6.1.3.1. Творчество Кубертена (1919—1925)

Народы, уставшие от кровопролитной первой мировой войны, снова захлестнули волны пацифизма. Можно было бы по праву ожидать, что на первых же играх, которые будут проведены под эгидой олимпийского знамени, символизирующего солидарность людей, будет господствовать дух примирения. Планы относительно проведения рабочих олимпиад означали новые веяния.

В опубликованном открытом письме 13 января 1919 года Кубертен провозгласил реорганизацию. «Спорт, — пишет он, — когда-то был времяпровождением богатых молодых бездельников; вот уже тридцать лет он доставляет удовольствие детям буржуа в их свободное время. Пришло время, чтобы дети пролетариев тоже видели радость физической культуры...».

Однако на заседании в Лозанне в 1919 году, а затем в Амстердаме в 1920 году, несмотря на все усилия Кубертена, а также американских и итальянских членов МОК, сильный отпечаток наложило упоение победой стран Антанты. Следующее по очереди пристанище олимпиады, столица «второй советской державы» — Будапешт, по существу, даже не упоминалось. СоветскуюРоссиюисключилиизчислаучастников. Точнее, организаторы соревнований поставили такие условия для выступления 8 спортсменов, которые без приглашения были посланы советским спортивным руководством в Антверпен, что их невозможно было выполнить. Право на проведение Игр VII Олимпиады получил Антверпен. В сложностях, которые вобрало в себя олимпийское движение, отражались и противоречия между побежденными. Напрасно доказывал Кубертен, что «неполадки существуют только за пределами олимпийского зала», в действительности же в опасности находилось само олимпийское движение. Под перекрестный огонь прессы попал МОК. Проблематичным стало участие французов. Что касается побежденных государств, многие делегаты требовали их исключения, что могло повлечь за собой нежелательный раскол олимпийского движения. Проблему, наконец, решили таким образом: вопрос о приглашении на Олимпиаду возложили на Антверпен, который лишил возможности участвовать в Играх страны «оси» и Советскую Россию.

Наряду с этим половинчатым спортивно-политическим маневром решение, принятое по вопросу об участии армян и ирландцев, было, безусловно, дальновидным. Князь Урусов хотел добиться того, чтобы белогвардейское армянское правительство направило своих спортсменов в Антверпен, что было бы равносильно их спортивно-дипломатическому признанию. Кубертен, несмотря на широкую поддержку этого намерения со стороны членов МОК, добился, чтобы этот вопрос рассматривался только после ходатайства независимого правительства Армении. Аналогичное решение было принято по вопросу об участии ирландцев. Свидетельством расширения олимпийского движения явилось то, что организаторы проводившихся под эгидой УМСА Дальневосточных игр и Латиноамериканских игр просили МОК о поддержке, на что было дано согласие на заседании в Антверпене.

Успешное проведение Олимпиады в Антверпене и решения, принятые здесь на заседании МОК, однозначно подтвердили жизнеспособность современного олимпизма. Однако «холодная война» в спорте ослабевала чрезвычайно медленно. Кубертен благодаря своему личному авторитету добился того, чтобы снова пригласить исключенные ранее страны—члены МОК, кроме Германии и Советской России. В то же время в МОК возникли внутренние разногласия по вопросу о зимних олимпиадах, программе игр, об участии женщин в олимпийских играх и по ряду других вопросов организационного и административного характера. Чрезвычайно трудно судить об истинных причинах этих запутанных противоречий, т. к., кроме стоявших за ними гегемонистских устремлений английских, американских и французских, членов МОК, сюда примешивались спортивная групповщина, притязания на право организации Игр и личные предубеждения. На конгрессе в Лозанне (1921 г.) и приуроченном к нему заседании МОК Кубертен добился также того, что право на проведение Игр VIII Олимпиады снова получила столиц; Франции.

