2. Персоналистская революция

Когда мы говорим, что в основе нашего социально-человеческого строя должна находиться личность, одни подозревают, будто мы стыдливо защищаем старый дряхлеющий капитализм, другие — что мы ставим на место капитализма культ фашистского сверхчеловека, третьи — что мы просто используем красивые слова, чтобы препятствовать пробуждению чувства общности, те слова, с помощью которых капитализм оправдывает независимость, ничегонеделание и всякого рода психологические выверты некоторых им самим созданных "счастливчиков". Персонализм действительно может говорить и говорит обо всем этом. Но тут необходимо внести ясность.

Когда мы утверждаем, что личность является в некотором роде абсолютным началом, это еще не значит, что она и есть Абсолют; еще в меньшей степени мы провозглашаем абсолютность юридического индивида, как это делается в Декларации прав человека*.Сообщество, понимаемое как интеграция личностей в единое целое при сохранении призвания каждой из них, является для нас, как это будет показано ниже, реальностью, то есть ценностью, приблизительно столь же основополагающей, что и личность.

И мы знаем, что ныне сообщество уже стало не менее известным и не менее подверженным опасности, чем личность. Если говорить кратко, то наша мысль состоит в следующем: 1. Личность никогда не может служить в качестве средства ни коллектива, ни другой личности.

2. Не существует безличного духа, безличного события, безличной ценности или безличной судьбы. Безличное — это материя, а любое сообщество является личностью личностей, в противном случае — это всего лишь число или сила, то есть материя'. Духовное равно личностному.

' Вероятно, СССР также начинает отдавать себе отчет в том, что нельзя безнаказанно попирать этот закон сообществ. Таким же образом христианин полагает, что всякое сообщество, вплоть до всеобъемлющего человеческого сообщества, включается в мистическое Тело воплощенной божественной Личности.

==56

3. Следовательно, не считая исключительных обстоятельств, когда зло можно обуздать только силой, всякий строй, который фактически или в правовом порядке рассматривает личности в качестве взаимозаменяемых объектов, насильно объединяет их или принуждает действовать вопреки призванию человека, своеобразному для каждого из них, или же навязывает такое призвание извне посредством тирании или возведенного в закон морализирования, этого источника конформизма и лицемерия, всякий подобный строй подлежит осуждению.

4. Общество, то есть законный социально-юридический и экономический строй, не имеет своей задачей подчинить себе личность или взять на себя ответственность за развитие и осуществление ее призвания; его предназначение — обеспечить личностям прежде всего самостоятельность, защищенность, условия для свободного самопроявления и досуга, что позволит им понять это призвание при. полной духовной свободе; помочь им без всякого принуждения, с помощью воспитания, избавиться от всякого рода конформизма и ошибочных ориентации; с помощью налаженного социально-экономического организма дать имматериальные средства, которые, собственно, необходимы для развития этого призвания (за исключением особых случаев героических призваний). Необходимо уточнить, что эта помощь должна оказываться всем без исключения, что она должна быть ненавязчивой (мы оставляем в стороне тот ее аспект, где предусматриваются механизмы материального принуждения, где она может быть связана с возникновением несправедливости, проистекающей из свободы отдельных личностей). Личность сама делает свою судьбу: никто другой, — ни человек, ни коллектив, — не могут ее в этом заменить.

Эти требования неносят исключительно негативного характера. Речь идет не о том, чтобы потребовать от того или иного строя, чтобы он работал на благо каждого человека. Недостаточно устранить очевидную тиранию, о которой речь идет в светской хронике или политическом справочнике, чтобы дать отпор скрытой, незаметной тирании, прикрывающейся коллективным энтузиазмом. Этому требованию должна отвечать деятельность социального организма в целом; соответственно одни и те же технические рецепты будут иметь различный смысл в зависимости от того, лежит ли этот принцип в их основе или нет. Для этого необходимо осуществить настоящую перестройку человека; самые лучшие институты могут служить самому худшему, если работающие в них люди не примут такое преобразование в качестве принципа собственной жизни.

Но что такое моя личность?

