18 Апреля 1878 г. Степан Иванович, передав дела новому директору Феодосийского музея древностей о. Ф. Ретовскому, переехал к новому месту службы в Керчь.

Дальнейшая деятельность Феодосийского музея древностей связана с именем исследователя Крыма, специалиста по средневековой нумизматике, зоолога, немца по происхождению, Оттона Фердинандовича Ретовского (1849-1925). Его научное наследие в области развития исторического краеведения Крыма ни пивало заслуженное уважение у современников и до сих пор не утратило научного значения.

О. Ф. Ретовский родился 30 ноября 1849 г. в Данциге в семье немецкого естествоиспытателя [138, л. 6-7]. После окончания в 1865 году. реальной гимназии он был принят в последний класс Данцигской классической гимназии. Затем юноша поступил на естественный факультет Кенигсбергского университета. Тяжелое материальное положение семьи и отсутствие стипендии вынудило О. Ф. Ретовского в 1872 году прервать учебу в университете. Он покинул Германию и в этом же году переехал в Россию, где по комендации знакомых получил место домашнего учителя в семье немецкого фабриканта в Подольской губернии [139, с. 281].

В 1874 г. в Новороссийском университете в Одессе О. Ф. Ретовский экстерном здал экзамены за курс учителя немецкой филологии и и.. подал прошение в Одесский учебный округ о предоставлении ему место в одном из учебных заведений Новороссийского края. В 1875 году по предложению попечителя Одесского учебного округа О. Ф. Ретовский получил должность учителя немецкого языка в Феодосийских мужской и женской прогимназиях, где он и проработал до 1900 года. Приияв решение окончательно остаться в России, в 1877 году Оттон Фердинандович принял русское подданство.

Феодосия сразу пленила молодого учителя не только благодатным климатом, но и смешением античных древностей и романтики средневековой Каффы. Среди местной интеллигенции О. Ф. Репин кип ближе всего сошелся с директором Феодосийского музея древностей Степаном Ивановичем Веребрюсовым, который привлек его к работе в музее в качестве внештатного сотрудника. О. Ф. Ретовский много времени проводил в музее. Весь свой досуг ни отдавал изучению литературы по древней и средневековой .археологии Крыма.

В 1878 г. С. И. Веребрюсов, уезжая из Феодосии, сообщал Н. Н. Мурзакевичу в письме от 18 апреля 1878 года, что '11 апреля сдал музей Ретовскому по печатному указателю 1878 г." [140, л. 21- 22]. С этого времени, в течение 22 лет, О. Ф. Ретовский руководил Феодосийским музеем, оставаясь при этом преподавателем прогимназий. Прежде всего, новый директор завершил начатое С. И. Веребрюсовым составление дополненного 3-го издания "Указателя" музея. В нем была помещена историческая справка о ходе собирания коллекции древностей, перечислены все заведующие музеем, с краткой характеристикой вклада каждого в его развитие, указана роль ООИД и лично Н. Н. Мурзакевича в преобразовании музея в действительно научное учреждение. При характеристике фондов О. Ф. Ретог-сккй сохранил разделение памятников по эпохам, предложенное его предшественниками: было выделено 9 видов древностей, хранящихся в экспозиции и запасниках: эллинские, греко-византийские, генуэзские, армяно- григорианские, восточные, европейские, разные предметы, портреты, карты [141]. Спустя десятилетие в связи со значительным пополнением коллекции музея О. Ф. Ретовским было составлено 4-е издание 'Указателя". Наряду с вышеперечисленными разделами собрания музея указано, что его историческая библиотека насчитывает 59 книг, а нумизматическая коллекция состоит из 7 золотых, 492 серебряных и 1739 медчых монет [142]. Пополнения эти были, прежде всего, заслуге самого Оттона Фердинандовича, который увлекся нумизматикой

При активном участии И. К. Айвазовского директор музея занимался организацисй охраны памятников в Феодосии. Так в 1882 г. Одесское обгцгетво истории и древностей совместно с Феодосийским музеем древностей способствовало реставрации Константиновской башни. Был организован сбор древностей, находимых при строительстве новых кварталов [143]. О. Ф. Ретов¬ский добился от Феодосийской городской думы соответствующего постановления. Благодаря этим мерам в музее были собраны уникальный лапидарий, коллекция краснофигурной керамики. Большой дипломатичности от О. Ф. Ретовского требовала ситуация, когда И. К. Айвазовский, которому Феодосийский музей был обязан как помещением, так и значительной материальной поддержкой, требовал передачи музея из ведения ООИД — городу. В письмах к Н Юргевичу и Н. Н. Мурзакевичу И. К. Айвазовский упрекал одесское общество истории и древностей в неумелой организации охраны памятников в Феодосийско-Судакском районе и предлагал спонсорскую помощь при условии его полного патронажа над музеем древностей [144; 145]. О. Ф. Ретовский прекрасно понимал, что только при непосредственном участии одесских ученых возможно дальнейшее развитие музея как научного центра н по этому отстаивал принадлежность музея ООИД. Одновременно община армян-католиков Феодосии несколько раз возбуждала требование о передаче им Судакской древней генуэзской церкви 1146], которая, как историко-архитектурный памятник, находилась к ведении музея. Поэтому наряду с научной и организационной работой О. Ф. Ретовскому приходилось вести обширную переписку с Одесским обществом истории и древностей, городскими властями, личные переговоры с И. К. Айвазовским для сохранения добрых отношений на благо музея.

Посетивший музей в 1897 году профессор Лазаревского института восточных языков в Москве Христофор Иванович Кучук- Иоаннесов (К. Оганесян), который занимался изучением истории лрмян в Крыму, отмечал богатое собрание армянских памятников му.1ея, личную роль О. Ф. Ретовского в поддержании надлежащего научного уровня его экспозиции, большую эрудицию и высокую научную подготовку директора, с которым X. И. Кучук-Иоаннесов консультировался по вопросам истории и нумизматики средневекового Крыма [146].

Однако, если на местном уровне определенная деятельность Феодосийского музея древностей по изучению края, направляемая Ф. Ретовским, имела реальные очертания, то на общероссийском фоне она выглядела блекло. Это подчеркнула председатель Московского археологического общества Параскева Сергеевна У варова (1840-1924), выступая на VII Археологическом съезде в Ярославле в 1887 году. В докладе съезду "Областные музеи" она отметила, что крымские музеи, в том числе и Феодосийский "не считают своей обязанностью изучать местность, в которой находятся, составлять планы, наносить на них имеющиеся о местности сведения, следить за правильностью производимых раскопок" [147, с. 266]. Но при этом следует учитывать, что руководил музеем не археолог, а учитель немецкого языка, который совмещал административную деятельность в музее, большую учебную нагрузку в прогимназиях с работой в Таврической ученой архивной комиссии

Среди многочисленных аспектов исторического краеведения особенный интерес у О. Ф. Ретовского вызывала нумизматика генуэзских колоний Крыма и Крымского ханства. Он активно включился в работу основанного в 1887 г. в Симферополе местного научного общества - Таврической ученой архивной комисии. На заседаниях Комиссии с 1889 по 1900 гг. он выступал с докладами по вопросам генуэзско-татарской нумизматики, которые затем были опубликованы в "Известиях" Комиссии и принесли краеведу известность и авторитет в ученом мире как исследователю нумизматики средневекового Крыма. В работе "Монеты Гази-Герая,хана II бен Девлет" [148] представлена характеристика коллекции из 40 серебряных монет, подаренных О. Ф. Ретовским музею Комиссии в марте 1888 г. Обобщающая публикация « К нумизматике Гиреев" посвящена характеристике денежных знаков Хаджи, Девлет, Менгли и Гази Гиреев [149]. Характеризуя существующие исследования по данному вопросу, О. Ф. Ретовский отмечал, что "составление теперь нумизматики Гиреев... очен трудно. Примерами тому служит отсутствие специальных научных исследований и не разработанность археологической базы. Вместе с тем, по мнению автора, "разработка нумизматики Гиреев по частям, по мере накопления материала, возможна". Специальный акцент исследователь сделал на значение нумизматики для развития археологии и - истории Крыма. Дополнительные материалы, 1ент исследователь Менгли-Гирея I, обработанные О. Ф. Ретовским позже, нашли отражение в специальном очерке [150].касающиеся монет

Обзорное исследование О. Ф. Ретовский посвятил денежной системе генуэзкой Каффы [151]. Работу предворяет общий очерк главных моментов политической истории Крым в эпоху генуэзцев, основанный на обширной отечественной и ззарубежной научной литературе. О. Ф. Ретовский подробно охарактеризовал историографию вопроса и источниковую базу. Все описываемые монеты он разделил на 4 большие группы. Первые две заключают в себе аспры, чеканенные при ханах Мухаммеде и Девлет-Бирди; третья — аспры с тамгой Гиреев; четвертая группа — медные кафинские монеты. Во 2 и 3 группах исследователь выделил особые подразделения для монет, сходных по содержанию надписи и чеканке.

Значительное влияние на становление О. Ф. Ретовского как ученого нумизмата в феодосийский период его деятельности оказали известные отечественные знатоки античной и средневе¬ковой нумизматики Христиан Христианович Гиль (1837-1908), Александр Львович Бертье-Делагард (1842-1920) и Алексей Васильевич Орешников (1855-1933). Об этом свидетельствует сохранившаяся переписка Оттона Фердинандовича с этими учеными [138; 152; 153]. Она наполнена интересными историко- нумизматическими сюжетами, связанными с Крымом и представ¬ляет интерес для современных исследователей.

Установлению между О. Ф. Ретовским и А. Л. Бертье-Делагардом дружеских отношений способствовало то, что в 1892-1894 годах под руководством А. Л. Бертье-Делагарда в Феодосии проходило строительство морского порта. Исследования Александра Львовича значительно способствовали пополнению коллекции Феодосийского музея древностей. Во время земляных работ часть холма Карантинной Горки, где располагался акрополь древней Феодосии, была снесена. При этом обнажились археологические слои городского некрополя и городища. А. Л. Бертье-Делагард собрал немало фрагментов глиняных сосудов и черепиц, терракотовых статуэток, предметов из металла и стекла, относящихся ко 2-ой Половине VI века до нашей эры. Часть находок была передана из Феодосийского музея древностей в музей Одесского общества истории и древностей, где попала в разряд "лучших вещей" его коллекции [154, с. 5-6].

Несколько научных публикаций О. Ф. Ретовский посвятил пил низу генуэзских надписей, найденных в 1890-х гг. в Феодосии [1Л5. 156]. Характерно, что работы О. Ф. Ретовского были написаны, Кик он сам утверждал "главным образом для нумизматов- специалистов" [149, с. 73-74]. Плодотворная научная деятельность пригнела в области нумизматики снискала ему признание в местности сведения, следить за правильностью и систематичностью производимых раскопок" [147, с. 266]. Но при этом следует учитывать, что руководил музеем не археолог, а учитель немецкого языка, который совмещал административную деятельность в музее, большую учебную нагрузку в прогимназиях с творческой научной работой в Таврической ученой архивной комиссии.

В научном мире О. Ф. Ретовский также известен как зоолог. Он плодотворно занимался изучением фауны Крыма, Кавказа и Малой Азии. Им были собраны значительные материалы по естественной истории Крыма, описаны новые виды и формы наземных моллюсков и насекомых. Отечественные и зарубежные зоологи в знак уважения к трудам О. Ф. Ретовского и посвятили ему многочисленные новые виды и формы моллюсков, которые теперь носят его имя. По воспоминаниям современников Отгон Фердинандович был "прирожденным коллекционером" [139, с. 281]. В Крыму он собрал многочисленные гербарии, большую энтомоло¬гическую коллекцию.

Благодаря протекции А. В. Орешникова О. Ф. Ретовский начал сотрудничать в составлении "Корпуса боспорских монет", которых патронировал великий князь Александр Михайлович [153, л. 66]. Алексей Васильевич предложил куратору археолого-нумиз- матнческих исследований в России, председателю Московского археологического общества Параскеве Сергеевне Уваровой кандидатуру О. Ф. Ретовского для вакантной должности хранителя монет классического отдела Эрмитажа [153, л. 58]. Благодаря авторитету своих нумизматических исследований, а также поддержке известного российского нумизмата, антиквара, секретаря Московского нумизматического общества Александра Матвеевича Подшивалова [159, л.1], Оттон Фердинандович был определен хранителем монетного отдела Эрмитажа, где он с 1900 по 1924 гг. заведовал отделом средних веков и нового времени. При отъезде из Крыма Оттон Фердинандович передал свою большую и ценную энтомологическую коллекцию Естественно- историческому музею Таврического губернского земства.

Работая в С.-Петербурге О. Ф. Ретовский не прерывал научного общения с крымскими учеными. Интересные материалы для изучения татарско-генуэзской нумизматики, биографии краеведов, характеристики развития исторического краеведения Крыма, в целом, содержат письма Александра Львовича Бертье-Делагарда к О. Ф. Ретовскому 1907-1909 гг. [160]. А. Л. Бертье-Делагард, который 1.1 кже занимался изучением средневековой нумизматики Крыма, неоднократно приезжал в С.-Петербург и вместе с Оттоном Фердинандовичем работал с нумизматическими коллекциями Эрмитажа. I (ереписка содержит интересные выводы этих исследований, рецензии на ряд публикаций западноевропейских историков, посвященных > гой проблеме, характеристику некоторых частных нумизматических коллекций, в т. ч. принадлежащих царской семье и знаменитой коллекции И. А. Терлецкого. Совместно со старшим хранителем нумизматического отделения Эрмитажа, профессором С.-Петербургского Археологического института Алексеем Константиновичем Марковым О. Ф. Ретовский в течение 1909 года (с перерывом во время командировки в Италию) разбирали нумизматическую коллекцию А. Л. Бертье-Делагарда. О ходе работ А. К. Марков информировал А. Л. Бертье-Делагарда [161]. Ученые пришли к выводу, "при самом поверхностном осмотре", что "в ней содержится множество монет, не известных по общим коллекциям и что она представляет чрезвычайный интерес" [161]. Различные разъяснения спорных «опросов нумизматики Крыма содержит также переписка О. Ф. Ретовского с заведующим отделом редких книг Румянцевского музея в Москве Удо Георгиевичем Иваском (1878-1922) [162, л. 1-2] и с коллекционером, антикваром и библиографом Павлом Петровичем Шибановым (1864-1935) [163, л. 1-2]

Итогом работ по систематизации и изучению крымско¬татарской и генуэзской нумизматических эрмитажных коллекций стал ряд публикаций О. Ф. Ретовского, помещенных в ведущих отечественных научных изданиях [164, 165, 166]. Данные работы!( краеведа, выявленные нами, не вошли в библиографический указатель сочинений о Крыме "ТАURIСА", составленный Аре. И. Мар- кевичем, и поэтому остаются малоизвестными. В них на фоне обшей картины политической жизни Крымского ханства в XV — начало XVII века представлена характеристика денежных единиц при Хаджи и Менгли Гиреях. В статьях содержится интересный материал по статистике татарско-генуэзской торговли, истории генуэзских поселений в Крыму, в целом.

К крымоведческим исследованиям О. Ф. Ретовского относится н рецензия на издание Французской Академии наук, посвященное нумизматике Причерноморья, подготовленное Е. Бабелоном и Ф. Рейнахом [167], где О. Ф. Ретовский продемонстрировал хорошее знание современной ему европейской историографии. Давая отрицательную оценку изданию французских нумизматов, он говорит о необходимости появления фундаментального академического труда, посвященного монетам причерноморских стран.

Одной из последних работ О. Ф. Ретовского, связанных с историческим краеведением Крыма, является неопубликованная рукопись "Дополнения к генуэзско-татарским монетам города Кафы" [168]. Автограф на 3 листах, датированный 1922 г., является продолжением предшествующих исследований нумизмата [151; 165].

Свидетельством признания научных заслуг О. Ф. Ретовского является поручение ему в 1910 г. представлять Эрмитаж на международном съезде нумизматов в Брюсселе.

В 1924 г. О. Ф. Ретовский вышел ь отставку и после продолжительной болезни скончался в Ленинграде 29 декабря 1925 г. [169, с. 155-162]. Историко-краеведческое наследие О. Ф. Ретовского представляет несомненный научный интерес. Его вклад в разработку различных аспектов крымоведения яркий пример подвижничества интеллигента, бескорыстного служения любимому делу.

К числу выдающихся деятелей краеведческого движения в Крыму в начале XX века принадлежит Людвик Петрович Колли (1849-1917)— член Таврической ученой архивной комиссии (с 1901 г.), Одесского общества истории и древностей (с 1901 г.), директор Феодосийского музея древностей (1900-1917), внесший значительный вклад в создание и сохранение коллекции музея.

Л. П. Колли родился во Фрейбурге в Швейцарии, обучался в городском 5-классном училище, а затем в течение двух лет во Фрейбургском лицее по классу философии, а через два года поступил на юридические курсы. В 1867 г. он был призван на военную службу, что помешало ему закончить свое высшее образование. В поисках заработка Л. П. Колли приехал в Россию, где работал гувернером в Риге, Подольской губернии и Одессе. С 1879 г. Л. П. Колли занял должность преподавателя французского языка в Феодосийской мужской прогимназии, вскоре преобразованной в гимназию. Здесь он попал под благотворное влияние директора этого учебного заведения - известного краеведа

Василия Ксенофонтовича Виноградова (1843-1894). Со временем его интерес к многочисленным памятникам Восточного Крыма перерос в подлинно исследовательскую страсть. Изучению истории Крыма Л. 11. Колли отдавал все свое время и силы. После отъезда н 1900 году О. Ф. Ретовского в С.-Петербург заведование музеем перешло к Л. П. Колли. В 1906 г. Людвика Петровича увольняют из гимназии в связи с сокращением. В письме к Арсению Ивановичу Маркевичу Л. П. Колли с горечью сетовал: "Выбросили как собаку с 44 рублями в месяц пенсии" [Цит. по: 170, с. 210].

Живя на небольшую пенсию, Л. П. Колли практически на общественных началах руководил музеем. Людвик Петрович возглавлял музей в тяжелый период мировой войны и до своей смерти. Несмотря на свой преклонный возраст и нездоровье, чрезвычайно стесненное материальное положение Л. П. Колли много сил отдавал музею. Особое внимание он уделял пополнению музейной коллекции. Стесненный в денежных средствах I П. Колли почти весь гонорар за публикации своих статей обращал на пополнение фондов: покупал древности у частных ниц [170, с. 213]. Так, Иван Михайлович Саркизов-Серазини в своих воспоминаниях о годах детства писал, что "старому учителю гимназии мы продавали древние монеты, находимые нами во рву и канавах, окружавших Митридатов холм... Людвик Петрович внимательно рассматривал принесенные нами монеты и назначал пену. Спорить было нельзя Людвику Петровичу я продал и часть к лада" [171, с. 77]. Иногда директор был вынужден даже жить в музее, чтобы предотвратить его разграбление. После нападения турецких войск на Феодосию в октябре 1914 г. Л. П. Колли, являясь тяжело больным, сам упаковал наиболее ценные экспонаты в ящики и отправил их в Симферополь. В 1916-1917 гг., живя впроголодь в неотапливаемой комнатке, с трудом передвигаясь из-за болезни йог, он постоянно наведывался в музей, оставаясь, пожалуй, долговременно его директором и единственным сотрудником [172, г. 216]. Посетивший в 1916 году Феодосию профессор 11овороссийского университета Евгений Парфеньевич Трифнльев (1Н67-1925) отметил подвижническую деятельность Людвика Петровича, который, "несмотря на свой преклонный возраст, не здоровъе, стесненные материальные средства, до сих пор сохранил живой интерес к научным изысканиям" [173, с. [3]].

