Вопросы для самоконтроля

1. Чем языковые барьеры отличаются от культурных?

2. Что такое культурный шок и чем он отличается от культурного столкновения?

3. Кто в мировой практике межкультурной коммуникации является авторами моделей аккультурации?

4. Почему, с точки зрения Лауры Сальмон, наиболее сложные проблемы в коммуникации наступают на продвинутом этапе освоения иностранных языка и культуры?

5. Какой точки зрения придерживается большинство исследователей во взгляде на возможность достижения стадии интеграции в процессе аккультурации? Объясните, почему.

6. Перечислите основные этапы восприятия межкультурных различий, входящие в содержание перечисленных выше моделей аккультурации.

7. Какие элементы включает межкультурная компетенция?

8. Перечислите черты, составляющие портрет поликультурной личности.

Тема 7 Сравнительное изучение культур через призму базовых характеристик

7.1. Концепция культурной грамотности э. Холла. Базовые характеристики культур, по э. Холлу

Выдающийся американский ученый (немецкого происхождения) Эдвард Холл совместно со своим коллегой Джорджем Трейгером впервые в истории мировой культурологии создал интегральную теорию культуры, основанную на коммуникационной модели. В практике межкультурной коммуникации эта модель выполнила примерно ту же роль, что «учебное пособие по музыке для начинающих музыкантов» (определение Холла). Необходимость осуществления этой многотрудной задачи была обусловлена тем, что до него никто не смог обнаружить «элементарные частицы культур», т. е. те базовые компоненты, на основе которых можно судить об их своеобразии. Не существовало метода, «с помощью которого можно было бы сравнить явления культуры А с культурой Б, кроме попытки их описать и сказать, чем они отличаются друг от друга. Было крайне трудно, а то и просто невозможно выяснить, в чем состояло отличие одной культуры от другой <…>» [6: 239].

В своих исследованиях Э. Холл опирался на теорию культуры

Э.Б. Тайлора, лежащую в основе теории антропологии, на концепции и теории культуры А.Л. Крюбера и К. Клакхона.

Холл пришел к выводу о том, что глубокая степень постижения своеобразия иноязычной культуры (полное постижение, с его точки зрения, невозможно) становится возможной лишь тогда, когда инофон обретает так называемую «культурную грамотность». Культурная грамотность включает в свое содержание многоуровневые знания о культуре страны изучаемого языка и, в первую очередь, знания о базовых компонентах, определяющих своеобразный облик данной культуры. Базовые компоненты и выполняют функцию «элементарных частиц культур». Ученый обосновал и тщательно исследовал с разных сторон следующие базовые компоненты культуры:

• особенности восприятия категории времени и его использование;

• особенности восприятия категории пространства и его использование;

• степень выраженности контекстуальности;

• скорость распространения информационных потоков.

Рассмотрим эти категории.

Особенности восприятия категории времени и его использование

Отношение ко времени, по выражению Э. Холла, настолько затрагивает все стороны жизни, что его трудно игнорировать. Жизнь человека состоит из циклов и ритмов.

Представители разных национальных культур по-разному воспринимают саму категорию времени и, в соответствии с этим, по-разному используют время в своей социальной деятельности.

Существование различий в отношении ко времени красноречиво подтверждает следующий пример: в США, Англии, Франции человек, который приглашает на обед за три-четыре дня до того, как он состоится, должен извиниться. Однако «такие церемонии совершенно неуместны на Ближнем Востоке, где нет смысла назначать свидание заранее, потому что реально действующая структура распределения времени ставит все то, что должно произойти за пределами текущей недели, в общую категорию «будущего», в котором планы «проваливаются из памяти» [6: 309].

Разное восприятие времени проявляется, в том числе, на следующих уровнях:

• в более или менее строгом отношении к пунктуальности;

• в ритме деятельности представителей культуры;

• в предпочтениях при выборе временных ориентаций.

Строгое отношение к пунктуальности характерно для культур, представители которых склонны к линейному восприятию времени. Время представляется им в виде некоей ленты, разделенной на следующие друг за другом отрезки, расположенные в строгой логической последовательности. В этих культурах время воспринимается как величайшая социальная ценность. Именно в данных культурах родилось выражение «Время – деньги». Здесь время подлежит жесткой регламентации, контролю и измерению: время можно сэкономить, потратить, выкроить, наконец, «убить».