«Я считал бы справедливым, — сказал он; — если в тридцатую годовщину возрождения идеи олимпизма Игры будут организованы в городе, в котором было положено начало организации современных олимпиад». Во время доклада он применил тактику «двойного решения» и сформулировал свое предложение следующим образом: «...по этому великому случаю вы должны ради меня пожертвовать своими национальными чаяниями и интересами и принять решение о проведении Игр IX Олимпиады в Амстердаме, а местом проведения Игр VIII Олимпиады назначить Париж» .

Этот локалпатриотический жест отца современного олимпизма нельзя отделять от тех изменений в официальной французской политике, которые вызвали внезапный поворот в отношении Олимпиады. Французское правительство, как мы об этом уже говорили, в 1910 году еще не признавало МОК в качестве официального органа. Однако тем временем крупная буржуазия во Франции благодаря победе, одержанной над централизованной властью, укрепила свои позиции и с помощью Клемансо стремилась к установлению гегемонии в Европе, несмотря на сопротивление со стороны-англичан и американцев. В этой политике активная роль отводилась и МОК. Неслучайно, что по случаю его 25-летия в 1919 году в Лозанну были доставлены приветствия и добрые пожелания Клемансо. Вслед за этим Жан Птижан при поддержке правительства основал Международную федерацию университетского спорта. Родилось предложение Олимпийского комитета Франции о том, чтобы начиная с 1924 года ввести официальную таблиц} подсчета очков каждой национальной команды. Когда же целый ряд связанных с МОК замыслов не оправдался, политические руководителя Франции поставили под вопрос проведение Парижской Олимпиада 1924 года. Однако Кубертен с помощью оправдавших себя ранее дипломатических маневров помог осуществить их расчеты.

Точно так же, как и в случае с первыми Играми в Афинах, когда возникла опасность их срыва, он маневрировал вокруг кандидатуры Будапешта, теперь он начал переговоры с Лос-Анджелесом. Городской совет Калифорнии и спортивное руководство воспользовались случаем и заявили, что готовы «выручить» Париж и взять организацию игр на себя. Нужно ли говорить о том, что и этот маневр увенчался успехом и появление нового претендента успокаивающим образом подействовало на антиолимпийские выпады французской прессы?

В 20-х годах региональные игры, служившие повсеместному распространению олимпийского движения, затрагивали интересы великодержавной политики. В этой связи члены МОК в преддверии Олимпийских игр 1924 года в Париже провели значительную работу в странах Дальнего Востока и Латинской Америки. На повестку дня непосредственно встал вопрос об Африканских играх, который был особенно близок Кубертену. На заседании МОК в Риме было принято специальное решение о том, что вначале игры будут организованы в Алжире (1925 г.), а затем — в Александрии (1927 г.). Единственный недостаток этого решения, который, кстати, с самого начала делал проблематичным его осуществление, заключался в том, что его исполнение хотели возложить на колониальные власти Франции, Италии и Испании. Единственным лицом, имевшим отношение к Африке, с которым обсуждался вопрос о проведении игр, был король Египта, интересы которого в МОК представлял член Комитета греческого происхождения Ангело.

По предложению Кубертена отдел пропаганды МОК выбил для африканской молодежи специальную медаль. Латинский текст гласил: «Свойство атлета заключается в том, что он познает себя, владеет собой и побеждает себя». Спортсмены колониальных стран, судя по всему, «поняли», чего от них хотят. Однако между тем в Марокко вспыхнула война против республики. Из-за разногласий колониальных стран проведение игр стало невозможным.

В результате большой организаторской работы в период между 1919 и 1924 годами олимпийское движение получило дальнейшее развитие.

К нему присоединились Аргентина, Болгария, Эквадор, Эстония, Филиппинские острова, Гаити, Индия, Ирландия, Польша, Мексика, Монако и Уругвай. Кубертен выразил надежду, что наступит то время, когда молодежь России сможет принять участие в Играх.

Не были лишены конфликтности в узком смысле и внутренние вопросы МОК.

Был создан Исполком МОК в составе пяти членов во главе с Я. Сигфридом Эдстремом (1870—1964). Затем первым директором МОК был назначен Фред Аукенталер. После определения круга компетенций МОК были урегулированы и процедурные вопросы.