Л. П. Колли стал составителем 5 и 6 изданий "Указателя Феодосийского музея древностей", где были подробно отражены изменения в экспозиции. Благодаря этому мы имеем достаточно полное представление о состоянии коллекции музея и ее пополнении на протяжении 1903-1912 гг. [174; 175]. Директор занимался организацией экспозиции Феодосийского музея древностей на Всемирной музейной выставке в Милане в 1906 году. Музей был представлен шестьюдесятью большими фотографиями, гравюрами и рисунками генуэзских древностей из Феодосии и Судака.

Предметом научных изысканий краеведа стала история генуэзских колоний в Крыму. Именно этому периоду посвящена большая часть его научного наследия, которое опубликовано в "Известиях Таврической ученой архивной комисии", где напечатано 13 крупных статей и около 10 небольших сообщений. Научные публикации Л. П. Колли появлялись и на страницах "Записок Одесского общества истории и древностей". Знание языков, в том числе и латыни, позволило ему изучить целый пласт иностранных источников по периоду крымской истории ХШ-ХУ вв.

Интерес представляют его работы, основанные на официальной переписке должностных лиц колоний с Генуей на латинском и староиталъянсхом клыках из архивов Милана и Будапешта: "Христофоро ди Негри, последний консул Солдаи" (1905 г.), "Исторические документы падения Кафы" (1911 г.), "Кафа в период владения ею Банков Св. Георгия (1454-1475)" (1912 г.). На основе генуэзских источников Л. П. Колли разрабатывал и вопросы, связанные с историей Крымского ханства, взаимоотношений ханства с Южнобережной компанией: "Хаджи-Гирей хан и его политика. Взгляд на политические сношения Кафы с татарами в XV веке" (1913 г.), "Падение Кафы" (1918 г.). В них основное внимание уделено политической истории, анализу внешнеполитических отношений генуэзских колоний в Крыму, причинам их гибели, которые раскрыты в общем контексте исторического развития европейского средневековья. Публикации Л. П. Колли не всегда являлись самостоятельными исследованиями в полном смысле этого слова. Большей частью это пересказ документов,

опубликованных в издании Лигурийского общества Отечественной истории [176]. Свою задачу краевед видел в популяризации истории генуэзских поселений в Крыму, доступном изложении для читателя разнообразного фактического материала. Вместе с тем, в работах Л. П Колли зачастую встречается хронологическая и фактологическая путаница в связи с отсутствием критического подхода к источникам, ошибки. Так, генуэзская колонизация оценивается им как процесс мирный, связанный только с торговлей, в ходе которой выходцы из Генуи осваивали морское побережье- Неурядицы последних лет господства генуэзцев в Таврике краевед считал результатом измены, проявлением упадка нравов, который охватил колонии. Такие объяснения — серьезный "минус" его трудов [177, с. 10]. Исследования Л. П. Колли, тем не менее, имели большое значение для своего времени. В 1913 году, во время поездки в Крым членов известного в Европе Лигурийского общества Отечественной истории из Генуи, Л. П. Колли был награжден командорским крестом Ордена итальянской короны [178, с. 17]. Во многом ученые разработки Л. П. Колли и сегодня остаются наиболее обстоятельными по данной проблеме, что неоднократно отмечалось в современной историографии [179; 180; 181].

Ряд публикаций краеведа посвящен охране исторических зданий в городах Старый Крым и Феодосия. Л. П. Колли ратовал за издание закона против хищнических раскопок, которые зачастую все еще имели место в Крыму, резко осуждал уничтожение памятников старины. Именно при его деятельном участии в Феодосии и уезде проводились реставрационные работы. Он одним из первых в Крыму поднял вопрос о необходимости проведения подводных раскопок: ("Следы древней культуры на дне морском. Современное положение вопроса о нахождении в море античных памятников"). Л. П. Колли организовал подводные исследования в районе остатков древнего мола, обнаруженного на морском дне А. Л. Бертье-Делагардом. С помощью водолаза с этого места были извлечены греческие амфоры, что дало Л. П. Колли основания для датировки этого археологического памятника.

Перу Л. П. Колли принадлежат и биографические очерки: его предшественника И. И. Грапперона, художника И. К. Айвазовского. Он сделал комментированный перевод с французского языка двух глав сочинения Вильгельма Гейда по истории генуэзских колоний ХШ-ХУ вв. и опубликовал его в 1915 г. на с границах "Известий Таврической ученой архивной комиссии". Как и другие научные штудии краеведа, эта работа до сих пор не утратила своего значения, ее широко используют современные исследователи средневекового Крыма.

Сохранилась научная переписка Л. П. Колли с А. Л Бертье- Дслагардом [182], Алексеем И. Маркевичем [183], Одесским обществом истории и древностей [184, л. 1-4]. В письмах - обсуждение отдельных эпизодов и персонажей истории Крыма, отчеты о работе музея.

Трагичными стали для краеведа последние дни его жизни, ( вязанные с революционными событиями, когда брошенный новыми властями на произвол судьбы тяжело больной ученый умер от голода 28 декабря 1917 года. Арсений Иванович Маркевич писал по этому поводу Алексею Васильевичу Орешникову "Л. П. Колли, получавший 48 рублей пенсии умер, по определению врача от "продолжительного недоедания", другими словами, от голода, так как в последнее время не мог найти работы вдобавок к пенсии" [185, л. 65 об.]. И. М. Саркизов-Серазини с грустью вспоминал, что "случайно попав на кладбище в 1930 году, я натолкнулся сейчас же за усыпальницами Дуранте на простой деревянный крест [над могилой Л. П. Колли [А. Н.]] с фотографической карточкой внутри. В 1932 году ни креста, ни карточки, да и могилы я не нашел. Человек, отдавший всю свою жизнь Феодосии, •штор 15 довольно значительных работ по истории генуэзского владычества в Крыму, хранитель и собиратель Феодосийского археологического музея, исчезает из памяти феодосийцев в обидно короткий срок. В течение одного десятилетия" [171, с. 78].

У истоков образования старейшего на Юге Украины Феодосийского музея древностей в первые десятилетия его работы стояли краеведы любители С. М. Броневский, Е. Ф. де Вильнёв, Б. Галлера, И. И. Грапперон. Понимая необходимость охраны многочисленных археологических памятников, они в той мере, как им подсказывала интуиция, делали своё дело. На первом этапе существования "древлехранилища" деятельность его старателей заключалась в собирании и сохранении наиболее ценных археологических и нумизматических памятников.

Понятие о необходимости научной организации музея, как центра по изучению Крыма в связи с собранной к середине XIX века уникальной коллекции, пришло в 1850-х годах. Одновременно этот вопрос ставят как просвещенные круги местной интеллигенции, так и старейшая и авторитетнейшая на юге страны краеведческая организация - Одесское общество истории и древностей, которое вскоре добилось передачи Феодосийского музея древностей в своё подчинение.

Под руководством ООИД, в первую очередь Н. Н. Мурзакевича, музей приобрел четкую научную структуру, а его коллекция - известность в стране благодаря периодически издававшимся "Указателям". На должность директоров хотя и продолжали зачислять любителей, но отдавали предпочтение преподавателям прогимназии (гимназии), людям с классическим гуманитарным образованием (И. С. Безкровный, О. Ф. Ретовский, Л. П. Колли). Отдельные старатели музейного дела из Феодосии сумели заявить о себе значительными достижениями в исторической науке (С. И. Веребрюсов, О. Ф. Ретовский), в связи с чем были переведены в более значительные научные центры.

Примечания

1. Павлова И. К. Семен Михайлович Броневский // Крымские пенаты. Альманах литературных музеев.- Симферополь, 1994.- № 1,- С. 57-64.

2. Броневский С. Новейшия известия о Кавказе. Кн. 1-2 - М., 1823; То же.- Махачкала, 1990.

3. Акты, собранные Кавказской археографической комиссией. Архив главного управления Наместника кавказского. Т. 2 / Под ред. А. Д. Берже- Тифлис, 1868.- 1238 с.

4. Броневский Семен Михайлович // Русский биографический словарь.- СПб., 1908.- Т. Бетанкур- Бякстер.- С. 362-363.

5. Петрова Э. Б. "Подобно старику Вергилия, разводит сад..." А. С. Пушкин и С. М. Броневский // Крымский архив.- Симферополь, 1999,- М» 4.- С. 25-34.

6. Половецкий А. Исторический очерк Феодосийского уездного училища // ИТУАК,- Симферополь, 1918.- № 55.- С. 281-320.

7. РГИА, ф. 1286, оп. 1, д. 289.

8. ИРНБУВ, ф. 5, д. 1264. 

9. Гейман В. Д. Из феодосийской старины. (Архивная справка) // ИТУАК.- Симферополь, 1916,- № 53,- С. 96-110.

10. Тункина И. В. Создание Феодосийского музея древностей // Древнее Причерноморье: 1У-е чтения памяти профессора П. О. Карыш- ковского.- Одесса: ОГУ, 1998 - 138-143.

И. СПБФИРИРАН, ф. 200, оп. 2, д. 18.

12. Записки Филипа Филиповича Вигеля.- М., 1892.- Т. 3.- Ч. 7.- 256, 107 с.

13. РНБ ОР, Р. IV. 484.

14. В память графа Михаила Михайловича Сперанского. 1772-1872.- СПб., 1872.- 855, XVII с.

15. Гераков Г. Путевые заметки по многим российским губерниям. 1820.- Петроград, 1828.- 172 с.

16. Свиньин П. Знакомства и встречи на Южном берегу Тавриды II Отечественные записки- 1825- Кн. 66- Ч. 24- С. 119-132.

17. Черейский Л. А. Пушкин и его окружение. 2. Изд.- Л.: Наука, 1988 - 544 с.

18. СПБФИВРАН, разряд 2, оп. 2, л. 1-321. Работа была опубликована в 1996 г. См.: Броневский С. М. Исторические выписки о сношениях России с Персиею, Грузиею и вообще горскими народами, в Кавказе обитающими, со времен царя Иоанна Васильевича доныне.- СПб., 1996.

19. РГБ ОР, ф. 203, картон 1, д. 2.

20. [Сообщение о смерти С. М. Броневского] // Московские ведомости.- 1831.- 7 февраля.

21. Шишмарев В. Ф. Романские поселения на юге России // Труды Архива Академии наук СССР- Л.: Наука, 1975- Вып. 26 - С. 145-146, 162-168.

22. Воспоминания Броневского // Русская старина.- 1908 - Т. 134.- № 6.- С. 537-576.

23. Lagorio F. Antiquites// Journal d Odessa--Одесский вестник.- 1828.- 26 сентября.

24. Латышев В. В. К истории археологических исследований в Южной России // ЗООИД,- Одесса, 1889,- Т. 15.- Отд. 1.- С. 110-115.

25. ИРНБУВ, ф. 5, д. 1150.

26. РГИА, ф. 1349, оп. 4 (1835 г.), д. 302, л. 28-32.

27. Колли Л. П. Иван Иванович Грапнерон // ИТУАК.- Симферополь, 1905.- № 38.- С. 38-47.

28. Vanzetti F/ Excursion en Crimee faite dans lautomne de lanne 1835. –Odessa 1836 ..-63 р.

29. Флоровский А. В. Состав масонской ложи "Понт Эвксинский" в Одессе // Известия Одесского библиографического общества при императорском Новороссийском университете,— Одесса, 1912.— Т. 1 — Вып. 9.- С. 351-359.- 67 - 

30. ГАОО, ф. 93, оп. 1, д. 54.

31. ИРНБУВ, ф. 5, дд. 1130-1185.

32. ИРНБУВ, ф. 5, д. 1132.

33. ИРНБУВ, ф. 5, дд. 1134; 1135.

34. Муравьев-Апостол И. М. Путешествие но Тавриде в 1820 годе - СПб., 1823.- XI, 337 с.

35. Керчь: Сочинение Филипа Филиповича Вигеля [1827]. Приложение к 7-ой части его записок - М., 1893,- 68 с.

36. ГАОО, ф. 93, оп. 1, д. 40.

37. Демидов А. Н. Путешествие в Южную Россию и Крым, через Венгрию, Валахию и Молдавию, совершенное в 1837 году.- М., 1853.- 543 с.

38. ГАРК, ф. 26, оп. 1, д. 17513.

39. РГИА, ф. 1286, оп. 1, д. 1047.

40. ГАОО, ф. 93, оп. 1, д. 46.

41. Aldum historique et pittoreque de la Tauride// Journal d Odessa - Одесский вестник. — 1851- № 9.- С. 1.

42. Villeneuve E. De. Aldum historique et pittoreque de la Tauride.- Paris, 1851-1853.- Vоl. 1-25.- 200 р.

43. . Villeneuve E. De. Aldum historique et pittoreque de la Tauride.- Paris, 1858.-Vol. 1-25.- 200 р.

44. [О книге " Aldum historique et pittoreque de la Tauride Villeneuve E. De "] // Библиографические записки.- СПб., 1858- Т. 1- № 7.- С. 217.

45. Петрова Э. Б. Феодосийский музей древностей: античные памятники и их собиратели // Античные коллекции из раскопок Северного Причерноморья.- М., 1994- С. 20-34.- (Б-ка российского этнографа).

46. Веселовский Н. И. История императорского Русского археологического общества за первое пятидесятилетие его существования, 1846-1896.- СПб., 1900.- [4], 514 с.

47. Веселовский Н. И. Сибирский, князь Александр Александрович // Русский биографический словарь.- СПб., 1904.- Т. Сабанеев-Смыслов,- С. 394-395.

48. Cataloque des medailles du Bospore Cimmeriaien precede detudes sur ihistoire et les antiquites de ce pays par ie prinse A. Sidirsky. T. I. Partie 1.- St. Petersdurg, 1859.- CCCIV,1059 р.

49. Каталог монет Воспора Киммерийского и исследования об истории и древностях Воспорского государства. Сочинение князя А. Сибирского. Т. 1. Ч. 1.- СПб., 1860.- СССХУ, 104 с.

50. Стефани Л. Э. Разбор сочинения князя А. А. Сибирского под заглавием " Cataloque des medailles du Bospore Cimmeriaien precede detudes sur ihistoire et les antiquites de ce pays par ie prinse A. Sidirsky. T. I. " // Двадцать девятое присуждение учрежденных П. Н. Демидовым наград

16 июня 1860 года.- СПб., 1860.- С. 137-148.

51. КРКМ, КП 23045, д. 8760

52. ИРЛИ, ф. 603, дд. 2-4.

53. РГАЛИ, ф. 1337, оп. 1, д. 155.

54. Николай Ннкифорович Мурзакевич. Автобиография- СПб., 1886.- VIII, 233 с.

55. Записки Н. Н. Мурзакевича // Русская старина.- 1887.— № 1- С. 16-46; № 2.- С. 263-298; № 3 - С. 651-666; Т* 4 - С. 129-144; № 6.- С. 643- 662; № 9,- С. 477-497; N° 12.- С. 649-675; 1888.- № 9,- С. 583-610; 1889.- № 1.- С. 231-260.

56. ИРЛИ, ф. 603, д. 37, л. 1-8.

57. ГАОО, ф. 93, оп. 1, д. 71а, л. 41.

58. ИРЛИ, ф. 603, д. 1.

59. ГАОО, ф. 44, оп. 1 (1831 г.), д. 1.

60. ГАОО, ф. 44, оп. 1 (1833 г.), д. 12, л. 72-74; д. 4, л. 80-81.

61. ИРЛИ, ф. 603, д. 39.

62. Михневич И. Исторический очерк сорокалетия Ришельевгкого лицея с 1817 по 1857 год,- Одесса, 1857,- 200 с.

63. Murzakewicz N. Descriptio numorum veterum graecorum atqe Romanorum, qui inveniuntur in museo.- Odessa,1835- 67 р.

64. Мурзакевич Н. Краткая история древнего Херсона // ОВ.- 1836.- 8 января, 11 января.

65. Историческая записка о деятельности императорского Московского археологического общества за первые 25 лет существования.- М„ 1890,- 308 с.

66. В. Г. Рецензия на книгу Н. Мурзакевича "История генуэзских поселений в Крыму" // ЖМНП.- 1838.- Ч. 18,- № 6.- С. 613-616.

67. [Рецензия на книгу Н. Мурзакевича "История генуэзских поселений в Крыму"] // Литературные прибавления к "Русскому инвалиду".- 1837,- 23 октября.- С. 417-426.

68. N/ T/ Coup doeil sur la literature Russie en 1838. Quatriem letter //Jornal dee bedats politiqees et litteraires- 1839- 12 Fedrier

69. [Рецензия на книгу "История черноморской торговли в средних не к ах, изданную Василием Шостаком] // Современник- 1850,- Т. 21- Отд. 5.- С. 86-88.

70. СПБФАРАН, ф. 30, оп. 3, д. 185.

71. Дабижа В .Д. Николай Ннкифорович Мурзакевич, 1806-1883 гг. // Николай Ннкифорович Мурзакевич. Автобиография- СПб., 1886.— С. 1-15.

72. Мурзакевич Н. Генуэзские консулы города Кафы // ЗООИД- (>«есса, 1853,- Т. 3.- Отд. 3.- С. 552-553.

73. Мурзакевич Н. Медные монеты города Кафы // ЗООИД.- Одесса,1860.- Т. 4,- Отд. 2,- С. 387-388.

74. Мурзакевич Н. Донесение об осмотре архива банка Св. Георгия // ЗООИД.- Одесса, 1863.- Т. 5.- Отд. 3.- С. 982-985.

75. Мурзакевич Н. Доненсения обществу // ЗООИД.- Одесса, 1872.— Т. 8.- С. 318-322.

76. ГАОО, ф. 160, оп. 1, д. 28.

77. Мурзакевич Н. Поездка в Крым в 1836 году // ЖМНП - 1837 - Ч. 13.- № 3.- Отд. 4.- С. 625-691.

78. ГАОО, ф. 1, оп. 191 (1837 г.), д. 39.

79. Мурзакевич Н. Н. О латинской надписи с именем Воспорского царя Савромата II // ЗООИД.- Одесса, 1844.- Т. 1.- Отд. 2 - С. 286-288; Мурзакевич Н. Н., [Негри А. А.] Эски-Керменская арабская надпись // Там же - 1850.- Т. 2,- Отд. 2.- С. 529-531.

80. ИРЛИ, ф. 603, д. 70.

81. ГАОО, ф. 93, оп. 1, д. 94.

82. ИРЛИ, ф. 603, д. 48.

83. ИРЛИ, ф. 603, д. 18.

84. ИРЛИ, ф. 603, д. 81.

85. ИРЛИ, ф. 603, д. 165.

86. ИРНБУВ, ф. 5, дд. 1130-1185.

87. Extrait du compte rendy de la societe Odessieenne dhistoire des antiquites, du 14 novemder 1849 an 14 novemder 1850 // Journal d Odessa - Одесский вестник.- 1851- № 46.- Р. 1.

