18 (27) Марта 1881 года - 12 марта 1925 года

История жизни

Его сравнивали с заокеанскими юмористами Марком Твеном и О`Генри, а простая читающая публика жаловала Аркадия Тимофеевича титулом «короля смеха». Книги «Рассказы (Юмористические)», «Зайчики на стене», «Веселые устрицы», «Круги по воде», «Рассказы для выздоравливающих», сотрудничество с петербургскими театрами вознесли А. Аверченко на литературный Олимп еще в 1912 году. В следующие пять лет лучший юморист России добавлял себе славы, как вдруг буквально всю страну захватила политика.

Сам писатель называл свой смех «беспартийным», но с этим не согласились пришедшие к власти большевики. В августе 1918 года они закрыли редактируемый А. Аверченко журнал «Новый Сатирикон», чем заявили о политической неблагонадежности юмориста. Писатель бежит из Петрограда. Москва, Киев, Харьков, Ростов-на-Дону, Екатеринодар (ныне Краснодар), Новороссийск, Мелитополь... В начале апреля 1919 года он приехал в Севастополь.

Это был город его юности. Здесь, в семье мелкого торговца, Аркадий Тимофеевич родился 27 (15-го по ст. стилю) марта 1881 года. Отец, Тимофей Петрович, был большим выдумщиком, но никудышным купцом. «Когда мне исполнилось 15 лет, — писал А. Аверченко в «Автобиографии», — отец… однажды сказал мне: «Надо тебе служить». Отрочество кончилось, Аркадий стал конторщиком в родном городе, а год спустя судьба привела его в Донбасс.

Позже, внутренне содрогаясь, писатель вспоминал: «Шестнадцати лет я расстался со своей сонной транспортной конторой и уехал из Севастополя на какие-то каменноугольные рудники... Это был самый грязный и глухой рудник в свете... Когда правление рудников было переведено в Харьков, туда забрали и меня, и я ожил душой и окреп телом».

В Харькове состоялся литературный дебют Аркадия Аверченко. 31 октября 1903 года местная газета «Южный край» поместила его первый рассказ «Как мне пришлось застраховать жизнь». Для едва обученного грамоте 22-летнего служащего это было большим событием.

Дело в том, что в детстве Аркадий ловко уклонялся от учебы, всячески поддерживая семейную версию о его слабом здоровье. «И я так и остался бы неграмотным,— признавался писатель в «Автобиографии», — если бы старшим сестрам не пришла в голову забавная мысль: заняться моим образованием».

Сестер — а их у писателя было шесть — можно было понять. Из трех мальчиков, родившихся в семье, двое умерли в младенчестве. Для сестер Аркадий был единственным братиком — вот они и старались. Позже, вне дома, будущий «король смеха» окончил два класса городского реального училища — и все образование.

Но вернемся в Севастополь, куда писатель приехал в начале апреля 1919 года и откуда, сидя на трюмных мешках с углем, вынужден был отплыть на пароходе в Константинополь. Чем же был занят А. Аверченко до 10 ноября 1920 года, когда покинул отвергнувшую его родину?

Лучший ответ на этот вопрос — публикации Аверченко в севастопольской газете «Юг», с 24 марта 1920 года переименованной в «Юг России», воспоминания товарища писателя Н. Брешко-Брешковского и книга профессора Д. Левицкого, последние годы жившего в США и пользовавшегося личным архивом Аркадия Тимофеевича.

В Крыму писатель творил практически без отдыха. С утра «заряжался», работая под музыку с пудовыми гирями. Днем, если удавалось, забегал на улицу Ремесленную, где жили его мать и две замужние сестры. Все остальное время он принадлежал редакции и театру, причем не одному, а нескольким. Писал и выступал как чтец, артист и конферансье, откликаясь на насущные проблемы с характерной для него остротой.

Вместе с А. Каменским писатель заведовал литературной частью театра-кабаре «Дом Артиста», созданного в Севастополе в сентябре 1919 года. Одной из первых постановок стала новая пьеса А. Аверченко «Лекарство от глупости», в которой автор выступал и в качестве актера. А 2 ноября того же года Аркадий Тимофеевич вместе со знаменитой писательницей Тэффи (Надеждой Александровной Лохвицкой) дал большой концерт в театре Севастопольского городского собрания.