Менее строгое отношение к пунктуальности характерно для культур, представители которых склонны к так называемому «циклическому» восприятию времени: время воспринимается ими в образе круга, а бытие во времени – как цепь повторяющихся событий, в которых все возвращается «на круги своя». Социальная значимость времени, с точки зрения представителей этих культур, относительна. Поэтому и отношение ко времени более свободное, «философское». В этих культурах временной предел опозданий, воспринимаемый как норма, колеблется в радиусе до 45 минут, что приравнивается приблизительно к 3–5 минутам европейского времени.

Разные сроки опозданий, воспринимаемые как приемлемые, говорят о существенных различиях между культурами в отношении ко времени. Так, в культуре США существуют 5 видов опозданий: 1) незначительное; в этом случае достаточно что-то пробормотать вместо объяснений по поводу своей задержки; 2) когда следует слегка извиниться за опоздание; 3) «умеренно грубое опоздание», за которое следует попросить прощение; 4) опоздание средней грубости; 5) «оскорбительное» опоздание. Такое опоздание воспринимается как провинность, как демонстрация несерьезного или равнодушного отношения к делу, как неуважение к партнеру и может вызвать потерю доверия.

Представители разных культур существенно отличаются друг от друга по ритму деятельности. В зависимости от ритма деятельности представителей культур культуры могут называться полихронными или монохронными, а их представители – полиактивными или моноактивными.

Такое качество, как монохронность, означает, что представители данных культур предпочитают выполнять какой-либо один вид деятельности в единицу времени; необходимость совмещать несколько дел одновременно дезориентирует их, вызывает у них чувство дискомфорта. Представители полихронных культур предпочитают сочетать несколько дел одновременно, что является довольно типичным для их социальной практики.

Однако сложность анализа и оценки своеобразия конкретной национальной культуры в аспекте восприятия категории времени ее представителями заключается в том, что можно лишь условно назвать культуру монохронной или полихронной. В практике социальной жизни в разных коммуникативных ситуациях внутри одной национальной культуры может проявляться то монохронность, то полихронность. Поэтому различия в восприятии времени у представителей разных культур могут выявляться только по отношению к одним и тем же ситуациям общения и жизнедеятельности, но не должны применяться к характеристике национальной культуры в целом. Последнее составляет ошибку интерпретации одной из идей Э. Холла.

Вот что писал ученый по поводу этого базового компонента культуры: «Все культуры с высокими технологиями объединяют в себе как полихронные, так и монохронные функции. Причем каждая функция проявляется особым образом. Японцы полихронны при выполнении умственной работы и наедине с собой. При контакте с внешней средой они принимают доминантную временную систему, которая характеризует мир высоких технологий. Таким образом, они становятся монохронными по поведению <…>» [23: 58]. Французы же, считает исследователь, «монохронны интеллектуально и полихронны по поведению». Ярчайшие примеры проявления полихронности поведения французов содержат тексты художественной литературы: «Фигаро здесь – Фигаро там» – это выражение, ставшее афоризмом, отразило умение быть слугой двух господ одновременно, то есть красноречиво свидетельствует о способности французов совмещать несколько видов деятельности (примечание автора настоящего пособия, С.П.).

Предпочтения в выборе временных ориентаций у представителей разных национальных культур также различны: для одних практически обязателен взгляд в историческое прошлое, и поведение индивида в настоящем может оцениваться по шкале этических ценностей только или прежде всего в проекции на идеалы прошлого. Элементы прошлого очень глубоко удерживаются в культурном сознании представителей таких культур. Для представителей других культур характерна ориентация на настоящее или будущее. Так, представители культуры США ориентированы на настоящее или недалекое будущее – в радиусе 5–10 лет. Представители таких культур живут сегодняшним днем, и их социальные ценности изменяются более быстро.

