Литература:

1. Булгаков С. Автобиографические заметки. Paris: YMCA-Press, 1991.

2. Булгаков С.Н. Свет Невечерний. М.: Республика, 1994.

3. Христианский социализм: С.Н. Булгаков. Новосибирск: Наука, 1991.

4. Елена, монахиня [Казимирчак-Полонская]. Проф. прот. Сергий Булгаков (1871-1944). — «Богословские труды». М., 1986, № 27.

5. Бердяев Н. Собр. соч. т.3. Типы религиозной мысли в России. Paris: YMCA-Press, 1989.

6. Булгаков С.Н. Соч. в 2-х тт. М.: Наука, 1993.

7. Булгаков С.Н. Тихие думы. М.: Республика, 1996.

8. Лосский Вл. Спор о Софии. Статьи разных лет. М.: Изд-во Свято-Владимирского Братства, 1996.

9. Зандер Л.А. Бог и мир (Миросозерцание отца Сергия Булгакова). В 2-х тт. Париж: YMCA-Press, 1948.

10. Флоровский Г., прот. О почитании Софии, Премудрости Божией. — Вестник Русского западно-европейского патриаршего экзархата, Paris, 1987, N 115.

11. Антоний, Митр. Ленинградский и Ладожский. Из истории новгородской иконографии. — «Богословские труды». М., 1986, № 27.

12. Тайна Израиля: «Еврейский вопрос» в русской религиозной мысли конца XIX — первой половины ХХ вв. СПб: София, 1993.

13. Хоружий С.С. После перерыва. Пути русской философии. СПб: Алетейя, 1994.

14. Лосский Н.О. История русской философии. М.: Прогресс, 1994.

15. Зеньковский В.В. Дело об обвинении о. Сергия Булгакова в ереси. (Глава из неизданных воспоминаний). Вестник РХД, 1987, № 149.

16. Булгаков С., прот. Философия имени. СПб: Наука, 1999.

17. Булгаков С. Два града. СПб: РХГИ, 1997.

18. Зернов Н. Русское религиозное возрождение ХХ века. Paris: YMCA-Press, 1991.

19. Флоренский П. Соч. в 4-х тт. М.: Мысль, 1994-98.

20. Прот. Сергий Булгаков. Автобиографические заметки. Дневники, Статьи. Орел, 1998.

О. Павел Флоренский

О. Павел Флоренский (1882-1937) — один из самых ярких наших мыслителей, из числа тех, кто всегда стремился к духовной достоверности и православной определенности мысли. Родился 9 января 1882 г. в пос. Евлах на западе нынешнего Азербайджана в семье железнодорожного инженера-строителя; отец имел родовые корни в русском духовенстве, мать же происходила из армяно-грузинской знати. Семья жила попеременно в Тифлисе, Батуми и в других местах. Кавказ наложил на его душу свою неизгладимую печать, о чем он очень живо писал в воспоминаниях детства.

Православного воспитания в среде интеллигентной, «повышенно культурной», безрелигиозной, трудолюбивой он не получил. Со временем П.Ф. пришел к зрелой мысли, что в его лице род должен снова вернуться к священству. А в детстве природа была его «единственной возлюбленной» (3, с.63). Особенно привлекали его красота неба, горных пиков, четких и ясных кристаллических форм, «безмятежная лазурь духов природы» (3, с.74). Он любил рассматривать раскрывающиеся в горах многослойные картины разных пород. Но, помимо этого, его вдохновляли также сверхлогическое содержание стихов и музыкальных произведений, красота нравственного строя души, ума, глубоких взаимоотношений между людьми. Все, где была потаенная и сдержанно выраженная полнота жизненных форм, привлекало его душу и пытливую мысль.

Достоевский с истерическими характерами его романов был чужд атмосфере собранности, чистоты чувств, благообразия и порядка в доме, где рос Павел. Чужд ему был всякий хаос. Впоследствии он писал о культуре как логосном начале, побеждающем хаотичность мира. В детстве загорелась в нем любовь к естественным и другим наукам, которую он сохранял в сердце на многие годы. Отсюда же и любовь к греческому мифу, к античной философии, к эллинству, ибо «земля, по которой я ходил, пропитана испарениями античности» (3, с.97).

