Павел Иванович Новгородцев

Павел Иванович Новгородцев (1866-1924) — правовед, философ, социолог. Глава школы «возрожденного естест­венного права» в России. Его взгляды прошли эволюцию от защиты естественного права к либеральному консерватиз­му, умеренному славянофильству и православию.

Основные произведения: «Историческая школа юри­стов, ее происхождение и судьба», «О задачах современной философии права», «Кризис современного правосознания», «Политическая идеология древнего и нового мира».

Как известно, одной из самых основных особен­ностей в развитии нового государства является возрас­тающее торжество идеи права: государство все более склоняется перед властью права и признает его руко­водящим началом своей жизни. Во имя права всемогу­щее некогда государство вынуждено допустить в ка­честве непререкаемой границы своего господства свободную человеческую личность; оно должно при­знать перед собою священную область внутренних помыслов и чувств, область личного самоопределения, недоступную для государственного вмешательства... Таким образом, в области права все яснее становятся некоторые твердые принципы и бесспорные элементы, над которыми государство не властно. И вот в то вре­мя, когда право все более обнаруживает свою внутрен­нюю силу, независимость от каких бы то ни было колебаний политики и усмотрений власти, юриспру­денция учит: все право есть продукт государства.

Такие учения могут навести на мысль, что мы присутствуем при возрождении старой теории всемо­гущего Левиафана. В них можно заподозрить угрозу свободе лиц и незыблемости правопорядка: все это оказывается как бы милостью и уступкой суверенно­го государства, которое вправе дать и взять, что ему угодно, в соответствии со своими видами и целями.

Рассмотрев формально-юридическую теорию го­сударства и права, мы убедились, что именно те во­просы, в разрешении которых она стремилась найти свое завершение, свой логический предел, остаются для нее не разрешимыми. Не отказываясь от своего исходного положения — факта государственного гос­подства — теория эта не может выйти из круга одно­значащих понятий, представляющих раскрытие ис­ходного начала.

Между тем отказаться от этого начала значило бы упустить из виду ту практическую цель, которая составляет движущий мотив всего построения. Однако теоретический анализ на этом не может остановиться. Но обрывать анализ права ссылкой на факт его существования, значит, оставлять неудовлетворенным самый глубокий и настойчивый интерес, который вы­текает из потребности приводить государство и пра­во в связь с нравственным сознанием. Эта сторона дела может представляться неважной и неподлежа­щей анализу юристу-догматику, изучающему именно факт права, — право, как оно есть, — но она не мо­жет быть оставлена без рассмотрения той теорией права, которая стремится к целостному пониманию своего предмета.

Эта теория должна непременно по­ставить вопрос о тех идеальных началах, которые стоят над правом и государством и объясняют их .обязательность и для власти, и для граждан.

Не отрицая значения этого представления для известных целей, мы должны, однако, тем сильнее подчеркнуть необходимость другой точки зрения, которая отправляется не от формальных, а от субстан­циональных начал права. Только таким образом, возможно, разрешить вопрос об отношении права и госу­дарства не формально, а по существу, в соответствии с действительною жизнью и нравственным сознани­ем. Но этот путь давно уже намечен школой естест­венного права, и в настоящее время, когда с разных сторон совершается возрождение естественно-право­вых начал, стоит на очереди и восстановление естест­венно-правовой конструкции государства.

Но эти последние теории представляют собою лишь своеобразное выражение в терминах старой философии права основной естественно-правовой идеи. А эта идея заключается в утверждении, что над государством стоят некоторые высшие нормы, кото­рым оно должно подчиняться, из которых оно черпает и свое оправдание и свои руководящие начала.

По от­ношению к этим нормам государство является лишь органом, а не творцом: оно так же мало создает субстан­циональные основы права, как мало создает оно драго­ценные металлы, из которых чеканит монету. Оно дает праву определяющую его форму, но содержание для этой формы властно определяется жизнью и высшую санкцию свою находит в нравственном сознании.

