24. Романтизм любомудров.

С 20-х гг. XIX в. философские салоны и кружки стали своеобразной формой развития русской общественной мысли. В салонах М. Г. Павлова, А. П. Елагиной, 3. А. Волконской, кружках С. Е. Раича, любомудров, Н. В. Станкевича, А. И. Герцена – Н. П. Огарева и других изучались сочинения западноевропейских мыслителей, пропагандировались их идеи, обсуждались историософские, этические и эстетические проблемы, перспективы развития российского общества.

Наиболее влиятельным в 20-е гг. стал кружок любомудров, сформировавшийся в 1823 г. и самораспустившийся в декабре 1825 г. Формальное закрытие кружка еще не означало завершения его духовной жизни: был организован журнал «Московский вестник» и вообще пребывание в «любомудрии» не прошло бесследно в творческом развитии ни одного из участников кружка.

Слово «любомудрие» было в употреблении еще в XVIII в. у масонов и А. Н. Радищева и в XIX в. было использовано для проведения резкого различия между «истинными философами» и французской философией XVIII в. Председатель кружка любомудров В. Ф. Одоевский в своем альманахе «Мнемозина» с иронией и сарказмом писал в статье «Секта идеалистико-элеатическая»: «До сих пор философа не могут себе представить иначе, как в образе французского говоруна XVIII в. – много ли таких, которые могли бы измерить, сколь велико расстояние между истинною, небесною философией и философией Вольтеров и Гельвециев».

Кружок любомудров имел своего историографа – А. И. Кошелева, который среди «главных участников» назвал председателя В. Ф. Одоевского, секретаря Д. В. Веневитинова, а также И. В. Киреевского, Н. М. Рожалина, В. П. Титова, С. П. Шевырева, Н. А. Мельгунова. В определенной близости к кружку были М. П. Погодин и А. С. Хомяков.

Описать историю духовного развития и философские взгляды любомудров невозможно без соотнесения с таким мощным интеллектуально-культурологическим фоном, как русское шеллингианство и философский романтизм. Любомудры – шеллингианство – романтизм – это единое сложно переплетенное целое, своеобразный синтез искусства, философии и науки.

Исследователи философского творчества Шеллинга часто пишут, что для России он был более значим, чем для Германии. В 10- 20-х гг. XIX в. стараниями Д. М. Велланского и М. Г. Павлова шеллингианство получило в России довольно широкое распространение. Наибольшее влияние на московских любомудров оказал так называемый иенский романтизм, который, вдохновляясь идеями Фихте и Шлейермахера, основного своего философа видел все же в Шеллинге. Впоследствии Одоевский назовет Шеллинга Колумбом XIX в., а программную цель своего альманаха «Мнемозина» определит стремлением, с одной стороны, «положить предел нашему пристрастию к французским теоретикам», а с другой – «распространить несколько новых мыслей, блеснувших в Германии».

Философский романтизм означал прежде всего исторический взгляд на культуру. Глубокий интерес романтизма к истории, особенно национальной, определил такую его типологическую особенность, как стремление к описанию национальной истории, выявлению ее корней и истоков. Еще две типологические посылки романтического ви́дения мира – индивидуализм и универсализм. Высшей целью романтизма было обретение свободы духа, а центральным из идеалов – свободная личность. Романтизм последовательно культивировал личность, для него именно понятие личности представлялось прежде всего значимым и «интересным». Вместе с тем он был предельно универсален: любая индивидуальность, например человек, в романтическом мировосприятии сопрягалась с понятиями народа и человечества, которые также обладали неповторимостью. Конечно, в сочинениях теоретиков романтизма указанные посылки обычно присутствовали не в полном составе, а в том или ином сочетании, иногда с акцентом на одной из них.

Русский поэт и философ А. А. Григорьев, который считал себя последним романтиком и шеллингианцем, писал: «Романтизм, и притом наш, русский, в наши самобытные формы выработавшийся и отлившийся, романтизм был не простым литературным, а жизненным явлением, целою эпохой морального развития, эпохой, имевшей свой особенный цвет, проводившей в жизни особое воззрение… Пусть романтическое веяние пришло извне, от западной жизни и западных литератур, оно нашло в русской натуре почву, готовую к его воспринятию, – и потому отразилось в явлениях совершенно оригинальных». Если рассматривать творчество русских романтиков-любомудров сквозь призму основных посылок романтического миросозерцания, то можно заметить, что интерес к той или иной посылке этого миросозерцания, различное их понимание со временем развели участников кружка любомудров по разным направлениям философской и общественной мысли. Так, различное истолкование национального начала привело Погодина и Шевырева к теории официальной народности, Киреевского – к славянофильству, сказалось на идеологии почвенничества (Григорьев, Достоевский).