Особенности восприятия категории пространства и его использование

Необходимость изучать особенности восприятия пространства и его использование представителями разных культур объясняется, во-первых, ролью самого пространства в жизни человека. Человек использует пространство во всех видах своей деятельности. Почти вся история человечества – это попытки людей отнять пространство у других и защитить свое пространство от посягательств. Обладать территорией является важным компонентом жизни, а потерять ее – значит поставить свое существование под угрозу. «Отношение к пространству проникает во все другие культурные системы. Например, о положении человека в обществе можно судить по месту, которое он занимает за столом во время официальных событий. Изменения в расстояниях между людьми, которые взаимодействуют друг с другом, является неразрывной частью коммуникационной связи. Увеличение в расстоянии меняет громкость сказанного от шепота до крика. Пространственные изменения меняют тональность сообщения, придают ему иной акцент, т. е. существует четкая взаимосвязь между расстоянием между людьми, громкостью голоса и характером беседы». Э. Холл приводит соответствия друг другу этих компонентов общения для американской культуры в неоднократно цитированной выше книге [6: 304].

Во-вторых, необходимость изучения пространства объясняется тем, что отношение к пространству и его организация разительно отличаются в разных культурах. Ассоциации и чувства, которые возникают у носителя одной культуры, почти неизменно вызывают нечто иное у представителя другой культуры. И, в особенности, отличаются ощущения своей личной территории, которую называют «территорией организма». «Когда мы говорим, что иностранцы «лезут к нам», – пишет Э. Холл, – то это означает, что их отношение к пространству вызывает негативные ассоциации в нашем сознании» [6: 288]. Очень часто негативная реакция на поведение представителей других культур является следствием разного отношения к пространству. Представитель каждой культуры испытывает существующую на уровне подсознания потребность притязать на определенную территорию и защищать ее. Э. Холл приводит любопытные примеры ситуаций, в которых иное восприятие и использование пространства, чем в родной культуре, вызывало раздражение и резко негативную реакцию людей:

«Вам придется трудновато, прежде чем вы привыкните к тому, как эти люди лезут на вас. Например, когда вы пытаетесь купить билет в театр, то вместо того, чтобы выстроиться в очередь, они все лезут со всех сторон и стараются протянуть деньги кассиру. Это просто ужасно, когда вам приходится продираться через толпу и толкаться, чтобы устоять на месте. Последний раз, когда я пробрался к окошечку кассы и сунул туда свою голову, вместе со мной туда влезло пять рук, через мои плечи и через голову. Каждая рука трясла деньгами».

Или вы услышите такое: «Трамваи – это просто ужас! Они гораздо хуже нашего метро. Самое поразительное, это то, что люди не обращают на толчею никакого внимания». Такая реакция наших соотечественников объясняется тем, что наша культура не поощряет прикосновение друг к другу, кроме интимных отношений. Когда мы едем в трамвае или в переполненной кабине лифта, мы себя «держим», так как с детства нас приучили избегать телесного контакта с незнакомцами. Оказавшись за границей, нам непривычно сталкиваться с другим отношением к телесному контакту. К тому же одновременно все наши органы восприятия подвергаются атаке непривычных сигналов: мы слышим чужую речь, обоняем необычные запахи, видим странные жесты, а также множество иных незнакомых знаков и символов.

Однако многие, побывавшие в чужой стране, могут заранее предупредить новичка. Преодоление иностранного акцента в отношении к пространству так же важно, а, может быть, важнее, чем преодоление акцента в языке» (цит. по: [6: 288–289] – перевод фрагмента из книги «The Hidden Dimension»).

Причиной негативной эмоциональной реакции американцев в приведенных примерах являются разная величина интимной и личной пространственных зон, принятых в национальных культурах. В Латинской Америке, к примеру, расстояния между людьми, которые используются во время словесного общения, гораздо меньше, чем в США. В соответствии с этим латиноамериканцы не могут ощущать удобства в разговоре, пока они не приблизятся к американцам на такое расстояние, которое принято в их культуре, но которое в культуре США принято либо при сексуальном контакте, либо перед началом драки. Поэтому, когда латиноамериканцы приближаются к партнерам по общению из США, последние испытывают неловкость и отодвигаются. Итог такого общения описывается Холлом с неподражаемой живостью: «В результате этого они думают, что мы демонстрируем им свою холодность, отчужденность и недружелюбие. Мы же постоянно обвиняем их в том, что они дышат нам в затылок, давят на нас или плюют нам в лицо» [6: 305].