Личность — не есть индивид.Мы называем индивидом распыление личности и ее удовлетворенность таким потерянным состоянием. Мой индивид — это неопределенный, непостоянный образ, создаваемый многократной сменой различных персонажей, в которые я погружен, внутри которых я распыляюсь и ускользаю от себя. Мой индивид — это неутолимое наслаждение таким распылением, кровосмесительная любовь к моим собственным особенностям, к дорогому мне разбуханию,

==57

которое не интересует никого, кроме меня. Это также паника, которая охватывает меня при малейшей мысли о том, что вдруг я потеряю все это; это зона безопасности и эгоизма, которые возводят разнообразные укрепления вокруг себя, чтобы обеспечить себе недосягаемость, защитить против возможной любви. Наконец, это изменчивая или вызывающая агрессивность, которой я вооружаю индивида, претенциозность, возведенная в ранг самосознания, юридическое и в то же время метафизическое его освящение, которое на Западе было записано в Декларации прав человека' и кодексе Наполеона*.

Материя изолирует, обособляет, вводит в заблуждение. Индивид — это растворение личности в материи. Плеоназм: короче, индивид — это падение личности, это покорение человека материей, которая умеет всюду ставить свое клеймо. Личность, вопреки индивиду, — это завоевание, выбор, самосозидание, самообладание. Она не окапывается внутри себя, она рискует любить. Наконец, личность богата своими связями: с плотью мира и человека, с духовным началом, оживляющим ее, с сообществами, в которых она проявляет себя.

Личность — это отнюдь не мое сознание о ней.Что получаю я при каждом вычете из своего сознания?

Если я немного продвигаюсь вперед, то ко мне приходят образы и я подражаю им, они возникают в соответствии с моим темпераментом или потакая капризу разума, или как моя уловка, как некая неожиданность: я был этими персонажами, и они продолжают жить во мне то ли по инерции, то ли из-за трусости; я считаю, что действительно был этими персонажами, потому что завидую им, подражаю им и, повинуясь моде, сохраняю в себе их черты; это персонажи, которыми я хотел бы быть и которые успокаивают мою совесть уже только потому, что я сам стремился сыграть их образ. То один, то другой из них овладевает мною: и ни один из них мне не чужд, ибо в каждом из них бьется пламя, извлеченное из невидимого огня, который горит и во мне; но каждый из них оберегает, защищает от этого скрытого огня, который как раз и был бы способен пролить свет на все их превращения.

Сбросим с себя маски и посмотрим, что стоит за ними. Вот мои желания, воления, надежды, призывы. Разве я исчерпываюсь ими? Одни из них, весьма привлекательные, возникают из самого моего нутра. Мои надежды, мои воления достаточно скоро предстают передо мной как жесткие и ограниченные системы, направленные против жизни, самопожертвования и любви. Мои действия, с помощью которых я надеюсь наконец овладеть собой, тоже выливаются в пустословие, и те, что мне казались самыми подходящими, становятся наиболее чуждыми мне, как если бы в самый последний момент я действовал по чужой указке².

' Мы не отвергаем бесспорного позитивного значения Французской революции и осуществленного ею освобождения. Мы только говорим, что в ней радикальное зло оказалось связанным со светоносными результатами.

'Очевидны наши оговорки по поводу высказывания "поступок — это личность", содержащего в себе риск превратить личность в пленника ее же свободно осуществляемых "сиюминутных" волеизъявлений.

==58

Следовательно, все происходит так, какесли бы моя личность была невидимым центром, с которым связановсе; хорошо ли, плохо ли, но она проявляет себя с помощью знаков как скрыто присутствующий хозяин всех движений моей жизни, который ускользает от моего сознания. Следовательно, тому, кто способен наблюдать только видимые вещи, мы никогда не сможем объяснить, что такое личность, если будем пользоваться обычными словами, ибо они созданы для безличностного общения. Другим личность предстает в качестве живого центра всех их размышлений и открывается им, если они внимательно прислушаются к собственной внутренней жизни.

Если мы назовем персональностью того вечного неудачника, который в каждое мгновение предлагает свои услуги личности, — нечто среднее между индивидом, его различными ролями и тем, что мы смутно ощущаем как личностное призвание, одним словом, ту самую повседневную работу, которую я веду с целью достижения персонализации, то моя личность не есть моя персоналъность.Она лежит по ту сторону всего этого, она — сверхсознательная, сверхвременная, неконституируемаяцелостность,более обширная, чем то, что мы обычно видим, более глубинная, чем те преобразования, которые я пытаюсь осуществить, чтобы достичь ее. Она является живущим во мнеприсутствием.