Еще один театр Севастополя — «Ренессанс» — отметил начало 1920 года премьерой по пьесе А. Аверченко «Игра со смертью». Он же в середине января 1920 года организовал вечер юмора с участием Аркадия Тимофеевича. А в театре «Наука и жизнь» писатель выступал с моноконцертами либо вместе с популярной актрисой М. Марадудиной.

В апреле 1920 года на улице Екатерининской (ныне ул. Ленина), 8, открылся еще один театр с романтическим названием «Гнездо перелетных птиц». В нем писателя-юмориста принимали всегда с радостью. Пройдет немного времени, и Аркадий Аверченко сам возглавит труппу с тем же названием: «Гнездо перелетных птиц». Уже в Константинополе (Стамбуле) этот театр, вместе с кабаре Александра Вертинского «Черная роза», станет самым известным в эмигрантской среде. А тогда, в 1920-м, Аверченко успешно гастролировал с театром по Крыму, побывав с концертами в Балаклаве, Евпатории и Симферополе.

Любопытные сведения оставили современники писателя о его театральных вечерах в Севастополе: «Открывал вечер обычно сам Аверченко , и из-за него, собственно, и ходили люди в театр по вечерам». Писатель мастерски умел переходить от мягкого юмора к убийственной сатире. Вспомним его беседу с 8-летней девочкой в рассказе «Трава, примятая сапогом». Не случайно Аверченко называли то «красным солнышком» — за мягкость, то «барабанщиком литературы» — за точность характеристик.

Перед отъездом из Севастополя за рубеж А. Аверченко успел издать сборник рассказов и фельетонов «Нечистая сила». Один из экземпляров книги удалось передать в США, где сборник переиздали в 1921 году. К слову, не только эта, но и три последующие книги Аркадия Тимофеевича явились антологиями его рассказов, анекдотов и фельетонов (а их набралось не менее 190), опубликованных в севастопольских газетах «Юг» и «Юг России». А уж книга «Кипящий котел» о событиях Гражданской войны в Крыму была исключительно севастопольской, хотя и появилась в 1922 году. Даже наблюдая за морем в Стамбуле, писатель представлял, как оно неповторимо и непредсказуемо переходило «из зеркально-голубого в резко-синее» не там у них, а в его родном Севастополе (рассказ «Осколки разбитого вдребезги», 1921 год).

Умереть ему суждено было вдали от родного Черного моря — А. Аверченко скончался в Праге 12 марта 1925 года, не дожив нескольких дней до своего 44-летия. Прах русского «короля смеха» покоится на Ольшанском кладбище...

Тэффи Надежда Александровна (наст. фамилия — Лохвицкая, по мужу — Бучинская) (1872-1952), русская писательница и поэтесса.

Родилась 9 (21) мая, по другим сведениям — 27 апреля (9 мая) 1872 в Санкт-Петербурге (по другим сведениям — в Волынской губ.). Дочь профессора криминалистики, издателя журнала «Судебный вестник» А.В. Лохвицкого, сестра поэтессы Мирры (Марии) Лохвицкой («русская Сафо»). Псевдонимом Тэффи подписаны первые юмористические рассказы и пьеса «Женский вопрос» (1907). Стихотворения, которыми в 1901 дебютировала Надежда Лохвицкая, печатались под ее девичьей фамилией.

Происхождение псевдонима Тэффи остается непроясненным. Как указано ею самой, он восходит к домашнему прозвищу слуги Лохвицких Степана (Стеффи) «отменного дурака, которому везло», позднее, после невольной подсказки журналистов, сама Теффи стала относить свой псевдоним к стихам Р. Киплинга «Taffy was a walesman / Taffy was a thief». Рассказы и сценки, появлявшиеся за этой подписью, были настолько популярны в дореволюционной России, что даже существовали духи и конфеты «Тэффи».