Князь Владимир Федорович Одоевский (1803/1804-1869) был центральной фигурой «любомудрия», развивавшегося в рамках русского шеллингианства и романтизма. Университетские лекции М. Г. Павлова и И. И. Давыдова, чтение сочинений Д. М. Велланского познакомили его с философскими идеями трех первых периодов творческой эволюции Шеллинга – философией природы, системой трансцендентального идеализма, философией тождества. Большое влияние оказали на него также натурфилософские идеи шеллингианца Окена.

О большой популярности философии Шеллинга мыслитель писал в философском романе «Русские ночи»: «Вы не можете себе представить, какое действие она произвела в свое время, какой толчок она дала людям, заснувшим под монотонный напев Локковых рапсодий… Шеллинг… открыл человеку неизвестную часть его мира… – его душу». Последняя глава романа – «Ночь девятая» содержала в себе изложение идей «Системы трансцендентального идеализма» Шеллинга. В примечаниях к «Русским ночам» Одоевский отмечал также наличие глубокого интереса к философским идеям Платона. Исходя из романтической посылки универсализма, он стремился «привести все философские мнения к одному знаменателю», свести системы в огромную драму, где персонажами были бы все философы мира от элеатов до Шеллинга.

Очарованный философией немецкого романтизма, Одоевский уже в одной из ранних своих работ «Афоризмы из различных писателей по части современного германского любомудрия» занял критическую позицию по отношению к философии французского Просвещения и английского эмпиризма, считая что «нет труда тягостнее и бесполезнее упражнения в одних опытных знаниях – без высшего на них воззрения». Эти идеи проявились и в других его сочинениях: «Опыт теории изящных искусств», «Сущее, или существующее», «Гномы XIX столетия» (1823-1825). Платонизм и шеллингианская философия тождества почти полностью определили философские построения Одоевского. Их исходной посылкой была идея интеллектуальной интуиции и основанная на ней концепция всеобщей духовности и Абсолюта. Понятие Абсолюта являло собой сферу совпадения идеального и реального. Все истинно отвлеченное и идеальное, полагал он, само по себе, без всякого опосредствования является одновременно и истинно вещественно-реальным. «Вещественное есть то же отвлеченное, но только разрозненное, сделавшееся конечным. Все конечные равны своему идеалу… Отвлеченное есть то же вещественное, только заключенное в форме беспредельно вечной, целостной; вещественное есть то же отвлеченное, только под формой частного, многоразличного»5. Таким образом, дух и природа однородны, дух воплощается в природе, а природа в духе. Одоевский ввел беспредпосылочное понятие «Безуслов» как нечто исходное, как сущность, вбирающую в себя сущность всех предметов. С одной стороны, всякий предмет имеет только одну сущность, но с другой – должна существовать мысль, служащая основанием всех оснований, условием всех условий. Как «единое», «совершенное», «сущее» «Безуслов» является также Абсолютом и усматривается трансцендентальной, умозрительной интуицией. Познание «незнаемого» возможно лишь при переносе его «в сферу знаемого», которая существует как определенная интуитивная данность и предпосылка.

Одоевский был одним из мыслителей, который положительно отнесся и к последнему периоду творчества Шеллинга – философии откровения. Вселенная – это отпечаток божества, Бог представлен в каждом предмете. Целью человеческого существования является уподобление божеству. Эта истина, заложенная в Откровении, является достоянием и христианства, и романтизма. Душа человека божественна, особенно это относится к философам и поэтам, которые в своем творчестве в определенной мере приближаются к акту божественного творения.

Религиозно-мистические элементы шеллингианства наиболее полное выражение получили при описании Одоевским самого процесса познания. При постижении внешнего мира дух стремится одновременно стать предметом и остаться духом. При этом он проходит три этапа: дух устремляется к предмету; дух становится тождественным с предметом; предмет возвышается к духу. Два обстоятельства усложняют общий процесс познания: несоответствие выражения познанного самому его объективному содержанию; несоответствие интеллектуальных уровней людей, общающихся на почве познавательной деятельности. В трактате «Сущее, или существующее» Одоевский писал: «Познание едино, выражения разнообразны. Совершенное выражение = познанию… Неполное выражение познания – ложь».

