Список литературы

1. Кабакчи В. В. Практика англоязычной коммуникации. – СПб.: Союз, 2004. – 480 с.

2. Сепир Э. Избранные труды по языкознанию и культурологии. – М., 1993.

3. Садохин А. П. Межкультурная коммуникация: учебное пособие. – М.: Альфа-М; Инфра-М, 2004. – 288 с.

4. Грушевицкая Т. Г., Попков В. Д., Садохин А. П. Основы межкультурной коммуникации: учебник для вузов / под ред. А. П. Садохина. – М.: Юнити–Дана, 2002. – 352 с.

5. Льюис Р. Д. Деловые культуры в международном бизнесе. От столкновения к взаимопониманию. – М.: Дело, 1999. – 439 с.

6. Основы теории коммуникации: учебник / под ред. проф. М. А. Василика. – М.: Гардарики, 2005. – 615 с.

Духовное содержание и статус поликультурной личности в пространстве диалога культур с. А. Песоцкая

Томский политехнический университет

(Пленарный доклад. Опубликован в сборнике: Вопросы романо-германской филологии и методические инновации в обучении и воспитании. Материалы ХI научной конференции 23 марта 2007 г. Брест: Альтернатива, 2007. – С. 12 – 19).

В настоящий момент понятие «поликультурная личность» достаточно широко вошло в оборот гуманитарных областей современной науки. Большинство специалистов-культурологов разделяют идею о том, что поликультурность личности является «важной человеческой и социальной ценностью» нашего времени и, более того, «тем идеалом, к достижению которого следует стремиться» [1, с. 276]. По-прежнему спорным остается лишь вопрос о том, оправданы ли эмоционально-психические и духовные усилия личности, затраченные ею на формирование в себе качеств «поликультурности», поскольку сам процесс формирования этих качеств является далеко не безболезненным с психо-физиологической точки зрения и может приводить к нарушениям психического здоровья, вплоть до раздвоения личности.

Чтобы представить портрет поликультурной личности (в дальнейшем ПКЛ), следует выделить ряд черт, составляющих ее духовно-психическую структуру. Черты поликультурной (межкультурной, интернациональной, универсальной) личности были выделены автором настоящей статьи с опорой на учебники и учебные пособия по основам межкультурной коммуникации (в первую очередь, на учебник Т. Г. Грушевицкой, В. Д. Попкова и А. П. Садохина [1, с. 275–276]) и дополнены. Эти черты суть следующие:

• Толерантность и этнорелятивистская позиция;

• Владение иностранными языками (продвинутый уровень) и отношение к ним как к суверенной ценности, как к отражению духовного богатства народа, его философии и психологии (обязательное, но не достаточное условие для формирования мультикультурной личности);

• Наличие реального опыта общения с представителями других культур;

• Духовная и психическая открытость, восприимчивость к другим культурам, межкультурная чуткость (= сензитивность; существует больше на уровне чувств, чем на рациональном уровне);

• Эмпатия по отношению к представителям других культур (сочувствие и способность смотреть на явления действительности с позиций представителей других культур);

• Высокие адаптивные и ориентационные способности;

• Образованность, универсализм и широта взглядов, которые делают возможным наличие метасознания, т. е.:

а) психологической и социальной готовности и способности понять множество реальностей,

б) способности подняться на метауровень анализа ситуаций общения,

в) особой поведенческой пластичности как способности к ситуативному выбору модели поведения: модель поведения всякий раз выбирается в зависимости от характера конкретной ситуации – в одних ситуациях мультикультурная личность в качестве наилучшей модели поведения может выбрать американскую модель, в других – японскую и т. д., т. е. обладает способностью по желанию включать разные культурные коды;

• конструктивная маргинальность – обретение идентичности особого рода, которая включает кроме жизненных принципов, характерных для родной культуры, жизненные принципы других культур;

• М/к Л не совершает ошибок межкультурной коммуникации и в совершенстве владеет межкультурной компетенцией.

• P.S: Метафора, которая определяет духовную сущность мультикультурной личности, – «Гражданин Мира».