P. S.: О способах формального регулирования пространства вы можете прочитать в указанной книге [6: 297–300].

Человек, по выражению Э. Холла, относится к пространству так же, как к сексу: «Пространство является важным фактором в жизни, но мы о нем мало говорим. А если мы и говорим о нем, то стараемся придать нашим разговорам несерьезный тон. Хозяин дома всегда с самоиронией скажет о «своем» кресле. Сколько раз люди, находясь в гостях и увидев большое удобное кресло, устремлялись к нему и лишь в последнюю минуту останавливались и, обращаясь к хозяину дома, говорили: «Ой, я чуть не сел в ваше кресло!». Разумеется, вам будет дан вежливый ответ. Представьте себе, если бы хозяин дал выход своим истинным чувствам и сказал: «Да, вы чуть было не сели в мое кресло, а мне совсем не нравится, когда кто-нибудь садится в мое кресло!». По неизвестным причинам наша культура скрывает и подавляет наши чувства в отношении территории» [6: 286].

Пространственные перемещения людей, по наблюдениям Э. Холла, являются средством показать их отношение друг к другу. Исследователь сравнивает отношение к пространству у американцев и французов, которое проявляет значительные различия в культурах двух народов. Приведем следующий фрагмент из книги исследователя «Как понять иностранца без слов» (в англоязычном варианте – «The Hidden Dimension»):

«В Соединенных Штатах пространство внутри одной комнаты распределяется равномерно. Когда в офис прибывает новый сотрудник, почти все сдвигают свои столы и дают место новичку. Это ведет к тому, что многим приходится изменить свои места, например, отодвинуться от своего любимого окна. Характерно, что сотрудники будут добровольно производить эти перемещения, показывая этим, что они признают присутствие нового сотрудника. Пока этого не произошло, начальник еще не может считать, что новичок успешно вписался в группу.

Если комната достаточно велика, то американцы будут размещаться вдоль стен, а центральная часть комнаты будет зарезервирована для общих мероприятий, включая совещания. Центр принадлежит всей группе, и это часто подчеркивается тем, что на середину комнаты ставится стол, за которым сидят участники совещаний. Если же стола нет, то совещания также проходят в середине комнаты, куда каждый из сотрудников приносит свой стул или кресло.

Французы же, напротив, не уступают новичкам места. Они с большой неохотой выделяют ему небольшой письменный стол в темном углу лицом к стене. Эти действия особенно болезненно воспринимаются американцами, работающими во Франции. Поскольку обычно не предпринимается мер для того, чтобы показать новичку, что он принят членами группы, он чувствует себя ужасно неуверенно.

В середине комнаты во французском учреждении находится главное лицо, которое следит за всем ходом дела. В этом проявляется централизованный характер французской системы» [цит. по: 6: 296 – 297], иерархичность французской культуры по сравнению с демократизмом американской, что проявляется через отношение к пространству. Поэтому восприятие носителями культуры пространства значимо как категория, через отношение к которой проявляются и другие, социально значимые черты культуры.

Важность восприятия и осмысления категории пространства отражает лексический состав языка. В нем слова, обозначающие пространственные явления, составляют очень большой процент из общего количества лексических единиц. По подсчетам Э. Холла, в Оксфордском карманном словаре английского языка слова-обозначения пространственных реалий составляют 20 % всех слов; это 5000 слов и терминов, связанных с пространством. Результаты этого подсчета показались неожиданными и ошеломили исследователя [6: 275].

Таким образом, обрести понимание категории пространства важно еще и для изучения языков, потому что оно непосредственно вербализуется в языках. Цитата из Бенджамина Уорфа, которую приводит Холл, служит этому красноречивым подтверждением: «В мысленном мире хопи, – писал Уорф, – нет воображаемого пространства... Хопи не могут направить мысль в какое-либо иное пространство, кроме известного им». В частности, хопи не могут себе «представить» такие места, как рай или ад, о которых им говорят миссионеры. Для хопи не существует абстрактного пространства, которое может быть наполнено предметами. Даже пространственные образы английского языка кажутся для них непонятными. Для хопи кажется чушью, когда говорят: «схватить суть вопроса», «линия поведения», «взять за отправную точку» (сравним в русском языке: «найти выход из положения» – примечание мое, С.П.).