Как постоянный автор журналов «Сатирикон» и «Новый Сатирикон» (Надежда Тэффи печаталась в них с первого номера, вышедшего в апреле 1908, до запрещения этого издания в августе 1918) и как автор двухтомного собрания «Юмористических рассказов» (1910), за которым последовало еще несколько сборников («Карусель», «Дым без огня», оба 1914, «Неживой зверь», 1916), Тэффи снискала репутацию писателя остроумного, наблюдательного и беззлобного. Считалось,что ее отличает тонкое понимание человеческих слабостей, мягкосердечие и сострадание к своим незадачливым персонажам.

Излюбленный жанр Тэффи — миниатюра, построенная на описании незначительного комического происшествия. Своему двухтомнику она предпослала эпиграф из «Этики» Б. Спинозы, который точно определяет тональность многих ее произведений: «Ибо смех есть радость, а посему сам по себе — благо». Краткий период революционных настроений, которые в 1905 побудили начинающую Надежду Тэффи сотрудничать в большевистской газете «Новая жизнь», не оставил заметного следа в ее творчестве. Не принесли весомых творческих результатов и попытки писать социальные фельетоны со злободневной проблематикой, которых ожидала от Тэффи редакция газеты «Русское слово», где она публиковалась начиная с 1910. Возглавлявший газету «король фельетонов» В. Дорошевич, считаясь со своеобразием дарования Тэффи, заметил, что «нельзя на арабском коне воду возить».

В конце 1918 вместе с популярным писателем-сатириконовцем А. Аверченко Тэффи уехала в Киев, где предполагались их публичные выступления, и после продолжавшихся полтора года скитаний по югу России (Одесса, Новороссийск, Екатеринодар) добралась через Константинополь до Парижа. В книге «Воспоминания» (1931), которая представляет собой не мемуары, а скорее автобиографическую повесть, Тэффи воссоздает маршрут своих странствий и пишет, что ее не оставляла надежда на скорое возвращение в Москву, хотя свое отношение к Октябрьской революции она определила с самого начала событий: «Конечно, не смерти я боялась. Я боялась разъяренных харь с направленным прямо мне в лицо фонарем, тупой идиотской злобы. Холода, голода, тьмы, стука прикладов о паркет, криков, плача, выстрелов и чужой смерти. Я так устала от всего этого. Я больше этого не хотела. Я больше не могла».

В первом номере газеты «Последние новости» (27 апреля 1920) был напечатан рассказ Тэффи «Ке — фер», и фраза его героя, старого генерала, который, растерянно озираясь на парижской площади, бормочет: «Все это хорошо… но que faire? Фер-то — ке?», стала своего рода паролем для очутившихся в изгнании. Публикуясь почти во всех видных периодических изданиях (газеты «Общее дело», «Возрождение», «Руль», «Сегодня», журналы «Звено», «Современные записки», «Жар-птица»), Тэффи выпустила ряд книг рассказов («Рысь», 1923, «Книга Июнь», 1931, «О нежности», 1938), показавших новые грани ее таланта, как и пьесы этого периода («Момент судьбы», 1937, написанная для Русского театра в Париже, «Ничего подобного», 1939, поставлена Н. Евреиновым), и единственный опыт романа — «Авантюрный роман» (1931).

В прозе и драматургии Тэффи после эмиграции заметно усиливаются грустные, даже трагические мотивы. «Боялись смерти большевистской — и умерли смертью здесь, — сказано в одной из ее первых парижских миниатюр «Ностальгия» (1920). — … Думаем только о том, что теперь там. Интересуемся только тем, что приходит оттуда». Тональность рассказа Тэффи все чаще соединяет в себе жесткие и примиренные ноты. В представлении писательницы, тяжелое время, которое переживает ее поколение, все-таки не изменило вечного закона, говорящего, что «сама жизнь… столько же смеется, сколько плачет»: порою невозможно отличить мимолетные радости от печалей, сделавшихся привычными.

