Глава X

СОПОСТАВЛЕНИЕ ТРЕХ ВИДОВ ГОСУДАРСТВА С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ НЕДОСТАТКОВ КАЖДОГО ИЗ НИХ

1. Сравнение естественного состояния с гражданским.

2. Преимущества и трудности одинаковы и для правителя, и для граждан.

3. Преимущества монархии.

4. Единовла­стие не является несправедливым на том основании, что один оказывается могущественнее всех остальных.

5. Опро­вержение мнения утверждающих, что господин и его рабы не могут образовать государство.

6. При власти народа по­боры тяжелее, чем при власти монарха.

7. Невиновные граждане меньше рискуют подвергнуться наказанию при монархе, чем при власти народа.

8. При монархии личная свобода отдельного гражданина не меньше, чем при власти народа.

9. Граждане ничего не теряют, если не все из них допускаются к обсуждению общественных дел.

10. Обсуж­дение государственных дел на больших собраниях не имеет смысла из-за невежества большинства участников.

11. А также из-за злоупотребления красноречием.

12. А также из-за борьбы партий.

13. А также из-за неста­бильности законов.

14. А также из-за разглашения проис­ходящего на них.

15. Эти недостатки присущи демократии, поскольку люди от природы получают удовольствие, когда ценят их способности.

16. Трудности, возникающие для го­сударства, управляемого малолетним государем.

17. Дока­зательством превосходства монархии является власть на­чальников в войске.

18. Лучшая форма господства та, где граждане представляют наследство правителя.

19. Аристо­кратия тем лучше, чем ближе к монархии, и тем хуже, чем дальше от нее.

1. Что такое демократия, аристократия и монархия, уже было сказано. А теперь, сопоставив их между собой, сле­дует рассмотреть, какая же из этих форм лучше всего спо­собствует сохранению мира среди граждан и обеспечению их интересов. Прежде всего сопоставим вообще преимуще­ства и недостатки государства как такового, дабы никому не пришло вдруг в голову, что лучше каждому жить по собственному усмотрению, вообще не создавая государство. Вне государства каждый имеет полнейшую свободу, но эта свобода бесполезна, потому что тот, кто в силу собственной свободы делает все, что пожелает, в силу того, что свобо­дой обладают и все остальные, равно и претерпевает все, что заблагорассудится другим. Когда же появляется госу-

373

дарство, каждый гражданин сохраняет за собой столько свободы, сколько необходимо для спокойной и благополуч­ной жизни, отнимая у других ее лишь настолько, чтобы не бояться их. Вне государства у каждого есть право на все, но он не может пользоваться ничем, в государстве же каждый спокойно пользуется ограниченным правом.

Вне государства кто угодно может по праву ограбить или убить кого угодно, в государстве же это может только один человек. Вне государства мы можем защитить себя только собственными силами, в государстве же нас защи­щают силы всех граждан. Вне государства ни у кого нет твердой уверенности в награде своим трудам, в государ­стве такая уверенность есть у каждого. Наконец, вне госу­дарства - господство страстей, война, страх, бедность, мерзость, одиночество, варварство, невежество, дикость; в государстве - господство разума, мир, безопасность, бо­гатство, благообразие, взаимопомощь, утонченность, науки, доброжелательство.

2. Аристотель в 14-й главе VII книги Политики уста­навливает два рода правления, один из которых направлен к выгоде правителя, другой - подданных 5. Как будто бы там, где с гражданами обходятся суровее, существует один вид государства, а там, где мягче,- другой! В этом совер­шенно невозможно с ним согласиться. Ибо все интересы правителя и подданных одинаковы и общи для них, ибо и выгоды и невыгоды их являются результатом характера правления. Неприятности, случившиеся с тем или иным гражданином из-за его неудачливости, глупости, небреж­ности, неспособности или роскошного образа жизни, могут и не быть связанными с несчастьями правителя. Но эти несчастья не проистекают из характера правления, ибо могут произойти в любом государстве. Если же они возни­кают со времени установления государства, то их придется признать результатом характера правления, но они будут общими и для правителя, и для граждан, так же как общи­ми для них являются и преимущества. Первым и вели­чайшим преимуществом для всех является мир и безопас­ность. Ведь и тот, кто правит, и тот, кем правят, исполь­зуют для защиты своей жизни силы сразу всех своих сограждан. И жертвами величайшего несчастья, которое может произойти в государстве,- гражданской междоусо­бицы, возникающей из анархии, равно становятся и тот, кто обладает верховной властью, и любой из граждан. Во-вторых, если тот, кто обладает верховной властью, требует от своих граждан столько денег, что они оказыва-