Тем не менее мы можем описать личность в соответствии с тем, как это присутствие проявляется. Здесь недостаточно представить ее как невидимую точку, которая находится по ту сторону всех ее проявлений. Личность — это не место, занимаемое в пространстве, не область, которую можно очертить и которая добавлялась бы извне к другим областям человека. Личность — это целостный объем человека, согласованность его длины, ширины и глубины, напряжение, существующее между тремя духовными измерениями: тем, что поднимается' снизу и воплощается в теле; тем, что направляется вверх и поднимается на уровень универсальности; тем, что идет вширь и приводит к сопричастности. Призвание, воплощение, сопричастность — вот три измерения личности.

Моя личность — это пребывающее во мне присутствие и целостность вневременного призвания, которое зовет меня к беспрерывному самопревосхождению; опираясь на материю, которая захватывает ее, личность производит остающуюся всегда незавершенной и вновь и вновь возобновляющуюся унификацию элементов, осуществляющих во мне свое движение. Первоочередная миссия любого человека состоит в том, чтобы последовательно раскрывать тот уникальный шифр, которым обозначается его место и его обязанности в универсальном сообществе, и, противостоя материальному распылению, стремиться к объединению собственных сил.

Моя личность воплощенна. Следовательно, она никогда не может полностью избавиться от материальных зависимостей, от тех условий, в которых она пребывает. Более того, она может превосходить себя, только опираясь на материю. Стремление уклониться от этого закона

' Духовная, поскольку она восходит.

==59

заранее обрекает ее на поражение: тот, кто хочет быть ангелом, становится грубым животным. Проблема состоит не в том, чтобы отказаться от чувственной жизни, от жизни среди вещей, внутри ограниченных обществ, в гуще событий, а в том, чтобы преобразовать саму жизнь.

Наконец, моя личность обретает себя лишь постольку, поскольку посвящает себя более высокому сообществу, зов которого она услышала и которое объединяет в себе отдельные личности.

Таким образом, тремя главными видами действия при формировании личности являются: размышление (поиски призвания); вовлечение (признание своей воплощенное™); самораскрытие (готовность к самопожертвованию и жизни в другом). Как только личность теряет одно из этих движений, она приходит в упадок.

Подлинным злом века является то, что всем нам обычно недостает личностного начала. Но личность постоянно преследуют две болезни: индивидуализм и тирания коллектива. Ныне они достигли пика в своем злодеянии, а их последствия дополняют друг друга, ибо они представляют собой два лика одного и того же зла.

Индивидуализм поставил на место личности юридическую абстракцию, индивида, лишенного привязанностей, окружения, поэзии, индивида, которого всегда можно заменить другим индивидом, индивида, отданного на откуп первым попавшимся силам. Из этого небытия возник капитализм, подчинив все единой мерке — деньгам, заранее уготовив всем единые чувства, идеи, язык, воспитание, казарменное право; и, выступая от имени старых идеалов, он превратил анархию в наихудшую тиранию, которая переплавляет души в анонимную бесцветную и покорную магму.

Индивидуализм провозгласил самодостаточным напыщенного гражданина, отверг таинство, остался глух к духовным призывам. Капитализм возник из этого опустошения, он назвал духовными ценностями вычурности буржуазной морали и идеи, оправдывающие беспорядок. Он окрестил материализмом требование справедливости и гнев обездоленных людей, поверивших в него и пошедших за ним, чтобы затем оказаться отвергнутыми. Погоня за деньгами, за спокойной жизнью. Тип человека (хотя он, презренный, и продолжает сопротивляться), избавленного от всякой страсти, всякой тайны, лишенный смысла бытия и чувства любви, не знающий ни страдания, ни радости, обреченный на счастье и безопасность; внешне он сама вежливость, доброжелательность, добродетельность; а в повседневной жизни — наводящее сон чтение ежедневной газеты, профессиональная неудовлетворенность, скука воскресных и праздничных дней, разбавляемые слухами, сплетнями, скандалами. Когда мы прибавим сюда реснички в стиле звезды,мелкие забавы типа йо-йо, кроссворды и картежные игры, то исчерпаем перечень характеристик духовного мира буржуазной личности.

Что же касается сопричастности, то об этом лучше и не говорить. Борьба начинается уже внутри опустошенного противоречивого индивида, борьба бесчестная, прерываемая хрупкими перемириями, в ходе которой он не способен что-либо любить, даже свои сражения. И кроме того, существует семья, этот змеиный клубок, мрачный белый город,

==60

возведенный на помойке, классовая борьба — та, которая в открытую заявляет о себе, и та, которая не осмеливается прямо назвать себя — конкуренция, национализм, война, режим, который никогда сам не взрывается, потому что остается неизменным в своем постоянстве.

