2. "Есть в человеке некий фундаментальнып промах"

Эти слова Ницше (XIV, 204) звучат как ва­риация на тему христианской мысли о перво­родном грехе.

Ницше так сильно страдает за человека, что порой погружается в "наичернейшую меланхо­лию". В противоположность животным, каждое из которых "точно попадает в цель", полностью отвечая установившемуся типу и повинуясь своей природе, человек есть "еще не установив­шееся животное" с неопределенными возможно­стями, и потому самое его существование в своей нерешенности есть своего рода заболева­ние земли.

Однако именно данный фундаментальный недостаток человека и есть в то же время его шанс. Он еще не то, чем может быть; он не удал­ся, он попал мимо цели; но он еще может стать всем. Ницше отнюдь не желает, чтобы человек стал, наконец, "установившимся животным", то есть определенным типом, ибо это непременно означало бы стадный тип; как раз наоборот: по­длинная сущность человека заключается именно в том, что он не установился, что он всегда мо­жет выйти за пределы самого себя.

В результате Ницше приходит к абсолютно­му оправданию человека. Он снимает все свои прежние обвинения: "Реальный человек в сто раз драгоценнее любого идеального человека, суще­ствующего лишь в пожеланиях и мечтах" (VIII, 139). "Удавшийся человек радуется самому фак­ту "человека", радуется пути человека, но — он идет дальше" (XII, 24).

В ницшевском понимании человеческого бытия сохраняется основная схема: человек по­терян, но может спастись; однако христианское

[56]

содержание этой концепции с самого начала ут­рачено и заменено другим.

Принципиальная разница вот в чем: у Ниц­ше человек один, он полностью предоставлен са­мому себе. Он может подняться, может "пойти дальше", но без Бога. Ницше сознательно не же­лает дать человеку ничего, кроме него самого, и радуется этому: "Все прекрасное, все возвышен­ное, чем человек наделил реальные и вообража­емые вещи, я хочу потребовать назад и объявить собственностью и созданием человека" (XV, 241).

Но может ли человек, спросим мы, достичь своей цели, если он желает только самого себя и своего "продвижения вперед"? Ницше тоже по­нял, что из этого ничего не выйдет, и выписал для себя слова Гете: "Истинное уважение можно испытывать лишь к тому, кто не ищет самого себя... Должен признать, что за всю мою жизнь мне приходилось встречать самоотверженные характеры такого рода лишь там, где я сталки­вался с прочно укорененной религиозной жиз­нью, с утвержденным на незыблемых основани­ях вероисповеданием, самодостаточным в том смысле, что оно не зависит от времени с его ду­хом и его наукой" (XIII, 304).

Вероятно, Ницше понимал, что это действи­тельно так, однако впоследствии он отрицает эту действительность. Характерно, что все его раз­мышления о человеческом бытии тоже происте­кают из христианских мотивов, но с самого на­чала он тщательно заботится о том, чтобы вы­чистить из них всякое христианское содержа­ние; здесь это — связь человека с Божеством. Он силится удержать свою мысль в железных рамках реальности без иллюзий, он стремится мыслить творчески, и все же скатывается в хо­лодную пустоту "быть только человеком и ничем

[57]

больше" и, невыносимо страдая за оказавшегося в пустоте человека, тут же перескакивает к идее сверхчеловека. Но этот неопределенный сверх­человек не может значить ничего для настояще­го, живого человека, который должен и хочет здесь и теперь делать то, что необходимо, "уст­ремляя взгляд к совершенству" (XIII, 304); в этой деятельности заключен его шанс достичь своего высшего предела, и в ней он обретает по­кой, удостоверяясь в бытии как таковом. Не ис­кать самих себя, не искать человека — главное условие для того, чтобы найти самих себя, чтобы найти человека.