374

ются не в состоянии прокормить себя и свою семью и под­держивать свои физические силы, то это плохо не только для них самих, но и для правителя, который никакими богатствами без физической помощи граждан не сможет защитить свою власть и свои богатства. Если же он будет требовать столько, сколько необходимо для управления страной, это будет равно выгодно и ему самому, и гражда­нам способствуя обеспечению и защите всеобщего мира. И невозможно представить, каким образом общественное богатство может приносить несчастье отдельным гражда­нам, если только частные лица не разорены настолько, что не в состоянии своей деятельностью добывать себе необхо­димые средства для поддержания своих физических и ду­ховных сил. Ведь это было бы невыгодно и для самого правителя, являясь результатом не дурного порядка и дур­ных учреждений (ведь граждане могут испытывать угне­тение в любом государстве), а результатом дурного управ­ления благоустроенным государством.

3. А теперь нам необходимо показать путем сравнения достоинств и недостатков каждого из перечисленных видов государства, демократии, аристократии и монархии, что наилучшим из них является монархия. Поэтому аргументы типа: вселенная управляется единым Богом; древние пред­почли всем прочим видам государства монархию, отдав одному Юпитеру власть над богами; при возникновении государств и народов решения старейшин считались за­конами; установленная Богом при сотворении мира власть отца была монархической; прочие виды правления были созданы позднее из обломков монархии, разрушенной мя­тежами; народ божий управлялся царями и т. д.,- хотя все они представляют нам монархию в весьма привлекатель­ном виде, мы все же опустим, потому что это не рассужде­ния, а лишь примеры и свидетельства *.

4. Есть люди, которым единовластие не нравится пото-

* Очевидно, древние имели в виду именно это, создав для нас миф о Прометее. Рассказывают, что Прометей, похитив у солнца огонь, сделал из глины человека, и за это разгневанный Юпитер наказал его; и его печень вечно терзал орел. Это означает, что человеческий ум, изображен­ный в виде Прометея, заимствовал у монархии законы и право, с помощью которых, как будто бы с помощью огня, похищенного у своего естествен­ного источника, превратил толпу, то есть грязь и подонки людские, одушевив ее, в единое гражданское лицо, которое называется или аристо­кратией, или демократией. А зачинщики и сторонники этого, хотя могли бы жить тихо и спокойно под естественной властью царей, на­казаны тем, что, занимая высокое положение, мучаются вечными забо­тами, подозрениями и раздорами.

375

му, что это правление одного человека. Они считают не­справедливым, что среди такого множества людей кто-ни­будь один обладает такой властью, что может по собствен­ному произволу распоряжаться судьбами всех остальных. Эти люди, конечно, хотели бы освободить себя и из-под власти единого Бога, если бы это было возможно. Но возражение такого рода против власти одного человека подсказано завистью, когда они видят, что один обладает тем, чего жаждут все. Точно так же они считают неспра­ведливым правление немногих, если только сами не ока­жутся в их числе или хотя бы будут иметь надежду на это. Ведь если несправедливо, что не все обладают равными правами, тогда несправедливо и правление оптиматов. Поскольку же, как было показано выше, равенство озна­чает состояние войны и именно поэтому по всеобщему со­гласию установилось неравенство, это неравенство более не должно считаться несправедливостью, если имеет больше тот, кому мы добровольно больше и дали. Таким образом, недостатки, сопровождающие правление одного человека, являются следствием личности человека, а не того, что это один человек. А теперь посмотрим, что приносит гражда­нам больше неприятностей - власть ли одного человека или власть многих людей.