В 1900 г. П.Ф. закончил гимназию, в которой учились также В.Ф. Эрн и А.В. Ельчанинов, будущий священник. К этому времени он увидел неполноту человеческих знаний о мире, бессилие своих естественнонаучных занятий и ощутил духовный голод по абсолютной Истине. Он прошел через мрак душевный, «мрак густой и тяжкий, — воистину тьма египетская; она обволакивала меня и задавливала» (3, с.211). Но Бог посетил его, позвал к Себе, открыл путь к спасению. Он услышал зов из иного мира: «Павел! Павел!» (с.215). Павел еще не был готов по примеру древних патриархов отозваться словами «вот я». Но иной мир стал для него «подлинной и не внушающей ни малейшего сомнения действительностью» (с.217). П.Ф. был открыт к его веяниям и принимал их с доверием, стремясь делом ответить на зовы. Но по просьбе родителей направился на физико-математический факультет Московского университета. Здесь раскрылись его разносторонние дарования. Как математик и ученый-естественник, он мог бы стать величайшим ученым не только России, но и мира. Но поиск всецелой Истины влек его к философии и богословию. Он увидел глубокую внутреннюю связь науки, философии и религиозной веры.

В молодости писал стихи в духе символизма, поскольку в нем, в отличие от позитивизма, были прорывы религиозности. Известен сборник стихотворений «Белый камень», который он подарил в 1904 г. Андрею Белому, а также опубликованный сборник «В вечной лазури» (1907). С символистами его пути разошлись — их духовная невразумительность была ему не по душе, а он искал целомудренной чистоты.

Д.С. Мережковскому он писал: «Я должен быть в Православии и должен бороться за него. Если Вы будете нападать на него, то, быть может, я буду бороться с Вами» (цит. согласно игумену Андронику (Трубачеву) — 1, т.I, с.10). Символизм как течение искусства быстро сошел со сцены, но в философии Флоренского символ навсегда сохранил свою ключевую роль: символично не только творчество человека, но и все мироздание. П.Ф. писал: «Всю свою жизнь я думал только об одной проблеме, проблеме СИМВОЛА» (3, с.153).

Он получил благословение на продолжение духовного образования в МДА. Благословивший его еп. на покое Антоний (Флоренсов) был чтимым среди верующих интеллигентов старцем и высококультурным человеком (см.: А. Ельчанинов. Епископ-старец. «Путь», 1926, № 4; больше в ЖМП — иеродиакон Андроник, 2). Он увидел в молодом П.Ф. будущего миссионера для светской культуры. Это определило его дальнейший путь. После университета он в 1904 г. направился в Московскую Духовную Академию. Здесь его духовником стал иеромонах Гефсиманского скита Исидор, отличавшийся по складу от еп. Антония. Встречался он также со старцами Зосимовой и Оптиной пустыни. «Легкомыслие или безумие итти далее не за ними, а помимо них», — писал он спустя время (5, кн. 1, с.125). В 1908 г. он заканчивает курс, и проф. С.С. Глаголев рекомендует его на вакантную кафедру истории философии.

С 1908 по 1919 гг. П.Ф. преподавал историю философии в МДА. Поняв в какой-то момент, что нет воли Божией на монашество, П.Ф. вступает в брак с А.М. Гиацинтовой, становится главой семьи и отцом нескольких детей. 23.04.1911 ректор МДА еп. Феодор (Поздеевский) рукоположил Павла в дьяконы, а на следующий день во священники. С. Булгаков писал, что к священству его влекло не призвание к пастырству и учительству, а больше «к предстоянию Престолу Господню, служению литургически-евхаристическому» (12, с.201).