88. Блау О. / В1аи О. Восточные монеты музея императорского Общества истории и древностей в Одессе. Б и: опепСаНзсЬеп типгеп Йез Мизеитз с!ег КахзегИсЬеп ШзЮпзсЬ - АгсЬао1оц1зсЬеп СезеНзсЬа?! ги Оаезза - Оаезза, 1876.- V, 94 р.

89. ИРЛИ, ф. 603, д. 68.

90. ИРЛИ, ф. 603, д. 227.

91. Мурзакевич Н. Н. Некоторые подробности о церкви Св. Иоанна Предтечи в Керчи // ЗООИД- Одесса, 1844.- Т. 1.- Отд. 3.- С. 625; Его же. Херсонисская церковь Св. Василия (Владимира) // Там же.- 1863- Т. 5.- С. 996-997.

92. Мурзакевич Н. Археологические разыскания в Керчи, произведенные в 1852 году // ЗООИД- Одесса, 1853.- Т. 3- Отд. 3,- С. 540-552; Его же. Греческое древнее кандило // Там же,— С. 565-566.

93. Мурзакевич Н. Н. Пребывание иезуитов в Крыму // ЗООИД- Одесса, 1860.— Т. 4,- Отд. 3 — С. 466-467; Его же. Материалы для истории Крыма // Там же - 1868,- Т. 7 - Отд. 2.- С. 199-210.

94. ИРНБУВ, ф. 5, д. 868.

95. Мурзакевич Н. Список со статейного списка Великого государя I1 то царского величества Василия Михайловича сына Тяпкина, дьяка Никиты Зотова // ЗООИД- Одесса, 1850 - Т. 2.- Отд. 2,- С. 568-658; Кто же. Отвод земли грекам // Там же- 1860.- Т. 4 - Отд. 2 - С. 359-362.

96. ГАОО, ф. 93, оп. 1, д. 84.

97. Письма высокопреосвященного Евгения, митрополита Киевского Н. Н. Мурзакевичу. 1837-1837 // Киевские епархиальные ведомости.- 1868- № 10,- Огд. 2,- С. 377-392.

98. Годичный акт в Ришельевском лицее 23-го июня 1846 года.- Одесса, 1846.

99. [Мурзакевич Н. Н.] Н. М. Обзор православной епархии тех мест, которые составляют ныне Новороссийский край и Бессарабию // НК на 1848 год,- Одесса, 1847.- С. 372-382.

100. [Мурзакевич Н. Н.] Н.М. [Библиография трудов И. А. Стемп- ковского] // ЗООИД.- Одесса, 1863.- Т. 5.- С. 910.

101. [Мурзакевич Н. Н ] Очерк заслуг, сделанных наукам светлейшим князем Михаилом Семеновичем Воронцовым // ЗООИД.— Одесса, 1860.- Т. 4 - Отд. 3,- С. 395-413; То же. Отдельно- Одесса, 1860.- 41 с.

102. Н. Н. Мурзакевич (некролог)// ЖМНП,- 1883,- Ч. 230.- Декабрь,- С. 81-89.

103. Смычок Л. М. Роль Одесской публичной библиотеки в культурной жизни города П-й половины XIX века // Л^тературно-мнстець- ка Одеса II пол. XIX ст. Тези допов^дей та пов1домлень друго! регюнально! цауково-творчо! конференцп, присвячено! двохсотр1ЧЧЮ Одеси - Одеса: ОДУ, 1992 - С. 4-7.

104. Попруженко М. Г. Одесская городская публичная библиотека. 1830-1910 г. (Исторический очерк).— Одесса, 1911.- 84 с.

105. ИРЛИ, ф. 603, д. 60.

106. ИРЛИ, ф. 603, д. 62.

107. ИРЛИ, ф. 603, д. 70.

108. ГАОО, ф. 93, оп. 1, д. 95; л. 3, 5, 5а; ИРЛИ, ф. 603, д. 68.

109. ИРЛИ, ф. 603, д. 76.

110. ИРЛИ, ф. 603, д. 81.

111. ИРЛИ, ф. 603, д. 90.

112. ИРЛИ, ф. 603, д. 102.

ИЗ. ГАОО, ф. 93, оп. 1, д. 54, л. 20-24.

114. ИРЛИ, ф. 603, д. 115.

115. ИРЛИ, ф. 603, д. 120.

116. СПБФАРАН, ф. 30, оп. 3, д. 185, л. 20-23; ИРЛИ, ф. 603, д. 121.

117. ИРЛИ, ф. 603, д. 133.

118. ИРЛИ, ф. 603, д. 165.

119. ИРЛИ, ф. 603, д. 205.

120. ИРЛИ, ф. 603, д. 227.

121. РГИА, ф. 853, оп. 1, д. 306.

122. РНБ ОР, ф. 313, д. 37, л. 179-180, 210-211.

123. СПБФАРАН, ф. 30, оп. 1, д. 473, л 114; оп. 3, д. 185.

124. РГИА, ф. 695, оп. 1, д. 218.

125. ИРЛИ, ф. 603, д. 32.

126. де-Рибас А. Старая Одесса. Исторические очерки и воспомина¬ния - Одесса, 1913.- 376 с.

127. Языков Д. Д. Русские писатели, умершие в 1883 году // Истори¬ческий вестник- 1886.- № 12.- Прил,- С. 11-95.

128. [Некролог Н. Н. Мурзакевича] // Исторический вестник - 1883- Декабрь - С. 646-647.

129. Чекалев Н. Предполагаемые кельтские жертвенники на Южном берегу Крыма // ЗООИД,- Одесса, 1867 - Т. 6.- Отд. 3,- С. 516-518.

130. ИИМК РАН РА, ф. 1 (1884 г.), д. 11.

131. [Безкровный И. С.] Указатель Феодосийского музея древностей.- Феодосия, 1869,- 20 с.

132. ГАРК, ф. 26, оп. 1, д. 25331.

133. Веребрюсов С. Восхождение на Чатыр-Даг, 18 июля 1844 г. // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений.— СПб., 1846.- Т. 58.- Г* 232.- С. 400-408.

134. АРГО, разряд 39, д. 6.

135. АРГО, разряд 39, д. 7, л. 1-16.

136. АРГО, разряд 39, д. 8, л. 1-7.

137. [Веребрюсов С. И.] Указатель Феодосийского музея древностей.2.Изд.- Феодосия, 1874.- 21 с.

138. РНБ ОР, ф. 904, оп. 1, д. 296.

139. Линдгольм В. О. Ф. Ретовский // Защита растений от вредите¬лей.- Л., 1926.- Т. 3.- № 2-3.- С. 281-283.

140. ИРЛИ, ф. 603, д. 81, л. 1-14.

141. [Ретовский О. Ф.] Указатель Феодосийского музея древностей.3.Изд.- Одесса, 1880.- 23 с.

142. Ретовский О.Ф. Указатель Феодосийского музея древностей.4.Изд.- Одесса, 1891.- 24 с.

143. ИРЛИ, ф. 603, д. 165, л. 1.

144. ИРЛИ, ф. 603, д. 48, л. 1.

145. ГАОО, ф. 93, оп. 1, д. 94, л. 1-5.

146. Неопубликованная рукопись X. И. Кучук-Иоаннесова "Музей древностей в Феодосии и Старый Крым, монастырь Сурб-Хач" (автограф 1897 г.) сохранилась в Центральном государственном историческом архиве Республики Армения, ф. 40, оп. 1, д. 24. См. также : Непомнящий А. А."Украинка" за кордоном: документи фонду X. Огенесяна у Центральному держанному кторичному архЫ Республики В1р.чешя // Студи з арх)вно! | нрави та документознавства. Т. 2- Кшв, 1997- С. 90-92.

147. Уварова И. С. Областные музеи // Труды седьмого Археологи¬ческого съезда в Ярославле. 1887 / Под. ред П. С. Уваровой. Т. 2- М., 1891.- С. 259-328.

148. Ретовский О Ф. Монеты Гази-Гнрея, хана II, бен-Девлет // ИТУАК.- Симферополь, 1889.- N 8- С. 90-98

149. Ретовскнй О. Ф. К нумизматике Гиреев (с 4-мя таблицами) // ИТУАК.- Симферополь, 1893,- № 18- С. 73-118. Рукопись статьи сохранилась в фондах КРКМ, кп 23113, д. 8813.

150. Ретовский О. Ф. К нумизматике Гиреев V. Монеты Менгли- Гирея 1. Первое заполнение // ИТУАК,- Симферополь, 1893,- № 19 - С. 79-88.

151. Ретовский О. Генуэзсхо-татарские монеты города Каффы // ИТУАК.- Симферополь, 1897,- № 27,- С. 49-104; 1899,- № 29,- С. 1-52; 1902 .- № 32-33.- С. 1-17.

152. КРКМ, кп 23050; д. 8765

153. ГИМ РФ ОПИ, ф. 136, д. 39.

154. Деревицкий А., Павловский А., Штерн Э. Музей императорского Одесского общесива истории и древностей. Вып. 1- Одесса, 1897.

155. Ретовский О. Генуэзская плита, найденная в г. Феодосии в 1840 году // ИТУАК - Симферополь, 1891,- I* 13.- С. 75-76.

156. Ретовский О. Ф. Генуэзские надписи, найденные в г. Феодосии в 1894 г. // ЗООИД,- Одесса, 1896.- Т. 19,- Отд. 1,- С. 14-26.

157. Избаш Т. А. Нумизматика - "светило археологических наук" // Древнее Причерноморье. III чтения памяти профессора Петра Осипо- вича Карышковского,- Одесса, 1996,- С. 49-51.

158. Ретовский О. Ф. [Отчет о командировке на X Археологический съезд в Риге] // ИТУАК,- Симферополь, 1897,- № 26,- С. 162-166.

159. РГБ ОР, ф. 529, картон 1, д. 20.

160. АГЭ, ф. 22, оп. 1, д. 10, л. 1-17.

161. КРКМ. кп 23040; д. 8755. '

162. РГБ ОР, ф. 783, картон 6, д. 36.

163. РГБ ОР. ф. 342, картон 34, д. 102.

164. Retowski O, Chadshi-Girei den Chiathed-ed Din.С. 823-871 (С. 1420- I 166) // Труды МОСКОВСКОГО нумизматического общества.— М., 1901- Т. 2.- Вып. 3.- С. 242-309.

165. Retowski O Die Munzen der Girej // Труды Московского нумизматического общества - М., 1903,- Т. 3.- Вып. 1- С. 10-107; 1905.— Вып. 2,- С. 187-330.

166. Ретовский О. Ф. Генуэзско-татарскне монеты // ИАК.~ СПб.,1906.- Вып. 18.- С. 1-72.

167. Ретовский О. Ф. О предпринятом французской Академией издании: "Recuil general monnaies grecgues dAsie Mineure" // Записки нумизматического отделения императорского Русского археологического общества,- СПб., 1906 - Т. 1.- Выи. 1,- С. 83-88.

168. АГЭ, ф. 22, оп. 1, д. 1.

169. Непомнящий А. А. Очерки развития исторического краеведения Крыма в XIX - начале XX века - Симферополь: Таврида, 1998.- 208 с.

170. Маркевич Аре. И. Памяти Людвика Петровича Колли // ИТУАК.- Симферополь, 1918.- № 55 - С. 208-214.

171. Саркизов-Серазини И. М. Клочки воспоминаний // Окоём.- Феодосия, 1992- № 1,- С. 36-80.

172. Гейман В. Памяти учителя. (О последних днях Л. П. Колли) // ИТУАК,- Симферополь, 1918.- 55.- С. 215-217.

173. Трифильев Е. П. О Феодосийском музее древностей.- Одесса, 1916.- [4] с.

174. Колли Л. П. Указатель Феодосийского музея древностей. 5. Изд.- Феодосия, 1903.- 31 с.

175. Колли Л. П. Указатель Феодосийского музея древностей. 6. Изд.— Феодосия, 1912,- 32 с.

176. Atti della Societa Ligure di Storia Partia Vol.. 1-58 (1858-1928).

177. Никифоров А. Р., Петрова Э. Б. Феодосийский швейцарец Людвик Колли // Клио - Симферополь, 1998.- № 1-4 (4).- С. 7-10..

178. Купченко В. Киммерийские этюды. События. Люди. Памятники.- Феодосия: Коктебель, 1998.- 176 с.

179. Непомнящий А. А. Л. П. Колли и развитие исторического краеведения в Крыму в начале XX века // VII Всеукрашська наукова конференция Тсторичне краезнавство в УкраГнк традици 1 сучасшсть". (Матер1али пленарного та секщйних зас1дань). Ч. 1- Ки1в: Рщний край, 1995.- С. 49-51.

180. Никифоров А. Р. Л. П. Колли - исследователь истории генуэз¬ских городов-колоний в Крыму // История и культура Херсонеса и Запад¬ного Крыма в античную и средневековую эпохи. Тезисы докладов.- Севастополь, 1987.- С. 1-2.

181. Петрова Э. Б. Л. 11. Колли в истории Феодосийского музея // Культура Крыма на рубеже веков (Х1Х-ХХ вв.) Материалы республикан¬ской научной конференции,- Симферополь, 1993 - С. 57-59.

182. КРКМ, кп 23024; д. 8739.

183. ГАОО, ф. 150, оп. 1, д. 111.

184. ИРНБУВ, ф. 5, д. 1590.

185. ГИМ РФ ОПИ, ф. 136, д. 35.

Керченский музей древностей

По справедливому замечанию российского археолога и С V историка Николая Ивановича Веселовского (1848-1918), "если где у нас на Юге должен был возникнуть музей древностей, то )то, конечно, в Керчи, где почва, можно сказать, насыщена произведениями древней греческой культуры" [1, л. 2].

Начало XIX века было связано с бурным экономическим развитием Керчь-Еникольского района как торгового морского порта и стратегически важной военной крепости. Правительство активно проводило политику заселения территорий, опустевших и связи с эмиграцией крымских татар в Турцию, новыми поселенцами кз центральных губерний страны и отставными солдатами. Появлялись новые военные поселения. В связи с этим предметом первой необходимое^ являлся камень. Наиболее легким способом его добычи стала выемка плит из курганов, которые сотнями были разбросаны в окрестностях Керчи. На протяжении многих веков здесь хоронили высшую аристократию Носпорского царства и скифов. В поисках строительного камня, разрушая гробницы, жители и солдаты натыкались на богатые ахоронения, информация о которых, в первую очередь, проходила но донесениям военного чедомства. В связи с этим неудивительно, ч го интерес к древностям и археологии стали проявлять военные чины Черноморского флота, чьи подчиненные, в основном, и были задействованы на строительных работах: Н. Д. Критский, К. Крузе, Н. М. Кумани, Н. Ю. Патаниоти [2, с. 15].

Так, когда в последних числах декабря 1820 г. керченский житель, добывая камень, неожиданно наткнулся на богатый склеп, дальнейшей разработкой этого кургана занялся капитан I ранга гребной транспортной флотилии Николай Юрьевич Патаниоти. 11о его указанию матросы взяли ценности под свою охрану. Затем древности были направлены в Одессу генерал-губернатору Новороссийского края и Бессарабии графу А. Ф. Ланжерону. Затем следы сокровищ теряются. Скорее всего, они были разворованы и ли попали в руки нечестным чиновникам [3, с. 38]. Это первый факт, когда произошло просто разграбление кургана, а в дело вмешалось государство и передача находок шла по государственным каналам. Можно говорить об организованной, но неудачной передаче ценностей [4, с. 127].

Эта и другие, менее значительные, находки обращали внимание властей в городе и в центре на важность организации систематических исследований керченских древностей и их сохранения. Именно в это время в Керчи развернули деятельность по организации исследования и охраны древних памятников французский эмигрант, археолог-любитель Поль Дюбрюкс и Керчь- Еникольский градоначальник Иван Алексеевич Стемпковский.

Поль де Брюкс (Павел Дюбрюкс), уроженец Франш-Конге (Франция, 1774 г.). Дворянин по происхождению и роялист по мировоззрению, он враждебно встретил Французскую буржуазную революцию. Вместе с отцом и братом он сражался за короля и служил некоторое время в сформированном тогда корпусе благородных егерей [5, с. 736]. Поражение роялистов вынудило его покинуть Францию. В 1797 г. П. Дюбрюкс переселился в Польшу, где работал домашним учителем. В те годы многие французские дворяне-эмигранты находили приют в России. Не стал исключением и П. Дюбрюкс. Переехав в Россию он на первых порах обосновался в С.-Петербурге. Благодаря связям среди французских эмигрантов и их влиянию при дворе он в 1811 г. получил место начальника керченской таможни. Хотя Керчь и имела статус города, в нем насчитывалось не более 600 жителей. Не имел пока большого значения и её порт [6, с. 229]. С 1817 г. П. Дюбрюкс также был назначен начальником керченских соляных озер и промыслов.

Служебные занятия не отнимали у новоявленного чиновника много времени, так как таможня в Керчи в те годы существовала лишь номинально. Мизерным было и жалование, которое он получал за службу - 400 рублей в год. В 1812 г. во время эпидемии чумы П. Дюбрюкс некоторое время занимал должность комиссара по медицинской части в Еникале [3, с. 31]. Наличие свободного времени и любознательность привели его к занятиям по изучению края. Он увлекся практической археологией. На свои средства II. Дюбрюкс начал обследование древних гробниц и извлечение из них предметов. В то время никаких "стеснений" на этот счет не существовало.Раскопки II. Дюбрюкса посетил в 181/ г. путешествовавший по Крыму великий князь Михаил Павлович. Он заинтересовался ими исследованиями и по возвращению в С.-Петербург организовал подписку на пожертвования для их продолжения, что содействовало активизации работ [7, с. 158]. П. Дюбрюкс первым в истории археологического изучения Крыма открыл следы древних поселений в округе Керчи. Благодаря его трудам стало известно точное местоположение Пантикапея, Мирмикиона, Парфенона [6, с. 230].

В результате этих исследований у начальника керченской таможни собралась значительная коллекция древностей. В 1818 г. император Александр I, проезжавший через Керчь, посетил нашумевшие раскопки и осмотрел собрание древностей П. Дюбрюкса. В знак признательности он предоставил археологу в собственность весь собранный им материал [8, с. 14].

Однако у местных властей активная деятельность П. Дюбрюкса по раскапыванию древностей постепенно стала вызывать недоумение и даже противодействие. Так, в донесении местной полиции в 1816 г. отмечалось, что "Дюбрюкс неизвестно с какого поводу раскапывает могилы и разбрасывает гробы, от чего между жителями происходят разные разглашения, в отвращение чего и чтобы не допустить нелепости до распоряжения" полиция приостановила работы, угрожая рабочим арестом [9, с. 37]. Недоумение по поводу деятельности керченского таможенника высказывал и глава Комиссии для исследования древностей граф А. Перовский, который писал в это же время министру духовных дел и народного просвещения А. Н. Голицину из Феодосии, что исследования П. Дюбрюкса, "не обладающего никакими знаниями..., не обещают ничего" [10, л. 4-5].

Однако губернское начальство поддержало развернувшиеся археологические разыскания. Губернатор Александр Степанович Ланинский отдал распоряжение "О невоспрещении керченских соляных озер смотрителю титулярному советнику Дебрюксу разрывать курганы и отыскивать в них древности" [9, с. 36-37]. Ноддержку исследованиям по просьбе российского канцлера П. Румянцева оказал генерал-губернатор Новороссийского края и Бессарабии Александр Федорович Ланжерон, который добился кмделения для раскопок из сумм правительства 500 рублей.

