- •21 Идея блага у Платона. Благо как мера в античной философии.
- •22. Сущность и существование. Аристотель: сущность как единица бытия и сущность как единство рода
- •23. Учение Аристотеля о четырех типах причин, материи и форме.
- •24. Учение Аристотеля о возможном и действительном бытии. Идея перводвигателя.
- •25. Развитие античного атомизма в философии Эпикура. Классификация удовольствий в эпикурейской этике.
- •26. Античный скептицизм.
- •27. Античный стоицизм: логика, физика, этика.
- •28. Особенности средневековой формы знания. Номинализм и реализм в средневековой философии.
- •30. Соотношение разума и веры в средневековой философии.
- •30. Аврелий Августин об отношении Бога и человека. Понятие индивидуальности и техника перфомативных высказываний.
- •31. Проблема времени в «Исповеди» Августина. Мера времени. Время и душа человека.
- •32. Ансельм Кентерберийский и его доказательства бытия Бога.
- •33. Фома Аквинский о соотношении сущности и существования. Доказательства бытия Бога.
- •34. Истоки антропоцентризма и гуманизма эпохи Возрождения (Данте, Петрарка).
- •36. Понятие «естественной магии» в философии Возрождения. Мишель Фуко о характере эпистемы xvIв.
- •37. Ренессансный неоплатонизм (Марсилио Фичино, Пико делла Мирандола).
- •38. Единое как бесконечное, понятие актуальной бесконечности Николая Кузанского.
- •39. Принцип «ученого незнания» Николая Кузанского. Бесконечное как мера.
- •43. Декарт: субстанция протяженная и субстанция мыслящая. Психофизическая проблема.
- •44. Общий замысел критической философии Канта. Основные задачи критики познания.
- •45. Понятие априорного и его роль в кантовской теоретической философии.
- •46. Кантовское понятие о пространстве и времени как трансцентдальных формах чувствительности.
- •48. Учение Канта о разуме. Антиномии чистого разума.
- •49. С. Кьеркегор: типология отчаяний. Отчаяние как императив.
- •51. Критика традиционной морали и классического рационализма в философии Ницше. Понятие воли к власти.
- •52.Критика христианства в философии Ницше.
- •54. Язык как знаковая деятельность. Власть языка. Язык и мышление.
- •53. Сознание и время. Представление о «темпорально протяженном сознании» (Гуссерль)
- •57. Научный дискурс и письмо в структурализме. «Человек означивающий» (р. Барт)
- •60. Проблема свободы в философии экзистенциализма. Свобода и выбор (ж.-п. Сартр)
- •55. Людвиг Витгенштейн: анализ обыденных речевых практик. Языковые игры. Истина и достоверность.
- •58. Ж. Бодрийяр: система вещей и потребления.
- •59. Мода как универсальная структура.
54. Язык как знаковая деятельность. Власть языка. Язык и мышление.
Если читать что-либо с удовольствием, то это значит, что писатель создавал это с удовольствием. Но верно ли обратное: если писатель создавал это с удовольствием, значит ли это, что его будут читать с удовольствием? Нет. Писатель должен найти своего читателя. И сам поиск его уже наслаждение для писателя. Если текст будет фригидным, неинтересным, если писатель не будет заигрывать со своим читателем, искать его, строить образ, то такой текст не будет наслаждением.
Такое стремление писателя к читателю Барт назвал неврозом.
Невроз – желание достичь глубины невозможного.
Текст должен нести в себе то, что желает читатель. Таким свойством обладает письмо, это наука о языке, камасутра языка, наслаждение.
Рассмотрим Сада. Читатель испытывает наслаждение от его текстов, т.к. в них присутствуют столкновения, (порнографические пассажи и правильные фразы, возвышенное и тривиальное). С одной стороны его язык благоразумен (соответствует языковым, культурным, литературным обычаям, нормам), с другой – этот язык может принимать любые очертания. Сад жонглирует языком, заигрывает и провоцирует читателя.