5. Прежде всего следует отбросить утверждение тех, кто вообще отрицает существование государства, образовавше­гося из любого числа рабов под властью общего господина. В параграфе 9 главы V государство определяется как единое лицо, сложившееся из многих людей, чья воля на основании заключенных ими соглашений должна считать­ся выражением воли их всех, и это лицо может исполь­зовать силы и возможности каждого для их общей защиты и обеспечения мира. А единое лицо, согласно сказанному в том же параграфе той же главы, существует тогда, когда воли многих заключены в воле одного. Но воля каждого раба содержится в воле господина, как это было показано в параграфе 5 главы VIII, так что последний мо­жет по своей воле использовать их силы и способности. Следовательно, существует государство, состоящее из гос­подина и многих рабов. И против этого нельзя привести никакого возражения, которое не было бы равным обра­зом направлено против государства, образованного отцом и детьми его. Ведь у господина, не имеющего детей, рабы занимают их место, ибо в них заключается почет и защита его, и, как было указано выше в параграфе 5 главы VIII, рабы подчиняются господам так же, как дети родителям.

376

6. Среди недостатков верховной власти следует указать то, что правитель помимо средств, необходимых на обще­ственные расходы, то есть на содержание государственных чиновников, на постройку и поддержание укреплений, на ведение войны, на достойное содержание своего двора, может, если захочет, потребовать по своему произволу еще и другие, с помощью которых он мог бы увеличить богатства своих детей, родственников, фаворитов и даже просто льстецов. Нужно признать, что это действительно недостаток, но из числа тех, которые встречаются во всех видах государства, и в демократическом государстве он еще более несносен, чем в монархическом. Ведь если монарх и захочет обогатить всех этих людей, то их немного, потому что они имеют отношение лишь к одному человеку. А в демократическом государстве сколько демагогов, то есть ораторов, пользующихся влиянием у народа, а их и так-то много, и с каждым днем прибывают все новые, столько же тех, кто хочет обогатить своих деток, родствен­ников, друзей и подхалимов. Ведь каждый из них стремит­ся не только по возможности больше обогатить свои семей­ства, сделать их могущественнее и знаменитее, но и прив­лечь к себе своими благодеяниями других, чтобы укрепить собственное положение. Монарх в значительной мере может удовлетворить своих слуг и друзей, назначая их на военные должности, поскольку их не так много, не нанося ущерба гражданам, в демократии же, где нужно насытить многих и все новых и новых, это становится невозможным без притеснения граждан. Хотя монарх и может выдвигать недостойных людей, однако часто он не хочет делать этого, ораторы же в демократическом государстве, как это и по­нятно, все и всегда хотят этого, потому что им это необхо­димо: ведь иначе могущество тех, кто делал бы это, возросло настолько, что представляло бы опасность не толь­ко для других демагогов, но и для государства.

7. Другой недостаток, связанный с существованием верховной власти, это тот постоянный страх смерти, который неизбежно должен испытывать каждый поддан­ный, понимая, что правитель может не только подвергнуть его любому наказанию за любое нарушение, но и в гневе по собственному произволу убить ни в чем не повинных граждан, ничем не нарушивших закон. И это поистине великое несчастье для любой формы государства, где оно происходит, а несчастьем это становится потому, что проис­ходит, а не потому, что может произойти, но это уже вина правящего, а не самого правления: ведь не все поступки

