VII. Капитал и прибавочная стоимость

«Капитал означает у г-на Маркса, прежде всего, не общепринятое экономическое понятие, согласно которому капитал есть произведенное .средство производства. Маркс пытается создать более специальную, диа­лектически-историческую идею, которая переходит у него в игру мета­морфозами понятий п исторических явлений. Капитал, по Марксу, ро­ждается из денег; он образует историческую фазу, начинающуюся с XVI века, а именно — с предполагаемых зачатков мирового рынка, от­носимых к этому времени. Ясно, что при подобном толковании понятия капитала утрачивается острота экономического анализа. В подобных диких концепциях, которые должны быть наполовину историческими, наполовину логическими, а в действительности являются только ублюд­ками исторической и логической фантастики, — гибнет способность рас­судка к различению, как и всякое добросовестное применение понятий»....

и в таком же духе идет трескотня на протяжении целой стра­ницы...

«Марксова характеристика понятия капитала может породить в стро­гой науке о народном хозяйство лишь путаницу... плоды легкомыслия, выдаваемые за глубокие логические истины... шаткость оснований» и т. д.

Итак, по Марксу, капитал будто бы родился в начале XVI века из денег. Это то же самое, как если бы кто-нибудь сказал, что металлические деньги образовались три тысячи с лишком лет тому назад из скота, так как раньше, в числе других предметов, функции денег выполнял и скот. К такому грубому и превратному способу выражения способен только г-н Дюринг. У Маркса при анализе экономических форм, в ко­торых совершается процесс обращения товаров, последней формой оказываются деньги. «Этот последний продукт товарного обращения есть первая форма проявления^* капитала. Истори­чески капитал везде противостоит земельной собственности сначала в форме денег, как денежное имущество, как купече-

ский и ростовщический капитал... История эта ежедневно разы­грывается на наших глазах. Каждый новый капитал при своем первом появлении на сцене, т. е. на товарном рынке, рынке труда или денежном рынке, неизменно является в виде денег, — денег, которые путем определенных процессов должны превра­титься в капитал». Таким образом, Маркс опять-таки только констатирует факт. Не будучи в состоянии оспорить этот факт, г-н Дюринг его извращает: будто, по Марксу, капитал рож­дается из денег!

Затем Маркс подвергает исследованию процессы, посред­ством которых деньги превращаются в капитал, и находит, прежде всего, что форма, в которой деньги циркулируют как капитал, представляет собой форму, противоположную той, в которой они циркулируют как всеобщий эквивалент товаров. Простой товаровладелец продает, чтобы купить; он продает то, в чем не нуждается, и покупает на вырученные деньги то, что ему нужно. Между тем капиталист, приступая к делу, поку­пает с самого начала то, в чем сам он не нуждается; он покупает, чтобы продать, и притом продать дороже, чтобы получить обратно затраченную первоначально на покупку денежную сумму увеличенной на некоторый денежный прирост. Этот при­рост Маркс называет прибавочной стоимостью.

Откуда происходит эта прибавочная стоимость? Она не может происходить ни из того, что покупатель купил товары ниже их стоимости, ни из того, что продавец продал их выше их стои­мости. Ибо в обоих случаях прибыли и убытки каждого лица взаимно уравновешиваются, так как каждый попеременно является покупателем и продавцом. Прибавочная стоимость не может также явиться результатом обмана, так как обман, хотя и может обогатить одного человека за счет другого, но не может увеличить общую сумму стоимостей, которой распо­лагают они оба, следовательно, не может увеличить всю вообще сумму находящихся в обращении стоимостей. «Весь класс капи­талистов данной страны в целом не может наживаться за счет самого себя».

И тем не менее мы видим, что класс капиталистов каждой страны, взятый в целом, беспрерывно обогащается на наших глазах, продавая дороже, чем купил, присваивая себе приба­вочную стоимость. Таким образом, мы ни на шаг не подвинулись вперед в решении вопроса: откуда происходит эта прибавочная стоимость? Вопрос этот необходимо разрешить, и притом чисто экономическимпутем, исключив всякий обман, всякое вмеша­тельство какого-либо насилия, формулируя вопрос следующим образом: каким образом можно постоянно продавать дороже,

чем было куплено, даже при условии, что равные стоимости постоянно обмениваются на равные?