Однако даже самая совершенная теоретическая модель, не находящая подкрепления в практическом опыте, неубедительна. Изучающих иностранный язык могут взволновать и по-настоящему глубоко убедить только конкретные примеры, воплощающие реальность межкультурной коммуникации. Поэтому опытный преподаватель должен стремиться показать модель поликультурной личности на примере конкретных исторических персоналий, не говоря уже о том, что он сам должен являться такой поликультурной личностью, а также использовать свои контакты с ПКЛ-носителями иностранного языка, – конечно, если это позволяет сделать личный профессиональный и жизненный опыт и организационные возможности образовательного учреждения, в котором работает преподаватель.

Процесс развития русской и зарубежной литературы ХХ века дает нам несколько уникальных образцов поликультурной личности – ирландский писатель и драматург Сэмюель Беккет, русский эмигрант и впоследствии американский писатель Владимир Набоков, австрийский поэт Райнер Мария Рильке.

Все трое не просто путешествовали, но подолгу жили в разных странах, свободно общались на 3-х языках (Набоков – на русском, английском и французском, Беккет – на английском, французском и итальянском, Рильке – на немецком, русском и французском) и в течение жизни предпринимали неоднократные попытки художественного творчества на разных языках. Подтвердим этот тезис конкретными фактами творческих биографий художников слова.

Мультиязычное творчество Набокова распределяется по языкам следующим образом: с 1926 по 1937 г. – романы на русском языке («Машенька» – 1926 г., «Король, дама, валет» – 1928 г., «Соглядатай» – 1930 г., «Приглашение на казнь» – 1935 г., «Дар» – 1937 г.), с 1941 по 1974 г. – романы на английском языке («Настоящая жизнь Себастьяна Найта» – 1941 г., «Под знаком незаконнорожденных» – 1947 г., «Лолита» – 1955 г., собственный перевод на русский язык – через 12 лет – в 1967 г., «Пнин» – 1957 г., «Бледное пламя» – 1962 г., «Время, говори!» («Speak, memory») – 1967 г., собственный перевод этого произведения на русский язык с элементами переделки англоязычного инварианта – «Другие берега», «Ада, или Страсть» – 1969 г., «Посмотри на арлекинов» и сборник рассказов – 1974 г.) [2, с. 134–135]. На французский язык Набоков перевел в 1959 г. свой рассказ «Музыка» 1932 г. [3, с. 592], написал на этом языке статью «Пушкин, или Правда и Правдоподобие» в марте 1937 г. (опубликована в «La Nouvelle Revue Francaise») [3, с. 589], с французского языка на русский переводил с 1922 по 1932 гг. стихотворения Ронсара, Бодлера, Рембо (опубликованы в газетах «Руль», «Последние новости», в альманахах «Грани», «Родник», в сборнике «Горний путь») [3, с. 588].

С. Беккет создал на английском языке малоизвестные произведения, которые не принесли ему успеха, – сборник рассказов «Больше кнутов, чем пряников» – 1934 г., роман «Мерфи» – 1938 г., роман «Уотт» – 1953 г., хотя, безусловно, английский язык ближе к его родному, ирландскому языку, чем французский, творчество на котором принесло писателю успех – драма «В ожидании Годо» – 1953 г., трилогия «Моллой» –1951 г., «Малон умирает» – 1951 г. и «Невыразимый» – 1953 г.; собственный перевод всех трех произведений на английский язык, драма «Конец игры» –1957 г., роман «Как это» – 1965 г. [2, с. 16–17]. Таким образом, ирландский писатель был по преимуществу франкоязычным.

Австрийский поэт Райнер Рильке в основном писал на немецком языке, который был для него родным. Однако известны 8 его стихотворений, созданных на русском языке в период становления личности поэта и мыслителя, которые, безусловно, не конкурируют с его немецкоязычными произведениями поэзии: заложенные в них интересные и глубокие по замыслу поэтические идеи не находят адекватного выражения в форме: мешает недостаточный уровень овладения грамматикой и синтаксисом русского языка. Последние годы жизни Рильке в Швейцарии, во франкоязычном кантоне Валлис, и почти целиком отдает франкоязычному творчеству [4, с. 1]: «Валезианские катрены» охарактеризованы его русским переводчиком Е. Витковским как «пронизанные солнцем швейцарского кантона Валлис» [4].