Заходя за грань общедоступного языка но испытывает наслаждение.
Барт выдвигает мысль, что ценность современных произведений в том, что они двойственны. Удовольствие не заключено в насилии, оно с ним не связано, оно к нему равнодушно. Пространосвом удовольствия является культура в любой ее форме.
Барт приводит так же другое удовольствие, которое чередуется с первым, стимулируя друг друга. Это – игра слов, где каждое новое слово вызывает новое наслаждение.
В тот миг, когда удовольствие начинает задыхаться от собственного переизбытка, возникает наслаждение.
Способы чтения:
-
первый напрямик ведет читателя через кульминационные моменты, такой способ учитывает лишь протяженность текста и не обращает внимания на функционирование самого языка.
-
Во втором случае, читатель вчитывается в каждое слово, способ более подходящий к современным текстам
Чтобы стать современным читателем, надо не проглатывать текст, а смаковать его.
Живое начало в тексте – это его воля к наслаждению.
Текст-удовольствие предполагает комфортабельное чтение, расслабление читателя, расшатывание его психики…
Сценическое пространство текста лишено рампы: позади текста нет активного субъекта (автора), и впереди нет читателя. Здесь нет ни того, ни другого. Текст сокрушает грамматические отношения.
Различие между текстом наслаждением и -удовольствием:
Удовольствие может быть высказано, а наслаждение нет.
Буква есть удовольствие писателя. Испытывать удовольствие от текста, значит, время от времени отрываться непосредственно от чтения и прислушиваться к чему-то постороннему. Текст не должен обязательно завораживать читателя, понимание приходит из тишины.
Барт выделяет следующие продукты воображаемого в языке: слово, как особая единица; речь как орудие или средство; письмо как транслитерация устной речи; фраза как замкнутая в себе самой логическая мера языка.
Об удовольствии невозможно писать диссертацию, т.к. оно допускает лишь мгновенный взгляд на себя.
Слово может стать эротичным (соблазнительным при соблюдении двух противоположных условий):
Когда оно переживается до конца и когда оно остается сочным и пышным благодаря своей новизне.
Удовольствие от текста можно получить в определенное время и в определенном месте. Удовольствие переменчиво, нет гарантии, что тот же самый текст сможет доставить удовольствие во второй раз. Зато эффект наслаждения неизменен, он возникает с первого взгляда.
Удовольствие есть самая настоящая эрохе
56. Миф как семиологическая система. Критика мифологического сознания современного человека.
Барт рассматривает миф как семиологическую систему, обращаясь при этом к известной модели знака Соссюра, выделявшего в ней три основных элемента: означающее, означаемое и сам знак, выступающий как результат ассоциации первых двух элементов. Согласно Барту, в мифе мы обнаруживаем ту же трёхэлементную систему, однако, специфика его в том, что миф представляет собой вторичную семиологическую систему, надстроенную над первой языковой системой или языком-объектом. Эту вторичную семиологическую систему или собственно миф Барт называет «метаязыком» потому, что это вторичный язык, на котором говорят о первом. При исследовании семиологической структуры мифа Барт вводит свою нетрадиционную терминологию. Означающее, подчёркивает он, может рассматриваться с двух точек зрения: как результирущий элемент первой языковой системы и как исходный элемент мифологической системы. В качестве конечного элемента первой системы Барт называет означающее смыслом, в плане мифа — формой. Означаемое мифологической системы получает название концепта, а её третий элемент представляет значение. Это вызвано, по мнению Барта, тем, что выражение знак двусмысленно, так как означающее мифа уже образовано из знаков языка.
Согласно Барту, третий элемент семиологической системы — значение или собственно миф — создаётся за счёт деформации отношения между концептом и смыслом. Здесь Барт проводит аналогию со сложной семиологической системой психоанализа. Подобно тому как у Фрейда латентный смысл поведения деформирует его явный смысл, также и в мифе концепт искажает или точнее «отчуждает» смысл. Эта деформация, согласно Барту, возможна потому, что сама форма мифа образована языковым смыслом, подчинённым концепту. Значение мифа представляет постоянное чередование смысла означающего и его формы, языка-объекта и метаязыка. Именно эта двойственность, по Барту, определяет особенность значения в мифе. Хотя миф это сообщение, определяемое в большей степени своей интенцией, тем не менее буквальный смысл заслоняет эту интенцию.