С наибольшей полнотой романтические посылки философствования Одоевского, особенно универсализм и индивидуализм, нашли свое отражение в его главном труде – «Русские ночи» (1844), который был насквозь проникнут «романтикой и метафизикой, и никогда эта русская романтика и метафизика не были так красивы и красноречивы, как накануне своей смерти в этой книге»7. Смысловым стержнем этого философского дидактического романа-трактата была идея всеобщего единства и космической символики в мире. Фрагментарная композиция романа была объединена философско-музыкальным единством трех слоев. История о «сумасшедших» и философские искания друзей Фауста, составляющие первые два слоя романа, получили осмысление и оценку в свете шеллингианства, мистицизма и философского рационализма (беседы Фауста, Ростислава и Виктора, составляющие третий слой романа). Заняв позицию романтического универсализма, Одоевский вместе с тем был убежден, что каждый человек должен образовать свою науку из существа своего индивидуального духа. Человеческое познание должно состоять в постоянном «интегрировании духа», в его возвышении. Человеку следует заботиться о возрастании самобытности своей деятельности, хотя бы в силу того, что знание порождается извне, но как нечто внутреннее, инстинктивное, как акт человеческого «самовоззрения».

Поэт Дмитрий Владимирович Веневитинов (1805-1827) был, как и В. Ф. Одоевский, шеллингианцем и романтиком. В его творчестве воплотилась заветная мысль романтизма об органической общности философии и поэзии. Здесь нашли свое отражение почти все основные проблемы романтической философии и искусства: интерес к натурфилософской проблематике, к вопросу о познании мира, к вопросам художественного творчества и поэтического гения.

Одной из собственно философских работ Веневитинова было «Письмо к графине NN [А. И. Трубецкой]» (1826), где содержится определенный синтез философских учений Шеллинга и Платона. Подготовительным этапом к изучению философии у графини было знакомство с поэзией. Автор предлагает совместно искать определение философии и ее предмет. Что такое наука? – это первый вопрос. Перебрав арифметику, физику, историю, автор письма делает вывод: наука вообще есть стремление приводить частные явления в общую теорию или систему познания. Отсюда элементами науки являются содержание и форма. При этом форма – не внешняя ее характеристика, «но общий закон, которому она необходимо следует». Если философия хочет быть наукой, то и она должна иметь содержание и форму. Совершеннейшей будет та наука, которая сумеет свести все частные познания человека к одному началу, и если это философия, то предмет ее должен быть чем-то общим для всех наук. Вывод из этого рассуждения таков: «Философия будет наукою формы всех наук или наукою познания вообще». Содержанием философии является познание не эмпирической действительности, а познание как простое действие ума, свойственное всем наукам, или простая и чистая познавательная способность. Стремление к познанию, к общей теории составляет форму философии. «…Философия есть наука, ибо она есть познание самого познания, и потому имеет и форму и предмет»8. Среди наук философия всегда почиталась важнейшей, пишет автор, но являлась уделом немногих избранных, что, в свою очередь, не мешало ей оказывать существенное влияние на целые народы. Автор письма указывает и на вершину мировой философской мысли: «Божественному Платону предназначено было представить в древнем мире самое полное развитие философии и положить твердое основание, на котором в сии последние времена воздвигнули непоколебимый, великолепный храм богини»9. Под «непоколебимым, великолепным храмом», безусловно, имеется в виду система шеллингианской философии.

Статья Веневитинова «Анаксагор. Беседа Платона» (1825) в еще большей мере свидетельствует о его философских симпатиях; в ней за Платоном зачастую подразумевается Шеллинг. Здесь же излагаются идеи философского романтизма: «поэт выражает свои чувства, а все чувства не в воображении его, но в самой его природе», «философия есть высшая поэзия»; «всякий человек рожден счастливым, но, чтобы познать свое счастье, душа его осуждена к, борению с противоречиями мира», «царем природы может назваться только тот, кто покорил природу; и следственно, чтоб познать свою силу, человек принужден испытать ее в протиг воречиях – откуда раскол между мыслию, и чувством». От романтического принципа индивидуализма, вынуждающего человека испытывать природу для выявления своей силы, Веневитинов переходит к романтическому принципу универсализма: «…она снова будет, эта эпоха счастия, о которой мечтают смертг ные. Нравственная свобода будет общим уделом – все познания человека сольются в одну идею о человеке – все отрасли наук сольются в одну науку самопознания»10.

Характерными для Веневитинова были сочинения «Утро, полдень, вечер и ночь» (1825), «Скульптура, живопись и музыка» (1826), жанр которых можно определить как романтические гимны музам. В них автор призывал художника искать в природе источник поэтического вдохновения, так как «всякое явление – эмблема», а всякая эмблема является символическим отражением мирового Универсума. В соответствии с духом времени Веневитинову был свойствен глубокий историзм, когда история понималась прежде всего как движение художественных форм. В письме к А. И. Кошелеву он выделил три эпохи исторического развития мировой культуры и человеческого познания; эпическую, лирическую (романтическую) и драматическую. Все они составляют, по его мнению, эмблему человеческого рода, жизни и времени.