Понимая, что этих денег недостаточно, А. Ф. Ланжерон обратился к любителям древностей и объявил сбор средств по подписке. С целью упорядочения ведения раскопок, пресечения воровства ценностей А. Ф. Ланжерон разрешил заниматься разысканием и сбором древностей только П. Дюбрюксу [11, с. 8-9].

О результатах своих исследований П. Дюбрюкс регулярно сообщал в Академию наук. Так, 1 апреля 1818 г. туда поступила рукопись на французском языке, озаглавленная "Дневник раскопок, произведенных в некоторых керченским курганах по распоряжению его сиятельства г-на графа де Ланжерона под руководством титулярного советника Дюбрюкса". (Копия этого документа сохранилась в личном фонде П. И. Кёппена в СПБФАРАН) [12, л. 1-48]. Академик Ф И. Круг в докладе, представленном в Конференцию Академии наук 28 апреля 1818 г., отметил уникальность для науки найденных П. Дюбрюксом древностей, но указал, что раскопки следовало бы производить систематичнее и под более строгим надзором. Удивление академиков вызвало и простодушное упоминание керченского археолога о том; что для поддержания археологических исследований и для того чтобы иметь небольшой доход он продавал часть найденных вещей. Это первое из сохранившихся описаний раскопок в Северном Причерноморье до сих пор представляет большой интерес. П. Дюбрюкс описал все свои работы достаточно подробно, со скрупулезной точностью, приложил 5 планов. Перевод и публикация этого документа в 1959 г. стала важным шагом в изучении истории археологических исследований в Крыму [13].

Конечно, не являясь профессионалом в археологии и не обладая необходимыми знаниями, П. Дюбрюкс, в основном, занимался только отысканием археологических памятников и сохранением наиболее ценных из них. Вместе с тем, он стал автором ряда сочинений по керченской археологии, где представил описания и рисунки находок и попытался истолковать их. К сожалению, при его жизни ни одна из этих работ не была опубликована в связи с тем, что он не имел средств на их издание. Несмотря на это, они были хорошо известны среди специалистов - современников автора. Гак, сочинение "О ВИДИМЫХ следах городов и сел, которые существуют на Боспоре Киммерийском" приобрела Парижская Академия надписей [5, с. 736]. Одесское общество истории и древностей при посредничестве Я В. Э. Тетбу де Мариньи, приобрело рукопись, которую исследователи считают более полным вариантом, чем приобретенная французами [14, с. 653; 15, л. 15-16, 18-19, 21-24]: " Description des vestiges et des traces des anciennes villes et bourgs qui onl existft •intrefois sur la rive Еигорйеппе du Bosphore Сіттйгіеп, d epuis l'entree du detroit pres du phare d'Enicalft jusque et у compris la montaque d'Apouch, sur la mer Noire ", которая была опубликована » переводе на русский язык с примечаниями племянника II. Дюбрюкса Александра де Бргокса [16], с дополнениями С. С. Дложевского [17].

Рукопись П. Дюбрюкса " Extrait du journal des fouilles faites dans quelques tumulus de Kerche en 1817 et 1818" " выявил В. В. Латышев при работе с научным архивом директора императорской Публичной библиотеки, президента Академии художеств, археолога Алексея Николаевича Оленина. Он перевел сё и опубликовал с комментариями на страницах "Записок Одесского общества истории и древностей" [18]. В личном фонде А. Н. Оленина в Рукописном архиве ИИМК РАН хранятся два варианта этой рукописи [19, л. 47-60, 61-81]. Здесь же нами выявлены записи П. Дюбрюкса без заглавия с описанием и планом открытой " 1830 г. царской гробницы близ Керчи, которые можно датировать 1830-1831 гг. [19, л. 19-38, 39-44].

В конце 1834 г. Г1. Дюбрюкс представил в С.-Петербургскую Академию наук на французском языке "Описание керченских ирсвностей, открытых в 1834 году". Сохранилось заключение на нот труд А. Н. Оленина, где отмечается, что он "ни в каком отношении не заслуживает особого внимания. П. Дюбрюкс, как полагать можно, не приготовился предварительно изучением к предпринимаемым трудам. Сверх того, что он, кажется, не имеет пыпирных сведений в науках, г. Дюбрюкс пишет на родном своем языке дурным слогом, даже с разными ошибками противу правописания... План... недостаточен, а описание к ним следующее, при дурном изложении, не имеет системы, и самые предметы описаний собраны в представленную им тетрадь без надлежащей осмотрительности" [19, л. 134-134 об.]. Конечно, для высокообразованного любителя, как сам себя называл А. Н. Оленин, малограмотный П.. Дюбрюкс, писавший сухим языком, с отсутствием вычурностей, так характерных для научных трудов того времени, не мог показаться серьезным исследователем. Однако на то время ничего более фундаментального, чем работы П. Дюбрюкса, в археологической науке не было представлено. Основополагающие труды П. Дюбрюкса были оценены по достоинству только после его смерти [20, с. 24]. В течение XIX века к ним обращались ведущие историки и археологии, занимавшиеся крымоведением [21].

Собрание найденных Полем Дюбрюксом древностей, среди которых, по мнению современников, было много уникальных предметов [22; 23], сделало его дом музеем. И несмотря на то, что официально зафиксированной в документах датой открытия Керченского музея древностей стало 2 (15) июня 1826 г. [24], можно с полной определенностью говорить, что он начал своё существование значительно раньше: в 1817-1818 гг., когда уже упоминается как частное собрание древностей в доме П. Дюбрюкса [25, с. 82]. Об этом свидетельствует и сохранившаяся "Опись предме¬там древности, приобретенным для Керченского музеума в течение 1820 г.", выявленная в фонде А. А. Скальковского СПБФИРИРАН [26, л. 1-2].

Официальное решение о создании музея древностей в Керчи было связано с деятельностью попечителя керченской торговли с кавказскими горцами Рафаила А. Скасси (de Scassu)Генуэзец по происхождению, он проживал в Одессе, где сблизился с генерал- губернатором Новороссийского края А.-Э. Ришелье, использовав¬шего его для секретных поручений на Кавказе. После возвращения герцога во Францию Р. А. Спасси служил комиссаром но торговле с абазинцами при Иностранной коллегии. Местом его жительства в связи с этим стала Керчь. Именно он смог убедить преемника А.-Э. Ришелье А. Ф. Ланжерона в необходимости учреждения в Керчи порта и градоначальства (1821 г.) [27, с. 41].

Этот любитель археологии подал на имя М. С. Воронцова специальную записку (не датирована), озаглавленную "Древности Керченского полуострова", которая сохранилась в фонде Одесского общества истории и древностей в ИРНБУВ [24, л. 6-10 об.]. Этот документ был опубликован И. В. Тункиной [27, с. 42-46]. Р. А. Скасси предлагал создать специальный комитет для руководства археологическими раскопками в окрестностях Керчи; финансировать эти исследования через подписку частных лиц; издавать специальный журнал с отчетами ходе раскопок и рисунками древностей. Несмотря на то, что далеко не все идеи Р. А. Скасси, изложенные в записке, встретили сочувствие у М. С. Воронцова, он признал главное: необходимость создания центров по изучению и охране памятников. В специальном докладе Александру I М. С. Воронцов предлагал открыть музей древностей в Одессе, а также в Керчи как его отделение.

После официального образования музея II. Дюбрюкс передал в его фонды всю свою коллекцию. Ф. Ф. Вигель, посетивший Керчь в 1827 г., отнес открытие музея к 1823 г. Он писал, что "музеум... помещается в доме француза Дю-Брюкса... Собрание древностей делается с успехом... Теперь находится уже в музеуме большое количество боспорских медалей, золотых, серебряных и бронзовых, урны с пеплом умерших, большие амфоры, глиняные сосуды, маленькие статуи..." [28, с. 53].

Наиболее крупной находкой П. Дюбрюкса является открытие им богатого захоронения в кургане Куль-Оба. На него натолкнулись случайно. Высланные из Севастополя после бунта 1830 г. матросы занимались разработкой камня для строительства жилья для своих семей [29, с. 99]. П. Дюбрюкс наблюдал по распоряжению И. А. Сгемпковского за ходом работ. Открытая гробница поразила своим богатством. Все ценные вещи, выявленные при вскрытии, были отправлены в Санкт-Петербург с описанием и планом гробницы, составленными П. Дюбрюксом [30, л. 1-3]. Для сопровождения этих вещей в Санкт-Петербург был послан помощник правителя канцелярии И. А. Стемпковского, любитель археологии Демьян Васильевич Карейша, выпускник Ришельевского лицея, лишь недавно прибывший на службу в Керчь (с апреля 1830 г.). В ( ■.-Петербурге, представляя драгоценности Николаю I, Д. В. Карей- ша настолько красочно охарактеризовал царю обстоятельства находки, что произвел весьма выгодное впечатление о себе и получил задание самостоятельно продолжать археологические раскопки в Керчи на средства правительства [31, л. 4-5, 7].

Уже после вскрытия, когда охрана ушла, курган Куль-Оба был ограблен. На П. Дюбрюкса, которому была поручена организация охраны этого памятника, легли тяжкие обвинения. Благодаря его энергичным действиям часть древностей удалось вернуть.

Последние годы своей жизни П. Дюбрюкс провел в полу¬нищете. Однако это не сказалось на его увлечении археологией. Одесский историк Яков-Виктор-Эдуард Тетбу-де-Мариньи вспоминал, что "Дюбрюкс, обремененный уже летами и движимый единственно любовью к науке, отправлялся производить свои исследования от Керчи до Онука на расстоянии 60 верст с одним куском хлеба в кармане; видел как проведя две или три ночи в тех же пустынных местах, которые служили ему предметом изысканий, он возвращался домой, истощенный голодом и поддерживал существование лишь степными травами" [32, с. 75]. Благодаря неустанной подвижнической деятельности до самой смерти (умер 1 августа 1835 года) имя этого старателя археологии ассоциировалось с организацией начала археологического изучения Крыма.

Одновременно с П. Дюбрюксом стечение обстоятельств привело в Керчь еще одного энтузиаста археологии — Ивана Алексеевича Стемпковского (1788-1832), сыгравшего определенную роль в становлении Керченского музея древностей.

С легкой руки А. Б. Ашика [34] практически во всех публи¬кациях, связанных с именем И. А. Стемпковского, его год рождения указан как 1789 т. [35]. Точная дата рождения этого исследователя Крыма установлена научным сотрудником СПБФАРАН Ириной Владимировной Тункиной [36, с. 225]. Иван Алексеевич родился 14 июня 1788 г. в селе Николаевском Саратовской губернии в семье помещика. Первоначальное образование он получил в Саратовском народном училище. Рано осиротевший юноша на средства А.-Э. Ришелье, который знал его отца, смог закончить образование в Одессе [37, с. 5], а затем был принят в 1804 г. подпрапорщиком в Ладожский пехотный полк [38, л. 1]. В 1808 г. молодой офицер получил место адъютанта при герцоге А.-Э. Ришелье, служил некоторое время его домашним секретарем. Уже в это время Ивана

Алексеевича заинтересовала богатая история и этнография 11овороссийского края и Крыма, но он столкнулся с практически полным отсутствием литературы для удовлетворения своего любопытства. В 1810-1812 гг. И. А. Стемпковский участвовал под командованием герцога в военных действиях против Турции на Кавказе и в походах против кавказских горцев. В 1812 г. он был переведен поручиком в лейб-гвардии Измайловский полк [39, с. 908].

В 1814-1815 гг. И. А. Стемпковский участвовал в заграничных походах русской армии в Германию и Францию. Уже в чине полковника с июня 1816 г. он состоял при русском оккупационном корпусе в Париже, где пробыл до 1824 г. Все свободное время во время нахождения во Франции Иван Алексеевич посвятил совершенствованию своих знаний. Он работал в Парижской Академии надписей и словесности [3, с. 34], где познакомился с ее секретарем Дезире Рауль-Рошеттом, который занимался изучением древней истории Северного Причерноморья. Иван Алексеевич штудировал труды древних авторов, изучал немногочисленные в т время современные ему работы западноевропейских историков. В эти годы в книгах Габриэля де Кастельно и Д. Рауль-Рошетта, пи шедших в Париже, И. А. Стемпковский опубликовал свои первые научные работы, связанные с историко-этнографическими | тжетами Новороссии и Боспора Киммерийского [40; 41]. В 1822 г. ом был избран членом-корреспондентом Академии надписей и словесности в Париже. Переехавший из Одессы во Францию А Ришелье подарил своему воспитаннику имение Гурзуф в Крыму и дачу в Одессе. Имение И. А. Стемпковский продал М С. Воронцову, а дачу передал городу [38, л. 6]. Находясь на службе во Франции И. А. Стемпковский неоднократно приезжал в свое родовое имение в Саратовской губернии и в Одессу.

Большой резонанс в обществе вызвала отправленная А. Стемпковским из Парижа открытая записка генерал- губернатору Новороссийского края и Бессарабии М. С. Воронцову "Мысли, относительно отыскания древностей в Новороссийском крае", которую напечатали в Одессе отдельным изданием на французском языке [42]. На русском языке это сочинение было опубликовано лишь в 1827 г., когда И. А. Стемпковский представил по Московскому обществу истории и древностей [43]. Лейтмотивом

записки стала озабоченность Ивана Алексеевича состоянием древностей: "... описанные Палласом, Вакселем... памятники ныне уже не существуют в тех местах, где их видели, другие же, собирая медали, вазы и иные вещи, единственно из любопытства и не шая настоящей цены оных, не только не принесли никакой пользы, Ко причинили, может быть, много вреда: ибо нет сомнения, что разные предметы древности, ежегодно вывозимые из Крыма... весьма важны для истории" [43, с. 43].

Уже в 1823 г. Иван Алексеевич поставил вопрос о необходимости основания в Одессе общества, которое "имело бы целью разыскивать, собирать и хранить, описывать и объяснять все памятники древностей, на северных берегах Черного моря разновременно найденных и впредь находимые" [43, с. 48-49]. ( специально перечислив виды археологических памятников Крыма II Л. Стемпковский обрисовал перспективы работ по исследованию н охране этих древностей. Важной формой охраны памятников ни считал учреждение местных археологических музеев для отыскания, хранения и изучения предметов древности в Новороссийском крае и в Крыму. По широте поставленных задач лапное сочинение И. А. Стемпковского можно справедливо назвать первой в России исследовательской программой археологических и исканий в Северном Причерноморье. В ней впервые определены стратегические задачи изучения истории края: составление сводов известий древних авторов о северном побережье Понта; собор и публикация корпусов эпиграфических и нумизматических ш источников; проведение археологических раскопок поселений; мер по реставрации и охране древностей; графической фиксации и картографированию археологических остатков и, Минное, создание в Керчи и Одессе музеев для научной обработки находок. Таким образом, И. А. Стемпковский практически первым предложил комплексную программу исследования всего круга источников для изучения истории Крыма [44, с. 54]. И хотя, в связи с неразвитостью антиковедения в стране, данная программа ире I поря чась в жизнь непланомерно, она имела важное значение и м развития крымоведения в XIX веке.

19 сентября 1821 г. И. А. Стемпковский, находясь в Вене познакомился с одним из авторитетнейших отечественных исследователей Крыма - Петром Ивановичем Кёнпеном (1793-1864). П. И. Кёппен обсудил со Стемпковским свою рецензию на книгу Д. Рауля-Рошетта "Греческие древности Боспора Киммерийского" и сделал выписки из "Каталога монетам г-на Стемпковского" [36, с. 225]. Иван Алексеевич оставил интересную для нас запись в памятном альбоме П. И. Кёппена, где тот собирал автографы и рисунки знаменитых ученых [46]. И. А. Стемпковский высказал мысли, программные для российской исторической науки XIX века: "Памятники древности, до какой бы страны, до какого бы народа они не касались, должны быть занимательны для образованного человека. Потеря большой части исторических источников соделывает для нас остатки оных тем драгоценней. Подобно мореплавателю, который, потеряв корабль свой в волнах Океана, дорожит каждым обломком, бурею к берегу принесенным, мы должны тщательно собирать и хранить каждый отрывок древних рукописей, надписей на камнях, каждую медаль, каждый обломок статуй, барельефов: самая незначущая вещь иногда может объяснить древние предания и разогнать мрак, их покрывающий.

Но из всех памятников должны наипаче привлекать внимание наше те, кои принадлежат к истории стран, Отечество наше составляющих. Россия заключает в себе многие области, коих летописи восходят до времен глубочайшей древности, до времен баснословных Греции. Изыскания относительно сих отдаленных веков представляют обширное и малообработанное поле для тех, кои любят переноситься духом во времена проистекшие..." [Цит. но: 36, с. 225].

Научные связи П. И. Кёппена и И. А. Стемпковского продол¬жались и в дальнейшем. Об этом красноречиво свидетельствует сохранившаяся переписка ученых за 1823-1831 годы. И. А. Стемпковский сообщал Петру Ивановичу о своей деятельности в Крыму, новых находках, прежде всего, надписях, монетах. Историки делились впечатлениями о новинках специальной литературы, обменивались книгами [46, л. 2-3, 6, 12-28]. И. А. Стемпковский старался морально поддержать П. И. Кёппена после обрушившейся на него критики со стороны антиковеда академика Е. Е. Кёлера. В послании от 27 июня 1824 г. он писал: "... с дивнейшим любопытством прочитал я изданные Вами книжки, и приношу искреннюю благодарность за сей знак дружбы Вашей... Ответ Ваш на буйную при гику почтенного нашего старшины нахожу я очень умеренным и сравнении с жесткою выступкою противу Вас и всех других, осмелившихся заниматься древностями Понтийскими. Жаль, что через сие история здешнего края и без того довольно темная еще более затемняется и запутывается, что многие памятники, достоверности коих нет никакого сомнения, одним словом г-на Кёлера вписываются в число подложных" [46, л. 5-5 об.].

В 1824 г. И. А. Стемпковский был отозван из Франции и на тачен в Одессу председателем комиссии, учрежденной для проверки счетов и других дел Ришельевского лицея, а в 1825 г. (но другим данным, в 1826 г.) [39] был уволен в отставку [34] и жил в загородном доме под Одессой. В 1827 г. М. С. Воронцов, учитывая общеизвестное ревностное отношение Ивана Алексеевича к древностям и зная его как деятельного человека, предложил ему пост Керчь-Еникольского градоначальника, который тот принял в марте 1828 г.

Уже за первые два года деятельности нового руководителя и городе произошли значительные изменения: было учреждено уездное училище, началось строительство православной и католической церквей, был разбит городской сад. За столь плодотворную деятельность Иван Алексеевич в 1830 г. был награжден орденом Св. Владимира III степени [34].

Среди организационных забот градоначальник находил время н дня того, чтобы с вдохновением предаваться многотрудным исследованиям по истории Боснора, над которыми он трудился с .большим прилежанием.

Быстрый рост города, приток населения приводили к Массовому уничтожению памятников древности. И. А. Стемпковский стал вдохновителем, а П. Дюбрюкс — исполнителем работ, но обследованию, охране, сбору памятников и организации музея. Теперь И. А. Стемпковский мог сам взяться за выполнение начертанной им программы по сохранению древностей. О ходе археологических исследований и находках Иван Алексеевич щи постоянно сообщал Е. Е. Кёлеру в Санкт-Петербург. Эти письма- отчеты являются важным источником о ходе археологических исследований в Керчи в те годы [47, л. 20-22].

