философско-методологические взгляды социалистов-утопистов, их воззрения на человеческую природу, закономерности и периодизацию социальной истории. Существенно важно из их обобщенно-абстрактных схем и доктринерского рационализма вы­делить подходы к диалектической теории развития, в особенности выразившиеся в критике Противоречий современного им общества, описании динамики социальных «страстей» и механизма их воз­действия на общественный прогресс.

В этом разделе помещены фрагменты из сочинений трех ве­ликих социалистов-утопистов XIX в. — Сен-Симона, Фурье и Оуэна, а также представителей революционно-демократической мысли Германии, Польши, Сербии и Болгарии середины XIX в., органически сплетенной с утопически-социалистическими идеями, поставленными на службу революции. Основоположники научного социализма и коммунизма К. Маркс и Ф. Энгельс высоко оцени­вали теоретическую деятельность Сен-Симона, Фурье и Оуэна, видя в них провозвестников грядущей борьбы пролетариата за социализм. Энгельс писал, что «немецкий теоретический социа­лизм никогда не забудет, что он стоит на плечах Сен-Симона, Фурье и Оуэна — трех мыслителей, которые, несмотря на всю фантастичность и весь утопизм их учений, принадлежат к вели­чайшим умам всех времен и которые гениально предвосхитили бесчисленное множество таких истин, правильность которых мы доказываем теперь научно» *.

Будучи в отличие от различных реакционных утопий отра­жением протеста трудящихся масс в сравнительно ранний период развития буржуазного общества, утопический социализм начала XIX в. был связан с реальной критикой классовой эксплуатации; в то же время для него характерно убеждение, что общество мо­жет быть перестроено в соответствии с директивами разума и эта­лонами нравственности. Имевшиеся в учениях домарксистских утопических социалистов критические оценки взаимоотношений л)одей в условиях капитализма, их подходы к пониманию клас­совой структуры общества и классовой борьбы как движущей силы социального развития, догадки в отношении будущего обществен­ного строя определили то, что учения Сен-Симона, Фурье и Оуэна стали одним из теоретических источников марксизма, который возник, однако, уже тогда, когда утопический социализм во Фран­ции и Англии переживал кризис и в учениях его эпигонов дегра­дировал и распадался. Но в тех странах, которые несколько отста­вали в своем развитии, утопически-социалистические концепции,

* К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 18, стр. 498—499.

504

СЕН-СИМОН

Анри Клод де Рувруа Сен-Симон (Saint-Simon, 1760—1825) — великий социалист-утопист. Отпрыск богатой аристократической семьи, воспитанник Даламбера и в юности приверженец Руссо, он служил в экспедиционных войсках Франции в Северной Америке, где они действовали на стороне боровшихся за свою независимость колонистов. В годы французской буржуазной революции сначала примкнул к якобинцам, но затем отошел от политической дея­тельности, усиленно занялся самообразованием, а с начала XIX в. приступил к пропаганде устно и в печати своих социалистических воззрений. Окончательно разорившись, он тем не менее упорно продолжал свою подвижническую деятельность.

Развивая материалистический взгляд на природу, Сен-Симон стремился перенести его на истолкование социального прогресса. У него сложилась концепция смены созидательных и разру­шительных периодов истории, из которых последние подготав­ливают почву для новых периодов созидания, таким образом, каждый из периодов относительно прогрессивен. Главным факто­ром прогресса он считал философские воззрения той или иной эпохи, определяющие характер трех основных стадий обществен­ного развития — теологической, метафизической и позитивной. Однако Сен-Симон указывал и на экономическую борьбу классов. Преобразование общества должно быть поставлено на базу твер­дого, «позитивного» знания, науки, которая исследует формы соб­ственности. В итоге мирных реформ власть в обществе .должны в противоположность «праздным» получить «индустриалы», т. е. люди, причастные к производству, начиная от крестьян и рабочих и кончая предпринимателями. Сен-Симон не видел исторической миссии пролетариата и возлагал надежды на моральные пропове­ди, использующие авторитет «обновленной» христианской церкви.