Когда индивидуализм и капитализм провозглашали себя защитниками личности, ее инициативы и свободы, они были столь же лживы, как и тогда, когда называли себя защитниками собственности. Они защищают слова, чтобы удобнее эксплуатировать вещи. В качестве компенсации они навязывают эти слова, вместе с некоторыми иллюзорными идеями, людям, которые в результате не чувствуют себя ограбленными как раз потому, что оказались ограбленными, они забывают о реальности, связь с которой потеряли, хотя и продолжают считать ее своей. Здесь нет никакой другой возможности, кроме осуществления экспроприации самой экспроприации.

Восстановление смысла личности должно осуществляться одновременно по всем направлениям. Если мы отдадим предпочтение одному из них, мы рискуем совершить еще большее зло.

Недостаточно, чтобы личность обрела только свои "конкретно-телесные" связи. Это, конечно, необходимо, но такое обретение остается все еще внешним, и опасности его следует предвидеть. Губительная двусмысленность вдохновляет крестовый поход, вовлекая в него тысячи людей, чтобы под предлогом борьбы за жизнь свести человека к его окружению, расе, земле, провинции (почему не к близорукости или тактильному ощущению) — ко всему тому, что привычно ему. Личность неделимо является телом и душою, а кто хочет быть ангелом, становится диким зверем. Согласен, мы принимаем эти привычные старые идеи. Но чего, собственно говоря, стоит вмешательство в "плотскую" жизнь? Помощь слабым, гарантии для претенциозных: для всех же это еще и школа смирения и защита против различных форм буржуазного идеализма. Но такое действие ни в коем случае не может стать главенствующим при спасении личности. Нельзя спастись от мертвых всеобщностей (которые ложно именуются "абстракциями") в мире особенного (которое сводится к "конкретному"), это можно сделать, только приобщая личность к живой универсальности, к которой взывает самая скромная вещь, самая скромная любовь. Конкретное: но конкретное — это не то, что находится под рукой, это то, что воспринимается как присутствие и как призыв. Нам скажут еще: вовлечение. Но вовлекаться во что ни попадя — это всего лишь самая низшая ступень вовлечения, и если оставаться на этой ступени, в первую очередь на той ступени, которая обеспечивает легкую жизнь, то возникает опасность фашизма: именно этой идеей пропитана вся его метафизика.

Обновление личности не может осуществляться как усвоение идеалистических идей, как сугубо "внутренняя" работа, не имеющая духовного основания и не знающая границ, способная завести нас в дебри

==61

психологизма. Всякое стремление непосредственно реализовать свою личность наталкивается на "персональность", которую мы определили выше и которая может либо препятствовать, либо содействовать самоопределению и саморазвитию личности. Благодаря своему богатству, весьма существенно отличающемуся от чисто внешней привлекательности индивида, эта персональность свидетельствует о внутреннем прогрессе личности. Но поскольку личность всегда пребывает по ту сторону своих свершений, эта персональность, рассматриваемая в качестве цели и, так сказать, принятая за объект, не представляет собою никакого особого интереса; это хорошо, каждый по-своему, осознает и революционер, жертвующий собой ради правого дела', и художник, растворяющийся в своем произведении, и святой, жертвующий собой ради Любви. Призвание быть личностью, таким образом, не имеет ни малейшего отношения к поиску персональности.Личность бесконечна, или, по меньшей мере, она выходит за пределы конечного, она создана по образу Бога, как сказал бы верующий. Персональность же всегда претендует на нечто конечное, всегда цепляется за него. В противоположность индивиду, персональность включается в действие, приобретает умение, выражает себя, но и наталкивается на препятствия, сомневается, сдерживает себя, чем-то удовлетворяется, одним словом, персональность способна на самоотречение.

Таким образом, чтобы стать личностью, недостаточно выйти за рамки анонимного скопления индивидов. "Персональность", которой можно придать любой облик и в которую можно влить любую кровь, как и человек, которого можно призвать к действию — активному и напряженному, могут (в силу своей податливости) стать более серьезным препятствием для полной реализации личности.

Вопрос состоит в том, не имеем ли мы здесь два различных пути для выхода за пределы индивидуализма и движения в направлении персонализации, еще не получившей определенного выражения.