Раскрывая коннотативные механизмы мифотворчества, Барт подчёркивает, что миф выполняет различные функции: он одновременно обозначает и оповещает, внушает и предписывает, носит побудительный характер. Обращаясь к своему «читателю», он навязывает ему свою собственную интенцию. Касаясь проблемы «чтения» и расшифровки мифа, Барт пытается ответить на вопрос как происходит его восприятие. Согласно Барту, миф не скрывает свои коннотативные значения, он «натурализует» их. Натурализация концепта является основной функцией мифа. Миф стремится выглядеть как нечто естественное, «само собой разумеющееся». Он воспринимается как безобидное сообщение не потому, что его интенции тщательно скрыты, иначе они утратили бы свою эффективность, а потому, что они «натурализованы». В результате мифологизации означающее и означаемое представляются «читателю» мифа связанными естественным образом. Любая семиологическая система есть система значимостей, но потребитель мифов принимает значение за систему фактов.
Согласно Барту «прочтение» мифа совершается мгновенно, поскольку он производить непосредственный эффект. Его воздействие оказывается сильнее любых рациональных объяснений, которые могут опровергнуть его позже. По мнению Барта, все продукты социально-языковой практики, различные типы коммуникации можно представить как совокупность разнообразных видов «идеологического письма». Уже сама знаковая деятельность, по Барту, связана с мифотворчеством. Миф — это «похищенный язык». При этом обычный язык, по мнению Барта, чаще всего «похищается» мифом, поскольку в нём самом содержатся предпосыдки для мифологизации — знаковый механизм, предназначенный для манифестации интенций говорящего, то, что называется экспрессивностью языка. Поскольку смысл, как подчёркивает Барт, никогда не находится в мифе в «нулевой степени», концепт всегда имеет возможность деформировать его. Миф может даже воспользоваться отсутствием смысла и придать ему значение абсурда, сюрреалистичности и способен извратить всё, даже само стремление избежать мифологизации.
Затрагивая проблему разоблачения мифа, Барт считает лучшим средством против мифа мифологизацию его самого или создание искусственного мифа. В этом случае «вторичный миф» будет представлять самую настоящую мифологию. Здесь уже, согласно Барту, «похищается» не язык, а сам миф. Для этого достаточно сделать его отправной точкой семиологической системы, превратить его значение в первый элемент вторичного мифа.
По собственному признанию французского учёного, стимулом к его размышлениям над проблемами мифотворчества явилось стремление к демистификации таящегося в знаковых системах современного общества, в том числе и различных видов коммуникации, идеологического обмана. Одна из наиболее блестящих работ Барта «Мифологии» была задумана как серия разоблачительных очерков мистифицированного сознания массового общества. По мысли Барта, семиология должна служить для разрушения господствующих идеологических языков, выполнять критическую функцию. Рассматривая различные явления повседневной культуры — еды, жилища, досуга, структуры города, моды, масс-медиа, литературы, сферы межличностного общения — Барт приходит к выводу, что современная масс-культура в цивилизованном обществе нисколько не менее мифологична, чем первобытная культура. Суть мифа остаётся та же — обращение продуктов культуры в «природные вещи». Миф питает сознание людей, живущих в мире вещных ценностей. Теоретические исследования Барта сыграли выдающуюся роль в раскрытии семиологической природы мифа, «тайны» его возникновения и функционирования. Обращение к латентным означаемым коннотативных знаковых систем связано с попыткой переориентировать семиологию на выявление непосредственно неосознаваемых людьми смыслов и значений, механизмов манипуляции сознанием людей и управления их поведением в условиях современного массового общества с точки зрения порождения и разоблачения всевозможных мифов.