Замечательные прозрения Сен-Симона относительно будущего общественного строя, как-то его идеи о плановом ведении коллек­тивного хозяйства, об ассоциации науки и производства, общеобя­зательности труда и другие, сочетались с наивными упованиями на бескорыстную заинтересованность крупных капиталистов — «индустриалов» в благе всего общества. Утопические стороны уче-

505

ния Сен-Симона еще более были развиты его учениками (Анфантен, Базар и др.) Счи-тая необходимой передачу орудий труда государству, они выработали формулу__«от каж-дого по спосооностям, каждой способности по её делам», но в то же время видели путь к ликвидации частной со6ствен-ности в отмене права насле­дования и проповеди христи­анской церкви, обращённой ко всем общественным классам. Вскоре сенсимонизм превра­тился в узкую секту, которая в начале 30-х годов XIX в. прекратила свое существова­ние.

В настоящем издании даны извлечения из всех важней­ших сочинений Сен-Симона. Таковы: «Письма женевского обитателя к современникам» (1802 г.), «Очерк науки о че­ловеке» (1813—1816 гг.), «Труд

о всемирном тяготении» (1813 г.), «О теории общественной орга­низации» (1819 г.), «О промышленной системе» (1821 г.), «Рассуж­дения литературные, философские и промышленные» (1825 г.). Фрагменты всех этих работ подобраны И. Н. Немановым по изда­нию: Сен-Симон. Избранные сочинения. Перевод с француз­ского под ред. Л. С. Цейтлина, r. I—II М. —Л., 1948.

ПИСЬМА ЖЕНЕВСКОГО ОБИТАТЕЛЯ К СОВРЕМЕННИКАМ

Взгляните на историю прогресса человеческого разума и вы увидите, что почти всеми образцовыми произведениями его мы обязаны людям, стоявшим особняком и нередко подвергавшимся преследованиям (I, стр. 109).

Что может быть прекраснее и достойнее человека, чем на­правлять свои страсти к единственной цели повышения своей просвещенности! Счастливы те минуты, когда честолюбие, видя-щее величие и славу только в приобретении новых знаний, по­кинет нечистые источники, которыми оно пыталось утолить свою жажду. Источники ничтожества и спеси, утолявшие жажду только невежд, воителей, завоевателей и истребителей человеческого рода, вы должны иссякнуть и ваш приворотный напиток не будет больше опьянять этих надменных смертных! Довольно почестей Александрам! Да здравствуют Архимеды! (I, стр. 114—115).

[...]Я обратился [...] к различным группам человечества, разде­ляемого мной на три класса: первый — это тот, к которому имеем честь принадлежать мы с вами; он шествует под знаменем про-

506

гресса человеческого духа и состоит из ученых, художников и всех людей, разделяющих либеральные идеи. На знамени второго напи­сано: никаких нововведений! К этому классу принадлежат все собственники, которые не входят в первый. Третий, объединяе­мый идеей равенства, заключает в себе остальное человечество (I, стр. 118).

[...] Ученый, друзья мои, это человек, который предвидит. Наука полезна именно тем, что она дает возможность предсказы­вать, и потому-то ученые стоят выше всех других людей (I, стр. 126).

Не подумайте, что я хочу убедить вас в том, что ученые могут предвидеть все; конечно, нет! Всего они предвидеть не могут; я даже думаю, что они могут предсказывать очень немногое, но [...] ученые, каждый в своей области, могут предвидеть больше дру­гих; это вполне правильно, ибо репутацию ученых они приоб­ретают благодаря тому, что их предсказания оправды­ваются (I, стр. 127).

[...] Я думаю, что всем классам общества будет хорошо при таком устройстве: духовная власть в руках ученых, светская — в руках собственников; власть же выбирать людей для выполнения обязанностей великих вождей человечества — в руках всего наро­да; заработная плата правителям — уважение. [...]