377

Нерона выражают сущность монархии. И все же при власти одного человека граждане реже подвергаются не­справедливому осуждению, чем при власти народа. Ведь цари жестоки только к тем, кто либо докучает им не­уместными советами, либо оскорбляет их своими речами, либо противится их личной воле. Но они стремятся поме­шать тому, чтобы возможное превосходство в могуществе одного гражданина над другим причинило бы вред госу­дарству. Поэтому под властью какого-нибудь Нерона или Калигулы могут невинно пострадать только те, кто им из­вестен, то есть придворные, или те, кто занимает видное положение в государстве, и не все, а только те, кто владеет чем-то, что жаждет получить для себя правитель, что же касается тех, кто докучает ему или оскорбляет его, то они несут наказание по заслугам. Таким образом, при монар­хии тот, кто хочет жить незаметно, находится вне опас­ности, какой бы ни был правитель. Ибо страдают только честолюбцы, прочие же защищены от обид со стороны более могущественных. Но при господстве народа может существовать столько Неронов, сколько существует орато­ров, стремящихся льстить народу: ведь каждый из них си­лен лишь постольку, поскольку могуществен сам народ, и, пытаясь спасти от наказания тех, кто по собственному произволу или из личной ненависти безвинно обрек на смерть своих сограждан, они действуют как бы по молчали­вому соглашению: сегодня - я тебе, завтра - ты мне, взаимно потакая страстям друг друга. Кроме того, суще­ствует некий предел для могущества частных лиц, за кото­рым оно становится опасным для государства, и поэтому монархам иной раз необходимо принять меры к тому, чтобы государство не претерпело какого-либо ущерба. По­этому они пытаются ограничить это могущество, если оно заключено в богатстве, ограничивая это богатство, если же это могущество основывается на народных симпатиях, тогда они уничтожают само это влиятельное лицо, не предъявляя никаких других обвинений. То же самое обыч­но происходит и в демократиях. В Афинах, например, влиятельные люди подвергались остракизму, отправляясь в изгнание, не совершив никакого преступления, только из-за своего влияния, а в Риме умерщвляли тех, кто добрыми делами стремился завоевать симпатии народа, и обвиняли их в стремлении к царской власти. В этом отно­шении демократия и монархия равны, однако репутация их различна, ибо демократия исходит от народа и то, что совершается большинством, большинство же и одобряет.

378

Поэтому говорят, что людей наказали из ненависти к их достоинствам, если это делают монархи, если же то же са­мое делается по воле народа, то это считается совершен­ным в интересах государства.

8. Есть и такие, кто считает монархию худшим государ­ственным строем, чем демократия, потому, что в первой меньше свободы, чем во второй. Если под свободой пони­мают отказ от подчинения законам, то есть повелениям народа, то в этом случае ни в демократии, ни в какой-либо другой государственной форме вообще нет никакой свобо­ды. Если же под свободой понимается немногочислен­ность законов и запретов, и при этом распространяющихся только на то, без запрещения чего мир невозможен, тогда я утверждаю, что в монархии не меньше свободы, чем в демократии. Ибо монархия не меньше, чем демокра­тия, может прекрасно уживаться с такой свободой. Ведь даже если на воротах и башнях какого угодно государ­ства написать самыми огромными буквами слово «свобо­да», это будет свобода не каждого гражданина, но свобода государства; и государство, управляемое народом, имеет на него не больше права, чем государство, управляемое мо­нархом. Но когда частные граждане, то есть подданные, требуют свободы, они по существу, говоря о свободе, требу­ют себе не свободы, а господства, даже не подозревая об этом по своему невежеству. Ведь если бы каждый пре­доставлял другим такую же свободу, какую он хочет для себя, как этого требует закон природы, то вновь бы верну­лось то естественное состояние, в котором все имеют право делать все; и если бы люди знали, что такое состояние хуже всякого подчинения, они бы отвергли его. Но если кто-то требует свободы только для самого себя, отказывая в ней всем остальным, разве это не есть требование господства? Ведь тот, кто свободен от всяких уз, тот являет­ся господином всех остальных, кто скован ими. Следова­тельно, в народном государстве свобода граждан не боль­ше, чем в монархическом. Что вводит в заблуждение, так это равное участие в исполнении общественных обязанно­стей и управлении государством. Ведь там, где власть принадлежит народу, отдельные граждане принимают уча­стие в управлении постольку, поскольку они составляют часть правящего народа. Они равноправно принимают участие в исполнении общественных обязанностей, по­скольку обладают равными правами в избрании должност­ных лиц в государстве. И это как раз и есть то, что утверж­дает Аристотель во 2-й главе VI книги Политики, называя,

379

как это делалось в его время, свободой власти: В демокра­тии свобода уже предполагается. Это то, что обычно гово­рят: вне такого рода государства никто не является свобод­ным 6. Отсюда, между прочим, можно сделать вывод, что те граждане, которые оплакивают уничтожение свободы в мо­нархии, негодуют лишь на то, что их не допускают к кормилу правления государством.