В начале 1830-х годов крупный общественный деятель, член Государственного совета, президент Академии художеств и директор императорской Публичной библиотеки Алексей Николаевич Оленин (1763-1843), который сам занимался изучением древностей Северного Причерноморья, оказывал развитию археологических исследований в Керчи всевозможную поддержку [48]. Он выступил с проектом о возвращении Керчи имени Пантикапей и образовании Воспорского градоначальства по обоим берегам Керченского пролива. Городок-крепость Еникале он предлагал переименовать в Ираклею [49, л. 15-16]. В планах А. Н. Оленина была организация здесь крупного археологического музея под открытым небом. Вот почему он постоянно справлялся о ходе исследования Пантикапея. В связи с этим интересно письмо Одесского градоначальника, ближайшего помощника М. С- Воронцова А. И. Левшина, где он говорит об И. А. Стсмпковском как об организаторе научного изучения Боспора "известном не только в России, но и по всей Европе по своим археологическим трудам" [49, л. 8-9]. Современники упоминают имя И. А. Стемпковского как ведущего специалиста-крымоведа [23; 50, с. 15; 51; 52, с. 45].

И. А. Стемпковский стал автором многочисленных работ, связанных с изучением археологии и нумизматики Северного Причерноморья, прежде всего Керчи. Первая попытка составить библиографию его трудов была предпринята Н. Н. Мурзакевичем (1863 г.) [53, с. 910]. Подвижник краеведения Крыма, он справедливо считал обнародование своих научных исследований важным шагом в дальнейшем изучении края. В письме от 11 февраля 1824 г. к редактору "Вестника Европы" из своего родового имения в Саратовской губернии, где он находился в отпуске, Иван Алексеевич, представляя общую характеристику вышедших в первой четверти XIX века крымоведческих трудов, отмечал: "... направление дано, и мы можем надеяться, что мало-помалу недостатки пополнятся, несовершенства исправятся благоразумной критикой, темные места объяснятся и новые любопытные сведения и материалы для истории не будут более тлеть в портфелях и кабинетах" [54, с. 235].

Собранная И. А. Стемпковским уникальная коллекция монет боспорских царей сделала бы, по мнению современников, честь любому музейному собранию [55, л. 1-15; 56, л. 1-45]. Сохранился рукописный каталог этой коллекции, составленный инспектором Ришельевского лицея, исследователем Крыма Григорием Ивановичем Соколовым (1810-1852) [57, л. 1-36]. В 1831-1832 гг. Иван Алексеевич занимался сбором эпиграфических памятников. Он писал П. И. Кёппену 5 января 1831 г.: "вообще мне давно желательно собрать воедино все здешние надписи, исправить по оригиналам и доставить Вам для г. Бёка. Не знаю, когда удастся выполнить но намерение..." [46, л. 30]. Перед самой смертью И. А. Стемпковский начал уже приводить в порядок рукопись по истории Боспорского царства и дополняющий её каталог монет, но смерть от чахотки на 43-м году жизни оборвала эти планы 6 декабря 1823 В завещании, составленном в 1830 г. он просил, "... если умру в Керчи, то желал бы, чтобы похоронили меня на вершине горы Митридат, и там устроили часовню; книги мои жертвую Одесской публичной библиотеке" [38, л. 2]. Это желание Ивана Алексеевича было исполнено. Над его могилой была сооружена часовня.

После смерти И. А. Стемпковского высшими руководителями Российской империи были предприняты шаги для сохранения в стране его уникальной нумизматической коллекции. Так, министр Внутренних дел Дмитрий Николаевич Блудов в специальном запросе М. С. Воронцову писал: "Дошло до сведения Государя- императора, что бывший Керчь-Еникольский градоначальник Стемпковский оставил после смерти своей значительное собрание дрен нос гей и редкостей, приобретенных им во время долголетнего прерывания его в Южном крае России, и что он по духовному завещанию отказал сие собрание в пользу французского Института. Его Величество никогда' не изъявит высочайшего своего согласия на приведение в исполнение завещания господина Стемпковского, если оно им сделано, ибо собрание древностей, с или менее относясь к истории края, составляет в некотором мы не государственную драгоценность и, следовательно, не должно по возможности, быть из оного выпускаемо в другие земли" |38, н 7-8]. После проведенного расследования министр Императорского кого двора князь Волконский сообщал Д. Н. Блудову в письме от 10 февраля 1833 г., что "бывший керченский градоначальник Стемпковский завещал своё собрание медалей французскому консулу в Риге Мейфреди (Меferdy), с таким при том условием, чтобы он уступил оное королевскому музеуму в Париже. Поскольку сие собрание состоит из редких медалей, найденных в Крыму, то его Императорскому Величеству угодно оставить оное в России и присоединить к коллекции Эрмитажа" [38, л. 9]. Единственным выходом из сложившейся ситуации Волконский считал покупку коллекции. В сохранившейся переписке по этому делу, частично опубликованной Н. И. Веселовским [55], имеется и "Записка Мейфреди, французского консула в Риге, написанная в апреле 1833 года", где он утверждал, что "коллекция медалей" И. А. Стемп¬ковского была собрана задолго до назначения его "губернатором Керчи" и пытался отстоять свои права на это собрание [55, с. 191- 194]. Только благодаря энергичным действиям российских чиновников уникальное собрание монет "насчитывавшее более 500 нумеров, заключающее в себе значительное количество монет ольвийских, херсонесских, пантикапейских, фанагорийских и тирасских... между которыми есть особо денные" [56, л. 1, 1 об.] сохранилось для соотечественников в собрании Эрмитажа.

Благодаря стараниям П. Дюбрюкса и И. А. Стемпковского на юге страны возник первый специализированный научный центр, тесно связанный с Санкт-Петербургом, - Керченский музей древностей, который в первые годы своего существования являлся отделением Одесского музея древностей. Именно директор музея в Одессе И. П. Бларамберг (1772-1831) в 1826-1831 гг. возглавлял и Керченский музей.

Жан Морет Бларамберг родился в 1772 г. во Фландрии. Не сохранилось данных об его образовании. Известно лишь, что 24 мая 1786 г. он поступил на военную службу в Гессен-Дармштадский полк голландской армии и уже через два месяца был произведен в офицеры Генерального штаба [57, с. 221]. Связанный с аристократическими кругами Нидерландов он принимал активное участие в военных действиях во время революций, будораживших Европу в конце XVIII века. Позже он переехал во Франкфурт на Майне, а в 1797 г. в Санкт-Петербург [58, с. 127]. В литературе приводятся две различные даты вступления Ивана Павловича Бларамберга на российскую службу: 1797 и 1804 года. В течение 20 лет он занимал различные должности: служил в С.-Петербургской комиссии по составлению законов, затем в Одессе (с 1808 г.) прокурором коммерческого суда, таможенным инспектором Херсонской губернии, а с 1812 г. — начальником Одесского таможенного округа [59, л. 12; 60, л. 1-4]. В 1824 г. Иван Павлович пошёл в отставку, но уже в следующем году он был назначен чиновником особых поручений при Новороссийском и Бессарабском генерал-губернаторе М. С. Воронцове [61, с. 90].

Постоянные поездки по Новороссии сталкивали любознательного чиновника с рассеянными здесь остатками старины. Отсюда и пошло его увлечение археологией. В большой степени способствовала развитию этого пристрастия у И. П. Бларамберга дружба с одесскими радетелями исторических исследований А И. Левшиным, А. Ф. Панагиодором-Никовулем, И. А. Стемпковским, которые составили неформальный археологический кружок [62, с. 8; 63, с. 9-10]. Плодом их совместной деятельности | |дл целый ряд археологических исследований, которые способствовали пролитию света на историю Юга Украины.

Благодаря постоянно проводимым археологическим раскопкам и хорошему знанию современной ему научной литературы И. П. Бламберг смог сделать несколько важных для его эпохи археологических открытий. Ученый определил местоположение ряда древних полисов (Тира, Никоний, Фиска). Основываясь на анализе эпиграфических памятников он открыл существование пятисоюзия, состоящего из портовых городов западного берега Черного моря : Гоми, Каллатка, Одиссон, Месемврия, Аполлония); разработал нумизматику ряда городов Северного Причерноморья и Крыма. За короткий срок И. П. Бларамберг написал около 30 научных работ, I пи данных с изучением археологии и древней истории Северного 11ричерноморья (12 из них были опубликованы). Так, от случайного коллекционера И. П. Бларамберг довольно быстро прошел путь до серьёзного собирателя и исследователя предметов древности. К 1825 г. у него имелось уже "несколько весьма ценных для своего времени" статей [64, л. 3-4]. Учитывая уже сложившийся в определенной мере его научный авторитет М. С. Воронцов назначил краеведа директором Одесского музея древностей, открытого Ч и 1и уста 1825 г. в ротонде собственного дома Ивана Павловича на Канатной улице в Одессе.

Источники говорят, что наравне с Одесским музеем древностей существовал и отдельный "Кабинет" древностей И. П. Бларамберга. В собрании бумаг Павла Петровича Свиньина, сохранившихся в коллекции Г. В. Юдина в РГАЛИ, нами выявлена записка, неустановленного лица (подпись: "Г") с характеристикой нумизматической коллекции И. П. Бларамберга. В ней отмечается, что "в течение нескольких лет г-н Бларамберг сумел собрать самый любопытный в своем роде кабинет, в коем заключаются следующие предметы: 1. собрание мраморов и надписей греческих, статуй и барельефов, к несчастью вообще поврежденных; 2. множество предметов из глины; 3. множество различных металлических и других вещей в употреблении у древних греков бывших, найденных в Ольвии; 4. богатое и единственное собрание монет г. Ольвии; 5. прекрасное собрание древних монет, в различных местах Черного моря, а особенно в Ольвии найденных, принадлежащих разным царям, городам, народам...

Г. Бларамберг недовольствуясь тем, что богатое собрание его открыто для всех любителей наук и особенно исторических древностей, сделал еще от избытков своих значительное пожертво¬вание для учрежденного в Одессе музеума" [64, л. 3].

Описание этого "кабинета" можно найти и в путешественных записках самого П. П. Свиньина, который говорит, что "собрание сиё г. Бларамберг называет "Нумизматическим Периплом Понта Евксинского" и оно является "самым любопытным в своем роде" [65, с. 435].

С момента официального открытия Керченского музея древностей в мае 1826 г. И. П. Бларамберг был назначен его директором. В письме от 31 марта 1826 г. к И. П. Бларамбергу М. С. Воронцов предписывал ему выехать в Керчь для открытия музея и "занятий систематическими разысканиями одного или двух курганов в окрестностях" города [24, л. 112]. Директор лишь "наезжал в Керчь для производства раскопок, о которых сведения очень скудны" [66, л. 1] и каждый раз привозил в Одессу "целый портфель новых древностей, новых открытий" [67, л. 7 об.]. В связи с этим, ключи от дверей музея находились у служителя канцелярии Дзюбинского, а ключи от ящика с древностями И. П. Бларамберг отдавал чиновнику, служившему в команде

С Л. Скасси - А. Б. Ашику [24, л. 134 об.- 135].

Сохранилось сообщение об открытии Керченского музея в письме И. А. Стемпковского к П. П. Свиньину от 13 июня 1826 г.: "Бларамберг недавно возвратился из Керчи, куда он ездил для некоторых изысканий по части древностей и для учреждения в Керчи нового музея, который был открыт в конце мая месяца. В «моем хранилище собраны многие мраморные статуи, барельефы, Надписи, разновременно на берегах Воспора найденные и бывшие доселе рассеянными, к чему присовокуплено довольное количество медалей и разных других вещей, самим Бларамбергом в пребывание ею н Керчи, при раскопках некоторых курганов найденных. Бларамберг занимается ныне описанием сих любопытных вещей, и наложит предположения свои и догадки касательно тех гробниц..." [67, л. 5-6].

Научное крымоведческое наследие И. П. Бларамберга — «сочинения, в основе которых лежит описание археологических находок, с попытками, с опорой на них, представить отдельные эпизоды древней истории Боспорского царства. Часть его работ представляют обзоры сочинений античных авторов, касающихся I сисрного Причерноморья. В связи с этим показательны " 1амсчания на некоторые места древней географии Тавриды", опубликованные на русском языке уже после смерти ученого в переводе с французского Григория Ивановича Соколова [68]. Историк привел "общее обозрение дошедших до нас географических сведений древних писателей о помории Таврическом" [68, с. 1-4], "изыскания о положении древнего местечка и пристани Киммерона" [68, с. 4»7], свои гипотезы [68, с. 11-12]. Алогично построено его сочинение "О предполагаемом местонахождении Дианина храма в Тавриде" [69], где автор занимается рассмотрением сведений, сообщенных нам знаменитейшими писателями древности, касательно места, где, как думают, приносили Тавры в жертву Диане, или Ифигении, людей".

В отзыве на представленную в Санкт-Петербургскую Академию наук на французском языке рукопись И. П. Бларамберга Замечания на некоторые места древней географии Тавриды" [70, л. 1- 16|, составленном академиками Е. Е. Кёлером и Ф. Б. Грефе, справедливо отмечается, что "уже по заглавию сего рассуждения можно кажется судить, что автор не имеет притязания на новость своих открытий... он... все таки ничего не доказывает, кроме того, что было доказано гораздо прежде основательными доводами других... Его сочинение сделалось бы более поучительным, если бы вместо лишних цитат из древних писателей, он сообщил точнейшие описания этих остатков" [71, с. 957-958].

В единственной газете, выходившей в Новороссии в те годы, - '^оигпа1 сРОйевяа" — Иван Павлович поместил ряд статей, где представил описание своих археологических находок. Именно ему принадлежала инициатива создания в газете рубрики "Древности", где давались пояснения к надписям, найденным на барельефах, эпиграммам монет. Этими публикациями И. П. Бларамберг уточнил некоторые фрагменты истории Боспорского царства и доказал существование царя Спортокоса IV (284 г. до н. э.). Он сообщил также о деятельности синагоги в Пантикапее. (См. библиографический указатель в этой книге).

Своими археологическими открытиями Иван Павлович постоянно делился в переписке с Петром Ивановичем Кёппеном [72] и председателем Общества истории и древностей российских при Московском университете Александром Александровичем Писаревым (1780-1848) [73].

После смерти И. П. Бларамберга 31 декабря 1831 г. у его родных остался значительный научный архив историка. Интерес к нему сразу же проявили члены созданного в 1839 г. Одесского общества истории и древностей, которые приобрели неопубликованные труды пионера изучения местной археологии [74, с. 652; 75, л. 2, 5, 7].

Коллекция Керченского музея росла не только за счет археологических исследований, но и благодаря пожертвованиям. Среди первых дарителей были жена генерал-майора Насакина, жительница Триполитова, П. Дюбрюкс. В марте 1829 г. городской архитектор Керчи А. Дигби и купец Первой гильдии С. Томазини передали в музей древности, случайно найденные во время работ по добыче глины (статуэтки, вазы, масса мелких предметов) [27, с. 50].

После смерти И. П. Бларамберга и И. А. Стемпковского музей некоторое время находился под присмотром П. Дюбрюкса. Только 28 мая 1833 г. по распоряжению М. С. Воронцова было произведено разделение Одесского и Керченского музеев [76, л. 1-4]. Директором музея в Керчи был утвержден Антон Балтазарович Ашик (1801- 1НГ>1) [77, л. 1-3]. С 1833 г. музей находился в подчинении императорской Археологической комиссии. С этого времени его основной задачей стало не столько сбор и хранение памятников, с волью поиск оригинальных экспонатов для пополнения музея в Эрмитаже. Открытие богатейшего склепа Куль-Оба (1830 г.) Побудило правительство ориентировать музей на раскопки курганов с целью извлечения художественных ценностей [78, с. 49].

Л. Б. Ашик родился в купеческой семье далматинских сербов I .ни уста 180! г. в Рагузе. В 1812 г. его семья переселилась в Россию (Одесса). Антон Балтазарович окончил Ришельевский лицей [37, л. 4|. после чего работал в конторе "но попечительству торговли с горскими народами черкесами и абазинцами", которой руководил о отец, а с 1817 г. поступил на службу в канцелярию Херсонского военного губернатора А. Ф. Ланжерона [79, с. 363]. С 1822 по 1824 гг..Ашик состоял в штабе сотрудников попечительства по торговле с горцами Кавказа. (С 1821 г. проживал в Керчи) [80, Ч. 1, VII]. В 1830 г. он был назначен "для особых поручений" к начальнику Кавказской области. Получив предписание находиться при командующем войсками на Кавказской линии он приехал в Керчь, где сблизился с И. А. Стемпковским, который заинтересовал любознательного серба археологией края [81, с. 915]. В 1833 г. А. Б. Ашик служил чиновником при Керчь-Еникольском градоначальнике 3. С. Херхеулидзе "по сношению с закубанцами".

В должности директора Керченского музея древностей Ашик находился с 28 мая 1833 г. по 2 августа 1852 года. В первый же год его директорства музей переехал из дома П . Дюбрюкса в построенный для -гауптвахты дом, охраняемый караульным. Первая музейная мебель — шкаф и стол были сделаны из гробовых досточек мозжевело-кипарисного дерева", найденных А Б.. Аишком при раскопках [82, с. 17].

М. С. Воронцов, пытаясь поставить финансирование Керченского музея в зависимость от ценности находимых вещей, Ирги дожил Министерству внутренних дел "в случае отыскания в Керчи или в другом каком-нибудь месте Новороссийского края древностей, которые будут потребованы и отправлены в Петербург;

Кабинет Его Императорского Величества высылал бы в вознаграждение сего сумму, равняющуюся ценности металла отправленных вещей..." [83, л. 2-2 об.]. Однако предложение Новороссийского и Бессарабского генерал-губернатора было отвергнуто [27, с. 56-57]. Согласно составленному Керчь- Еникольским градоначальником и утвержденному в 1834 г. уставу "для действий в собрании и хранении редкостей" Керченского музея, первостепенной была задача проведения постоянных раскопок и строительства стационарного здания для музея. Отдельно оговаривался пост Д. В. Карейши, который действовал но поручению и оставался подотчетным лишь Министерству императорского двора [27, с. 57].

Широко развернувшиеся при А. Б. Ашике археологические раскопки в окрестностях Керчи и на Тамани производились "на удачу", без описей и планов. "Золотая лихорадка", охватившая А. Б. Ашика и Д. В. Карейшу, который занимался археологическими исследованиями параллельно с директором музея, постепенно переросла в соперничество между ними. Д. В. Карейша жаловался в Санкт-Петербург, что местные власти чинят ему преграды, требовал распределить территории для исследований. В связи с этим интересна переписка генерал-губернатора Новороссийского края и Бессарабии М. С. Воронцова с Министерством импера¬орского двора. Руководитель Новороссии в письме от 22 мая 1841 г. требовал, чтобы "... в случае отыскания двух или нескольких экземпляров одной и той же вещи, по крайней мере один был оставлен для Керченского музеума. Если же будет отыскан только одни экземпляр, то предоставить музеуму оставлять с него оттиск" [84, л. 14 об.]. Обращаясь к теме о "предполагаемом г. Карейшей разделении курганов близ Керчи, из коих одну предоставить ему, а другую разысканию местного музеума" М. С. Воронцов ответил кратко: "Не одобряю" [84, л. 15 об.]. Однако в связи с настойчивыми требованиями в письме к министру имиераторского двора № 4441 от 27 марта 1843 г. М. С. Воронцов согласился с разделением сфер деятельности археологов по реке Мелек-Чесме, учетом того, что обмен участками будет производиться каждые 3 года [84, л. 28, 66 об.]. В 1907 г. была опубликована хранившаяся в архиве Керченского музея древностей рукопись сотрудника музея Ефима Ефимовича Люценко "Ашик и Карейша", в которой представлены им выдержки из взаимных жалоб двух старателей керченской археологии, которые они в большом количестве отправляли во всевозможные инстанции [85, с. 63-73].