Уорф сравнил словари языка хопи и английского языка. Он обнаружил, что хотя хопи строят основательные каменные здания, у них нет слов, обозначающих трехмерные пространства. Нет слов для обозначения комнаты, коридора, кладовки, чердака, подвала. Уорф отмечает, что хопи не могут прибавить личное местоимение к слову «помещение», и строго говоря, с их точки зрения, «помещение» – это не имя существительное» [6: 273–274].

Степень выраженности контекста. Высокая/низкая контекстуальность

Контекст (в широком понимании этого термина) – все, что в конкретной ситуации высказывания является важным для понимания, то есть целый ряд так называемых контекстуальных показателей, к которым относятся:

• социальный статус, возраст и т. п. характеристики говорящего и слушающего (к примеру, состав лексических единиц и особенности морфологии речевых структур у представителей восточных культур варьируются в зависимости от возраста, служебного положения и социального происхождения партнера по коммуникации: в языках народов Востока существует большое количество специальных суффиксов, выражающих почтительное отношение к адресату речи);

• время высказывания;

• место высказывания;

• фоновые знания: визуальная, пространственная, причинная, кинематическая, эмоциональная информация, знания о типичных правилах поведения и т. д.

Учет контекстуальных показателей – важнейшее условие не только успешной межкультурной, но и внутрикультурной коммуникации.

Контекстуальность – степень проявления контекстуальных показателей. В одной и той же культуре, но в разных ситуациях общения и жизнедеятельности ее представителей контекстуальность может быть высокой или низкой. Показатели, позволяющие выявить степень контекстуальности:

• степень актуализации реалий окружающего мира (те реалии, которые в одних культурах воспринимаются как первостепенно значимые, в других культурах могут восприниматься как периферийные и, наоборот);

• соотношение вербальных и невербальных элементов коммуникации (Так, в одних культурах чаще, а в других гораздо реже используются жесты. Нам трудно, например, представить себе бурно жестикулирующего финна или вялого, не использующего никаких жестов итальянца. Низко- и высококонтекстуальные культуры различаются также длиной и смысловой значимостью пауз: в высококонтекстуальных культурах паузы при общении коммуникантов длиннее, но при этом не вызывают ощущения дискомфорта и являются весьма значимым элементом коммуникации);

• использование сокращенных либо расширенных языков общения (в сокращенных языках многие речевые структуры существуют в «свернутом виде», «не проговариваются», значительно шире область подразумеваемого, чем в расширенных языках);

• качества слова в речи коммуникантов:

а) полнота словесного выражения / недоговоренность;

б) индивидуальная окрашенность речи коммуникантов / клишированность («сглаженность») речи (не во всякой культуре яркая, индивидуализированная речь поощряется и может восприниматься как нормативная);

в) эмоциональность / сдержанность (это качество, как правило, непосредственно связано с предшествующим и зависит от него);

г) точность, ясность, прямота выражения смыслов / двусмысленность, смысловая неопределенность (так, двусмысленность коммуникации является характерной особенностью культур Востока; манера же американцев четко и ясно формулировать цель коммуникации и буквально сразу «брать быка за рога» выглядит приминивной и даже вульгарной в глазах восточного человека).

Категория контекстуальности отражает, как и какие средства коммуникации используют представители тех или иных культур. Так, в одних культурах принципиально важное значение имеет содержание сообщения, выраженное на языке слов, в вербальной форме, и актуализируется то, что сказано, а не то, как сказано. Поэтому коммуникация в таких культурах слабо связана с контекстом: уделяется незначительное внимание тому, с кем и при какой ситуации происходит общение. Смысл высказываний ясен и без этих контекстуальных показателей. Для таких культур характерен когнитивный стиль обмена информацией, при котором значительные требования предъявляются к беглости речи, полноте высказываний (иногда свойственна даже многословность), ясности выражения мыслей, точности использования понятий и логике высказываний. Представители таких культур стремятся развивать свои речевые навыки. А сами такие культуры принято называть низкоконтекстуальными.

Ярким представителем низкоконтекстуальной культуры является культура США. Индивидуализм американской культуры побуждает ораторов их этой страны высказываться ясно и четко, сразу выдвигать свои аргументы, чтобы вызвать реакцию у оппонентов.

