2.2.1.2. Гарантии права на жизнь

Кроме того, ст.2 Конвенции определила, что лишение жизни не рассматривается как совершенное в нарушение данной статьи, если оно является результатом применения силы, не более чем абсолютно необходимой:

– для защиты любого лица от незаконного насилия;

– для осуществления законного ареста или предотвращения побега лица, задержанного на законных основаниях;

– в случае действий, предусмотренных законом, для подавления бунта или мятежа.

Эти три категории случаев столь подробно конкретизируются в российском законодательстве в контексте описания случаев законного применения правоохранительными органами оружия и специальных средств, что может возникнуть впечатление слишком широкого толкования условий правомерного лишения жизни. Однако стремление законодателя предусмотреть любой случай, в котором лишение человека жизни будет признано правомерным, должно служить созданию надежных гарантий права на жизнь. Федеральные законы «Об обо­ро­не», пре­ду­смат­ри­вающий при­ме­нение ору­жие для по­ра­же­ния про­тив­ни­ка, «О внутренних войсках Министерства внутренних дел Российской Федерации», “О милиции” и другие устанавливают исчерпывающий перечень случаев, когда работники этих органов могут действовать с угрозой для жизни людей⁸⁴.

Примером осуществления указанных в законах полномочий так называемых силовых структур и правоохранительных органов, показывающим, сколь эффективна в России законодательная защита права на жизнь, является война в Чеченской Республике в 1993-1996 годах, в ходе которой погибли десятки тысяч мирных граждан Российской Федерации. В целях урегулирования вооруженного конфликта в Чеченской республике в конце 1994 г. был издан ряд нормативных актов, в том числе и Постановление Правительства РФ от 9 декабря 1994 г. «Об обеспечении государственной безопасности и территориальной целостности Российской Федерации, законности, прав и свобод граждан, разоружения незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской Республики и прилегающих к ней регионов Северного Кавказа». Оценивая конституционность этого акта в своем Постановлении от 31 июля 1995 г., Конституционный Суд РФ установил, что большинство из предусмотренных в нем конкретных мер, в том числе связанных с ограничением конституционных прав и свобод, не выходит за пределы тех ограничений, которые в соответствии с действующими законами возможны и допустимы.

Конечно, не Конституционный Суд несет ответственность за массовое государственное убийство в Чечне невиновного гражданского населения (ради обеспечения государственной безопасности и территориальной целостности Российской Федерации, разоружения незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской Республики), но очевидно, что уничтожение гражданского населения при “восстановлении” конституционного порядка несовместимо с правом на жизнь. Например, судья Конституционного Суда Российской Федерации А.Л.Кононов полагает, что в деле о проверке конституционности нормативных актов, касавшихся вооруженного конфликта в Чеченской Республике “...Конституционный Суд не был достаточно последовательным в ценностных предпочтениях прав человека...”⁸⁵.

В этой связи следует подчеркнуть, что признание, соблюдение и защита государством права на жизнь являются не результатом записи в конституции или присоединения к международной конвенции, а определенным показателем цивилизованности общества, в котором человеческая жизнь действительно обладает ценностью. Российское же посттоталитарное общество не могло не унаследовать социальную этику тоталитарной системы, уничтожившей значительную часть населения страны и не усматривавшей в жизни отдельных людей никакой ценности – особенно в сравнении с целями “государственной безопасности и территориальной целостности”. Поэтому, например, хотя гибель военнослужащих срочной службы в мирное время, а также арестованных или заключенных в следственных изоляторах и колониях в сегодняшней России (вследствие того, что государство создает им условия существования, опасные для жизни, или не предпринимает достаточные меры для изменения этих условий) противоречит статье 20 Конституции, это вполне соответствует традициям советской системы в постсоветском обществе. Однако сказанное относится к социально-политическому аспекту признания и соблюдения права на жизнь.

Что касается юридического аспекта права на жизнь, то здесь основным показателем его реальности служит решение вопроса о смертной казни.