Сохранились отзывы современников об "археологических разысканиях" керченских краеведов. Н. Н. Мурзакевич, который почти ежегодно осматривал раскопки в разных частях Крыма, еще 1836 г. отмечал, что "в Керчи археологическая жатва много, но делателей мало" [86, с. 690]. В своих воспоминаниях он достаточно резко отозвался об А. Б. Ашике и Д. В. Карейше: "Желая подучить подарок или крест за находку, оба ретивые соперника непрерывно старались раскопать побольше курганов или, но крайней мере, начать раскопку и ею закрепить за собою права продолжения работ на месте. Лично они не присутствовали когда, разве только в случае находки гробниц с вещами. Описания и рисунков на месте не делали, хотя при Керченском муке имелся штатный рисовальщик. Вещи двойные, тройные, чс I верные, по произволу помянутых господ, раздавались, кому им нравилось, или сбывались за границу... Множество монет и иных вещей Ашиком передавалось за границу, а частью мастерами золотых дел растоплялись в плавильном мешке. Множество глиняных предметов разбивалось на месте находок, пила оные не соответствовали видам кладоискателей. Руководителем всех курганных работ был отставной матрос Дмитрий и несколько других землекопов, усвоивших практический взгляд на нетронутые курганы... Много мне труда стоило уговорить Ашика делать, по крайней мере, рисунки гробниц. Карейша не внимал ничему. У него и у Ашика я заметил большие запасы ваз, сосудов, пешей, монет, которые, лежа все в куче, служили магазином, из которого ежегодно отправляли в Эрмитаж вещи, сказывая в рапорте, что такие и такие-то вещи были в сем году отысканы им и там. Вазы, виденные мною в 1836 г., Ашиком предъявлялись и 1838 г. и т.д. ..." [87, с. 180-181]. Н. Н. Мурзакевич гневно заключает: Я им откровенно сказал, что роются как свиньи" [87, с. 186].

В столь далеком от научного положении дел нельзя винить А Б.. Ашика и Д. В. Карейшу. Керченские археологи лишь выполняли заявки и инструкции, полученные из Эрмитажа, куда и поступали все находки. Активизировать вскрытие курганов подталкивали археологов и действия "счастливчиков", занимавшихся поиском и разорением богатых захоронений. Характерным является ответ Керчь-Еникольского градоначальника Захара Семеновича Херхеулидзе на распоряжение М. С. Воронцова, в котором говорилось о личной ответственности местной полиции за сохранение древностей: "Гробницы разрушаются людьми невежественными и алчными к. добычам. Полиция принимает все возможные меры к открытию и преследованию нарушителей, но поиски часто безуспешны, так как курганы расположены на довольно большом пространстве, расхищение производится в ночное время... Я соболезную, но не смогу решительно придумать надежного способа к охране их от повредителей" [88, л. 1-2 об.].

А. Н. Оленин, который во многом определял основные параметры развития отечественной археологии в 1826-1846 годах [89, с. 73-80], цель археологических исследований в Новороссии видел в том, чтобы показать "просвещенной Европе какими разнообразными богатствами Россия изобилует — даже в изящных произведениях искусства древних греков!" Он непосредственно знакомился с отчетами А. Б. Ашика, оставаясь довольным результатами его работы. Изобилующие различными науко¬образными отступлениями его отчеты А. Н. Оленин хвалил за "осторожные", "основательные" и "скромные" замечания. "Этот молодой человек, - отмечал А. Н. Оленин, — может далеко идти по сей части, если не возмечтает, что он всеведущ, как то иногда думают многие из наших соотечественников!" [Цит. по: 20, с. 23].

По разному отзывался о трудах керченских археологов начальник Первого отдела Эрмитажа Флориан Аронович Жиль, который непосредственно получал находки и отчеты о раскопках от А. Б. Ашика и Д. В. Карейши. Так, в письме в придворную контору Его Императорского Величества 22 октября 1840 г. он, приводя опись поступившим вещам отмечал, что "долгом считаю присовокупить, что все сии вещи вообще крайне дурно были уложены, мелкие положены были в ящики без всякой обвертки, ящики набиты опилками не доверху, сверх того, в опилках нашлись камни, от которых неминуемо должны были разбиться вазы и другие сосуды и вообще не видно никакого старания ни к надлежащей укладке посылаемых вещей, ни к сообщению по требуемым ми < мм вещам сведений, где именно и когда они найдены, в каком понижении они находились в гробнице и т. п." [90, л. 41].

Спустя два года Ф. А. Жиль уже по другому отзывался о керченских старателях археологии: "Оба сии чиновника с равным усердием уже несколько лет занимаются раскопкою древних курганов в окрестностях г. Керчи и старания их увенчались блистательным успехом, отысканные ими предметы удостоились Высочайшего внимания. Успех в разысканиях подобного рода значительно зависит от знания производства работ, приобретаемого только долговременным опытом, и лица, посвящающие |сему делу труды и время, по всей справедливости заслуживают поощрения. Г. Карейша удостоился уже пожалования ордена Св. Станислава III ст., а г-н Ашик Св. Владимира IV ст." [90, л. 74, I 74 об.]. Теперь же Ф. А. Жиль представил обоих к награждению орденом Св. Станислава II степени.

Бесспорно, что А. Б. Ашик был настоящим подвижником краеведения, который сам пробивал себе дорогу, что было, конечно, непросто для провинциального историка. В письме к П. И. Кёппену 5 декабря 1847 г. он писал: "Без покровителей трудно продвигаться па археологическом поприще: у меня не только их нет, но напротив, есть люди, которые вместо того, чтобы одобрить стремления человечества к труду полезному бескорыстному, готовы на всяком шагу ставить преграды и утверждать, что все дурно и превратно" [91, л. 14].

Демьян Васильевич Карейша, в отличие от А. Б. Ашика, не мог пожаловаться на отсутствие влиятельных покровителей, которых он щедро одаривал дорогостоящими находками из м керченских курганов. Его поддерживал и Ф. А. Жиль, который Пыл весьма доволен результатами его раскопок, поступавшими в Эрмитаж. Об этом свидетельствует и переписка Ф. А. Жиля с Л И Карейшей (1842-1845 гг.) [92, л. 1-17] и рапорты Ф. А. Жиля по Поводу деятельности Д. В. Карейши министру императорского мюра [93, л. 1-5].

В местной и центральной печати постоянно помещались мы выдержки из отчетов Д. В. Карейши о ходе исследований с описание м находок [94]. Ежегодные отчеты о ходе своих археологических разысканий Д. В. Карейша постоянно отправлял в Эрмитаж [95] и Министерство внутренних дел [96]. Сохранились и его рапорты о наиболее интересных находках на имя Керчь-Еникольского градоначальника 3. С. Херхеулидзе [97, л. 123-124]. Алексей Николаевич Оленин, постоянно знакомившийся с отчетами Д. В. Карейши, отмечал, что их автору "недостает... некоторых вспомогательных познаний, как-то: общих понятий о зодческом и строительном искусстве, также достаточного навыка в правильном рисовании в перспективе" [98, с. 189]. На ряд неточностей и ошибок в чертежах и планах, составленных Д. В. Карейшей, указывали и советские исследователи [99, с. 8].

3 марта 1843 г. Д. В. Карейша сообщал Ф. А. Жилю о желании поменять место жительства и переехать из Крыма в связи с болезнью [92, л. 12]. В сентябре 1844 г. он получил должность секретаря Одесского цензурного комитета [100, л. 8], а в 1848 г. вернулся на археологическое поприще и занимался в течение 1850-х годов археологическими исследованиями в Екатеринославской губернии [101, л. 78].

Основной массив научного наследия Антона Балтазаровича Ашика представляет собой описание археолого-нумизматического материала, который выявлялся им во время исследований. Значительная часть этих трудов осталась в рукописном виде: его научные отчеты для Эрмитажа [102]. Часть рукописей сохранилась и в фонде "Архивный материал Министерства внутренних дел (1820-1852 гг.)" в Рукописном архиве ИИМК РАН. Среди них представляет интерес составленный А. Б. Ашиком в 1836 г. на французском языке каталог своей нумизматической коллекции, которую он передал в дар Керченскому музею древностей: " Catalogue de medailles, appartenates a Antoine Aschik offertes au Museum de Kertch " [103, л. 7-15]. К отправленному в Министерство внутренних дел каталогу была приложена сопроводительная записка М. С. Воронцова, составленная 23 января 1836 г., в которой отмечалось, что "Ашик - любитель и знаток древностей, с давнего времени особенно заботился о приобретении гам медалей и ныне, разобрав свою коллекцию и найдя, что лучшая часть оной, состоящая из 170 медалей, может украсить и обогатить в археологическом отношении Керченский музей, пожертвовал их в пользу сего заведения. Керчь-Еникольский градоначальник, зная, Что чиновник сей, имеющий семейство из пяти душ, живет одним Милованием, и что за коллекцию, им в дар приносимую, по изданным в Париже каталогам мог бы получить более 2.500 франков, предлагал ему уступить её для музея", на что А. Б. Ашик ответил что отдает её в дар [103, л. 1].

Уже в конце 1830-х гг. Антон Балтазарович работал над обзрным очерком истории Керчи, отрывок из которого в 1837 г. был им опубликован [104]. Основным источником для автора стали сочинения античных писателей. Мимо его внимания не прошли и сюжеты, связанные с колоритной этнографией полуострова, чему Пыли посвящены очерки в периодической печати [105]. Уже эти публикации снискали А. Б. Ашику непререкаемый авторитет И1.1 тока края. 10 сентября 1836 г. в рапорте на имя Керчь- I Никольского градоначальника 3. С. Херхеулидзе А. Б. Ашик докладывал о полученном предложении члена Парижской Академии наук Д. Рауль-Рошетта стать членом-корреспондентом этой Академии [106, л. 5]. Для знакомства с западноевропейскими ииучными исследователями А. Б. Ашик на средства, выделенные правительством, в конце 1839 г. совершил поездку в Италию. Свидетельством определенного уважения к его заслугам в отечест¬венной науке стал факт принятия А. Б. Ашика в действительные члены Одесского общества истории и древностей 24 октября 18З9« года [79, с. 364].

Значительным вкладом в развитие историко-археологических исследований Крыма стало его сочинение "Керченские древности. О Пантикапейской катакомбе, украшенной фресками" [107]. Во введении автор привел свои мысли о практической значимости археологических исследований: "Ничего нет бесполезнее трудов писателя, если они не послужили обогащению умственных наших познаний. Тщетны изыскания и соображения археолога, если они не ведут к результатам удовлетворительным, если они не проливают света в тот мрак догадок и сомнений, который называется археологией вообще" [107, с. I]. Историк остановился на характеристике языческих катакомб. Затем он представил Описание римских христианских катакомб и поместил очерк развития живописи на основе этих памятников, а после подробно изложил историю открытия и описание Пантикапейской катакомбы, её фресок и надписей.

Книга была прислана А. Б. Ашиком на рецензию в Эрмитаж и получила доброжелательный очерк Эдуарда Муральта [108, л. 7. 9]. Ф. А. Жиль рекомендовал её к печати, но приложил записку "О некоторых общих и частных замечаниях", среди которых указывалось наличие "общих фраз", навсегда научные речевые обороты [108, л. 14-18]. Несколько обстоятельных рецензий на эту работу А. Б. Ашика составил помощник директора музея древностей Эрмитажа Борис Васильевич Кёне (1817-1886), который отметил, что автор "сообщил много таких известий, о которых до сих пор и не подозревали археологи" [109, с. 89]. Б. В. Кёне справедливо заметил, что "ограниченное число ученых, имевших случай изучать на месте древности греческие босфорских колоний, стало причиною, что эта отрасль археологии долго оставалась бесплодною и только недавно обратила на себя внимание изыскателей" [110, с. 27]. Столичный ученый указал, что "нельзя не удивляться странным объяснениям керченских рисунков, сообщаемых Ашиком" [111, с. 19-20]. "Не одобряя объяснений Ашика мы далеки от того, чтобы отнимать у его сочинения всякое достоинство. Напротив, Ашик имеет право на признательность археологов, которых знакомит с памятниками весьма любопытными. И поэтому желательно, чтобы он продолжал издавать неизвестные еще сокровища Керченского музея, обращая внимание на точность рисунков, и ограничиваясь простым их описанием", - отметил Б. В. Кёне [112, с. 206-207].

В редакционных журнальных отзывах на данный труд А. Б. Ашика подчеркивалось, что "книга заслуживает внимания как по своему археологическому значению, так и по добросовестности труда и самого издания" [113, с. 52]. Отмечалась оперативность работы по публикации рисунков находок [114] и выражалась "признательность трудолюбивому одесскому археологу" [115]. Член-корреспондент Российской Академии наук, историк Григорий Иванович Спасский (1783-1864), назвал работу о Пантикапейской катакомбе "прекрасным подарком археологической науке" [116, л. 1]. Он писал А. Б. Ашику 2 мая 1847 г.: "Любовь Ваша к предмету и долговременное изучение его, уже наперед ручаются за несомненное его достоинство" [116, л. 1-2].

Наиболее фундаментальным из всех трудов А. Б. Ашика является вышедшая в 3-х частях монография "Воспорское царство с его палеографическими надгробными памятниками, расписными М ими, планами, картами и видами" [80]. В конце 1847 г. керченский Краевед писал Петру Ивановичу Кёппену: "Думая, что каждый верный слуга своего Отечества обязан сделать то, что может, я принялся за сочинение "Воспорское царство...". Издание будет стоить ВКоло 61 тысячи рублей серебром" [111, л. 14 об.]. Небольшую заметку, | описанием проекта предстоящей книги, Антон Балтазарович Поместил в Таврических губернских ведомостях" [117].

Первые две части сочинения содержали обстоятельный очерк истории Боспора Киммерийского от "первых поселений по берегам Черного моря", описания "следов строений древнего зодчества", до очерка политической истории Боспорского царства с попыткой представить полную хронологию царей от Спартока I до Асандра I. Габота насыщена описаниями древних гробниц, курганов, с ука ммием наиболее интересных находок: рисунками надгробных па мятников, барельефов и надписей. Третья часть труда представляла собой альбом, где в пяти отделениях помещались рисунки Медальонов, ваз, глиняных статуэток, сосудов, ламп, мраморов, золотых вещей, деревянных катафалков, гробов и других предметов, найденных автором во время археологических исследований в Керчи.

Несомненно, что для середины XIX века данная работа, хотя и содержала "много неточностей" [32, с. 97-98], но была значительным шагом в изучении истории Крыма на основе археологических исследований. В немалой степени хорошему научному уровню книги способствовала методическая помощь, оказанная автору начальником Первого отдела Эрмитажа Флорпаном Ароновичем Жилем, с которым А. Б. Ашик переписывался в 1841-1852 гг. и согласовывал все нюансы этого труда [118]. Сочинение было посвящено Одесскому обществу истории и древностей. Оно было высоко оценено Обществом. В частности, • и мечено, что "книга эта делает честь трудолюбию автора и Представляет в чертежах богатый материал для археологических собраний и сочинений" [119]. Современники, но достоинству оценили богатейший археологический материал, впервые введенный А. Б. Ашиком в научный оборот, хорошее оформление книги, наличие большого количества рисунков [120, л. 1-45; 121, л. 1; 122. с. 725-738].

Столкнувшись при издании книги с финансовыми трудностями, А. Б. Ашик вновь и вновь обращался за помощью к П. И. Кеппену. 2 февраля 1848 г. он писал; "... умоляю Вас, достойнейший Петр Иванович, будьте моим защитником, исходатайствуйте мне какое-нибудь пособие из сумм Демидовских. Это совершенно зависит от Академии. Думаю, что мой труд, редкое явление в отечественном языке, заслуживает поощрения. Подобные сочинения везде издаются за счет правительства" [91, л. 25 об.]. П. И. Кёппен сообщал А. Б. Ашику 8 марта 1848 г.: "Ваше прошеные откладывается от заседания к заседанию. Не занимаясь более классическими древностями я, к сожалению, не смею подать голос о Вашем труде, которого рецензирование поручил сослуживцу моему г-ну Грефе.. Он уверил меня, что он подаст сколько можно выгоднее. Я уверен, что отзыв его будет составлен по совести. Но в какой мере таковой мог бы служить к исполнению Ваших желаний - об этом я теперь судить не могу... Академия, конечно, с удовольствием видела бы труд Ваш довершенным" [123, л. 3-3 об.].

Опасаясь неблагоприятной рецензии на своё сочинение со стороны академика Ф. Б. Грефе в письме к П. И. Кёппену 19 апреля 1848 г. А. Б. Ашик просил его "указать на ошибки, которые он может найти в 1 и во 2 частях моего груда. Замечания его я поместил бы в 3 части, если я успею издать оную. Умоляю Вас сделать в мою пользу, что можете" [91, л. 31]. В письме к А. Б. Ашику 24 октября 1848 г. Петр Иванович писал; "Отказавшись по Академии решительно от всего, что не относится до предметов моих... занятий я в археологическом отношении уже не могу и не хочу иметь никакого голоса... Во всяком случае Вы, милостивый государь, можете сказать, что с Вашей стороны, Вы сделали все, что было возможным для окончания предпринятого издания. Желаю, чтобы стремление Ваше было увенчано успехом" [123, л. 5].

С ходатайством о помощи в хлопотах о материальной субсидии А. Б. Ашик обращался даже к архиепископу Херсонскому и Таврическому Иннокентию (в письме от 2 декабря 1849 г.) [124, л. 352-353].

Изучение переписки А. Б. Ашика с П. И. Кёппеном позволило и I рпбутировать рецензию, написанную П. И. Кёппеном на этот •руд А. Б. Ашика, опубликованную без подписи [125], в которой Дигтгя положительный отзыв о работе. В письме к А. Б. Ашику от 10 окт ября 1847 г. П. И. Кёппен отмечал, что "хотя академические И другие занятия но службе не дозволяют мне следить за новыми открытиями по части древностей, однако же я сердечно радуюсь, Ч1и результаты добросовестных археологических разысканий более И более доводятся до общего сведения и сохраняются для Потомства" [123, л. 1].

