3. “Малороссийское общество”
В последние годы царствования Николая I власти довольно внимательно следили за проявлениями "малороссийского особничества". Однако в силу того, что оценка идеологии Кирилло-Мефодиевского общества как сепаратистской и националистической не вышла за теснейший, насчитывавший буквально несколько человек, круг высших сановников, основная масса чиновников продолжала придерживаться официальной версии. Это хорошо видно из дела канцелярии министра народного просвещения по Главному Управлению по делам цензуры (далее ГУЦ), начатого в 1853 г. в связи с конфликтом киевского цензора Д. Мацкевича с киевской Временной Комиссией для разбора древних актов по поводу издания "Летописи гадячского полковника Григория Грабянки". Цензор полагал, вполне в согласии с изначальными планами учредившего эту Комиссию правительства, что "главная цель учреждения ее (комиссии) состоит в обнародовании не актов, доказывающих отдельную историческую самобытность Малороссии, а присутствие русского элемента в возвращенных от Польши губерниях". Мацкевич напоминал также, что в связи с делом Кирилло-Мефодиевского общества последовало распоряжение не дозволять перепечатывания прежде разрешенных сочинений Т. Шевченко, П. Кулиша и Н. Костомарова, поскольку "в этих сочинениях авторы стараются выставить прежнее положение Украины в выгоднейшем свете в сравнении с нынешним и возбудить сожаление об утрате старинной вольницы". Разбиравший дело чиновник для особых поручений Волков был с цензором солидарен, указывая в докладе министру народного просвещения С. С. Уварову, что "Малороссияне никак не могут забыть ни своей Гетманщины, ни своей казацкой вольности, ни своих прав, ими потерянных". В свою очередь Уваров в письме министру внутренних дел от 27 апреля 1854 г. напоминал высочайшее повеление от 1847 г., "чтобы писатели рассуждали возможно осторожнее там, где дело идет о народности или языке Малороссии и других подвластных России земель, не давая любви к родине перевеса над любовью к отечеству – Империи, изгоняя все, что может вредить последней любви, особенно о прежнем, будто бы необыкновенно счастливом положении подвластных племен". Таким образом, на всех уровнях имперской власти от министра до рядового цензора "малороссийское особничество" рассматривалось прежде всего как проявление традиционалистского местного регионального патриотизма, как своеобразный пережиток старины, обреченный отойти в прошлое, но не как начало модерного украинского национализма, каковым в действительности была деятельность Шевченко, Кулиша, Костомарова и других украинских активистов их поколения.
Нарождающийся конфликт получил свое отражение в русской прессе. Уже в начале 40-х гг. вопрос о роли и статусе малороссийского языка привлек пристальное внимание Белинского, напечатавшего целый ряд рецензий на появлявшиеся тогда публикации на украинском. Восхищаясь поэтичностью малороссийской жизни, он одновременно, в духе модного тогда в Европе "цивилизаторского" империализма, утверждал, что, "слившись навеки с единокровною ей Россиею, Малороссия отворила к себе дверь цивилизации, просвещению, искусству, науке, от которых дотоле непреодолимою преградою разлучал ее полудикий быт ее". Отсюда вытекало и отношение к вопросу о языке: "Мы имеем полное право сказать, что теперь уже нет малороссийского языка, а есть областное малороссийское наречие, как есть
белорусское, сибирское и другие подобные им областные наречия. Литературный язык малороссиян должен быть язык их образованного общества – язык русский". Это убеждение было распространено и в конце 50-х, когда П. А. Лавровский, например, призывал собирать сведения о малорусском наречии как исчезающем. (Впрочем, как верно замечает П. Бушкович, многие из русских публицистов, выражавших скептицизм по поводу будущего украинского литературного языка, были в то же время и издателями малорусской литературы. Агрессивная позиция Белинского сказалась и в его реакции на слухи о раскрытии Кирилло-Мефодиевского общества. "Ох мне эти хохлы! Ведь бараны – а либеральничают во имя галушек и вареников с свиным салом! И вот теперь писать ничего нельзя – все марают. А с другой стороны, как и жаловаться на правительство? Какое же правительство позволит печатно проповедовать отторжение от него области?" – пишет он П. В. Анненкову в начале декабря 1847 г.
В своих взглядах на необходимость русификации Западного края Белинский
отнюдь не был оригинален: в это же время стоявший на другом полюсе общественного спектра сотрудник Ф. В. Булгарина Н. И. Греч, предлагая в своей записке в III отделение сделать ряд уступок национальным чувствам поляков, оговаривался: "Уроженцы западных губерний дело иное: с ними должно принимать другие меры, особенно усилить там распространение русского духа и языка".