Помимо альманаха «Мнемозина» любомудры, уже после роспуска кружка, недолго выпускали журнал «Московский вестник». Инициатором его издания был Веневитинов, составивший программу журнала и привлекший к участию в нем широкий круг деятелей русской культуры. Его статью «Несколько мыслей в план журнала» (1826; первоначальное ее название «О состоянии просвещения в России») можно назвать небольшим трактатом, так как ее содержание было гораздо шире просто программы журнала. Автор ставит вопрос: на чем строится страсть к познанию? Книга природы отвечает: на самопознании. Лишь оно может одушевить вселенную и является в то же время целью человека. «…Поэт искусственным образом переносит себя в борьбу с природою, с судьбою, чтоб в сем противоречии испытать дух свой и гордо провозгласить торжество ума»11. При этом на любой народ мыслитель смотрел как на отдельное лицо, которое мобилизует все свои нравственные силы и национальные особенности и направляет их в сферу самопознания. Развитие всех этих усилий составляет просвещение; дух просвещения б Греции воплотился в сочинениях Платона и Аристотеля, в Германии – в поэзии Шиллера, Гёте, философии Шеллинга. В России это было связано с трудностями, которые осознавались довольно четко: «Началом и причиной медленности наших успехов в просвещении была та самая быстрота, с которою Россия приняла наружную форму образованности и воздвигла мнимое здание литературы без всякого основания, без всякого напряжения внутренней силы»12. Выход в духе философского романтизма автор усматривал в развитии философии и «применении оной ко всем эпохам наук и искусств», в том, чтобы подлинные творцы культуры были вместе с тем глубокими мыслителями, постигли «сущность познания». Лишь на этом пути, считал он, может быть создана прочная основа просвещения в России, которая станет «залогом самобытности и нравственной свободы» ее культуры, поможет ей уяснить «свое собственное предназначение» в мире.

Кроме В. Ф. Одоевского и Д. В. Веневитинова – председателя и секретаря кружка любомудров, в творчестве которых максимально воплотилась философия «любомудрия» в ее соотнесенности с шеллингианством и романтизмом, особое внимание обращает на себя С. П. Шевырев.

Степан Петрович Шевырев (1806-1864) был известен как поэт, литературный критик и историк литературы, создавший особое направление «поэзии мысли» (которая призвана раскрыть строение и развитие идей) и на основе «италианской октавы» стремившийся провести реформу русского стихосложения. Публичные лекции Шевырева по истории русской литературы, которые он читал в Московском университете, по своей значимости для отечественной аудитории в определенной мере можно сравнить с лекциями иенских романтиков братьев А. и Ф. Шлегелей. Романтическая позиция Шевырева получила отражение в тезисе: «Не дело поэзии истреблять плевелы», она должна направлять душу к прекрасному и благородному. Это была точка зрения сторонника теории «искусства для искусства» и изоляции искусства от «грубой» действительности. Для Шевырева было также характерно утверждение о том, что не искусство является следствием теории, а теория следствием искусства. В своих историко-литературных и эстетических трактатах «История русской словесности, преимущественно древней» (т. 1, ч. 1-4. М., 1846 – 1860), «Теория поэзии в историческом развитии у древних и новых народов» (М., 1836), «История поэзии» (т. 1-2. М., 1835) он обосновал идеи и принципы культурно-исторической и сравнительной школ литературоведения. Значимость собственно художественной стороны произведений искусства была для Шевырева невелика, поскольку они воспринимались им в качестве сугубо исторического факта, однопорядкового, с явлениями идеологии, морали и религии. Романтический интерес к национальному в философской концепции мыслителя принял форму консервативного понимания народности. Неотделимая от православия и опиравшаяся на самодержавие, она рассматривалась как главный элемент современного ему периода российской истории. Русская словесность, по его мнению, не достигнет высот национального искусства, пока не будет создана национальная критика, опирающаяся на глубокое изучение истории словесности. Развитие словесности, ее «движение вперед», обусловлено самой жизнью, но встречает противодействие науки, преграждающей, по Шевыреву, «путь всякому новому, свежему стремлению». Развитие словесности тормозится также «преданием», которое выступает как «наука толпы». Задачу искусства Шевырев видел в восстановлении идеала красоты, что обусловлено символическим и религиозным характером и содержанием художественных произведений. Он во многом способствовал утверждению эстетики как «философского наукоучения» об искусстве, неотделимого от литературной критики, теории и истории литературы. Именно Шевырев одним из первых подчеркнул значимость древнерусской литературы введением понятия «историческая пиитика» и разработкой метода исторического исследования структуры художественного произведения.

Философский кружок любомудров был ярким явлением духовной культуры России XIX в. Имена В. Ф. Одоевского и Д. В. Веневитинова вошли в историю не только русского шеллингианства, романтизма, но и русской поэзии, музыки и культуры вообще.