Отсюда становится понятной задача естественно-правовой конструкции государства. Цель ее не в том, чтобы объяснить фактический строй государственных отношений, а в том, чтобы указать, насколько в дан­ном строе отражаются нравственные начала, которые должны лежать в основе правопорядка. Вместо того, чтобы право ставить в зависимость от государства, оно государство ставит в зависимость от идеального пред­ставления о праве. Само собою разумеется, что ни в каком положительном праве мы не найдем чистого воплощения нравственных начал: в каждом действи­тельном праве отражается борьба сил, из которых слагается общественный процесс.

Но, с другой сторо­ны, видеть в истории права только торжество и гос­подство силы, совершенно чуждое началам спра­ведливости, значит не понимать самого существа правовых учреждений и норм.

Естественно-правовая конструкция государства неизбежно приходит к признанию дуализма государ­ства и права. Тот монизм, та гармония государства и права, на которых настаивает формальная теория, есть не более как абстракция, которая содержит в себе тавтологическое утверждение, что создаваемое госу­дарством право находится в единстве со своим источ­ником, государством.

Но как только мы станем на точку зрения естест­венно-правовой теории, тотчас же устраняются те затруднения, которые непреодолимы для формальной теории права.

Так, прежде всего становится понятной связан­ность государства своим правом. Эта связанность вы­текает не из самоограничения государственной воли, а из права естественного, которое стоит над государ­ством и направляет его деятельность... Оно означает такое отношение к праву со стороны государства, при котором власть считает себя связанной теми нормами, которыми она связывает подвластных.

Отсюда стано­вится понятным, почему некоторые части права пред­ставляются как бы неприкосновенными для власти... Неприкосновенные, неотчуждаемые права это те, ко­торые требуются самой идеей права; изменчивые — это те, которые для нее безразличны... Определяющим критерием является соответствие норм положительно­го права нравственной идее. На этом покоится идея международных обязательств, признание неотчуждае­мых прав личности, сила конституционных гарантий. Ни международное, ни государственное право не мо­гут быть поняты без идеи естественного права. Самая прочность государственных обязательств зависит от интенсивности нравственного сознания, оказывающе­го влияние на государство.

Для формальной теории факт связанности государства правом приурочивается по необходимости к формальному моменту: государство связано тем пра­вом, которое оно признало и еще не отменило закон­ным порядком. Определяющими являются именно эти моменты: формальное признание и формальная отме­на...

Быть может, самым ярким примером постоянно­го и непререкаемого для современного культурного правосознания элемента в праве являются права лич­ности, которые в новое время получили характерное название неотчуждаемых прав. Отрицание их лежит вне сферы реальной власти культурного государства... Это сознание некоторых постоянных и твердых эле­ментов нашло для себя яркое воплощение в идее кон­ституции и конституционных гарантий.

В существующем правосознании государство имеет пред собою некоторый молчаливо им призна­ваемый предел.

Значение этих материальных основ правопоряд­ка обнаруживается и в другом отношении. Для фор­мальной конструкции права невозможно объяснить, каким образом новое право может иногда утверждать­ся на формальном нарушении прежнего права.

Рас­суждая последовательно, мы должны признать, что нарушение права может породить лишь состояние неправомерное. Если, однако, мы не отказываем в признании новому порядку, возникшему с формаль­ным правонарушением на место старого, то только потому, что этот новый порядок, формально-неправо­мерный, может оправдать себя по материальным мо­ментам, по своему соответствию с идеей права. — (из: Государство и право).

Значительность и глубина пережитых в XIX веке испытаний заключается, однако, в том, что здесь потер­пели крушение не столько отдельные политические средства, сколько те конечные цели, которые связыва­лись с ними. И парламентаризм, и референдум, и соци­альные реформы, и социальное воспитание с точки зрения условной и практической оправдали себя.

Но опыт их применения показал, что каждое из этих средств имеет значение лишь относительное, что в действитель­ности оно сочетается с неизбежными затруднениями и недостатками. Потерпели крушение не временные по­литические средства, а утопические надежды найти безусловную форму общественного устройства. Нет такого средства в политике, которое раз и навсегда обеспечило бы людям неизменное совершенство жиз­ни. — (из: Об общественном идеале).