Промежуточность русской культуры как культурного типа проявляется в том, что она является самой высококонтекстуальной в ряду низкоконтекстуальных культур и, наоборот, самой низкоконтекстуальной в ряду высококонтекстуальных. Если в структуре русской культуры выделить субкультуры, следует заметить, что в элитарной культуре контекстуальность значительно ниже, чем в народной культуре. Если же рассматривать русскую культуру как целостное образование, то в рейтинговой шкале по критерию контекстуальности она займет среди других культур срединное положение.

Проявлениями низкой контекстуальности в культурах можно считать развитые традиции ораторского искусства в России и странах Европы, в особенности в Греции (родине ораторского искусства) и Италии. В культурах этих стран существуют многочисленные формы пособий, трактатов, учебников, руководств, компендиумов по искусству устной речи. В культуре древней Руси словами «речь» и «слово» обозначались не только те понятия, которые мы имеем в виду в настоящее время, но и жанры устного и литературного словесного творчества. Вспомним «Слово о полку Игореве» неизвестного гениального автора, «Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона, «Слово о взятии Рязани Батыем», знаменитые речи князей на княжеских пирах и хвалебные речи в адрес князей. Даже в современной русской научно-популярной литературе сохраняются такие названия, как «Слово о словах» Л. В. Успенского (сравните: «Книга о языке» Д. Фолсома). Эти и другие многочисленные примеры подтверждают значимость слова в русской культуре, его высокий статус и являются свидетельством низкой контекстуальности русской элитарной культуры.

Существование герменевтики – науки толкования текстов, а также самих концепций толкования культуры, понимающих ее как сплошной огромный Гипертекст, также есть свидетельство низкой контекстуальности культур.

Коммуникация в высококонтекстуальных культурах характеризуется двусмысленностью, расплывчатостью и неконкретностью речи, изобилием форм высказываний, отражающих коннотацию приблизительности (типа «вероятно», «может быть» и т. п.). Так, в высококонтекстуальной японской культуре даже при деловых контактах разговоры обычно ведутся «вокруг да около», долго ведется рассуждение обо всем, только не об основном предмете общения. Эта стратегия позволяет представителям высококонтекстуальных культур лучше узнать о намерениях своих партнеров, чтобы настроиться на главную тему, либо противостоять, не уронив при этом достоинства своих партнеров. В высококонтекстуальных культурах значительно выше роль ритуальности в общении. Эти культуры относят к числу культур традиционной ориентации, в противоположность культурам модернизационного типа.

Смысл сказанного в высококонтекстуальных культурах зачастую трудно, а иногда и невозможно понять только из содержания самого высказывания. Для этого необходимо учесть многие контекстуальные показатели: характер самой ситуации общения, социальный статус адресата и адресанта, их возраст и т.п.

В высококонтекстуальных культурах паузы между высказываниями являются, как правило, более длительными и наделяются большим, значением, чем в низкоконтекстуальных культурах, то есть характеризуются многозначительностью. Эта особенность, как правило, сочетается с высокой степенью проявления ритуальности в культуре, то есть многие из высококонтекстуальных культур являются традиционными.

Представления о низкой и высокой контекстуальности Эдвард Холл Эдвард высказал в 3-х своих книгах – «The Hidden Dimension» (Незримое измерение), 1966 г. [23], «Beyond Culture» (За гранью культуры), 1976 г. [24] и «The Dance of Life» (Танец жизни), 1983 г. [25]:

«Под контекстом высоким или низким подразумевается объем информации, которая в данной коммуникации является функцией контекста, в котором она проявляется. Коммуникация с высоким контекстом – это такая коммуникация, в которой основное значение сообщения заключено в контексте и лишь небольшая его часть находится в самом сообщении» [24: 229]. Здесь и далее фрагменты книг Эдварда Холла на русский язык приводятся в переводе студентки V курса Института языковой коммуникации Анастасии Шушаниковой).

