Огюст Конт

Огюст Конт (1798-1857) — основатель позитивизма, последователь взглядов Сен-Симона. В основу понимания социальной жизни положил законы эмпирической науки, чем создал методологические основы современной социологии.

Основные произведения: «Курс позитивной филосо­фии», «Дух позитивной философии», «Общий обзор пози­тивизма», «Система позитивной политики».

Основной характер, сообщенный современной эпохе общим ходом цивилизации, выражается в пе­реходе от доживающей свои последние дни старой социальной системы к новой, достигшей своей пол­ной зрелости и стремящейся водвориться на место первой.

Сообразно этому положению вещей два разнород­ных движения волнуют в настоящее время общество: одно — разрушения, другое — преобразования.

Первое, рассматриваемое отдельно, увлекает общество к глубокой моральной и политической анар­хии, которая как бы угрожает ему будущим неизбеж­ным разложением. Второе толкает его к окончатель­ному социальному строю человеческого рода, наиболее соответствующему его природе, к строю, где его сред­ства, ведущие к благосостоянию, должны получить свое наиболее полное развитие и свое наиболее непо­средственное применение.

В существовании этих двух противоположных стремлений, заключается великий кризис, испытывае­мый наиболее просвещенными нациями.

Единственный способ положить конец этому бур­ному состоянию — остановить анархию, которая со дня на день охватывает общество, — одним словом, превратить кризис в простое моральное движение — это склонить просвещенные нации оставить критиче­ское направление и принять направление органиче­ское, сосредоточивая все свои усилия на образовании новой социальной системы, которая должна явиться конечным результатом кризиса, и для которой все, что было до сих пор сделано, является лишь подготови­тельной работой.

Заблуждение, в которое впали короли, легче все­го заметить. Для них реорганизация общества, это — чистое и простое восстановление феодально-теологи­ческой системы во всей ее полноте. Они не видят другого средства остановить анархию, являющуюся следствием падения этой системы.

Падение этой системы совершалось беспрерыв­но в продолжение предшествующих веков вследствие ряда видоизменений, независимых от всякой челове­ческой воли, которым все классы общества способст­вовали и главными деятелями и наиболее пылкими инициаторами которых были сами короли; оно яви­лось, одним словом, необходимым следствием движе­ния цивилизации.

Было бы, таким образом, недостаточно для вос­становления старой системы вернуть общество к эпо­хе, когда современный кризис стал проявляться.

Люди невольно являются детьми своего века. Умы, которые намереваются вести отчаянную борьбу про­тив хода цивилизации, невольно поддаются его непре­одолимому влиянию и сами способствуют его успехам.

Только их ошибка более извинительна, ибо они заблуждаются в искании новой системы, к которой их толкает ход цивилизации, но сущность которой еще недостаточно ясно определена, между тем как короли преследуют цель, безусловную нелепость которой доказывает с полной очевидностью даже поверхност­ное изучение прошлого. Одним словом, короли нахо­дятся в противоречии с фактами, а народы — с прин­ципами, что всегда легко упустить из виду.

Единственное различие, существующее между ними в этом отношении, — это то, что, по мнению королей, правительство преднамеренно устанавлива­ется в прямой и беспрерывной оппозиции к общест­ву, между тем как, по воззрениям народов, именно общество систематически занимает постоянно враж­дебное положение против правительства.

Эти два противоположных и одинаково ложных мнения стремятся, в силу вещей, взаимно укреплять­ся и, следовательно, бесконечно питать источник ре­волюции.

Все вышеизложенные соображения доказывают, что средство выйти, наконец, из этого печального порочного круга, неисчерпаемого источника револю­ций, не состоит в торжестве воззрений ни королей, ни народов, в том их виде, в каком они представляют­ся в настоящее время.

Только образование и общее одобрение народами и королями органической док­трины единственно могут внушить королям оставить реакционное направление, а народам — критическое.

Общество, достигшее своей зрелости, предназна­чено отнюдь не для того, как это думают короли, что­бы всегда обитать в старых и жалких лачугах, служив­ших ему убежищем в дни его младенчества; и не для того, чтобы жить вечно без крова, после того как оно лишилось старого, как думают народы, но для того, чтобы с помощью приобретенного опыта строить себе, употребляя все собранные материалы, здание, наилуч­ше приспособленное для его потребностей и его поль­зования. Таково великое и почтенное предприятие, выпавшее на долю нынешнего поколения. — (из: Сис­тема позитивной политики).