Разрешение этого вопроса составляет величайшую исто­рическую заслугу труда Маркса. Оно проливает яркий свет на такие экономические области, где социалисты, не менее, чем буржуазные экономисты, бродили до этого в глубочайшей тьме. От решения этого вопроса берет свое начало научный социа­лизм, и это решение является центральным пунктом научного социализма.

Решение это состоит в следующем. Увеличение стоимости денег, которые должны превратиться в капитал, не может ни совершиться в самих деньгах, ни возникнуть из купли, так как эти деньги только реализуют здесь цену товара, а эта цена, — ибо мы предполагаем, что обмениваются равные стои­мости, — не отличается от стоимости товара. Но по той же при­чине увеличение стоимости не может возникнуть и из продажи, товара. Значит, данное изменение должно произойти в том то­варе, который покупается, но изменению подвергается при этом не его стоимость, — так как товар покупается и про­дается по своей стоимости, — а его потребительная стоимость как таковая; другими словами, изменение стоимости должно проистекать из потребления этого товара. «Но извлечь стои­мость из потребления товара нашему владельцу денег удастся лишь в том случае, если ему посчастливится открыть... на рынке такой товар, потребительная стоимость которого обла­дала бы оригинальным свойством быть источником стоимости, — такой товар, действительное потребление которого было бы овеществлением труда, а следовательно, созиданием стои­мости*. И владелец денег находит на рынке такой специфиче­ский товар; это — способность к труду, или рабочая сила^*» ¹²⁸. Если, как мы видели, труд как таковой не может иметь стои­мости, то этого отнюдь нельзя сказать о рабочей силе. Послед­няя приобретает стоимость, лишь только она, как это факти­чески имеет место ныне, становится товаром, и стоимость эта определяется, «как и стоимость всякого другого товара, рабочим временем, необходимым для производства, а следовательно, и воспроизводства этого специфического предмета торговли» ¹²⁹, т. е. тем рабочим временем, которое требуется для производства жизненных средств, необходимых рабочему для поддержания себя в состоянии трудоспособности и для продолжения своего рода. Допустим, что эти жизненные средства представляют, изо дня в день, рабочее время в 6 часов. Таким образом, наш

приступающий к делу капиталист, который закупает для своего предприятия рабочую силу, т. е. нанимает рабочего, уплачивает последнему полную однодневную стоимость его рабочей силы, если платит ему сумму денег, представляющую тоже 6 часов труда. Следовательно, рабочий, отработав 6 часов у данного капиталиста, возмещает ему полностью его расход, т. е. опла­ченную им однодневную стоимость рабочей силы. Но от этого деньги еще не превратятся в капитал, не произведут никакой прибавочной стоимости. Поэтому покупатель рабочей силы совершенно иначе понимает характер заключенной им сделки. Тот факт, что для поддержания жизни рабочего в течение 24 часов требуется только 6 часов труда, нисколько не мешает рабочему работать 12 часов из этих 24. Стоимость рабочей силы и стоимость, создаваемая рабочей силой в процессе труда, — две различные величины. Владелец денег оплатил однодневную стоимость рабочей силы, и ему поэтому принадлежит и потребле­ние ее в течение всего дня, труд рабочего в течение целого дня.То обстоятельство, что стоимость, которую создает потребле­ние рабочей силы в течение дня, вдвое больше ее собственной однодневной стоимости, составляет особую удачу для поку­пателя, но по законам товарного обмена тут нет никакого нару­шения права по отношению к продавцу. Итак, стоимость, в которую рабочий ежедневнообходитсякапиталисту, согласно нашему допущению, представляет собой продукт 6 часов труда, а стоимость, которую рабочий ежедневнодоставляеткапита­листу, — продукт 12 часов труда. Разность в пользу владельца денег составляет 6 часов неоплаченного прибавочного труда, неоплаченный прибавочный продукт, в котором воплощен 6-часовой труд. Фокус проделан. Прибавочная стоимость про­изведена, деньги превращены в капитал.

Показав таким образом, как возникает прибавочная стои­мость и как она только и может возникнуть при господстве законов, регулирующих товарный обмен, Маркс обнажил меха­низм современного капиталистического способа производства и основанного на нем способа присвоения, открыл то кристалли­зационное ядро, вокруг которого сложился весь современный общественный строй.