9. Но кто-нибудь, быть может, скажет, что именно по­этому народное государство (status popularis) должно быть поставлено намного выше монархии, коль скоро там, где государственными делами занимаются все, для всех открывается возможность проявить при общественном об­суждении самых сложных и важных вопросов свою муд­рость, знания, красноречие. А в силу присущей челове­ческой природе жажды славы нет ничего приятнее этого для всех, кто превосходит других, или полагает, что пре­восходит, в этих качествах. В монархических же государ­ствах этот путь, ведущий к славе и более высокому положению, для большинства граждан закрыт. Что же тог­да является недостатком, если не это? Я скажу. Видеть, как мнение человека, презираемого нами, оказывается предпочтенным нашему, как пренебрегают на глазах у нас нашей мудростью в неясной надежде пустой славы навле­кать на себя несомненнейшую вражду, не зная при этом, победим ли мы или окажемся побежденными, ненавидеть и быть предметом ненависти из-за несогласия во взглядах; бесплодно открывать всем наши замыслы и желания, когда это не нужно, оставлять в небрежении собственное хо­зяйство, все это я называю недостатками демократии. Стоять же в стороне от борьбы честолюбий, хотя такого рода состязания приятны людям красноречивым, не должно представляться им несчастьем, если только мы не станем утверждать, что для людей воинственных является несчастьем, когда их удерживают от битвы из-за того, что она доставляет им удовольствие.

10. Кроме того, есть немало причин, в силу которых обсуждение важных вопросов в многолюдных собраниях происходит менее успешно, чем там, где в их обсуждении участвуют лишь немногие. Одна из них состоит в том, что для принятия правильных решений обо всем, что спо­собствует благополучию государства, необходимо иметь представление о происходящем не только внутри государ­ства, но и за его пределами. Что касается внутреннего положения, здесь необходимо знать, на какие средства существует и защищает себя государство, где берутся эти

380

средства, где удобнее всего размещать оборонительные со­оружения, где набирать и на какие средства содержать войско, каково отношение граждан к государю или руково­дителям государства и тому подобное. В области внешних отношений нужно знать, сколь значительна и в чем выра­жается мощь каждого из соседних государств, что мы выиг­рываем и что теряем от связей с ними, каково их отношение к нам и друг к другу и какие они принимают решения по текущим делам. Поскольку в многолюдном собрании, в большинстве своем не имеющем представления о подоб­ных вещах, чтобы не сказать - неспособном понять их, только очень немногие разбираются в этом, что, кроме вреда для решения важных вопросов, может дать своими глупыми высказываниями это великое число участников обсуждения?

11. Другая причина, делающая большое собрание не слишком удобным для обсуждения государственных дел, состоит в том, что каждый желающий разъяснить свое предложение считает необходимым произнести бесконечно длинную речь и к тому же, стремясь произвести впечатле­ние, хочет сделат

380

средства, где удобнее всего размещать оборонительные со­оружения, где набирать и на какие средства содержать войско, каково отношение граждан к государю или руково­дителям государства и тому подобное. В области внешних отношений нужно знать, сколь значительна и в чем выра­жается мощь каждого из соседних государств, что мы выиг­рываем и что теряем от связей с ними, каково их отношение к нам и друг к другу и какие они принимают решения по текущим делам. Поскольку в многолюдном собрании, в большинстве своем не имеющем представления о подоб­ных вещах, чтобы не сказать - неспособном понять их, только очень немногие разбираются в этом, что, кроме вреда для решения важных вопросов, может дать своими глупыми высказываниями это великое число участников обсуждения?