Я не знаю, привидение ли это или только сон, но я, несомнен­но, испытал определенные ощущения, которые хочу описать вам.

В прошлую ночь я услышал следующие слова:

«Рим откажется от притязания быть главным городом моей церкви: папа, кардиналы, епископы и священники уж не будут говорить от моего имени [...].

Я запретил Адаму различать добро и зло, а он ослушался меня; я изгнал его из рая, но его потомству я дал средство утишить мой гнев: оно должно трудиться над своим усовершенствованием в по­знании добра и зла, и я улучшу его судьбу: придет день, когда я сделаю землю раем [...].

Знай, что я посадил Ньютона рядом с собой и что я по­ручил ему направлять просвещение и повелевать жителями всех планет.

Собрание двадцати одного избранника человечества будет названо советом Ньютона и будет представлять меня на земле; оно разделит человечество на четыре части, которые будут называться: английской, французской, германской, итальянской; каждая из них будет иметь свой совет, составленный таким же образом, как и главный. Каждый человек, где бы он ни жил, примкнет к одной из этих частей и будет подписываться на организацию главного совета и совета своей части.

Женщины будут допущены к подписке и мо- гут быть и з б ρ а н н ы м и.|...]

Во всех этих советах председательствовать будет матема -тик, получивший большинство голосов. [...]

Каждый совет построит храм, в котором будет находиться мавзолей в честь Ньютона. Этот храм будет разделен на две части: первая, вмещающая мавзолей, будет украшена всеми средствами, которые изобретут художники; вторая будет построена и укра­шена так, чтобы внушить людям представление о вечном обита­лище тех, кто будет вредить прогрессу наук и искусства. [...]

507

В окрестностях храма будут построены лаборатории, мастер­ские и коллеж; вся роскошь будет сохранена для храма: лабора­тория, мастерские, коллеж, жилища членов совета и помещения для приема депутаций от других советов будут построены и убраны просто. [...]

Все люди будут работать; они все будут смотреть на себя как на работников, прикрепленных к мастерской, работы которой имеют целью приблизить человеческий ум к моему божественному провидению. Главный совет Ньютона будет управлять всеми работами; он приложит все усилия к тому, чтобы хорошо уяснить следствия закона всемирного тяготения; это единствен­ный закон, которому я подчинил Вселенную. [...]

Как только будут произведены выборы в главный совет и в советы отдельных частей, бич войны покинет Европу, чтобы никогда не возвращаться в нее.

Знай, что европейцы — дети Авеля; знай, что Азия и Африка населены потомством Каина [...] Европейцы соединят свои силы и освободят своих братьев греков от владычества турок. Основатель религии будет главным предводителем армий верующих". Эти ар­мии подчинят детей Каина религии и по всей земле учредят уста­новления, необходимые для безопасности членов советов Ньютона во всех путешествиях, которые они сочтут полезными для разви­тия человеческого духа [...]» (I, стр. 136—140).

[...] Предположите, что вы узнали способ, которым была в какую-то эпоху распределена материя, и что вы составили план Вселенной, обозначив числами количество материи в каждой ее части. Вам станет ясно, что, применяя к этому плану закон все­мирного тяготения, вы будете в состоянии предсказать с той точ­ностью, какую только позволит состояние математических знаний, все последовательные изменения во Вселенной.

Это предположение поставит ваш ум в такое положение, когда все явления представятся ему в одинаковом виде, ибо, рассматри­вая на таком плане Вселенной часть пространства, занимаемую вашей личностью, вы вовсе не найдете разницы между явлениями, которые вы назвали моральными, и теми, которые вы назвали физическими.

Этих указаний достаточно для того, чтобы моя идея была понята математиками. [...]

В том случае если непреодолимая сила помешает мне надле­жащим образом обработать посредствующие идеи, их без труда установит всякий, для кого концепция всемирного тяготения есть ясное чувствование и кто будет в курсе физиологических наук, включая сюда и наблюдение над прогрессом человеческого ума (I, стр. 144-145).