Во время Пражского конгресса 1925 года вопрос о компенсации спортсменам-любителям «теряемого заработка» рассматривался с более либеральных, чем ранее, позиций и с учетом социальных аспектов. На повестку дня был поставлен и вопрос о членстве в МОК Германии. В то же время предложения, связанные с представительством в МОК международных федераций и с возвращением теннисистов в любительский спорт, были отклонены. Была принята к сведению отсрочка Африканских игр. до 1927 года. После окончания работы Конгресса Кубертен в июле 1925 года письмом оповестил членов МОК о том, что он уходит в отставку с поста президента, и в качестве своего преемника выдвинул кандидатуру Анри де Байе-Латура .

Свой уход в отставку Кубертен мотивировал состоянием здоровья. На самом же деле, как это выяснилось потом из его мемуаров, к этому шагу его побудило пошатнувшееся материальное положение и кризис его иллюминистских концепций. Наряду с этим и то, что на фоне устремлений, направленных против французской гегемонии в политической и культурной областях, в Германии и США получили распространение антиолимпийские тенденции, затрагивавшие его личность. Он вынужден был признать, что становится все менее возможным изолировать олимпийское движение от велика державных устремлений. Особенно болезненно Кубертен переживал волокиту вокруг зимних олимпийских игр, неудачу с организацией Африканских игр. С распространением и молчаливым признанием профессионализма (футбол, теннис, велосипедный спорт) рушились надежды на «внутреннюю— независимость» любительского спорта.

6.1.3.2. Период Анри де Байе-Латура (1925—1941 гг.)

С отставкой Кубертена олимпийское движение вступило в новую стадию. Анри де Байе-Латур, который руководил работой МОК с 1926 ее 1941 год, был одним из видных представителей появившейся после I мировой войны «новой волны». Он стал известен в качестве разъезжаюше посла МОК. Важную роль он сыграл в модернизации Дальневосточных игр и в учреждении Латиноамериканских игр. Все это свидетельствует о том, что он лучше, чем Кубертен, улавливал процессы, происходившие внутри физической культуры. Однако линия Байе-Латура на разрыв с иллюминизмвм была продиктована не общепризнанной необходимостью обновления изав олимпизма, а более гибким приспособлением к изменениям в области экономики и политики капитализма.

В процедурных вопросах он последовательно опирался на Исполком МОК. А решения публиковались в возобновленном в 1926 году бюллетене. На сессии в Монако был решен вопрос об олимпийском статусе веймарской Германии. Теодор Левальд был избран в состав Исполкома, который был расширен до шести членов. Накануне Олимпийских игр 1928 года в Амстердаме были введены предварительные совещания представителей международных федераций и национальных олимпийских комитетов. Под его руководством началось действительное утверждение женских номеров программы в плавании, легкой атлетике, гимнастике, беге на коньках, в лыжах и фехтовании. Общепринятыми стали такие понятия, как тренировочные сборы, олимпийская деревня и олимпийская эстафета. Постоянный характер стали носить номера программы и показательных выступлений. Едиными стали награды. Победители культурных конкурсов получали звание и почести олимпийского чемпиона. Была установлена планомерная подготовка олимпийских игр.

МОК локализовал попытки превратить региональные спортивные игры в конкурирующие движения под названием «желтых», «латиноамериканских», «студенческих», «балканских» или «феминистских олимпиад». В то же время он постепенно запутался в сложных лабиринтах любительства, результатом чего явилось исключение из олимпийской программы бейсбола, тенниса и регби. Временно эта же судьба постигла и лыжников. Возню вокруг футбола удалось прекратить только благодаря исключительным дипломатическим способностям Жюля Риме.

Начиная со второй половины 20-х годов олимпийское движение распространилось прежде всего на независимые государства Латинской Америки: Боливию, Коста-Рику, Колумбию, Перу, Венесуэлу; автономные в спортивном отношении британские колонии: Бермуды, Цейлон, Ямайку и Мальту. Тогда же в МОК были приняты Китай, Латвия, Литва и Лихтенштейн.

