§ 16. Миланский эдикт Константина Великого

В начале IV века, при постоянных столкновениях христиан с язычниками, последние знали уже хорошо, что такое христианское общество, какие цели и стремления, и не находили во всем этом ничего преступного, ничего достойного порицания. Массы народа, во время последних гонений, не принимали уже в них участия; даже некоторые проконсулы, например, в Карфагене, были настолько благосклонны к христианам, что позволяли им скрывать священные книги. Видя, что христианская Церковь после трехвековой борьбы за свое существование не уничтожена, не поколебалась даже в последнее жесточайшее из всех гонений, язычники начали сознавать, что в ней присутствует истинная божественная сила, чудесно защищающая её. Это сознание было присуще большинству язычников; только грубые фанатики, поднявшись на борьбу за умирающее язычество, чужды были его.

Император Константин, поистине великий святой и равноапостоль-ный, первый открыто высказал это тяготевшее над языческим миром убеждение в истинности христианства и ложности язычества. До обращения своего в христианство, он был одним из тех язычников, которые смотрели разумно, без предубеждения, как на язычество, так и на христианство.

Первоначальное воспитание его под руководством отца, Констанция Хлора, и матери Елены, благосклонно относившихся к христианам, развило в нем то беспристрастие и благосклонность к христианскому обществу, которыми он отличался в последствии. Далее, с умом философски образованным, Константин, по своему положению имел возможность беспристрастно произвести сравнение между отживающим язычеством и полным жизни и силы христианством. В юности своей он состоял при дворе Диоклетиана и Галерия, видел все ужасы гонения на христиан, видел их твердость и мог понять, какая божественная сила одушевляла их идти на мученичество. Под влияниием живых и сильных впечатлений юности в душе Константина, не находившего удовлетворения религиозному чувству в язычестве, начинается религиозный переворот. Хотя в 312 г. он считался еще язычником и даже в 308 г. совершал служение богам, но религиозное сомнение не покидало его. Сближение с христианами, находившимися при дворе его, окончательно склонило его к предпочтению христианства перед язычеством.

Кроме удовлетворения своего религиозного чувства новой религией, Константин, в противоположность своим предшественникам императорам, видел в замене язычества христианством не падение империи, а обновление ее жизни новыми началами; он знал, каким братством соединены были между собой христиане, какими верными подданными они могут быть и какой прочный оплот могут составить для государства. Чудесное видение креста, в 312 г. пред битвой с Максентием, утвердило еще более Константина в намерении принять христианство и заявить об этом открыто. После победы над Максентием он велел в Риме на видном месте поставить себе статую с крестом в правой руке и с надписью: «Этим спасительным знамением, истинным доказательством мужества, я спас и освободил ваш город от ига тирана».

Очень скоро Константин, хотя еще он не принимал крещения, доказал самим делом свой переход в христианство. В начале 313 г. в Медиолане появился манифест за подписью его и Ликиния, дозволяющий каждому свободное исповедание веры и, в частности, разрешающий свободный переход в христианство всякому желающему. Затем Константин повелел возвратить все отнятое у христиан во время последнего гонения.