1. Другая причина, делающая большое собрание не слишком удобным для обсуждения государственных дел, состоит в том, что каждый желающий разъяснить свое предложение считает необходимым произнести бесконечно длинную речь и к тому же, стремясь произвести впечатле­ние, хочет сделать ее своим красноречием насколько воз­можно красивее и приятнее для слушателей. Задача же красноречия состоит в том, чтобы добро и зло, полезное и вредное, достойное и недостойное представить большим или меньшим, чем оно есть в действительности, и предста­вить справедливым то, что является несправедливым, в зависимости от того, насколько это может оказаться полез­ным для достижения поставленной оратором цели. Это и есть убеждение, и хотя ораторы прибегают к логическим рассуждениям, однако исходят при этом не из истинных принципов, но из того, что греки называют ???????, то есть из общепринятых представлений, по большей части являющихся ложными, и стремятся своей речью не рас­крывать истинное положение вещей, а воздействовать на чувства и души слушателей. А это значит, что решения принимаются под влиянием не истинного разума, а ду­шевного порыва. И это вина не человека, но самого красно­речия, цель которого, как утверждают все учителя ритори­ки, не истина, хотя она и не исключается, но победа, и задача ее - не учить, а убеждать.

2. Третья причина, делающая обсуждение в большом собрании менее полезным, состоит в том, что на таких собраниях в государстве рождаются партии, а партии приводят к мятежу и гражданской войне. Ведь когда ораторы, имеющие равные возможности, вступают в сра-

381

жение друг с другом и высказывают в своих речах совершенно противоположные взгляды, побежденный на­чинает ненавидеть победителя и заодно всех тех, кто под­держал его мнение, как бы выразив тем самым пренебре­жение к мнению и мудрости побежденного, и стремится найти средство доказать, что предложение его противника вредно для государства, полагая, что это вернет ему его славу и посрамит противника. Кроме того, когда голоса разделились не столь резко, чтобы у побежденных не осталось надежды, что они смогут на другом собрании, если там будет присутствовать еще несколько человек, разделяющих их мнение, одержать победу, тогда главари их созывают остальных и отдельно от прочих граждан обдумывают, каким образом можно бы было отменить ранее принятое решение, и решают между собой, что на ближай­шее собрание они придут в большем числе первыми, устанавливают, что, кто и в каком порядке должен говорить, чтобы заставить вновь обсуждать этот вопрос и чтобы решение, принятое в силу численного перевеса противников, отменить, воспользовавшись тем, что те на этот раз, отчасти по неосмотрительности, не явились. И такого рода усилия и деятельность, используемая для формирования народного мнения (ad faciendum populum), называются созданием партии (factio). Когда же партия не набирает достаточно голосов, но на деле оказывается более сильной или ненамного слабее противника, тогда пытаются силой оружия получить то, чего не смогли полу­чить с помощью красноречия и всяческих ухищрений, и тогда начинается гражданская война. Но кто-то скажет, что это совсем не обязательно, да и не часто случается. С та­ким же успехом он мог бы сказать, что ораторы не обя­зательно жаждут славы и что не столь часто влиятель­ные ораторы расходятся между собой в важных вопро­сах.

3. Отсюда следует, что там, где верховная власть по изданию законов принадлежит подобным собраниям, зако­ны неустойчивы и меняются в зависимости от того, что на собрание (curia) явится сегодня больше сторонников одной партии, а завтра - другой; так что законы там носятся туда и сюда, как на волнах.

4. В-четвертых, обсуждения на больших собраниях имеют еще тот недостаток, что государственные решения, которые чаще всего весьма важно сохранять в тайне, ста­новятся известными врагам еще раньше, чем они могут быть приведены в исполнение, и враги не хуже самого

382

принимающего решение народа знают, что он может, чего не может, что хочет, а чего не хочет.