Однако, наряду с безусловно значительными успехами руководимые Байе-Латуром МОК отнюдь не мог сохранить тот положительный баланс который базировался на дипломатии Кубертена. Было много признаков того, что проводимая им т. н. «свободная от политики» линия вписывается в антисоветскую спортивную блокаду. МОК упорно отмежевывался от рабочего спортивного движения, привлекавшего широкие массы, хотя Кубертен, который в этот период лишь от случая к случаю участвовал в деятельности Комитета, ясно давал понять, что МОК должен установить связи со спортсменами страны социализма.

«...Наряду с капиталистической организацией, — подчеркивал он в 1931 году в одной из глав своих мемуаров, которая называлась «Легенды», — создана уже и «пролетарская» организация. Время от времени, и не без успеха, она проводит «рабочие олимпиады». Сейчас, когда я пишу эти строки, в Москве строится огромный стадион, на котором скоро будет проведена ближайшая рабочая олимпиада... И как бы ни обстояли дела, распространение спорта среди рабочих с точки зрения олимпийского движения является несомненной гарантией его сохранения, каким бы ни был исход борьбы, которая идет во всем мире между двумя во всех .отношениях отличающимися друг от друга общественными системами. Это является признанием того известного факта, который в не столь отдаленном прошлом столь горячо отрицали. Спорт не является предметом роскоши, безделья или дополнением умственных занятий работой мускулов. Для каждого человека спорт является источником внутреннего совершенствования независимо от рода его занятий. Он в равной мере отпущен каждому, и его отсутствие не может быть восполнено ничем» .

Провозглашая формальные гарантии, МОК в то же время сквозь пальцы смотрел на то, что гитлеровский фашизм использовал зимние и летние Олимпийские игры 1936 года в своих политических интересах. Когда же один из американских членов МОК счел «усиленные гарантии» Байе-Латура недостаточными, его просто исключили из состава Комитета. Его преемником стал Эвери Брендедж.

Проблема состояла в том, что, когда МОК в апреле 1932 года на барселонской сессии вынес решение о проведении зимней олимпиады в Гармиш-Партенкирхене и летней — в Берлине, гитлеровцы по всей стране протестовали против надвигающейся на немецкую нацию «интернационалистской заразы». Однако после захвата власти в 1933 году Гитлер увидел в олимпиаде новые возможности для маневров. И как свидетельствует об этом протокол за номером 33/д 155, обнаруженный в Берлинском олимпийском архиве, «...пояснил, что Германия с точки зрения внешней политики находится в очень трудном положении. В целях завоевания мирового общественного мнения Олимпиада должна сопровождаться крупными культурными мероприятиями...». Говоря проще, он понял, что с помощью мирных лозунгов Олимпиады 1936 года можно обеспечить международное признание его тоталитарной системы и одновременно отвлечь внимание от военных приготовлений.

Однако оба рабочих спортивных интернационала разгадали замыслы геббельсовской пропаганды. В рабочих и либерально-буржуазных органах печати стали появляться разоблачающие статьи. С ростом антифашистского движения вопрос об олимпиаде стал в один ряд с другими вопросами обеспечения единого фронта. Английские, французские и голландские антифашисты создали Антиолимпийский комитет, американские — Комитет честной игры в спорте, который, объединившись с Национальным олимпийским комитетом США, обратился в МОК с просьбой, чтобы Олимпиада 1936 года была перенесена в Барселону. Она при голосовании получила наибольшее после Берлина число голосов. После того как МОК отклонил просьбу, названные организации создали Международный комитет борьбы за сохранение олимпийского духа. Этот комитет постановил бойкотировать Берлинскую Олимпиаду и провести в Барселоне Народную олимпиаду, а в Праге — Народные спортивные игры. «Те, кто выступает против проведения Олимпиады в Берлине, — говорилось в воззвании, — не являются противниками олимпийских идей. Напротив, они хотят, чтобы идеям олимпизма не был нанесен ущерб и чтобы эти идеи не превратились в руках фашизма в средство для достижения своих целей. Тот, кто борется за Олимпиаду в Берлине, тот защищает фашистский режим»

Воспрепятствовать проведению Берлинской Олимпиады, правда, не удалось, но в ходе кампании руководители рабочего спортивного движения почувствовали силу, таящуюся в традициях олимпизма. С этого момента в советском и международном рабочем спортивном движении начинают действовать такие тенденции, которые в конечном счете привели его к непосредственному участию в олимпийском движении.