Такое образование капитала имеет, однако, одну сущест­венную предпосылку: «Владелец денег лишь в том случае может превратить свои деньги в капитал, если найдет на товарном рынке свободного рабочего^*». Свободного в двояком смысле:. в том смысле, что рабочий — свободная личность и располагает

своей рабочей силой как товаром и что, с другой стороны, он не имеет для продажи никакого другого товара, гол, как сокол, свободен от всех предметов, необходимых для осуществления своей рабочей силы» ¹³⁰. Но это отношение между владельцами денег или товаров, с одной стороны, и людьми, не имеющими ничего, кроме собственной рабочей силы, с другой, — не со­здано самой природой и не является общим для всех истори­ческих периодов: «оно, очевидно, само есть результат предше­ствующего исторического развития, продукт... гибели целого ряда более старых формаций общественного производства»¹³¹. В массовом масштабе этот свободный рабочий появляется впер­вые в конце XV и начале XVI века, вследствие разложения феодального способа производства. Но этим обстоятельством, вместе с начавшимся в ту же эпоху созданием мировой торговли и мирового рынка, была дана основа, на которой масса налич­ного движимого богатства должна все в больших и больших масштабах превращаться в капитал, а капиталистический спо­соб производства, направленный на созидание прибавочной стоимости, должен становиться все более и более исключительно господствующим.

Таковы «дикие концепции» Маркса, эти «ублюдки историче­ской и логической фантастики», в которых «гибнет способность рассудка к различению, как и всякое добросовестное примене­ние понятий». Противопоставим теперь этим «плодам легко­мыслия» те «глубокие логические истины» и ту «предельную и строжайшую научность в смысле точных дисциплин», которые нам предлагает г-н Дюринг.

Итак, капитал означает у Маркса «не общепринятое эконо­мическое понятие, согласно которому капитал есть произве­денное средство производства»; напротив, Маркс утверждает, что известная сумма стоимостей лишь тогда превращается в ка­питал, когда она увеличивается в своей стоимости, образуя прибавочную стоимость. А что говорит г-н Дюринг?

«Капитал есть основа средств экономического могущества, служащая для дальнейшего ведения производства и для образования долей участия в плодах всеобщей рабочей силы».

При всей оракулоподобной туманности и неряшливости, с которыми опять-таки выражено это положение г-на Дюринга, несомненно одно: основа средств экономического могущества может служить для дальнейшего ведения производства целую вечность, — и все же, по собственным словам г-на Дюринга, она не станет капиталом до тех пор, пока не образует «долей участия в плодах всеобщей рабочей силы», т. е. прибавочной

стоимости или, по крайней мере, прибавочного продукта. Сле­довательно, г-н Дюринг не только сам совершает тот грех, который он ставит в упрек Марксу, не разделяющему обще­принятого экономического понимания капитала; он, сверх того, совершает еще «плохо прикрытый» высокопарными фра­зами неуклюжий плагиат у Маркса.

На странице 262 эта мысль развивается подробнее:

«Дело в том, что капитал в социальном смысле» (а капитал в несоциальном смысле г-ну Дюрингу еще предстоит открыть) «специфически отличается от простого средства производства; ибо, в то время как по­следнее имеет лишь технический характер и является необходимым при всех обстоятельствах, первый характеризуется своей общественной силой присвоения и образования долей участия в плодах всеобщей рабочей силы. Социальный капитал бесспорно является в значительной мере не чем иным, как техническим средством производства в его социальной функции;но именно эта-то функция и... должна будет исчезнуть».

Если мы примем; во внимание, что именно Маркс впервые выдвинул на передний план ту «социальную функцию», в силу которой известная сумма стоимости только и становится капи­талом, то действительно «каждый, кто внимательно изучает предмет, должен скоро удостовериться в том, что Марксова характеристика понятия капитала может породить лишь пута­ницу», — но не в строгой науке о народном хозяйстве, как думает г-н Дюринг, а, как это наглядно показывает данный случай, единственно в голове самого г-на Дюринга, который в «Критической истории» успел уже забыть, как много он пополь­зовался этим понятием капитала в своем «Курсе».