"Воспорское царство..." А. Б. Ашика вызвало массу откликов к печати. В рецензиях справедливо отмечалось, что Россия отстает И археологических исследованиях от Европы и поэтому "на каждый археологический труд, совершенный в России, должно смотреть ник на научный подвиг, заслуживающий... благодарности и »н и мания" [126, с. 111]. В редакционной заметке "Отечественных записок", посвященной первой части труда, были приведены т пивные факты биографии А. Б. Ашика и сделано предположение, ню когда историк "окончит свой труд, это будет одно из самых лучших сочинений о наших крымских древностях" [127, с. 68]. В отзыве о второй части труда "Отечественные записки" справедливо заметили его значение как важного шага в дальнейшем исследовании Северного Причерноморья [128, с. 23-26]. После ВЫХОДЯ третьей части отмечалось, что "хотя рисунки далеки от известных нам рисунков Ф. Г. Солнцева", для частного издания ни вовсе неплохо [129, с. 11-12]. В редакционной заметке "библиотеки для чтения" "Воспорское царство..." было охарактеризовано как "труд прекрасный и весьма замечательный в литературе древностей вообще. Автор оказал большую услугу Миуке своими подробными описаниями всего найденного на древней воспорской почве" [130, с. 43]. Г. И. Спасский в письме к А. Б. Ашику от 17 апреля 1848 г. назвал его книгу "полезным и...изящно совершенным трудом", заметив, вместе с тем, что "некоторые мнения в первой части не вызвали моего оправдания" [131, с.556]. Рецензенты также отмечали, что в книге "много догадок н предположений, не подкрепленных никакими доводами, чего никак не терпят науки исторические... Кроме того, критика никак не может согласиться со многими истолкованиями г-на Ашик. изображений, находящихся на вазах..." [130, с. 43].

Отвечая своим оппонентам, в том числе на строгую рецензию Д. Миля, который пришел к выводу, что сочинение Ашика "есть не что иное, как повторение" написанного ранее другими исследователями [91, л. 34-35], А. Б. Ашик резонно заметил в письме к П. И. Кёппену от 1 октября 1848 г.: "... все ошибались и ошибаются", а "... сочинение моё заслуживает какую-нибудь похвалу, если судить о нем беспристрастно" [91, л. 37 об.].

Хотя только первые два тома стоили в свободной продаже 12 рублей серебром, А. Б. Ашик не мог окупить затрат на своё издание. Он рассылал "Воспорское царство..." многим выдающимся людям того времени с просьбой помочь распространить тираж. Так, в письме к директору Национального музея в Праге Вячеславу Венцеславовичу Ганке (1779-1861) 19 декабря 1848 г. с подобным ходатайством он писал: "Книги такого содержания, как моя не могут окупиться, если ученые и почетные лица не поддержат их... Публика к нему равнодушна" [132, с. 14-15]. В. В. Ганка сразу же откликнулся на сочинение положительным отзывом в местной печати [133] и организовал подписку на "Воспорское царство..." среди библиотек в странах Юго-Восточной Европы [134, л. 1, 3-4]. В письме к Василию Андреевичу Жуковскому (1783-1852) 27 марта 1850 г., с просьбой о содействии в материальной субсидии, А. Б. Ашик писал: "Я употребил на издание моего сочинения все, что имел. Я имел надежду, что труды мои и пожертвования принесут мне какую-нибудь выгоду существенную; но но милости злого гения мне отказано было в пособии, которое испрашивал для меня князь Воронцов; и поэтому не только не имел выгод, но даже книга моя далеко еще не окупилась" [135, л. 1-2].

Неизвестно с помощью или без сильных мира сего, но А. Б. Ашик сумел все-таки свести концы с концами и вовсе не думал прекращать издательскую деятельность. Оригинальным подходом к структуре работы отличается последнее из его крупных сочинений "Часы досуга с присовокуплением писем о керченских древностях" [136]. Первая часть этого труда - 13 писем об общих вопросах истории образования, искусства, воспитания, нравственности. Хотя автор и указал в предисловии, что книга его предназначена . для "мужа истинно просвещенного", скорее всего, эти очерки Имели общеобразовательное значение, являлись компиляцией без указания источников с рядом ошибочных выводов но истории и народоведению, что не преминули поставить в вину автору критики [137, с. 8-9]. В отзывах указывалось на значительное количество "дельных мыслей" в первой части книги, "но мыслей неразвитых, недосказанных" [138, с. 8-9; 139].

Вторая часть труда - 5 писем о керченских древностях, где подробно были описаны находки последних лет, представляла, в отличие от первой, несомненный научный интерес. В ней сообщались "сведения новые, интересные и отчасти не лишенные ученого значения" [137, с. 65], она была написана "со знанием дела" |138, с. 9]. Рецензенты единодушно отметили качество полиграфического исполнения, хорошие рисунки [140], заметив, что "у Ашика простые описания древних памятников всегда гораздо удачнее, нежели объяснения их" [137, с. 65].

Оценивая труды А. Б. Ашика спустя десятилетия историки отмечали, что "несмотря на недостатки, было бы чрезвычайно К*ль, если бы они не были изданы, если бы г. Ашик побоялся трудов, сопряженных у нас с изданием сочинений, обогащенных рисунками... За скорую публикацию их мы чрезвычайно благодарны Лишку, зная, что даже статуи, находимые в Риме, остаются по целым десятилетиям неизданными" [32, с. 96, 99]. Однако эта подвижническая деятельность не приносила материального достатка в многочисленную семью краеведа. Его финансовые проблемы особенно обострились после издания "Часов досуга...". I» марта 1853 г. в письме к П. И. Кёппену он просил его внести "какую-нибудь плату" за подаренные ему ранее А. Б. Ашиком два экземпляра этой книги [141, л. 1 об.].

Имя А. Б. Ашика в середине XIX века было достаточно нои е то в круг специалистов-антиковедов Европы. Об этом свидетельствует и факт поддержки им постоянной переписки с европейскими учеными Иосифом Арнетом [142], Федором Байзе | 143|, Августом Бёком [144], Эдуардом Герхардом [145], Александром I умоольтом [146], Дезаре Рауль-Рошеттом [147, л. 1-17]. В составлен¬ной и 1854 г. "Записке о надворном советнике Ашике" отмечалось, что труды его по археологической части известны в ученом мире, приобрели ему много почетных званий и наград от иностранных царственных особ, но все эти почести не принесли пользы его семейству: положение Ашика всегда было более или менее стеснено" [148, л. 20 об.]. В последние годы его пребывания в Керчи оно особенно усугубилось.

В конце 1840-х гг. Антон Балтазарович продолжал руководить музеем и раскопками. В них активно участвовал и его зять "лекарь" Арпа, мальтиец по происхождению. С деятельностью последнего некоторые исследователи склонны связывать причины увольнения А. Б. Ашика из Керченского музея. Поводом к этому стал скандал вокруг находки двух античных статуй в Керчи. Обнаружены они были одним местным жителем, который сдал их в музей. А. Б. Ашик и Арпа стали приписывать находки каждый себе, причем дело докатилось до Санкт-Петербурга. Прибывший в Керчь с инспекционной целью министр внутренних дел Лев Алексеевич Перовский, хорошо знавший археологию и наслышанный от своего друга Н. Н. Мурзакевича о проделках "курганокопателей", "Ашика уволил от должности директора Керченского музея" [87, с. 226- 227].

По другой версии главной причиной смещения А. Б. Ашика и последовавших за ней бедствий его многочисленной семьи стала его поездка в Санкт-Петербург в 1851 г. с экспонатами для Эрмитажа. Еще собираясь в дорогу Антон Балтазарович, собственноручно укладывая тяжелые экспонаты в ящики, повредил себе позвоночник [149, л. 218], но все-таки нашел в себе силы выехать в столицу. Как он сам писал в письме к М. С. Воронцову 25 мая 1853 г., "поездку мою в С.-Петербург в 1851 г. с керченскими древностями я считаю главной причиной моих бедствий... Г1о приключившейся болезни от поднятия и укладки мраморов, я просил уволить меня от поездки в С.-Петербург: на это не только не последовало согласия, но напротив даны были новые настойчивые приказания непременно прибыть в столицу... В течение почти целого года, живя отдельно от детей, должен был содержать два дома и, следовательно, при моих средствах разорился совершенно" [148, л. 17-17 об.].

Остаток жизни А. Б. Ашик провел в Одессе. В конце 1852 г. он получил должность библиотекаря (директора) городской

публичной библиотеки. Свою деятельность на новом поприще он начал с широкого привлечения книжных пожертвований от частных лиц и от учреждений. С просьбами о пожертвованиях он обращался ко всем отечественным и зарубежным знакомым общественным деятелям. Благодаря его энергичной деятельности объем новых поступлений значительно вырос. А. Б. Ашик ходатайствовал о строительстве нового здания для библиотеки, но этот проект не осуществился из-за его смерти [150, с. 5]. Сразу же после смерти А. Б. Ашика библиотеку закрыли из-за отсутствия опытного специалиста, а затем ею заведовал все тот же вездесущий Арпа [151, с. 36].

В одной из последних записок, адресованных М. С. Воронцову с просьбой о назначении усиленного пенсиона, А. Б. Ашик писал: "Я старался служить всем рвением, к которому способен, а как служил, свидетельствует моя бедность; работал - сколько было сил..." [152, с. 214]. Антон Балтазарович умер 26 мая 1854 г., о чем сообщили местные и столичные газеты [153; 154]: "26 мая скончался в Одессе после кратковременной болезни, известный в ученом мире своими археологическими исследованиями и долговременными трудами по открытию и изучению древности в нашем краю, надворный советник Антон Балтазарович Ашик на 51 году своей жизни... погребение состоится 29 мая".

Сохранилась обширная переписка А- Б. Ашика с отечественными и зарубежными общественными деятелями, учеными и писателями. Он переписывался с директором Московской Оружейной палаты А. Ф. Вельтманом [155, л. 1-2], Новороссийским и Бессарабским генерал-губернатором М. С. Воронцовым [148, л. 17- 20], директором Национального музея в Праге В. В. Ганкой [132, с. 14-19; 134, л. 1-7], профессором Санкт-Петербургского университета, краеведом Крыма В. В. Григорьевым [156, л. 1-4], начальником Первого отдела Эрмитажа Ф. А. Жилем [157], поэтом В. А. Жуковским [135, л. 1-2; 158, с. 567-568], архиепископом Херсонским и Таврическим Иннокентием [124, л. 352-354], помощником директора музея Эрмитажа Б. В. Кёне [159, л. 1-25], авторитетнейшим крымоведом той эпохи П. И. Кёппеном [91, л. 1-48; 160], литературо¬ведом А. А. Краевским [161, л. 1], секретарем Одесского общества истории и древностей Н. Н. Мурзакевичем [162, л. I], товарищем

Министра внутренних дел, востоковедом А. С. Норовом [163, л. 1- 6], писателем, литературоведом В. Ф. Одоевским [164, л. 1-4], Директором императорской Публичной библиотеки А. Н. Олениным [165], историком М. П. Погодиным [166, л. 1-2], археологом II. И. Сабатье [167, л. 1-7], историком, академиком Г. И. Спасским |16Н, л. 1-8], литературоведом А. С. Сгурдзой [168, л. 1-12], меценатом князем М. А. Урусовым [170, л. 1], обергофмаршалом двора Его Императорского Величества А. П. Шуваловым [171, л. 215].

Оценивая достаточно высоко подвижническую деятельность А. Ь Ашика по изучению крымской истории и археологии, Сохранению для потомков уникальных памятников материальной культуры, хотелось бы акцентировать внимание тех современных ученых, которые склонны довольно скептически относиться к результатам его работы [27], на то, что её результаты следует соотносить с общим уровнем развития исторических знаний о Крыме, состоянием археологии как науки в I половине XIX века. II связи с этим показательна выдержка из статьи Н. И. Веселовскогоко "В защиту русских археологов". Николай Иванович справедливо отмечал, что "едва ли справедливо требовать от лиц, производивших раскопки на Юге России в 60-70-х, тем более в 40-х (Ашик), чтобы они соблюдали те приемы и методы, которые щ вработались лишь в последнее время... Прежде у нас мало кто сознавал важность топографии древних городов, это чувствовалось кик-ю смутно, забота была преимущественно о добыче древних предметов (от того зависело существование целого учреждения)" 1172, л. 3].

Постоянные поступления в Эрмитаж дорогих находок из Керчи способствовали усиленному финансированию музея. Для «ранения фондов и экспозиции на горе Митридат было выстроено специальное здание в дорическом стиле, которое напоминало I с 1сов храм в Афинах. Музей господствовал над городом и был виден издалека с моря. Однако из-за сильных ветров крышу здания ч н ш срывало, что требовало постоянных ремонтных работ. Здание не отапливалось [173, л. 44-49].

Заметное улучшение научной деятельности музея произошло ■ щшходом на должность директора по рекомендации Н. Н. Мурзакевича его приятеля Александра Ефимовича Люценко (1806-1884 г.).

А. Е. Люценко родился 31 июня 1806 г. в дворянской семье в Санкт- Петербургской губернии. По свидетельству его формулярного списка 10 марта 1821 г. он поступил воспитанником в Военно- строительное училище путей сообщения. 15 июня 1823 г. выдержав экзамен он был произведен прапорщиком строительного отряда путей сообщения и прикомандирован к Институту корпуса путей сообщения для продолжения курса наук [174, л. 3 об.-4]. 14 июля 1825 г. он был переведен в корпус инженеров. Работал в различных округах путей сообщения в России [175]. В чине подполковника (с 6 декабря 1839 г.) но собственному прошению он был уволен со службы с пенсией 400 рублей в год. С 12 апреля 1852 по 21 января 1853 г. А. Е. Люценко находился в отставке [174, л. 4], а 30 марта 1853 г. был назначен директором Керченского музея древностей [174, л. 7 об.-8].

На этом посту А. Е. Люценко фактически стал исполнителем широкой научной программы систематических исследований древнегреческих городов и курганов, которую составил для Керченского музея министр внутренних дел (затем министр уделов) Лев Александрович Перовский. Инженер путей сообщения по образованию, А. Е. Люценко внес определенную системность в ход раскопок. Впервые в Керчи была введена в практику съемка планов раскапываемых курганов, а отчеты директора имели вид обстоятельных научных сообщений [176, л. 1-3].

Тяжелым периодом в истории музея стали годы Крымской войны (1853-1856). А. Е. Люценко предпринял все меры для своевременной эвакуации ценностей. Упакованные в 7 ящиков наиболее уникальные экспонаты были вывезены » Бердянск, а оттуда в немецкую колонию Брунау. Сам Александр Ефимович в это время занимался археологическими исследованиями в Екатеринославе [82, с. 21].

Захватив Керчь англо-французы и турки полностью разорили музей, устроив в нем пороховой склад [177, с. 203]. Полковник английской армии Вестмакет увез в Англию множество памятников, которые теперь украшают Британский музей в Лондоне [178, с. 9]. "Двери музея выломаны, греческие плиты с надписями и барельефами разбиты вдребезги, пол музея устлан на несколько вершков слоем битой посуды и стекла, статуи разбили

молотками, стекла истолкли", — таким предстал музей перед вернувшимися в Керчь сотрудниками [179, с. 45]. (С 1835 г. в штат музея кроме директора входили два художника; с апреля 1853 г. кроме директора и его помощника в штате числились два чиновника и три надсмотрщика На их содержание выделялось 2500 рублей в год) [180, л. 1; 181, л. 1-2]. Перед коллективом стояла нелегкая задача восстановить разоренный музей.

В связи с тем, что старое здание пришло в непригодность А. Е. Люценко возбудил перед городской думой ходатайство об отводе участка земли под новое строение. Планы директора, к сожалению, не получили одобрения и до 1922 г. музей ютился в наемных квартирах, постоянно перекочевывая с одной на другую [82, с. 23]. Наиболее ценные находки хранились теперь на квартире А, Е. Люценко, а остальные экспонаты помещались в его доме под лестницей. Вскоре для музея арендовали также квартиру на Предтеченской площади, где, по воспоминаниям современников, "стоял тяжелый дух", так как хозяева не проветривали помещение [182, л. 2 об.].

В 1875 г. посетивший Керчь Н. Н. Мурзакевич в рапорте Одесскому обществу истории и древностей писал: "С прискорбием обозрел небольшой Музей Древностей в Керчи. Он, лишась своего прекрасного помещения (построенного 3. С. Херхеулидзе), обращенного в 1859 г. в приходскую церковь, и не успев истребовать от города нового здания для Музея, странствует с квартиры на квартиру, укладывая и раскладывая каждый раз хрупкие древности. Теперь музей сделал уже пятую перекочевку" [183, л. 76 об.].

А. Е. Люценко прилагал все силы к решению вопроса о помещении для музея и правильной организации в связи с этим и.памятникоохранительной работы. Об этом свидетельствует и отравленная им в Археологическую комиссию 10 июля 1876 г.записка "О настоящем положении древних памятников в Керчь- Еникольском градоначальстве и о причинах, способствующих к уничтожению их" [184, л. 12].

Подробные отчеты о нумизматических находках А. Е. Люценко отсылал известному специалисту по нумизматике Северного Причерноморья Платону Осиповичу Бурачкову (1815-1899). Сохранившаяся многолетняя переписка двух археологов содержит интересные данные о монетах Босиорского царства [185]. Предоставленная А. Е. Люценко информация была использована П. О. Бурачковым в его многочисленных археолого-нумизматических исследованиях [186]. О роли научной корреспонденции А. Е. Люценко с сообщениями о ходе раскопок для своих исследований сообщал и археолог, искусствовед Карл Карлович Гёрц (1820-1883) [187, с. 191-192]. К. К. Герцу о ходе исследований в Керчи сообщал и Никодим Павлович Кондаков. Для общей характеристики состояния дел по развитию исторических исследований в Керчи представляет интерес его открытое письмо к К. К. Гёрцу, опубликованное в "Московских ведомостях": "Прибыв в Керчь 5 июня, — сообщал Н. П. Кондаков, — я попал на раскопки, которые здесь производил директор Керченского музея древностей А. Е. Люценко. По примеру прошлых лет раскопки производились не в больших курганах, а в мелких возвышенностях. Гробницы крайне небогаты, простого устройства..." Н. П. Кондаков из различных видов раскапываемых памятников особо выделил катакомбы, которые, по его мнению, "доставляют более важную археологическую поживу". Представляя описание различных видов раскапываемых в Керчи археологических памятников, Н. П. Кон-даков отмети ч: "Ввиду такого богатства археологических открытий, тем тяжелее глядеть на Керчь, как на место самой недостойной спекуляции древностями. Вещи хорошие отвозятся за границу, где и пропадают в различных частных коллекциях, так как добыты не совсем законным путем... Не вполне удовлетворяют и вознаграждают археолога и собрания древностей, находящиеся в Керчи. Как известно, археологу нужно ехать в С.-Петербург, чтобы получить понятия о древностях Пантикапеи. Теперешний Керченский музей заключает в себе лишь жалкие образчики этих богатств. Поэтому нельзя не признать справедливым, чтобы в Керчи были оставляемы дублеты всех древностей, в ней находимых, что и делается в последнее время. В интересах науки жалко, что собрания Керченского музея разделены и этим разделением ослаблены" [188].

Сам Н. П. Кондаков производил археологические раскопки в Керчи в 1878 году и основной массив найденных древностей передал по описи в Керченский музей древностей [189, л. 15].

Профессор Санкт-Петербургского университета Михаил Иванович Ростовцев (1870-1952), после обследования состояния археологических памятников, проведенного в начале XX века, высказал несколько критических замечаний в адрес А. Е. Люценко и его методики проведения исследований в 1860-1864 гг., в частности, в связи с тем, что погибли уникальные росписи в курганах [190, л. 1]. Эти упреки достаточно корректно парировал Н. И. Веселовский в специальной работе "Замечания о "ревизии" Ростовцева по раскопкам на Юге России". Николай Иванович резонно заметил, что в то время, когда основной мерой по сохра-нению раскопа была его засыпка, трудно упрекать А. Е. Люценко в невозможности сохранить настенные росписи [190, л. 2].