Берлинская Олимпиада до наших дней остается предметом дискуссии. Некоторые видят в ней торжество непрерывности законности. Другие превозносят ее значение, рассматривая ее с точки зрения организованных в ее рамках научных конференций и фестивалей. С точки зрения ее эстетического оформления специалисты, по существу, разделяют мнение Гастона Майера. высказанное им в книге под названием «Олимпийский призрак», о том, что «композиция Игр XI Олимпиады была разработана по Вагнеру». Историки олимпийского движения, склонные к идеализму, с законным пафосом называют имена чемпионов, которые «на глазах у вождей, готовящихся к уничтожению мира, высоко пронесли знамя мира, солидарности и факел олимпиады». Однако педантизм и ностальгия, вместе взятые, не могут перечеркнуть тот факт, что зимние Игры 1936 года в Гармиш-Партенкирхене и летние в Берлине превратились в руках Гитлера в средство политической игры.

На торжественной церемонии закрытия Игр, организованных, между прочим, с соответствующей претенциозностью, участники шествия расставались друг с другом в надежде на встречу в Токио. Однако создатели осии Берлин—Рим—Токио рассудили иначе.

Вскоре после Берлинской Олимпиады — 2 сентября 1937 года — скончался Пьер Кубертен. В соответствии с его завещанием его сердце был. захоронено под мраморной колонной древнего олимпийского святилища в Алтисе. На афинском стадионе Аверофф в соответствии с древнегреческими традициями «вечно пустая» ложа Кубертена хранит память о великом основателе.

На сессии МОК в 1938 году в Каире на повестку дня вновь был поставлен вопрос о широком международном движении, выступившем против махинаций вокруг Берлинской Олимпиады. Было принято как удовлетворительное заявление о том, что «с точки зрения идей олимпизм; Комитет считает опасным... когда достигнутые результаты используются для восхваления какой-либо страны...». В обстановке все возрастающей напряженности в мире, когда Япония уже вела необъявленную войну против Китая, как должное было воспринято заявление генерального секрета: японского Олимпийского комитета о том, что «XII Олимпиада в Токио будет проведена во что бы то ни стало, т. к. Япония выступает за мир». Представитель Олимпийского комитета Китая Г. Б. Ванг напрасно просил о том, чтобы лишить столицу напавшей на его страну Японии, а также г. Саппоро права на организацию Игр. Однако МОК занял выжидательную позицию. Дело кончилось тем, что Исполком МОК собрался на закрытое заседание, на котором было решено что, если Токио откажется от проведения Игр тогда летние Игры будут переведены в Хельсинки, а зимние — в Осло.

После каирской сессии в июле 1938 г. Япония заявила, что в 1940 году она не сможет принять олимпиаду, т. к. в это время «она намерена организовать крупные военные маневры в честь 2600-летия основания империи Через несколько дней было объявлено, что летние Олимпийские игры состоятся в Хельсинки с 20 июля по 4 августа 1940 года. Осло, однако, ее захотел вмешиваться в конфликт между МОК и Международной федерацией лыжного спорта, продолжавшийся с 1936 года. К тому же усеченная программа, в которой из всех видов лыжных соревнований планировалось оставить только соревнование лыжных патрулей, делала проблематичным yспех VI зимних Игр. Осталась единственная заявка Гармиш-Партенкирхена. Если присмотреться внимательнее и при этом учесть, что именно немцы в МОК занимали по отношению к Международной федерации лыжного спорта наиболее жесткую позицию, мы легко можем заметить ту ниточку дипломатической игры, целью которой было предоставить право на проведение Игр гитлеровской Германии. На лондонской сессии МОК, состоявшейся 6—9 июля 1939 года, пилюлю подсластили тем, что право на проведение зимней Олимпиады было передано Кортина д'Ампеццо. Что касается летних Игр 1944 года, по числу голосов на первом месте оказался Лондон, опередив Рим. Неслучайным было и то, что именно по предложению олимпийских комитетов фашистских государств в программу игр был включен скоростной бег на коньках для женщин. Но как об этом свидетельствуют мемуары Отто Майера, это решение 1939 года было предано забвению, и поэтому этот вопрос возник снова в 1956 г. на сессии в Мельбурне.