В мире, где скомпрометированы или утрачены многие идеалы, которые казались безусловными, пока не грянула историческая катастрофа, истинными ценностями для Тэффи остаются детская неискушенность и естественная приверженность нравственной правде — эта тема преобладает во многих рассказах, составиших «Книгу Июнь» и сборник «О нежности», — а также самоотверженная любовь. «Все о любви» (1946) озаглавлен один из последних сборников Тэффи, в котором не только переданы самые прихотливые оттенки этого чувства, но много говорится о любви христианской, об этике православия, выдержавшей те тяжелые испытания, что были ей уготованы русской историей 20 в. Под конец своего творческого пути — сборник «Земная радуга» (1952) она уже не успела сама подготовить к печати — Тэффи совсем отказалась от сарказма и от сатирических интонаций, достаточно частых как в ее ранней прозе, так и в произведениях 1920-х годов. Просветленность и смирение перед судьбой, которая не обделила персонажей Тэффи даром любви, сопереживания и эмоциональной отзывчивости, определяют основную ноту ее последних рассказов.

Вторую мировую войну и оккупацию Тэффи пережила, не покинув Париж. Время от времени она соглашалась выступить с чтением своих произведений перед эмигрантской публикой, которой становилось все меньше с каждым годом. В послевоенные годы Тэффи была занята мемуарными очерками о своих современниках — от Куприна и Бальмонта до Г. Распутина.

Саша Черный

1 (13) октября 1880 года – 5 августа 1932 года

История жизни

5 августа 1932 года в местечке Лаванду, во Франции, умер поэт Саша Черный.

Умер он от сердечного приступа, но сердце прихватило не на ровном месте: Александр Михайлович помогал соседу тушить опасный пожар, перегрелся, перенапрягся – и вот. Было ему всего пятьдесят два года. Его фокстерьер Микки, поняв, что хозяина не стало, лег к нему на грудь и тоже испустил дух. На могильной плите, согласно завещанию, высечено из Пушкина: «Жил на свете рыцарь бедный».

История с тушением чужого пожара крайне показательна для характеристики поэта – высмеивающий все и вся, безжалостный к пошлости и тривиальности, он был человеком необыкновенной душевной нежности, отличался повышенной чувствительностью к чужому страданию, и с гораздо большей легкостью готов был рисковать жизнью, нежели остаться в стороне от горя.

Как это обычно и бывает, особенности личности Александра Михайловича Гликберга были обусловлены историей его детства и семейной ситуацией. Вопреки традиции (или мифу), во вполне еврейской семье Гликбергов отнюдь не процветало чадолюбие. Отец-провизор все больше разъезжал по делам, его просто не хватало на воспитание детей, мать же, похоже, была эгоистичной истеричкой, и дети ее явно раздражали, так что повышенным вниманием и излишней опекой в доме и не пахло. И даже наоборот. Когда подростком Александр сбежал из дома, отправившись в Петербург, набедовался там и попросил о родительской помощи, мама с папой просто не ответили на его отчаянные письма, дав Саше понять, что со своей жизнью он должен разбираться сам.

И сгинуть бы Александру Гликбергу на дне, если бы не счастливая случайность: начинающий журналист Александр Яблоновский в петербургской газете «Сын отечества» опубликовал о брошенном на произвол судьбы мальчике заметку, по которой Сашу разыскал Константин Константинович Роше, видный житомирский чиновник, человек сострадательный и недавно потерявший сына. Роше не ограничился разовой помощью, а взял Гликберга к себе в дом, что, конечно, кардинально переломило его судьбу. Возможно, представление о действенном сострадании Александр усвоил именно благодаря своему названому отцу. От него же он почерпнул первые сведения о поэзии, под его же влиянием создал свои первые стихотворные опыты. Вся дальнейшая биография Александра – это уже биография поэта. И хотя печататься он начал лишь в 1904 году, предшествующие несколько лет взрослой жизни – осмысление реальности под углом поэзии и попытки четко определить для себя этот угол.