Позитивизм по существу слагается из философии и политики, которые по необходимости нераздельны, как образующие одна — основание, другая — цель единой универсальной системы, где разум и общест­венность находятся в тесном сочетании... Ибо, с од­ной стороны, по мере того как естественное течение событий определяет характерные особенности вели­кого современного кризиса, политическая реоргани­зация все более и более представляется совершенно невозможной без предварительного пересоздания мнений и нравов. Действительная систематизация всего человеческого мышления является, таким обра­зом, нашей первой социальной потребностью, отно­сящейся одинаково как к порядку, так и к прогрессу.

Постепенное выполнение этого обширного философ­ского предприятия произвольно вызовет на всем За­паде новую моральную власть, неизбежное влияние которой создаст прямое основание для окончательно­го преобразования, ибо оно объединит различные передовые народности единой системой всеобщего образования, системой, которая даст как для общест­венной, так и для частной жизни твердые принципы суждения и поведения.

Ибо всякая решительная разработка этой конеч­ной цели тотчас пополняет общее понятие о естест­венном порядке и необходимо возводит его в основ­ной догмат всеобщей систематизации, постепенно подготовляемой всем умственным движением совре­менных народов. Благодаря непосредственному содей­ствию научных трудов, появившихся за последние три века, в этом отношении остался серьезный пробел только касательно явлений моральных и, в особенно­сти, социальных.

Доказав существование непрелож­ных законов также относительно этих двух классов явлений, путем предварительной систематизации все­го прошлого человечества, современный ум завершит свое трудное предприятие и, поднявшись на единст­венную точку зрения, откуда можно все обнять взо­ром, построит свой окончательный образ мыслей.

Как известно, этот закон гласит, что все наши умозрения необходимо проходят через три последо­вательных состояния: сперва они находятся в теоло­гическом состоянии, когда открыто господствуют самопроизвольные верования, не допускающие ника­кого доказательства; затем переходят в метафизиче­ское состояние, характеризующееся в особенности преобладающим значением олицетворенных абстрак­ций или сущностей: и, наконец, вступают в позитив­ное состояние, всегда основанное на точной оценке внешнего реального мира...

Таким образом, один и тот же общий закон позволяет нам охватить одновремен­но прошлое, настоящее и будущее человечества.

Для решительного распространения основной тео­рии требуется только пополнение ее последним суще­ственным элементом, прямо относящимся к граж­данскому развитию человечества.

Оно состоит, как известно, в необходимой последовательности различ­ных главных видов человеческой деятельности, кото­рая была сперва завоевательной, затем оборонитель­ной и, наконец, промышленной. Их естественная связь с последовательным господством теологического, ме­тафизического и позитивного духа легко объясняет совокупность прошлого, систематизируя единствен­ное историческое понятие, непосредственно признан­ное общественным мнением, а именно, общее разде­ление на древнюю, среднюю и новую историю.

Таким образом, чтобы основать, наконец, истин­ную социальную науку, было достаточно прочно установить эту теорию эволюции, прибавить к ха­рактеризующему ее динамическому закону сперва ук­репляющий ее статический принцип и затем дополняющии ее применение к гражданскому развитию че­ловечества.

Позитивный дух, столь долго ограничен­ный простыми неорганическими явлениями, закончит тогда свое трудное проникновение во все области и распространится даже на самые сложные и самые важные явления, освобожденные от всякого теологи­ческого или метафизического толкования.

Во всяком нормальном состоянии человечества каждый гражданин является государственным чинов­ником, более или менее определенные преимущества которого обусловливают одновременно его права и обязанности. Этот всеобщий принцип должен, без со­мнения, распространяться также на собственность, которую позитивизм рассматривает, главным обра­зом, как необходимую социальную функцию, состоя­щую в накоплении и управлении капиталами, с помо­щью которых каждое поколение подготовляет поле деятельности для следующего за ним.

Эта нормаль­ная оценка облагораживает владение собственностью, не ограничивая его справедливой свободы и даже внушая к нему больше уважения.

Хотя современная промышленность все еще бес­системна, однако, естественно установившееся деле­ние на предпринимателей и рабочих составляет, без сомнения, необходимый зародыш для окончательной организации.

Никакое великое предприятие не могло бы существовать, если бы каждый исполнитель должен был быть также управляющим или если бы управление было неопределенно вверено косной и неответствен­ной толпе.

Современная промышленность, очевидно, стре­мится беспрестанно увеличивать свои предприятия, причем всякое увеличение вызывает тотчас и боль­шее расширение. А эта естественная тенденция, бу­дучи далеко не благоприятной для пролетариев, одна только и даст возможность действительно системати­зировать материальную жизнь, когда она будет над­лежащим образом упорядочена моральным авторите­том. Ибо философская власть наложит именно на крупнейших руководителей предприятий обязанно­сти, благоприятные для их подчиненных.