Идя по одному из них, можно было бы достичь высот персональности ценой усиления напряжения, "агрессивности", обладания, героизма. Герой стал бы здесь идеалом. Стоицизм. Ницшеанство. Фашизм. Разумеется, между ними существует различие: ницшеанство — это человек-одиночка, а за победой героя в фашистской духовности всегда стоит толпа².

Другой путь мог бы вести к глубинам подлинной личности. Мы не сумеем дать ей название, поскольку мы вообще способны давать личности лишь приблизительные дефиниции, которые тотчас становятся ложными и возвращают нас на первый путь, едва лишь мы захотим дать определение тому, что невыразимо. Опыт, свойственный всякой внутренней жизни, учит нас, что личность обретает себя, только забывая о себе, жертвуя собой; а христианин пойдет до конца и скажет: личность

' К сожалению, вместо того чтобы жертвовать ею в пользу того, что ее возвышает, случается под воздействием безликих сил, свойственных конформизму, нивелировать ее. Величие и слабость коммунизма, поскольку в нем перемешано и то и другое.

'Формулировки типа: личность — это "поступок", "напряженность", "агрессивность", — и их политические последствия представляются нам самой значительной двусмысленностью позиций "Нового порядка"*.

==62

обретает себя в самопожертвовании. Внутренняя жизнь отличается крайней парадоксальностью: это место, где радушие оказывается более личностным явлением, чем творчество, где радость обладания — это радость дарения. Какие-то таинственные силы присутствуют здесь. Это тот путь, который находят лишь постольку, поскольку не ищут его, и, какова бы ни была реальность, к которой он выводит, мы знаем, что только этот таинственный и свободный путь в состоянии привести нас к тайнам бытия. В конце этого пути стоит святой, подобно тому как в конце первого пути стоит герой.

Здесь мы не претендуем ни на что другое, кроме обозначения направлений наших поисков. Это, безусловно, запутанный узел проблем: говоря о самоотдаче, самозабвении, мы не можем, по меньшей мере на протяжении длительной части пути, не говорить о напряженности, агрессивности, принуждении как о тех общих явлениях, которые находятся в самом низу, или же слишком рано позволить великодушию обернуться легковесными проявлениями сентиментальности. Тем не менее мы предполагаем, что в известном смысле личность можно найти только окольным путем, достичь ее, не ставя перед собой такой цели, в тех проявлениях реальности, которые превосходят ее. Именно эту мысль выражает верующий, когда говорит, что человек находит себя только в Боге, а христианин добавит — посредством личности, воплощенной в Христе. Так же думают многие нехристиане, которые ныне ищут в реальности огонь, который мог бы выжечь из них эгоизм и довести до самозабвения.

Эта реальность, в которую вписана личность, может питать ее, когда она пребывает в одиночестве, но также и главным образом тогда, когда она включена в сообщество. Новое разочарование ожидает тех, кто считает, что движение к сообществу способно спасти современного человека, особенно если оно начинает с того, что удушает его. Позже будет видно, утверждают они: сначала же надо уничтожить всю эту драгоценную нечисть. Выжечь огнем. А уже потом можно создавать человека.

Я тоже хочу огня, но какого огня? И почему позже? Люди живут сегодня. Сколько их останется по истечении полувекового господства конформизма? Личность может состояться только в сообществе: но это не значит, что она вообще может надеяться на это, укрываясь в анонимной массе, в on*.Только сообщество личностей является подлинным сообществом. Все другие сообщества представляют собою лишь формы тирании и анонимности. Таким образом, сама проблема личности ставит нас лицом к лицу с проблемой сообщества и заставляет нас задаться вопросом о том, какая форма сообщества соответствует личности, а какая ей противоречит.

Итак, борьба против индивидуализма, то есть против режима анонимности, раздробленности, эгоизма и войны. Борьба против варварского персонализма и его анархистских или фашистских разновидностей. Поиск сущностного единства между личностью и сообществом в соответствии с ориентирами, которые уже в исходной точке предписывают обе эти особые единицы. Вот линии, по которым идет персоналистская перестройка.

==63

Можно предвидеть вытекающие отсюда последствия. Предстоит работа, которая даст возможность определить характер воспитания, ориентированного на личность как свою основу, и механизмы, которые если и не будут "обеспечивать" ее ход, то во всяком случае предоставят ей шанс осуществиться в будущем, в том органическом мире, где коллективные силы, неустойчивые в своем равновесии, рискуют устранить ее. Надо и в самом деле обязать революционеров ставить подлинные проблемы.

Декабрь 1934 г.