«В своем рукоположении о. Павел перешагнул через то препятствие, которым для нас, вернувшихся к Церкви, так сказать “интеллигентов”, являлась зависимость церкви от государства, цезарепапизм… В то время, когда вся страна бредила революцией, а также и в церковных кругах возникали одна за другою, хотя и эфемерные, церковно-политические организации, о. Павел оставался им чужд, — по равнодушию ли своему к земному устроению, или же потому, что голос вечности звучал для него сильнее зовов временности. Обновленческое движение в среде русского духовенства, позднее выродившееся в живоцерковство, никогда не находило для себя отзвука в о. Павле, как ни страдал он от всей косности нашей церковной жизни. Его христианство не было также “социальным”, хотя тогда уже вокруг него и возникали разные его течения. Но это было в нем менее всего охранительством, эта внешняя оболочка соединилась с пламенным горением огненного духа, хотя и с тихим светом из него излучавшимся» (12, с.201-02).

К этому времени он выразил свое понимание того, в чем состоит задача христианской философии в России. «Каждый народ, — сказал П.Ф. в 1912 г., — в лучшем своем определяется тем, во что он верит. И потому философия каждого народа, до глубочайшей своей сущности, есть раскрытие веры народа, из этой веры исходит и к этой же вере устремляется. Если возможна русская философия, то только — как философия православная, как философия веры православной, как драгоценная риза из золота — разума — и самоцветных каменьев — приобретений опыта — на святыне Православия» (1, т.2, с.190-191). Философия важна не сама по себе, а как выражение пути души, ведущего ко Христу. Она также важна как средство расчистки пути Христа в нашу душу. В этом видна его преемственность со святоотеческим пониманием задач христианской философии.

Троице-Сергиеву Лавру П.Ф. принял как духовное сердце России, где бьется пульс русской истории. Дом Преподобного Сергия — «прекраснейшее место всей земли», которое он не хотел бы покидать никогда (1, т.2, с.352). Эти слова взяты из его статьи «Троице-Сергиева Лавра и Россия» (1918), со страниц которой Лавра предстает чем-то вроде Эдема — райского сада или истинной родины, куда всегда тянется душа христианина. Те, кто ищет «русскую идею» или «душу России», найдут ее, как можно понять П.Ф., именно в Лавре. Найдут, добавил П.Ф., у стен Дома Живоначальной Троицы и всероссийскую Академию культуры: «По творческому замыслу основателя [преп. Сергия], троичный храм, гениально им, можно сказать, открытый, есть прототип собирания Руси в духовном единстве, в братской любви. Он должен быть центром культурного объединения Руси, в котором находят себе точку опоры и высшее оправдание все стороны русской жизни» (там же, с.361).

Во всем этом мы видим яркое выражение его христианского идеала: сблизить Церковь и культуру, воцерковить ее при Троицком храме, созидать это единство в верности заветам преп. Сергия, в соборном согласии православной церковной жизни России, чутко прислушиваясь к биению ее духовного сердца.

Работая в МДА, П.Ф. редактировал в 1912‑17 гг. «Богословский вестник», подготовил кандидатскую, а затем и магистерскую диссертацию «О духовной истине» (1912), написал большое число статей на разные темы и основную книгу этого периода «Столп и утверждение Истины» (1914), с подзаголовком «Опыт православной Феодицеи в двенадцати письмах». Название взято у ап. Павла (1 Тим. 3.15) и означает, что именно Церковь является источником и утверждением Истины, всецелой истины, включая, разумеется, и философскую. Книга раскрывает веру П.Ф. в Церковь как святыню Божию вопреки всем порокам повседневной церковности: «“Живой религиозный опыт, как единственный законный способ познания догматов” — так мне хотелось бы выразить общее стремление моей книги или, точнее, моих набросков, писанных в разные времена и под разными настроениями. Только опираясь на непосредственный опыт, можно обозреть и оценить духовные сокровища Церкви» (5, кн. 1, с.3).

Книга подводит итог определенному периоду его творчества — периоду вхождения в Церковь. Написана в довольно свободной манере, в виде 12 писем к другу (умершему в 1910 г. С. Троицкому), с немалыми лирическими отступлениями и раздумьями, переходящими затем в глубокий разбор вопросов, взятых из разных областей знания. Достигнутое он оценил скромно: это Mathesis (ученичество), а не Praxis (духовная опытность и зрелость): «Надо очень, очень расти, чтобы превзойти Mathesis, и очень много страдать, чтобы дорасти до мистерии, до Praxis» (5, кн.2, с.829).