В результате развязанной в 1939 году второй мировой войны в международном олимпийском движении снова наступил спад. Симпатизировавший гитлеровской Германии Анри Байе-Латур, после того как увидел, что его родина пала жертвой фашистского нашествия, потерял душевное равновесие. А когда узнал о том, что его сын стал солдатом «Свободной Бельгийской Армии», бежал в Америку. Скончался 6 января 1942 года в результате сердечного приступа.

6.1.3.3. Хроника игр от Антверпена до Берлина. Игры VII Олимпиады (Антверпен, 30 апреля —12 сентября 1920 года)

На Олимпиаде в Антверпене впервые прозвучало понятие любительский спорт. Впервые взвился олимпийский флаг с изображением пяти колец, символизирующий собой единство частей света. Бельгийские газеты писали о наступлении мирной атмосферы в спорте. Однако диссонансом прозвучало решение не приглашать на Олимпиаду страны, проигравшие войну, и Советскую Россию. Политическая возня среди победителей сказывалась и на прибывших на соревнования спортсменах. Во время финальной встречи по футболу зрители выскочили на поле, и в результате чехословацкие спортсмены покинули его. Таким образом, серебряные медали получила команда Испании, победившая в утешительном турнире. Скандалами, ошибочным судейством, протестами и дисквалификацией сопровождались соревнования по велосипедному спорту, борьбе, боксу и водному поло. Выступавшие до тех пор под именем Австрало-Азии британские доминионы на этой Олимпиаде выступали отдельно под флагом Австралии и Новой Зеландии.

Из олимпийской программы окончательно были исключены перетягивание каната и лазание по канату. Было снижено число номеров в парусном спорте и стрельбе из лука и увеличено в стрельбе. В программу вновь были включены хоккей на траве, регби и теннис. Состоялась премьера культивируемого канадцами современного хоккея. Борьба была разделена на классическую и вольную. Была введена система подсчета очков. С пяти до восьми было увеличено число весовых категорий в боксе.

В легкой атлетике ведущие позиции заняли финны. Благодаря первым четырем местам, занятым их спортсменами в метании копья, начался новый этап в развитии финской школы копьеметания. Пааво Нурми, заняв три первых и одно второе место, завоевал симпатии международной спортивной общественности. В отсутствие венгров вперед вырвались итальянские фехтовальщики и шведские борцы классического стиля. В культурных конкурсах в живописи и архитектуре первые премии не присуждались. На Антверпенской Олимпиаде среди других замечательных спортсменов блеснули такие две выдающиеся представительницы завоевавшего равноправный статус женского спорта, как американка Этельда Блейбтри и француженка Сюзанн Ленглен. Здесь, завоевав золотую олимпийскую медаль на одиночке, взял реванш американец Джон Келли, который ранее из-за происхождения был отстранен от участия в регате Хенлей.

На летних Олимпийских играх в Антверпене 2000 спортсменов (из них 63 женщины) из 29 стран оспаривали первенство в 158 номерах программы по 22 видам спорта. Показательные соревнования проводились по конному поло и бадминтону.

В неофициальном зачете по очкам на первом месте оказались спортсмены США, на втором — Швеции и на третьем — Англии. Завоевавшие в стрельбе из лука восемь золотых медалей бельгийцы опередили французов, норвежцев и финнов.