4. Феноменологическая школа. «Горизонт» как «предварительное понимание» ( «Vorverstandnis»)

Внимание Эдмунда Гуссерля к проблеме историчности, как и к творчеству Дильтея в целом, нельзя считать случайностью. Исследования самого Гуссерля, а особенно его учеников М. Шелера и М. Хайдеггера, внесли свой вклад в разработку герменевтики, переведя постановку этой проблемы в новую плоскость. В рамках феноменологической школы герменевтика разрабатывается не столько в плане методологии вообще и в частности методологии исторической, сколько в плане со­здания онтологии нового типа. Характерно, что Г. Гадамер, главный представитель современной философской герменевти­ки, называет в числе создателей теоретической базы современ­ной герменевтики не Дильтея, а Гуссерля и Хайдеггера (17, 360).

Сам Гуссерль не употреблял понятия «герменевтика» и не примыкал к той традиции, в рамках которой оно разрабатыва­лось; но, исследуя структуру трансцендентальной субъективнос­ти, он подошел очень близко к той сфере, которая составляла предмет размышлений Дильтея. Такие категории Гуссерлевой феноменологии, как «интенциональность», «горизонт», «жиз­ненный мир», «интерсубъективность», находятся сегодня в цен­тре внимания философской герменевтики. В сущности, Гуссерль тоже ставил вопрос о природе того «третьего», благодаря кото­рому только и возможно взаимопонимание индивидов, но ста­вил его иначе, чем Дильтей, с одной стороны, и Риккерт – с другой. Он пытался создать новый тип трансцендентальной философии, где структура трансцендентальной субъективности определялась бы иначе, чем у Канта и неокантианцев.

Почему Гуссерля не устраивает кантовская трактовка транс­цендентальной субъективности? Потому что трансценденталь­ный субъект у Канта трактуется слишком формалистически, ему приписываются некоторые формальные структуры – ап­риорные формы чувственности и рассудка, а содержание вы­ступает как нечто внешнее этим формам. Материал ощущений – это то, что привносится в процессе познания эмпирическим, т.е. индивидуально-психологическим, субъектом, без которого трансцендентальный субъект не может осуществить своей син­тезирующей деятельности. Иными словами, содержательный и формальный моменты познавательной деятельности оказы­ваются у Канта разъятыми, причем содержательная сторона является чисто эмпирической, почему, собственно, Гуссерль и упрекает Канта в психологизме.

Как же пытается Гуссерль преодолеть этот разрыв содер­жательного и формального, избежать психологизма? Он кладет в основу трансцендентальной субъективности новый принцип, который называет принципом интенциональности. Интенциональностью Гуссерль называет существенное свойство созна­ния, состоящее в том, что оно всегда есть сознание чего-то; интенциональность – это направленность сознания на пред­мет⁵. Сознание, говорит Гуссерль, по самой своей сущности интенционально; любой его акт – мышление, желание, пред­ставление – имеет в качестве своего интенционального содер­жания мыслимый, желаемый, представляемый предмет. Созна­ние, таким образом, предметно, содержательно по самой своей структуре, и трансцендентальная субъективность для того, что­бы стать содержательной, не нуждается, с точки зрения Гуссер­ля, в привлечении внешнего, эмпирического, психологического материала. Чистое сознание, по Гуссерлю, есть, таким образом, обращенность к другому, выхождение за собственные пределы; предметность дана сознанию с самого начала, так что рассмот­рение чистой предметности и чистого сознания – это в сущнос­ти одно и то же.

Интенциональность – это непрерывное динамическое выхождение за собственные пределы, переступание собственной границы. Интенциональность не наличествует, а функционирует (16, 266).

Анализируя структуру чистого переживания, Гуссерль заме­тил, что в нем существует еще и такая данность, которая сама не интендируется, т.е. не составляет предмет интенциональных актов. Эта неинтендируемая данность, согласно Гуссерлю, яв­ляется столь же неотъемлемым элементом структуры чистого переживания, как и сама интенциональность. С целью обнару­жить способ бытия этой данности Гуссерль предпринял ис­следование сознания временности, т.е. попытался дать феноме­нологическое описание чистого переживания времени. При этом он показал, что всякое интенциональное переживание содержит нетематические данности (на которые не направлено сознание), составляющие как бы двусторонний горизонт переживания; та­кие нетематические данности сознания временности Гуссерль назвал ретенцией и протекцией, т.е. горизонтами «перед» (Vorher) и «после» (Nachher), которые актуально не осознаются, но могут быть осознаны, если на них направить внимание.

В результате своих исследований сознания временности Гус­серль пришел к выводу, что всякое чистое интенциональное переживание имеет свой нетематический горизонт и что этот горизонт составляет как бы некоторое «предварительное» зна­ние о предмете, который мы рассматриваем тематически. Со­гласно Гуссерлю, не существует опыта в самом простом смысле – как опыта относительно вещи, посредством которого мы, впервые постигая эту вещь, узнавая о ней, не «знали» бы о ней уже заранее больше того, что мы при этом узнаем.

Горизонт – это не неподвижная граница, он движется вместе с движением трансцендентальной субъективности. Гори­зонты отдельных предметов сливаются в единый тотальный горизонт, который и есть то, что мы обычно называем «ми­ром». Этот тотальный горизонт есть нечто наперед данное, нечто «нетематически» присутствующее в любом интенциональном переживании и составляющее заранее данную почву всякого опыта. Таким образом, «мир» – это не предметное образование, а горизонт, отнесенный к трансцендентальной субъективности. Этот тотальный горизонт, чтобы отличить его от вещественно-эмпирического мира, или, как впоследствии скажет Хайдеггер, от «мира сущего», Гуссерль называет «жиз­ненным миром» (Lebenswelt). В свою очередь, трансценденталь­ную субъективность, которую он хотел бы тоже отличить от таких традиционных понятий, как «субъект», «Я», «сознание», Гуссерль в своих поздних произведениях предпочитает называть «переживающей мир жизнью» («welterfahrendes Leben»), подчеркивая тем самым анонимный характер этой субъектив­ности, которая не есть «моя субъективность» или «твоя субъек­тивность».

Если теперь мы примем во внимание, что понятие горизон­та как некоторого «предварительного знания» о предмете, в предельном случае «предварительного знания» о предметнос­ти, как таковой, вырабатывается у Гуссерля в ходе анализа переживания времени, «чистого сознания временности», то нам станет понятно, почему Гуссерль проявлял такой интерес к дильтеевским исследованиям «историчности».