Еп. Феодор (Поздеевский) назвал «Столп» книгой «от начала и до конца православной», православной теодицеей для людей рассудка — «огласительным словом для стоящих ”во дворе церковном”» (см. 5, кн. 2, с.837). Книга вызвала множество споров, не прекращающихся до сих пор (см. 10). По осторожной формулировке игумена Андроника, «православность “Столпа…”, свидетельствованная еп. Феодором, относится не к догматической точности каждого положения книги, а к ее духу, к тому, к чему призывает книга» (1, т.I, с.14).

Н. Бердяев несправедливо и высокомерно назвал ее «стилизованным православием», не увидев подлинности его духовных исканий и находок, а также внутренней силы духа. «Стилизация» означала для него просто оформление «под Православие», но есть и совсем другое понимание стилизации — это выработка зрелого стиля деятельности, систематическая проработка волей и разумом принятого материала и своего владения материалом. Стиль Флоренского неповторим. Современники более чуткие и любящие приняли книгу как свидетельство живой истины Церкви. Впрочем, о. Георгий Флоровский высказался в адрес о. Павла тоже сурово. А С. Фудель свидетельствовал: «Я помню, как я с некоторым страхом спросил одного духоносного старца-монаха: “Как вы относитесь к Флоренскому?” Страх был от ожидания отрицательной оценки со стороны православно-строгого человека. И старец ответил: “Как же отношусь? конечно хорошо. Только он был еще молодой”. Я думаю, в этих словах и норма отношения к о. Павлу» (13, с.59-60).

Октябрьский переворот о. Павел встретил как неизбежное следствие ухода народа от алтаря Господня. До 1919 г. включительно продолжал читать лекции в МДА. Затем преподавал в Академии, когда она, после закрытия Лавры, неофициально продолжала быть в Москве. В 1918 г. участвовал в работе одной из комиссий Поместного собора. Верил, что в России раньше или позже наступит разочарование в нигилизме и безбожии, после чего будет возврат к Православию, к Святой Руси. Поэтому продолжал трудиться и не покидал страну. Выбор уже тогда вырисовывался ясно: Париж или Соловки. Париж сулил славу ученого с мировым именем. П.Ф. выбрал второе и не покидал Родину. Физическое уничтожение духовенства и монашества началось почти сразу после переворота и иллюзий у П.Ф. насчет дальнейшего не было. «Убей лучшего!» стало работающим принципом.

Но время трудиться еще было дано. И П.Ф. читает в разных обществах лекционные курсы, втягивается в художественную жизнь Москвы, сотрудничает с В.А. Фаворским, с поэтами и писателями, включается в работу Комиссии по охране памятников искусства и старины Троице-Сергиевой Лавры. Без ответной травли со стороны коммунистов не обошлось. Но многие из тех, кто был далек от Церкви, его уважали, например, даже футуристы — В. Хлебников и др. В это время он написал книги: «У водоразделов мысли» (см. 6, а также 1, т.3), «Философия культа» (см. 8 и 9), «Иконостас» (см. 7), «Имена», а также много статей на темы культуры, философии, богословия, не утративших своего значения до сих пор.

Главная тема этих работ — защита христианской культуры вопреки тем силам, которые решили полностью уничтожить ее вместе с Православной Церковью. Погром осуществляли не только организованные силы коммунистического мракобесия, но и — в меньшей степени — футуристы, конструктивисты и др. Культура противодействует разрушению и утверждает в жизни высшие духовные ценности, тесно связанные с верой. Средоточием христианской культуры является культ, настаивал он, культ питает христианское творчество. «Вера определяет культ, а культ — миропонимание, из которого далее следует культура», — писал он в «Автореферате» (1, т.I, с.39). Культура действует на стороне Логоса против Хаоса, против деградации падшего мира.

С. Фудель писал: «Кроме основных работ богословско-философского содержания, имел работы по электрике, промышленной технике, товароведению, астрономии, оптике, математике, истории искусств, теории знания, перспективной живописи. фольклору, филологии и литературе. Мог с полным знанием дела говорить или писать по вопросам медицины, психопатологии, оккультным наукам, археологии, психологии зрения, истории дамских мод, генеалогии дворянских родов. Знал несколько европейских и восточных языков. На древне-еврейском, греческом и латинском языках читал и писал без словаря» (13, с.14). Фудель назвал Флоренского «русским Леонардо да Винчи», а В.В. Розанов и С.Н. Булгаков — «нашим Паскалем».