В аспекте межкультурной коммуникации именно Рильке представляет, на наш взгляд, особый интерес, поскольку обширные материалы его творческой биографии донесли до нас опыт переживания австрийским поэтом иноязычной культуры, в первую очередь, русской. По сравнению с Рильке у Набокова ярче выражен один из компонентов в структуре поликультурной личности – значительно выше уровень практического владения иностранными языками (у Набокова это английский и французский, у Рильке – русский и французский). Для Набокова становится реальностью возможность полноценного художественного творчества на иностранном языке, что даже для ХХ века все еще остается редким явлением. Стихотворения же Райнера Рильке, написанные им на русском языке, увы, не стали фактами русской культуры, в то время как «Лолита», «Посмотри на арлекинов» или «Жизнь Себастьяна Найта» стали фактами американской культуры художественного слова.

Между тем, одним из самых значимых качеств МКЛ, определяющих ее духовные устремления – интенции, – становится не столько владение иностранным языком, сколько другое – сензитивность – чувствительность и чуткость к восприятию мира иноязычной культуры, которая становится основой эмоционально-психического и духовного постижения ценностей иноязычной культуры. В духовной структуре МКЛ наиболее значим опыт ее открытий и духовных прозрений при восприятии другой культуры.

Мир англоязычной культуры был Набокову с детства знаком – как сыну русского дипломата, воспитанному в мультиязычной среде и научившемуся писать по-английски значительно раньше, чем по-русски. Вынужденность эмиграции Набокова, обостренное чувство ностальгии по Родине, напоминающее болезнь, навязчивую idée-fiх, переносили остроту его переживаний в иную проекцию или сферу – острота переживаний была связана не с познанием чужого культурного мира, а с утратой мира родной культуры и с рефлексией по этому поводу. Поэтому в качестве модели МКЛ мы предлагаем использовать личность Райнера Рильке как особый эмоционально-психический тип человека, для которого характерны «широта мировидения», «способность открыть свое творческое сознание разным национальным культурам», «неизменно присущая ему открытость стихиям искусства и жизни», «принципиальная незамкнутость творческого сознания», эмпатия – сочувственное отношение к представителям других культур, умение учиться, психологическая пластичность как способность к восприятию духовного пространства иноязычной культуры. Эти качества творческой индивидуальности Рильке «поистине уникальны и опережают свое время, заглядывая в ХХI век и объясняя одну из причин его популярности в среде современных нам интеллектуалов – носителей высокой культуры»[5]. «Именно поэтому так широко и с такой глубиной в процесс постижения Райнером Рильке жизни и искусства вошли культуры России и Франции, которые он называл «пространствами двух своих духовно избранных Родин», а также культура Италии (путешествие в эту страну поэт совершил накануне двух своих поездок в Россию), культуры Австрии и Чехии (в столице последней – Праге – Рильке родился, и здесь прошло его детство, хотя Чехия в период жизни поэта не была самостоятельным государством, она являлась частью Австро-Венгерской империи)» [5].

Не случайно М. И. Цветаева воспринимала Рильке как архетип поэта как такового, поэта-Орфея – образец «наднационального поэта», ассоциативно связывая при этом с категорией национальности замкнутость и закрытость, а с наднациональностью – открытость и широту: «Сочинение стихов – уже перевод, с родного языка – на все другие, будь то французский или немецкий, все равно. Ни один язык – не есть родной язык. Сочинять стихи – значит перелагать их (Dichten ist nachdichten). Поэтому я не понимаю, когда говорят о французских или русских и т.д. поэтах. Поэт может писать по-французски, но он не может быть французским поэтом. Это смешно.

