Вера и культура

Небольшая работа «Основы христианской культуры» близка по духу творчеству Е. Трубецкого и С. Булгакова; она отличается от понимания отношений культуры и веры в том виде, как это дано у о. Павла Флоренского. Здесь более умеренное, спокойное, терпимое, внимательное отношение к культуре в целом. И.И. пишет, что христианская культура существует не сама по себе, а перед лицом мощного антихристианского фронта ХХ в. в науке, государстве, экономике — во всех областях человеческой деятельности:

И.И. указывает на безбожное искусство, которое стало праздным развлечением и нервирующим зрелищем, на материалистическую науку, которая отбросила «гипотезу Бога» и порвала с религией, говорит о светской государственности, которая оторвалась от своей высшей цели и не служит ей, ибо цель эта состоит, всегда состояла и будет состоять в том, чтобы готовить людей для жизни по-Божьему.

«Безбожное государство ведет народы так, как слепой ведет слепых: в яму (Мф.15.14). Оно не ценит вечных благороднейших — религиозно-христианских корней правосознания. Современное государство служит не качеству жизни, не совершенству ее, а интересам людей и классов; оно не знает измерения священной глубины ни в душах, ни в делах; оно есть явление личной, классовой и всенародной жадности и создает в лучшем случае неустойчивое равновесие вожделений, равнодействующую вражды и зависти» (с.288).

Христианская культура должна созидаться вопреки всему этому безобразию. И.И. отклонил соблазн отвергнуть культуру из христианских побуждений, предать ее анафеме. Это же сделал и Е. Трубецкой. И.И. настаивал, что христиане призваны вносить свет Христов повсюду, во все области человеческой деятельности, и созидать христианскую культуру на земле, потому что через культуру христиане могут воздействовать на мир. Это — дело совести и ответственности, веры и надежды, исполненной духом любви к Богу и ближнему.

В Новом Завете нет прямых указаний о культуре, но поиски христианской культуры, признает И.И., идут через всю историю христианства. Церковь призвана идти средним путем между крайностями — всеядностью и полным отвержением культуры. Бог создал мир «хорошо весьма». Христиане призваны принимать мир разумом, верой, любовью, в смирении, трезвении, в искусе, в служении: «Возможность и реальность негреховного мироприятия и миропреобразования даны и удостоверены. Евангелие несет миру не проклятие, а обетование, а человеку — не умирание, а спасение и радость. Оно учит не бегству из мира, а христианизации его» (с.315).

Это не значит забыть Добротолюбие, забыть старцев. Добротолюбие, старцы определяют работу над внутренним строем человеческой души, над созиданием добродетели. Но дух Христов дан, чтобы действовать в нашей земной работе. Христианин должен действовать с чистыми мотивами, чистыми намерениями. Культура должна твориться, когда достигнута должная чистота намерений, и тогда правильно ставится цель и задача. Культура творится с творческим дерзновением, но и с максимальной духовной ответственностью.

Христианскую культуру может творить только церковно христианская душа. Христианство преображает культурное творчество изнутри своим духом любви, в нем есть что-то похожее на брак. В философии, например, сила разума должна служить познанию предмета, но мотив самого разума — любовь. Воля к действию тоже должна рождаться из духа любви и совести; воображение должно быть не блужданием по образам, а воспламеняться духовной любовью. И.И. отличает духовно сомнительные виды воображения от нужных для творчески активной личности, настаивает, чтобы творец был открыт благодати и готовил себя к ней, чтобы благодатные прозрения стали источником творчества. Такие прозрения нужны в науке и искусстве, в проектах социально-правовых решений и государственных реформ. Все должно быть претворено духом христианской любви и правды Божией. Все великое в мире вырастает из прозрений, из творческого усилия, подвига, молитвы, созерцания (созерцание как источник действия, подвига — одна из любимых его тем). «Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный» (Мф. 5,48), — это он ставит на очень важное место в культурной творческой работе. Совершенство дается Духом Христовым.

И.И. критически рассмотрел то, что он назвал аскетическим самоустранением от мира. Оно было и есть в христианстве, но нередко доходит до крайних форм. Если же христианин-аскет не поддается искушению мироотрицания, он отходит от мира лишь для того, чтобы затем вернуться на новом уровне, принести прозрения и духовный опыт для творческой работы. «Христианское мироотвержение есть или условно временная, душеочистительная установка монаха, “отвергающего”, чтобы “приобрести вновь”, закрывающего глаза, чтобы прозреть, ищущего уединения и сосредоточения для того, чтобы по-настоящему воспринять Бога, человека и мир; тогда христианин “отвергает” не Божий мир, а свои страсти и страстные содержания своего опыта и, очистившись и прозрев, убеждается, что “нет ничего в себе самом нечистого”, ибо “только почитающему что-либо нечистым, тому нечисто” (Рим.14, 14-20)… Или же мироотрицание есть слепота, помрачение духа, посягание на хулу и тяга к ереси; это есть путь от духовного скопчества к телесному» (с.315-316). Крайне аскетическое самоустранение от мира больше связано с эллинизмом, чем с христианством. Оно никогда не умирало и в Православии, но не выражает последнего и глубочайшего отношения христианства к Богу и Божьему миру.

Христос пришел в наш мир ради нашего спасения — значит, Он принял мир и христиане тоже должны действовать в мире ради его спасения, действовать под знаком благословения Божия. Это и есть призвание к труду, к творческому усилию, а в конечном счете — к культуре. Православие должно освятить каждый миг труда вплоть до присяги государю, любви к старцу, мирскому служению, монашескому деланию — все должно быть претворено и освящено в христианской любви к миру, который Бог послал нам, чтобы мы здесь трудились.

«Поистине Христос принял мир и воплотился не для того, чтобы научить нас отвергать мир, понося и презирая создание Божие, но для того, чтобы дать нам возможность и указать нам путь верного христианского мироприятия; чтобы научить нас верно принимать и творчески нести бремя вещественности (плоти) и бремя человеческого душевного разъединения (индивидуальности); чтобы научить нас жить на земле в лучах Царствия Божия. Мы не выше Христа, а Христос принял земную жизнь, вернул ее в благодатном сиянии. И тот, кто принимает мир, тот включает в свой жизненный путь творческое делание в этом мире, т.е. совершенствование в духе и себя самого, и ближних, и вещей, а в этом и состоит по существу христианская культура…» (с.312).