5. Все эти недостатки, проявляющиеся при обсужде­нии вопросов на больших собраниях, убеждают, что мо­нархия лучше демократии именно потому, что при демок­ратии важнейшие вопросы чаще доверяются рассмотрению подобных собраний, чем в монархических государствах; да иначе, пожалуй, и не может быть. Ведь нет ничего, что заставило бы кого-то предпочесть государственную деятельность занятию своим личным имуществом, кроме того, что на этих собраниях ему видится поприще для его красноречия, с помощью которого он может стяжать славу мудрого и одаренного человека и, вернувшись домой, в случае успеха торжествовать перед своими друзьями, родителями, женой подобно тому, как некогда Марку Кориолану все его военные деяния доставляли удоволь­ствие лишь потому, что он видел, как мать радуется его славе. Ну а если бы в демократическом государстве народ пожелал бы доверить обсуждение вопросов войны и мира и создание законов только одному человеку или очень не­многим, довольствуясь лишь правом назначения магистра­тов и других должностных лиц, то есть властью без ее исполнения, тогда придется признать, что демократия и монархия ничем не отличаются друг от друга.

6. Преимущества и недостатки, преобладающие в том или ином виде государства, не являются результатом того, что сама власть или исполнение государственных дел в одном случае поручается одному, а не многим, в другом же, наоборот,- многим, а не малому числу. Ведь власть - это возможность, а ее исполнение, то есть управ­ление, есть действие. Возможность одинакова в любом виде государства, в зависимости от того, вытекает ли она из предложений многих или немногих, опытных или неопыт­ных людей. Отсюда понятно, что преимущества и не­достатки правления зависят не от того, кто воплощает авторитет государства, а от исполнителей этой власти. Поэтому отнюдь не мешает возможности разумного уп­равления государством то, что монархом оказывается жен­щина, несовершеннолетний или даже младенец, лишь бы только оказались дельными и знающими те, кто поставлен во главе тех или иных общественных ведомств. И даже, когда говорится горе государству, где царствует ребенок, не означает, что монархический строй хуже демократиче­ского, но, наоборот, свидетельствует, что недостатки монар­хии могут быть лишь случайными, потому что иной раз

383

при несовершеннолетнем короле многие, движимые често­любием, опираясь на свою силу, пытаются принять участие в решении государственных дел, и государство, таким об­разом, управляется демократически, а отсюда рождаются все те несчастья, которые, как правило, сопровождают народную власть.

7. Очевиднейшим признаком того, что самая абсолют­ная монархия есть наилучшая из всех государственных форм, является то, что не только цари, но и государства, управляемые народом или оптиматами, всю власть во вре­мя войны передают только одному человеку, притом настолько абсолютную, что большей и не может быть. Здесь попутно следует также заметить, что никакой царь не может дать полководцу власти над войском больше, чем он сам по праву имеет над всеми гражданами. Поэтому монархия есть самая лучшая форма правления в военном отношении. А чем иным являются многочислен­ные государства, как не военными лагерями, укрепленны­ми и вооруженными друг против друга, состояние которых (так как их не сдерживает никакая общая для них власть, и ненадежный мир между ними похож на краткое перемирие) должно рассматриваться как естественное состояние, то есть как состояние войны?

8. Наконец, поскольку для нашего самосохранения необходимо нам быть подданными какого-нибудь человека или собрания, то лучше всего быть подданным того, кому важно, чтобы мы были целы и невредимы. А это случается тогда, когда мы являемся наследством правителя: ведь каждый по собственной воле стремится сохранить свое наследство. А богатства государей составляют не имения и деньги граждан, а их крепкие тела и бодрый дух, с чем легко согласятся те, кто знают, каких огромных денег стоит господство даже над малыми государствами и на­сколько легче людям добыть деньги, чем деньгами -людей. Да и нелегко привести в пример какого-нибудь подданного, лишенного своим государством жизни или имущества без всякой вины с его стороны, а только по одному произволу властителя.

9. До сих пор мы сравнивали монархическое и народ­ное государства и ни слова не сказали об аристократии. О последней, по-видимому, исходя из того, что было сказа­но о первых, а именно что она наследственна, доволь­ствуется лишь избранием магистратов, обсуждение же дел поручает небольшому числу наиболее компетентных лиц и, говоря попросту, характер ее правления намного ближе к

384

монархическому, чем к демократическому, из всего этого, повторяю, можно сделать вывод, что она и удобнее для каждого гражданина и надежнее, чем прочие.