Однако г-н Дюринг не довольствуется тем, что заимствует свое определение капитала, хотя и в «очищенной» форме, у Маркса. Он вынужден последовать за Марксом также и в область «игры метаморфозами понятий и исторических явле­ний», хотя сам-то он и знает, что из этого ничего не может выйти, кроме «диких концепций», «плодов легкомыслия», «шаткости оснований» и т. д. Откуда происходит эта «социальная функция» капитала, которая позволяет ему присваивать себе плоды чужого труда и которой он только и отличается от про­стого средства производства?

Она основана, — говорит г-н Дюринг, — «не на природе средств производства и не на их технической необходимости».

Следовательно, она возникла исторически, и г-н Дюринг только повторяет нам на странице 262 то, что мы уже слышали от него десятки раз: он объясняет возникновение капитала при помощи давно известного приключения с двумя мужами, из которых один превратил в начале истории свое средство произ-

водства в капитал, совершив насилие над другим. Но не доволь­ствуясь тем, что он признаёт историческое начало у той социаль­ной функции, благодаря которой известная сумма стоимости только и становится капиталом, г-н Дюринг пророчит ей также и исторический конец: «именно эта-то функция и должна будет исчезнуть». Однако такое явление, которое исторически воз­никло и исторически опять исчезает, принято называть на обыч­ном языке «исторической фазой». Таким образом, капитал является исторической фазой не только у Маркса, но и у г-на Дю­ринга, и мы вынуждены прийти к заключению, что г-н Дюринг следует здесь иезуитскому правилу: когда два человека делают одно и то же, то это еще вовсе не одно и то же. Когда Маркс говорит, что капитал представляет собой историческую фазу, то это — дикая концепция, ублюдок исторической и логиче­ской фантастики, в которой гибнет способность различения, как и всякое добросовестное применение понятий. Но когда г-н Дюринг тоже изображает капитал как историческую фазу, то это есть доказательство остроты экономического анализа и предельной и строжайшей научности в смысле точных дисциплин.

Чем же отличается дюринговское представление о капи­тале от марксовского?

«Капитал, — говорит Маркс, — не изобрел прибавочного труда. Всюду, где часть общества обладает монополией на средства производства, работник, свободный или несвободный, должен присоединять к рабочему времени, необходимому для содержания его самого, излишнее рабочее время, чтобы произ­вести жизненные средства для собственника средств производ­ства» ¹³³. Прибавочный труд, труд, выходящий за пределы вре­мени, необходимого для поддержания жизни работника, и присвоение продукта этого прибавочного труда другими, т. е. эксплуатация труда, составляют, таким образом, общую черту всех существовавших до сих пор форм общества, поскольку последние двигались в классовых противоположностях. Но только в том случае, когда продукт этого прибавочного труда принимает форму прибавочной стоимости, когда собственник средств производства находит перед собой, в качестве объекта для эксплуатации, свободного рабочего — свободного от со­циальных оков и свободного от собственности — и эксплуати­рует его в целях производства товаров, — только тогда средство производства принимает, по Марксу, специфический характер капитала. А это произошло в значительных размерах лишь с конца XV и начала XVI века.

Г-н Дюринг, напротив, объявляет капиталом всякуюсумму средств производства, которая «образует доли участия в пло-

дах всеобщей рабочей силы», т. е. обусловливает прибавочный труд в какой бы то ни было форме. Другими словами, г-н Дю­ринг заимствует у Маркса открытый им прибавочный труд, чтобы при помощи последнего убить не подходящую ему в дан­ном случае, открытую тоже Марксом, прибавочную стоимость. Таким образом, с точки зрения г-на Дюринга, не только дви­жимое и недвижимое богатство коринфских и афинских гра­ждан, хозяйствовавших при помощи рабов, но и богатство рим­ских крупных землевладельцев времен империи, точно так же как богатство феодальных баронов средневековья, поскольку оно каким-либо образом служило производству, — все это без различия представляет собой капитал.