Таков неизбежный недостаток всякой реформы, которая ограничивается заботой о захвате обществен­ной или частной власти, вместо того, чтобы упо­рядочить пользование ею, в чьих бы руках она ни находилась. Таким путем сводятся на нет силы, целе­сообразное употребление которых составляет наше главное средство для устранения чрезвычайных со­циальных затруднений. Окончательное преобразование заключается, главным образом, в замене прав обязанностями, дабы лучше подчинить личность общественности. Слово «право» должно быть так же строго изгнано из поли­тического языка, как слово «случай» из истинно философского языка. Первое из этих двух теолого-метафизических понятий будет считаться безнравствен­ным и анархичным, а второе — нерациональным и софистичным.

Будучи одинаково несовместимы с окончательным состоянием, они годились для совре­менных народов только в эпоху революционного пе­рехода, в виду их разлагающего действия на старую систему. Настоящие права могли существовать лишь пока духовная власть исходила из сверхъестествен­ной воли. Чтобы бороться против этих теократических авторитетов, метафизика последних пяти веков ввела мнимые человеческие права, которые могли прино­сить только отрицательную пользу. Когда же попыта­лись им дать истинно органическое назначение, они тотчас же обнаружили свою противообщественную природу, выразившуюся в стремлении всегда поддер­живать индивидуальность.

В позитивном строе, не допускающем небесных полномочий, идея права безвозвратно исчезает. Каж­дый имеет обязанности относительно всех людей, но никто не имеет права в собственном смысле слова. Справедливые индивидуальные гарантии вытекают только из всеобщей взаимности обязательств, которые являются моральным эквивалентом прежних прав, но не представляют серьезных политических опасностей, сопряженных с последними.

Другими словами, единс­твенное право, которым каждый человек обладает, — это право выполнять свой долг. Только таким путем политика может, наконец, действительно быть подчи­нена морали, согласно поразительной программе сред­них веков. Католицизм мог лишь смутно поставить этот огромный социальный вопрос, разрешение которого, несовместимое ни с каким теологическим принципом, по необходимости выпало на долю позитивизма.

Чтобы этого достигнуть, он превращает политику в оружие служения Человечеству, т.е. призывает ее искусственно содействовать различным функциям, относящимся к порядку или прогрессу, которые Ве­ликое Существо естественным образом выполняет. Это окончательное назначение нового культа состав­ляет его важнейшую часть, без которой все другие оказались бы недостаточными и стали бы вскоре при­зрачными.

Главная характерная черта основной деятельно­сти, которая освятит все наше существование, состо­ит в необъятном сотрудничестве, представление о котором ни один менее сложный организм не может дать. Эта согласованность действий, одинаково отно­сящаяся ко времени и пространству, требует двух необходимых ступеней социального чувства: действи­тельную солидарность и историческую непрерыв­ность... Бесспорное относительно наших мыслей и чувств, это необходимое сотрудничество должно в еще большей степени иметь место относительно наших действий, которые являются результатом еще более полного содействия. Это обстоятельство наилучшим образом показывает, насколько ложно и безнравствен­но понятие права в собственном смысле слова, пред­полагающее всегда абсолютную индивидуальность.

Действительное подчинение политики морали прямо вытекает из того, что все люди должны быть рассматриваемы не как отдельные существа, но как различные органы единого Великого Существа. По­этому во всяком правильно устроенном обществе каждый гражданин всегда становился общественным деятелем, выполняющим, худо или хорошо, свои са­мопроизвольные или систематические обязанности.

Итак, позитивизм обеспечивает свободу и чело­веческое достоинство, благодаря тому, что считает, что социальные явления, также как и все другие, подчи­нены естественным законам, изменяемым, в извест­ных пределах, нашей мудрой деятельностью, в особен­ности коллективной.

Таким-то образом окончательный культ система­тизирует активное существование Великого Сущест­ва, сообразно совокупности его естественных законов, причем он либо дополняет инстинкт солидарности чувством беспрерывности, либо примиряет неизбеж­ную независимость его различных органов с их необ­ходимой общей деятельностью. Тогда политика может, наконец, действительно подчиниться морали, потому что долг заменит право. Теоретическая масть провоз­глашает неопровержимые правила, в которых рассу­док и чувство всегда совместно способствуют изме­нению деятельности. Каковы бы ни были органы практической масти, ее осуществление приобретает неизменный нравственный характер. Напротив, все метафизические системы ограничиваются регулиро­ванием объема каждой масти, не давая затем никако­го принципа для поведения или оценки. — (из: Общий обзор позитивизма).