Я вовсе не русский поэт и всегда удивляюсь, когда меня таковым считают и рассматривают. Поэтому и становятся поэтом (если вообще этим можно стать, если бы этим не являлись отродясь!), чтобы не быть французом, русским и т. д., но чтобы быть всем. Или: являешься поэтом, ибо не являешься французом. Национальность – замкнутость и закрытость. Орфей взрывает национальность или расширяет ее столь далеко и широко, что все (бывшие и могущие быть) включены сюда» [цит. по: 6, с.48] (из письма М. И. Цветаевой к А. Тесковой). Это рассуждение, как и целый ряд фактов литературного творчества, дает повод думать, что, с точки зрения М. Цветаевой, всякий настоящий поэт наднационален, или, выражаясь языком современной межкультурной коммуникации, является поликультурной личностью, «гражданином Мира» уже по определению, то есть по своей содержательной природе. Поликультурность поэта как свойство его духовного облика обусловлена следующей причиной: цель всякого поэтического творчества заключается в возможности предельного расширения смысловых границ текста при изображении явлений духовной и физической реальности в их сложности, многообразии, противоречивости и полноте, осуществлению чего способствует переход поэтов в процессе творчества с одного языка на другой. Если при наименовании объекта в одних языках характеризуется, к примеру, его цвет, то в других языках может называться форма, в третьих – вкусовые качества или, скажем, запах. Для творческого сознания поэта актуальны все эти возможности, поскольку поэт движим поиском наилучшего способа слововыражения. Для поэта, стремящегося к полноте и точности характеристик, переход с одного языка на другой становится насущной потребностью. Через разные языки неизбежно включаются в сознание и разные культурные коды.

Сущностные свойства поликультурной личности Рильке в равной мере проявлял и при общении с русским крестьянским поэтом Спиридоном Дрожжиным (в этом общении сказалась глубокая захваченность западных интеллектуалов и, в том числе, путешествовавших по России Рильке и его спутницы Лу Андреас-Саломе народническими и русофильскими исканиями рубежа веков) <…>, и в переписке с аристократами духа Мариной Цветаевой и Борисом Пастернаком, и при двух встречах с выдающимся французским поэтом Полем Валери (в апреле 1924 года в замке Мюзот, куда приезжал Валери, и 13 сентября 1926 года на берегу Женевского озера, где поэты провели целый день) <…>. Во всех этих фактах общения, которые стали событиями общечеловеческой культуры, мы видим предельную степень духовного приближения Рильке к своим собеседникам, глубокое погружение в их внутренний мир. Можно говорить о равной мере эмоционально-психической отзывчивости австрийского поэта и в случае его проникновения в мир русской крестьянской жизни, в процессе которого путешествовавшие по России Райнер Рильке и Лу Андреас-Саломе спали на мешках, «вставали рано утром, чтобы босиком побегать по росе», собирали грибы к ужину и говорили о поэзии <…>, и в случае встреч с Валери, «откровенное картезианство» которого «становится последним прибежищем беспокойного духа Рильке» на закате его жизни [5].

Во время путешествия по Волге австрийский поэт впервые постигает чувство Родины как совокупность гуманных условий в атмосфере «доверительной», «внутренне задушевной» отзывчивости. В России – природе, духовном мире и людях – Рильке открывает «целостность, цельность бытия в его очевидной явленности; в особом состоянии духа, которое канонизировано чувством», «нечто бесформенно-элементарное, некое братски могущественное созвездие, которое состоит и из Бога, народа и природы» [цит. по: 6, с. 65]. С этого момента он понимает Родину как особый творческий характер бытия (что описывает в своих петербургских заметках от 31 июля 1900 г.):

«Дни и ночи на Волге, этом спокойно катящемся море, много дней и много ночей. Широко-широкий поток, высокий, высокий лес – на одном берегу, на другой стороне – бескрайняя степь, в которой даже большие города стоят всего лишь как избы и палатки.

Здесь заново постигаешь размеры и масштабы. Узнаешь: земля – велика, вода – нечто великое, но прежде всего велико небо. То, что я видел до сих пор, было лишь образом земли, реки и мира. Здесь же все это присутствует само по себе.