Однако Эдвард Холл не связывал понятия высокой и низкой контекстуальности исключительно с разными национальными культурами. В книге «Beyond Culture» («За гранью культуры») [24: 79] он отмечал: «Ни одна культура не может находиться исключительно на одном конце шкалы степени выраженности контекста, являясь культурой с низким или высоким контекстом. Американская культура находится не в самом низу шкалы, а в ее нижней части. Мы, американцы, по степени выраженности контекста, используемого в повседневной жизни, по шкале расположены выше швейцарцев немецкого происхождения, немцев и скандинавов. Следовательно, сложные культуры с развитыми социальными институтами (технологически развитые культуры) следовало бы рассматривать как культуры с низким контекстом, но это не всегда верно. Китай – страна с богатой и сложной культурой – по шкале является высококонтекстуальной культурой». И далее [24: 88]:

«Любой акт социального действия может характеризоваться высоким, низким или средним контекстом. Высококонтекстуальные акты характеризуются предварительно запрограммированной информацией, находящейся в получателе и в установке с минимальным содержанием информации в передаваемом сообщении. В низкоконтекстуальных актах большая часть информации должна находиться в передаваемом сообщении, чтобы воссоздать то, что отсутствует в контексте (как во внутреннем, так и во внешнем)». Так, в любой национальной культуре ситуацией с высоким контекстом можно считать общение влюбленных, язык которых часто понятен только им одним, или общение супругов, много лет проживших вместе в любви и согласии (см. русскую идиому «понимать с полуслова»). Ситуации теплого, задушевно-интимного общения, моменты постижения сакральности культуры, ее тайн являются высококонтекстуальными. И, напротив, во всех национальных культурах учебные ситуации большей частью являются низкоконтекстуальными – в тех, конечно, случаях, когда они касаются умопостигаемых идей и истин, познаваемых на рационально-логическом, но не на чувственном уровне. Обучение восприятию текстов произведений поэзии составляет исключение и относится к моделированию ситуаций с высоким контекстом: хотя литературоведение и является наукой, но оно граничит с искусством, в котором процесс познания имеет иную природу: в нем важно не только и не столько логическое понимание, сколько эмоциональное переживание и образное постижение действительности.

В книге «The Dance of Life» (Танец жизни) [25: 118] Эдвард Холл выделил и другие различия систем с низким и высоким контекстом: «В системе с низким контекстом, информация должна быть высоко структурирована, для того, чтобы каждый понимал, где находится. План работы очень важен и необходимо придерживаться этого плана».

«В основном высококонтекстуальные культуры не поддаются рекламе и пропаганде, которая должна быть забавной и язвительной, но не серьезной, чтобы быть эффективной.

Низкоконтекстуальные культуры, как правило, более уязвимые, легко поддаются пропаганде и рекламе. То есть только в том случае, если представитель такой культуры обнаружит, что агент сообщения не заслуживает доверия, реклама может вызвать недоверие» [25: 121].

Скорость распространения информационных потоков

Исследователями было замечено, что потоки информации по-разному циркулируют в национальных культурах. В одних из них информационные потоки распространяются быстро и проходят беспрепятственно благодаря существованию особых неформальных информационных каналов – таких, как сплетни, слухи и т. п. Ярким примером такой культуры является культура России: феноменально, что в такой огромной по занимаемой территории стране слух о каких-нибудь событиях или грядущих переменах, появившись утром из неофициального источника или даже из источника конфиденциальной информации, не подлежащей разглашению, к вечеру может обойти всю страну. Представители таких культур всегда хорошо информированы о происходящем вокруг них, так как находятся в состоянии постоянного контакта с множеством людей. В таких культурах деловым отношениям предпочитаются личные, эмоциональные: здесь лечатся у своего врача, устраиваются на работу через знакомых, доверяют дела фирмы знакомому юристу и т. п.; профессиональные и личные отношения смешиваются; негативный эмоциональный осадок от профессионального конфликта переносится в сферу личных отношений.

В других культурах потоки информации распространяются в основном медленно и движутся только по официальным каналам их распространения, к которым относятся пресса, печать, радио, телевидение, Интернет, инструкции, справочники, энциклопедии – в общем, все то, что не предполагает личного общения, непосредственного контакта людей. В этих культурах деловые отношения доминируют над личными. Личные и профессиональные отношения никогда не смешиваются: люди могут серьезно поспорить на работе, выступая противниками друг друга, которые придерживаются противоположной точки зрения на решение какого-либо вопроса, а вечером вполне мирно и дружно проводить вместе время в кафе.