Следовательно, сам г-н Дюринг имеет о капитале «не обще­принятое понятие, согласно которому капитал есть произве­денное средство производства», а, напротив, понятие прямо противоположное, которое включает даже непроизведенные средства производства — землю и ее природные ресурсы. Между тем представление, по которому капитал есть просто «произ­веденное средство производства», является общепринятым опять-таки только в вульгарной политической экономии. Вне этой столь дорогой г-ну Дюрингу вульгарной политической эконо­мии «произведенное средство производства» или вообще извест­ная сумма стоимости становится капиталом только благодаря тому, что она приносит прибыль или процент, т. е. присваивает себе прибавочный продукт неоплаченного труда в форме при­бавочной стоимости, и именно опять-таки в этих двух ее опре­деленных разновидностях. При этом здесь решительно никакого значения не имеет то обстоятельство, что вся буржуазная поли­тическая экономия погрязла в представлении, будто свойство приносить прибыль или процент само собой присуще всякой сумме стоимости, применяемой при нормальных условиях в про­изводстве или обмене. В классической политической экономии капитал и прибыль пли капитал и процент так же неотделимы, находятся между собой в таком же взаимоотношении, как при­чина и следствие, отец и сын, вчера и сегодня. Однако слово «капитал» в его современном экономическом значении появляется впервые лишь тогда, когда возникает сам обозначаемый им предмет, когда движимое богатство все более и более приобре­тает функцию капитала, присваивая прибавочный труд свобод­ных рабочих, чтобы производить товары; а именно, слово «капитал» вводится в употребление первой в истории нацией капиталистов — итальянцами XV и XVI веков. И если Маркс первый проанализировал до самого основания свойственны современному капиталу способ присвоения, если он привел

понятие капитала в согласие .с теми историческими фактами, из которых оно в конечном счете было абстрагировано и которым оно обязано своим существованием; если Маркс тем самым освободил это экономическое понятие от неясных и шатких представлений, которые еще примешивались к нему и в клас­сической буржуазной политической экономии, и у прежних социалистов, — то это значит, что именно Маркс шел путем той «предельной и строжайшей научности», которая у г-на Дю­ринга постоянно на языке и которой мы, к прискорбию, совсем не находим в его сочинениях.

Действительно, у г-на Дюринга дело принимает совсем другой оборот. Он не довольствуется тем, что сначала назвал изображение капитала в качестве исторической фазы «ублюдком исторической и логической фантастики», а затем сам изобразил капитал как историческую фазу. Он огульно объявляет капи­талом всесредства экономического могущества,всесредства производства, присваивающие себе «доли участия в плодах всеобщей рабочей силы», следовательно, также и земельную собственность во всех классовых обществах. Это, однако, нисколько не мешает ему в дальнейшем изложении, в полном соответствии с установившейся традицией, отделять земельную собственность и земельную ренту от капитала и прибыли и называть капиталом лишь те средства производства, которые приносят прибыль или процент, как это можно во всех подроб­ностях видеть на 156 и следующих страницах его «Курса». С таким же основанием г-н Дюринг мог бы сначала подразуме­вать под названием «локомотив» также лошадей, волов, ослов и собак, потому что экипаж может двигаться и при их по­мощи, — и поставить в упрек нынешним инженерам, что, ограничивая понятие локомотива только современным парово­зом, они делают его исторической фазой, создают дикие концеп­ции, ублюдки исторической и логической фантастики и т. д., а под конец он мог бы заявить, что все-таки к лошадям, ослам, волам и собакам название «локомотив» неприменимо, а приме­нимо оно только к паровозу. — Таким образом, мы вновь вынуждены сказать, что именно при дюрцинговском толковании понятия капитала утрачивается всякая острота экономического анализа и гибнет способность различения, как и всякое добро­совестное применение понятий, и что дикие концепции, пута­ница, плоды легкомыслия, выдаваемые за глубокие логические истины, и шаткость оснований — пышно процветают как раз у г-на Дюринга.

Однако все это не имеет значения. За г-ном Дюрингом все же остается заслуга открытия той оси, вокруг которой движется

вся существующая до сих пор экономика, вся политика и юрис­пруденция, — одним словом, вся предшествующая история. Вот это открытие:

«Насилие и труд — два главных фактора, которые действуют при образовании социальных связей».

В одном этом положении заключена вся конституция суще­ствующего до сих пор экономического мира. Отличаясь исклю­чительной краткостью, она гласит:

Статья 1. Труд производит.

Статья 2. Насилие распределяет.

Этим, «говоря человеческим и немецким языком», и исчер­пывается до конца вся экономическая мудрость г-на Дюринга.