Иронический склад ума был присущ Александру как генетически, так и по описанному выше раннему опыту – пожалуй, ирония была единственным спасением от отчаяния и полного мрака в видении жизни. Однако эта ирония, обращенная на социальные реалии, выглядела до того шокирующей, что первая же публикация политической сатиры «Чепуха» в журнале «Зритель», номер 23 от 27 ноября 1905 года, привела к скандалу и закрытию журнала – зато подарила публике и самому поэту бессмертный псевдоним – Саша Черный. Сборник «Разные мотивы» в 1906 году тоже был запрещен цензурой, и вообще дело выглядело так, что поэт становился персоной нон грата. Впрочем, переждав пару лет – в это время он слушал лекции в Гейдельбергском университете, наскоро залатывая прорехи в образовании, – он нашел свою нишу в «Сатириконе», где пришелся как нельзя более ко двору. Эти три года (1908-1911) были очень плодотворными для поэта в его поисках «маски», от лица которой можно было говорить правду о жизни и обществе как бы изнутри, «от первого лица». Масочка, по определению Корнея Чуковского, получилась жутковатая, но разве среди ликов жизни мало жутких физиономий?

Саша Черный, при кажущейся открытости, был, в сущности, человеком очень замкнутым, и в его биографии немало мест, где трудно нащупать логику событий. Например, неизвестно с достоверностью, отчего он ушел из «Сатирикона» – причины, лежащие на поверхности, не объясняют этого шага – ведь он был баловнем и любимцем публики, и каждое его новое стихотворение мгновенно расходилось не только в экземплярах журнала, но и заучивалось наизусть.

Впрочем, мирной жизни оставалось совсем чуть-чуть, и с началом Первой мировой «рядовой Гликберг» отправился служить в 13-й полевой госпиталь в район Варшавы. Естественно, с такой повышенной чувствительностью к чужой боли и в таком месте службы, Александр Михайлович немедленно свалился в тяжелую депрессию, и лишь преданная жена, Мария Ивановна, добившись перевода в другую часть, под Псков, спасла ему если не жизнь, то рассудок.

С приходом к власти Временного правительства Саша Черный, почти анекдотическим образом, оказался заместителем комиссара Совета солдатских депутатов Северного фронта – ситуация, конечно, совершенно противоестественная, поскольку к административной деятельности поэт был ни в коей мере не пригоден. Впрочем, недолго эта деятельность и продолжалась – вскоре грянул Октябрьский переворот, и тут Саше Черному стало предельно ясно, что в этой стране делать ему больше нечего. Остается лишь порадоваться адекватности и трезвости восприятия поэта, поскольку с его манерой выворачивать наизнанку реальность, демонстрируя ее неприглядные стороны, оставшись на родине, он бы мигом угодил в Соловки или прямиком на Лубянку.

Эмигрантский маршрут привел его через Берлин, Рим и Париж, на побережье Франции. Надо сказать, творчество Черного в эмиграции – прекрасное опровержение тезиса «патриотов» о необходимости бесперебойно «припадать к истокам» и прочим атрибутам «р-р-родины» для полноценной и успешной литературной деятельности: поэтическая лира Саши Черного именно в изгнании зазвучала в полную силу и приобрела необыкновенное богатство обертонов. Нельзя, впрочем, забывать: русская диаспора в Европе в ту пору была настолько представительной, что создавала вполне полноценную среду литературного обитания. Саша Черный сотрудничал в газетах и журналах, регулярно выступал с чтениями, писал и выпускал книги – «Жажда» (1923) и «Детский остров» (1925). Написал любопытнейшие «Солдатские сказки», вышедшие в свет уже после его кончины, создал совершенно очаровательную книгу «Дневник Фокса Микки», где заговорил голосом своей собаки. Его единственное «любовное» стихотворение «Мой роман» (Париж, 1927 год) – героиней которого является трехлетняя Лиза, дочка консьержки, – по пронизывающей искренности, музыкальности, тонкой печали и изысканной простоте безоговорочно принадлежит к шедеврам русской лирической поэзии.

Сегодня, когда ироническая поэзия завоевала себе устойчивую и обширную платформу в литературной реальности, роль Саши Черного не только не утрачивается, но и возрастает день ото дня. Впрочем, блестящий поэт, одно из лучших украшений Серебряного века, не нуждается даже и в продолжателях – он есть и будет сам по себе.