С 1920 г. П.Ф. работал на заводе «Карболит» в Москве, затем в «Главэлектро», где занимался диэлектриками и другими вопросами электротехники по плану ГОЭЛРО. Опубликовал работу «Мнимости в геометрии», где выразил симпатии к старому античному космосу, и «Число как форма». Начал, но не закончил, работу над Symbolarium’ом («Словарем символов»), написал 127 статей для 23‑томной «Технической энциклопедии». Рясу не снимал, хранил верность Христу и Церкви и считал научную работу частью своего церковного служения. В 1928 г. был арестован вместе со многими верующими г. Сергиева Посада (11, с.42-45), сослан в Нижний Новгород на три года, где работал в радиолаборатории, вернулся до окончания срока. В том же году были арестованы из философов А.Ф. Лосев, А.А. Мейер и М.М. Бахтин, а также друживший с о. Павлом М.А. Новоселов, редактор «Религиозно-философской библиотеки». В 1933 г. П.Ф. был вновь арестован и осужден на 10 лет лагерей. С декабря этого года работал в научно-исследовательском отделе БАМЛАГа и затем в г. Сковородино на опытной мерзлотной станции. Была возможность добиться изгнания его в Чехословакию, но П.Ф. отказался дать согласие.

15 ноября 1934 г. П.Ф. был переведен в Соловецкий лагерь. Работал на йодном заводе, где сделал более 10 запатентованных открытий и изобретений. Даже здесь коммунисты не убили в нем любовь к жизни и творчеству. «Сначала он жил в общих бараках “Кремля” (так называли монастырь), затем в 1935 г. его перевели в Филиппову пустынь (1,5 км от монастыря). Здесь на месте пустынных подвигов своего покровителя, св. Филиппа, о. Павел проходил последние испытания перед тем, как предстать Богу в мученическом венце» (игумен Андроник, 1, т.I, с.33). Гнева и злобы в его душе ни на кого не было. В его завещании детям есть слова: «Самое главное, о чем я вообще прошу вас, — это чтобы вы помнили Господа и ходили пред Ним. Этим я говорю все, что я имею сказать. Остальное — либо подробности, либо второстепенное. Но этого не забывайте никогда» (11, с.71).

25 ноября 1937 г. Особая Тройка УНКВД Ленинградской обл. (Заковский, Гарин, Позерн) приговорила о. Павла к расстрелу «за контрреволюционную пропаганду» (он верил в монархию и не скрывал этого), а 8 декабря приговор был приведен в исполнение (11, с.135-140; см. также с.192). Так коммунисты отблагодарили П.Ф. за все его труды для советской науки и техники. Национальная принадлежность карателей очевидна, но они лишь орудие демонического насилия над Россией и ее сынами, избравшими путь жертвы во имя православного будущего России. В 1958 г. Московский городской суд признал о. Павла невиновным за отсутствием в его действиях состава преступления.

Наследие о. Павла еще не освоено в полной мере нашей религиозно-философской и богословской мыслью, и здесь предстоит немалый труд. О. Павел относится к числу самых почитаемых русских философов, хотя попытки его идейно дискредитировать, а то и морально уничтожить, были. Поводом к этому чаще всего становится то, что П.Ф. намного пристальнее других присматривался к знаниям гностиков и оккультистов. Конкретно, однако, со стороны Церкви никаких обвинений не предъявлялось. (См. Приложение 6). «Видимо, такова судьба любой незаурядной личности, — писал С.А. Волков, — вначале она вызывает у окружающих любопытство, потом — подозрительность, наконец, страх и даже осуждение» (19, с.177). Привлекателен подход С.С. Хоружего: следует «раскрыть внутреннее единство мысли и жизни, творчества и личности П.А. Флоренского» (10, с.525), искать и ценить лучшее, не закрывая глаза на спорное, а главное — воздать должное тому, что было его основной жизненной задачей.