Благодаря деятельности А. Е. Люценко были предприняты шаги к прекращению торговли керченскими древностями из раскопов, были значительно пополнены фонды музея в Керчи и керченской коллекции в Эрмитаже. В связи с этим ординарный академик Л. Э. Стефани отмечал, что благородя поступлениям из Керчи Эрмитаж обогатился "в такой мере, что составляет предмет зависти для всех европейских музеев, так как ни один из них не обладает чем-либо подобным" [191, с. 2].

Малоизвестное описание Керченского музея древностей оставил в 1876 г. крупный отечественный этнограф, археолог, антрополог Дмитрий Николаевич Анучин (1843-1923), который говорил о музее лишь как о "Керченском отделении Эрмитажа". Описывая фонды Д. Н. Анучин упомянул "мраморные статуи, барельефы, колонны, мраморные доски с надписями, около 500 расписных и др. ваз, около 100 ваз, чаш и чарок из стекла, остатки гроба из кипарисового дерева, шлемы и латы из бронзы (иногда позолоченные) и железа (иногда обтянутого серебряными пластинками), серебряное зеркало, лампады, чаши (одна ваза с изображением скифов), золотые лавровые погребальные венки; ожерелья, массивные и витые браслеты, гривни, персни (часто с драгоценными камнями), серьги, украшения в виде цветков, птиц, стекол, листьев и пр. для убранства одежды..." [192, с. 39].

Об А. Е. Люценко сохранились теплые воспоминания современников. Краевед Крыма, историк Александр Григорьевич Завадовский писал, что "памятен еще чудак Александр Ефимович, с раннего утра появлявшийся на раскопки не в спокойном экипаже , а на простых дрогах с одним или двумя из своих рабочих, с которыми он и оставался ночевать в поле под открытым небом»[193] .Сохранились и воспоминания об А. Е. Люценко и его друга А. Аничкова, которыми он поделился с Юлием Юльевичем Марти» Квартира старого холостячка, Александра Ефимовича, состояла из двух комнат. Обстановка не была бедной, но и достаточной назвать её не было возможности: лишнего стула или стола не имелось На стене висело ружье... Правительство давало им и 10000 рублей в год старик был точен и безупречен в расходовании чужих денег. Своих избытка у него никогда не было. Жил расчетливо вместе с братом. Большую часть жалования отправлял племянницам в С.-Петербург..." [182, л. 3, 5].

А. Е. Люценко умер 28 января 1884 г.

Гораздо менее известна деяте тькость на ниве краеведения Крыма брата А. Е. Люценко Ефима Ефимовича, который является автором ряда научных публикаций, связанных с изучением древней истории полуострова. (См. библиографический указатель в этой книге). В Керченском музее он исполнял обязанности лаборанта. По воспоминаниям А. Аничкова Е. Е. Люценко "вечно был занят чисткой монет, склейкой ваз и лекифов" [Цит. по: 194, с. 116]. Проживал Ефим Ефимович попеременно в С.-Петербурге и Керчи.

Е. Е. Люценко по одерживал научные контакты в форме переписки с ведущими отечественными нумизматами того времени, I» письмах к И. О. Бурачкову исследователь высказывался по различным проблемам эпиграфики, новинкам литературы, нариантам расшифровок надписей [195]. Так, Е. Е. Люценко дос таточно высоко отозвался о сочинении П. О. Бурачкова "О местонахождении древнего города Каркинета", назвав его "новым сиоеобразным взглядом, чуждым всяким авторитетам и по ясности и убедительности выводов и заключений" [196, л. 3]. Большая часть переписки посвящена проблемам античной нумизматики Северного Причерноморья и представляет научный интерес в связи с и моженными в ней выводами и гипотезами [197].

Различные вопросы, связанные с приобретением музеями в Керчи, Санкт-Петербурге и Москве новых монет, обсуждал К Люценко с хранителем Исторического музея в Москве Алексеем Васильевичем Орешниковым (1855-1933). 23 октября 1882 г. Е. Е. Люценко сообщал ему: "... в Керчи прожил я около 12 лет. Ваша правда, Керченский музей очень плох — все добытое в тамошней классической почве немедленно отсылается в Петербург и поэтому он не может дать никакого понятия о богатстве тамошних раскопок, да и директор его [речь идет уже о С. И. Веребрюсове [А. Н.]] не очень сведущ в древностях, особливо в нумизматике, что Вы легко могли заметить но набранным им фальшивым монетам, находящимся в тамошнем музее" [198, л. 136].

Дружеские отношения связывали Е. Е. Люценко с председа¬телем Археологической комиссии Владимиром Густавовичем Тизенгаузеном (1825-1902). Сохранилась их переписка в форме стихотворных посвящений, в которой в полушутливой форме затронуты основные проблемы развития археологии Северного Причерноморья. Оригинальностью отличается "Археологическая ода" Е. Е. Люценко, посвященная В. Г. "Гизенгаузену [199]. Впервые она стала предметом исследования в работе одесского историка Алексея Ивановича Маркевича, который выявил это сочинение, разбирая научный архив П. О. Бурачкола после его смерти. Алексей Иванович ошибочно приписал авторство оды Александру Ефимовичу Люценко [200]. Только в 1910 г. симферопольский исследователь Арсений Иванович Маркевич верно атрибутировал рукопись и опубликовал её на страницах "Известий Таврической ученой архивной комиссии" [201]. Арсений Иванович охарактеризовал оду как "шутливое, юмористическое произведение, но очень остроумное и несомненно талантливое. Она характеризует прежде всего личность самого автора, который, хотя и не был присяжным археологом, но любил археологию, много потрудился в ней, хорошо знал археологический мир своего времени" [201, с. 65]. Не ясно, однако, какой вариант рукописи был использован при публикации, так как сохранившаяся в ИРНБУВ рукопись Е. Е. Люценко "Археологическая ода" существенно отличается от напечатанного текста [202].

В одну эпоху с братьями Люценко значительный вклад в развитие Керченского музея древностей и изучение археологии края внес Кирилл Родионович Бегичев (1819-1862). Имя этого исследователя Крыма оставалось незаслуженно забытым. Воссоз-дать. жизненный путь этого старателя музейного дела помог Иыии ос иный нами в Рукописном архиве Института истории ШТермальной культуры РАН (фонд "Императорская Археологичес¬ким комиссия") "Формулярный список коллежского ассессора Кирилла Родионовича Бегичева, помощника директора Керчен¬ском» музеума древностей". Из него явствует, что К. Р. Бегичев, из Д|ш|>>ш, был отдан в 16-летнем возрасте "для научения порядка Поп той службы в Дворянский полк", а 5 мая 1837 г. был произведен И ущерофицеры [203, л. 13 об.- 14]. Служил в разных воинских I «и*дIIпениях, участвовал в Кавказской кампании 1844 года. С I марта 1845 г. по 19 апреля 1853 г. К. Р. Бегичев находился в ПК ыике. Однако согласно документам, выявленным в Архиве Государственного Эрмитажа, уже в 1846 г. К. Р. Бегичев являлся ингш (лтным сотрудником Керченского музея древностей. С этого *|м'мгпи он, наравне с А. Б. Ашиг ом, вел переписку о ходе раскопок • «I» А Жилем [204]. С 19 апреля 1853 г. К. Р. Бегичев "высочайшим Йрики юм по гражданскому ведомству за № 76 переименован в и» «у мирные советники с назначением помощником директора Кгрчечк кого музеума древностей" [203, л. 15 об-16].

9 марта 1862 г. А. Е. Люценко сообщал председателю Археологической комиссии Сергею Григорьевичу Строганову (1794- 1НМ'„!), что "Бегичев скончался 7 марта 1862 г. от чахотки после продолжительніх страданий" [205, л. 1].

Документы фонда Археологической комиссии в ИИМК РАН Помогли выявить имя еще одного подвижника развития музейного дела в Керчи - учителя рисования и черчения Керченского уездного училища Андрея МаксимовичаСтефанского , который с 1837 по 1843 год был внештатным помощником директора музея [205, л. 4]. После смерти К. Р. Бегичева он обратился с письмом к С. Г. Строганову от 13 марта 1862 г. с просьбой зачислить его на штатную должность помощника директора музея [205, л. 4-4 об.]. А. Е. Люценко по этому поводу С. Г Строганову 26 апреля 1862 г.: "Приискать в Керчи чиновника, на открывшуюся вакансию помощника директора музея очень трудно как по недостатку здесь людей, способных к занятию здесь людей, так и по ограниченности присвоенного ей содержания, тем более, что инструкция 28-го марта- 1858 года за № 10

требует от него кроме наблюдения за раскопками и основательных познаний в рисовальном искусстве... Совет Академии художеств сделал о трудах его [А. М. Стефанского [А. Н.]) по части живописи и рисования самые невыгодные отзывы, отчего он не допущен к преподаванию в гимназии...

Достойнейшим определения на открывшуюся в музее вакансию я нахожу преподавателя рисования в здешнем девичьем институте живописца и фотографа Гросса, как художника с замечательным дарованием и человека лично мне известного своей добросовестностью" [205, л. 6-6 об.]. К письму А. Е. Люценко было приложено заявление Ф. И. Гросса на его имя от 22 апреля 1862 г. с просьбой о назначении на должность помощника директора [295, л. 8-9].

После выхода в отставку А. Е. Люценко среди претендентов на освободившуюся должность был и известный краевед Крыма Василий Христофорович Кондараки (1834-1886) [206]. В письме председателю Археологической комиссии С. Г. Строганову от 1 июня 1876 г. он сообщал: "... узнал, что Люценко вскоре оставит это место... В полном убеждении, что я мог бы оказать значительные услуги и Комиссии и науке в качестве директора Керченского музея, я просил бы Ваше сиятельство предоставить мне это место" [207, л. 13]. В 1878 г. предпочтение было отдано Степану Ивановичу Вере Брюсову, который перевелся в Керчь из Феодосии (См. главу "Феодосийский музей древностей").

Важным источником о деятельности Керченского музея древностей в 1878-1884 гг.- время директорства С. И. Вере Брюсова - являются его рапорты в Археологическую комиссию. Так, в рапорте от 16 января 1879 г. он отметил частые посещения музея местными жителями и, особенно, отдыхающими, которые летом специально приплывали в Керчь на пароходе, чтобы посмотреть на развалины Пантикапея. Среди них были русские и иностранные ученые, медики, студенты, военные, учителя [208, л. 1].

С. И. Вербрюсов обратил внимание Археологической комиссии, что у музея до сих пор нет печатного каталога (указателя). "Есть писанный в одном экземпляре. Он неудобен для посетителей, особенно путешествующих" [208, л. 3]. Директор предлагал Комиссии заказать печатный указатель музея в количестве 100 экземпляров и просил для этого и для пополнения библиотеки определенных субсидий [208, л. 2 об., 5]. Для изучения истории археологических исследований в Керчи несомненный интерес впишет "Журнал археологических разысканий, произведенным Директором Керченского музея древностей в окрестностях Керчи » 26 января по 14 сентября 1879 г." [208, л. 12-44] и "Опись древних вещей, найденных при археологических исследованиях в окрестностях Керчи с 21 января но 14 сентября 1879 года" [208, N 4Й 50], выявленные нами в Рукописном архиве ИИМК РАН.

В рапорте в Археологическую комиссию от 15 июля 1882 г. Вербрюсов сообщал: "В настоящее время при Керченском Куме имеется лишь рукописный фундаментальный каталог, заключающий в себе краткое описание всех древних вещей, сохраняющихся при музее с подразделением на особые отделы. Употребление такого каталога на практике, за недостатком печатного для руководства посетителей могло быть допускаемо с крайней осторожностью" [209, л. 1]. Итогом скрупулезной работы краеведа по сбору и сверке фондов стал подготовленный им для издания каталог « древностей Керченского музея", представленные в Санкт-Петербург в 1882 г. [209, л. 3-33]. Ознакомившись с его содержанием председатель Археологической комиссии Владимир Густавович Тизенгаузен наложил резолюцию: "Печатать не разрешаю" |209, л. 3]. Очевидно, петербургский ученый увидел в каталоге упоминание ряда ценных экспонатов, которые, по его мнению, должны были находиться в Эрмитаже, а не в Керчи. Указание об их передаче в столичный музей вскоре последовало [210].

Степан Иванович умер в ночь с 6 на 7 марта 1884 г., так и не успев воплотить в жизнь свою идею о создании печатного справочника с описанием фондов музея.

После смерти С. И. Веребрюсова В. X. Кондараки, который постоянно интересовался ходом археологических исследований в Керрчи, вновь обратился в Археологическую комиссию с прошением от 8 мирта 1884 г. о назначении его на пост директора Керченского Музея древностей. Выявленные в фонде "Императорская Археологическая комиссия" ИИМК РАН РА письма этого знатока Крыма представляют несомненный интерес, так как проливают ни отдельные эпизоды биографии этой неординарной личности

, чья деятельность имела первостепенное значение для изучения истории и этнографии народов Крыма в 1860-х - первой половине 1880-х годов. Прошение В. X Кондараки было адресовано председателю комиссии Александру Алексеевичу Васильчикоиу. которого ялтинский краевед по ошибке называл Александром Васильевичем. Он писал: "Посвятив себя с юных лет открытию н исследованию древних памятников классической Тавриды, я узнал, что заведующий Керченским музеем г Веребрюсов умер в первых числах текущего марта, вследствие чего обратился в Одесское императорское общество истории и древностей с покорнейшею просьбою назначить меня на это место, так как я, хорошо знакомый с туземными наречиями и этническими преданиями, мог бы принести значительные услуги моими трудами... Не считая себя настолько известным в С.-Петербурге..., я увлеченный верою в пользу, которую могу принести науке и Эрмитажу, решился частно обратиться к Вашему Превосходительству с покорнейшею просьбою предоставить мне место Директора Керченского музея

В числе скромных заслуг моих на литературном поприще я могу указать на три ВЫСОЧАЙШЕ пожалованных мне бриллиантовых перстня, ВЫСОЧАЙШУЮ благодарность по Начальству, две субсидии 4 и 10 тысяч руб. на издание моих трудов, список которых прилагаю при этом, и иностранную серебряную медаль для ношения с надписью "за науку и искусство". К этому не считаю лишним добавить, что издавна состою но дворянской опеке опекуном и хранителем нередко больших сумм, оставляемых умиравшими в Ялте приезжими дворянами" [211, л. 16-16 об.].

Сохранился ответ вице-президента Одесского общества истории и древностей Владимира Норбертовича Юргевича на аналогичное обращение В. X. Кондараки в Общество, где ему советуют обратиться непосредственно в Санкт-Петербург [211, л. 17] Председатель Археологической комиссии А. А. Васильчиков ответил В. X. Кондараки 19 апреля 1884 г., что "глубоко ценя научные труды Ваши по археологии, я крайне сожалею, что не смогу исполнить просьбу Вашу о назначении Вас на должность директора Керченского музея, гак как долг справедливости обязывает меня утвердить в этой должности художника Коллежского Советника Гросса, человека честного, усердного к службе, знакомого с делом

и исполнявшего обязанность помощника директора Керченского музея" |211, л. 18].

Василий Христофорович не переставал забрасывать Археологическую комиссию письмами и после назначения Ф. И. Гросса на должность директора музея. В письме к А. А. Васильчикову от 28 апреля 1884 г. он отпарировал председателю Комиссии: "Нет сомнения , что Ваше Превосходительство справедливо поступили, шприц долговременную, беспорочную службу, при Керченском музее художника Гросса, но мы южане вполне убеждены, что и он, подобно предшественнику своему, ровно ничего не сделает на поприще где необходимы, кроме чести... сметливость, любовь, предприимчивость и постоянное сношение с простым народом... Ни керченские находки еще со времен, устаревшего на службе Луценко явилось много охотников, многие из них попали в еврейские лавки, многие в частные руки, а большинство ушло и поднесь уходят за границу. Боясь показаться несправедливым в крайне интересном для меня предмете, я в доказательство приложу вырезку из местной газеты, в которой вице-президент Одесского общества г. . Юргевич, изумляется, действительно изумительным результатов раскопов на развалинах древнего Херсонеса, которыми наверно заведовал испытанный в честности ментор или прокуратор (212) Неужели Императорская Археологическая комиссия при хорошем. практическом знании моем восточных и некоторых европейских языков, не могла бы предоставить мне какую-либо возможность служить её задачам в Крыму, на Кавказе или в наших азиатских провинциях? Мне кажется, что я обогатил бы наши музеи и другие сокровищницы государства важными сведениями и предметами и ровно ничего не потребовал " [213, л. 18-18 об.].

80-е годы XIX века стали в Керчь-Еникольске временем интенсивного жилого строительства. Это вынуждало исследователей проводить раскопки в местах случайных находок и открытий. В это время был обстоятельно исследован пантикапейский Некрополь. Перенос основных исследований с разработок курганов Юрод привел, конечно, к резкому сокращению златоносных находок. В связи с этим, керченская земля перестала представлять приоритетный интерес для Археологической комиссии. Следствием этого стало резкое уменьшение ассигнований на раскопки и их сокращение.

В 1884-1891 гг. должность директора Керченского музе древностей занимал Фридрих (Федор) Иванович Гросс (1822-1891 Из его формулярных списков, сохранившихся в ИИМК РАН РЛ, явствует, что он первоначальное образование и "воспитание получил домашнее и живописи учился у отца своего" [214, л. 13 об,], в дальнейшем, обучался в Симферопольской гимназии [215, л. 12 об.»51 13], затем занимался в Одессе живописью и литографированием По рекомендации попечителя Одесского учебного округа 28 июня 1858 г. Ф. И. Гросс был определен на службу в Керченский Кушниковский девичий институт учителем рисования, чистописания и черчения [214, л. 14 об.-15]. Федор Иванович занимал и эту должность до сентября 1883 г. [216, с. 103]. С 1 сентября 1862 г по рекомендации А. Е. Люценко Ф. И. Гросс был зачислен на работу в Керченский музей древностей в качестве штатного рисовальщика и помощника директора. В 1873 г. коллежский асессор Ф. И. Грос был утвержден императорской Археологической комиссией н должности помощника директора Керченского музея [217, л. 1-13], а 8 марта 1884 г. председатель Комиссии А. А. Васильчиков в ответ на телеграмму Ф. И. Гросса о смерти С. И. Веребрюсова телеграфировал ему: 'Предлагаю принять немедленно заведывание музеем " [211, л. 1]. Эта дата стала официальным началом его работы в должности директора музея [218]. Сохранились рапорты Ф. И. Гросса А. А. Васильчикову, от 13 марта 1884 г. и 15 апреля 1884 г., где он сообщал о приеме дел, состоянии музея и ходе археологических исследований [211, л. 3, 7, 9]. Одновременно < кандидатурой Ф. И. Гросса Археологическая комиссия рассматривала и просьбу о назначении директором музея Ильи Степановича Безкровного, который заведовал в это время Мелек-Чесменским курганом-музеем [211, л. И, 13]

Сразу по вступлении в должность Фридрих (Федор) Иванович занялся подготовкой своего варианта "Каталога древностям Керченского музея", который он отослал в Археологическую комиссию [219, л. 84-93]. К сожалению, и этот вариант указателя не был опубликован. Вопреки рекомендациям Комиссии Ф. И. Гросс основное внимание в археологических разысканиях пытался сосредоточить на изучении экономической жизни Боспора. При нем были начаты раскопки остатков древних городов. Они не