Лирика о. Мандельштама: «Камень» и «Tristia»

Для поэтики мандельштама ключевой является антиномия чужое — свое. Чужое – значит далекое от человека и враждебное ему (звезды, например). Человек может сделать чужое своим через «одомашивание», превращение в «утварь». Утварь следует понимать как феномен культуры. Постигая явления, включая его в свой ценностный контекст, в контекст культуры, человек превращает явление в нечто родное, домашнее. Конечно, имеется в виду не конкретный человек, а человечество вообще. Этот процесс показан в книге «Камень», о которой мы сейчас будем говорить

Для Мандельштама в его первой книге «Камень» актуальна мифологическая моедль мира, согласно которой выделяются верхний, средний и нижний миры. Верхний мир, то есть небо, в стихотворениях М. представлет собой твердь, как в античной традиции. Никакой трансцендентной реальности с небом не связано, оно предстает как купол, который накрывает мир.

Я ненавижу свeтъ

Однообразныхъ звeздъ.

Нижний мир — это хаос, который предстает как амбивалентное начало. С одной стороны это животворящее начало, с другой это безначальная бездна, в которой уничтожается все индивидуальное, единичное. В разных стихотворениях хаос получает разную оценку.

Например, в стихотворении Silentium хаос получает положительную оценку, это всего живого ненарушаемая связь, всеединство (ср. соловьев). Хаос — в данном случае это море — это первооснова жизни, искусства и любви, то есть не толко материальных, но и духовных начал. Нижнее пространство содержит в себе все, в то время как верхняя бездна — это пустота Но хаос может оцениваться и негативно, например в стихотворении «Из омута злого и вязкого»

Первое стихотворение Камня описывает момент рождения, отделения индивидуальности от рождающего начала.

Звук осторожный и глухой

Плода, сорвавшегося с древа,

Среди немолчного напева

Глубокой тишины лесной...

В последующих текстах лирический герой боится своего одиночество в этом мире: «Дано мне тело, что мне делать с ни…», попытка вернуться в хаос Silentium и все-таки лирический герой приходи к борьбе с хаосом. Сюжет «Камня» - это как раз движение от общего к частному, преодоление хаоса, создание мира.

В момент творчества поэт приравнивается к Богу, потому что поэт работает со словом, сакральным прототипом которого является божественный логос. В том же стихотворении:

Я ненавижу свeтъ

Однообразныхъ звeздъ.

Здравствуй, мой давнiй бредъ,--

Башни стрeльчатой ростъ!

Кружевомъ камень будь

И паутиной стань:

Неба пустую грудь

Тонкой иглою рань.

«Tristia» - скорбные элегии Овидия

Мандельштам, как и все акмеисты строит поэтическую форму на основе диалога с предшествующей культурой. Культура – это не лучшие художественные произведения, а мир всей человеческой практики, сама природа человеческого существования. Многие стихи Мандельштама начинаются с обращений к представителям культуры прошлого, они насыщены культурными реминисценциями.

Огромную роль в худ мире М играет феномен культурной памяти, т.е. представление об органической целостности мировой культуры. Прошлое, отраженное в проивзедениях искусства, не исчезает, но может вступить вд иалог с реалиями настоящего. И тут в силу вступает закон тождества, оказывается, что событие реальности повторяет другое событие, которое уже было однажды и теперь законсервировано в мировой культуре.

Но, если эта жизнь - необходимость бреда,

И корабельный лес - высокие дома -

Античность отражается в реальности и становится универсальным праобразом мира

На стук в железные ворота Привратник, царственно-ленив, Встал, и звериная зевота Напомнила твой образ, скиф! Когда с дряхлеющей любовью Мешая в песнях Рим и снег, Овидий пел арбу воловью В походе варварских телег.

«Золотистого меда струя из бутылки текла» Крым = Греция

классический мир становится для Мандельштама универсальным символом упорядоченной, прекрасной вселенной, «космоса»

Для книги сюжетообразующую роль играет эсхатологичкий миф

В Петрополе прозрачном мы умрем,

Создается образ города мертвых: Петрополь — Некрополь, и царствует там Прозерпина, то есть Персефона, жена Аида и владычица мира мертвых.

Еще одно: «На страшной высоте блуждающий огонь!»

С рефреном «Твой брат, Петрополь, умирает!"

Соответственно время в художественном мире второй книги приобретает эсхатологический, энтропийный характер, время обрачивается вспять, путаются временные пласты. Уничтожению времени М противопоставляет память.