У меня чувство, будто я созерцал само творенье; как мало слов для всебытия, для вещей, данных в масштабе Бога-отца…» [цит. по: 6, с. 65]. Таким образом, сущность духовного прозрения России Райнером Рильке заключалась в ее восприятии как страны, где природа, народ и реалии его духовной жизни существуют в масштабе Бога-отца.

Сделанные выше содержательные акценты и приведенную цитату мы считаем обязательными для студентов иняза в лекции о Рильке, поскольку именно они позволяют понять и на эмоциональном уровне почувствовать сущность духовных прозрений в постижении поликультурной личностью мира иноязычной культуры.

В ситуации контактов с представителями других культур ПКЛ сама переживает синергизм и становится его источником для людей, вступающих с ней в контакт. Синергизм – особое психологическое состояние удовлетворения, радости и остро переживаемого удовольствия от общения, воспринимаемых личностью как ценностные и неповторимые мгновения жизни. Синергизм может быть понят как психологическая основа духовного прозрения или открытия мира иноязычной культуры, основа переживания личностью своеобразия иноязычной культуры, основа познания ее духовных ценностей.

Опытные преподаватели межкультурной коммуникации, отечественной и зарубежной литературы могут перенести синергизм из плоскости теоретико-культурной в педагогическую, сознательно создавая психологический микроклимат, порождающий синергизм, и используя его как психологическую основу своих духовных контактов со студентами на лекциях и семинарских занятиях, в процессе открытия (а, по отношению к преподавателю, – переоткрытия) и коллективного переживания духовного опыта и прозрений поликультурной личности. В данном случае духовная сопричастность и приобщение к опыту ПКЛ становится средством воспитания качеств ПКЛ в студентах, а актуализация темы «Поликультурная личность как феномен культуры ХХ–ХХI веков» выступает как компонент специализированного преподавания зарубежной литературы на факультетах иностранных языков университетов и педагогических институтов.

Опыт изучения духовной структуры ПКЛ на материале творческих биографий писателей или поэтов делает очевидными следующие выводы:

– В диалоге национальных культур ПКЛ выполняет функцию своеобразного катализатора; межкультурный обмен и сотрудничество обретают благодаря участию в них ПКЛ живой и непосредственный характер.

– ПКЛ является социальной ценностью нашей эпохи: это глубоко эрудированный культуртрегер, благодаря духовным усилиям которого завоевания одних национальных культур, в том числе их достижения в сфере культуры художественного слова, становятся не просто доступными для представителей других культур, но обретают ореол привлекательности, своеобразный магнетизм.

Поэтому роль ПКЛ в пространстве современного межкультурного диалога трудно переоценить.

– Увеличение числа ПКЛ среди представителей человечества ХХI века ускоряет в современном мире процессы интеграции и глобализации в экономике, культуре и образовании и претворяет в реальность процесс образования единой мировой культуры, который стартовал в начале ХIХ века, впервые был осмыслен представителями идейно-художественного течения романтизма и в настоящий момент носит незавершенный характер.

Литература

1. Грушевицкая Т. Г., Попков В. Д., Садохин А. П. Основы межкультурной коммуникации. М.: Юнити, 2002.

2. 100 писателей ХХ века / пер. с нем. изд-ва в Дортмунде А. Верникова. Челябинск: Урал LTD, 1999. – 209 с.

3. Краткая летопись жизни и творчества В. В. Набокова // В. Набоков. Избранное. М.: Москва, АСТ, Олимп, 1996. – 639 с.

4. Витковский Е. Райнер. Мария. Орфей // Rilke R. M. Стихотворения 1895–1905 гг. Харьков: Фулио, М.: АСТ, 1999. Или то же: http://lib.meta.ua/indeх.php?book id=11900

5. Песоцкая С. А. Феномен личности и поэзии Р.-М. Рильке в европейской художественной культуре. – В печати.

6. Хольтхузен Ганс Эгон. Райнер Мария Рильке, сам свидетельствующий о себе и о своей жизни (с приложением фотодокументов и иллюстраций) / пер. с нем. Челябинск: Урал LTD, 1998.