Н.К. Михайловскому

<Белый, 1892>

<1>

Милостивый Государь!

Прочел я Вашу статью в "Рус<ской> М<ысли>" (мар<т>), кое-что о Владимирове и Куликовском, Мечникове и др.¹ И подумалось мне исполнить свое давнее намерение — написать Вам, познакомиться с Вами лично. По убеждениям — мы с Вами враги, но я не понимаю, почему бы не могли бытъ далеко не врагами лично: и иногда могли бы дружески обсуждать кое-какие темы <?>: впрочем, это не необходимо и для меня не первое; я просто потерял друга, недавно умершего К.Н. Леонтьева, человека, которого не видал я никогда, но успел полюбить его за его чрезвычайное чистосердечие в 2-3 месяца своего знакомства с ним (перед его смертью и только письмами)²: в том медвежьем углу, в коем я живу (кажется, впрочем, мне и СПб. показался бы медвежьим углом), мне просто стало скучно, слишком томительно, и вот я остановился на Вас, с которым хоть и ругатнёй, но от всей души и без задней мысли мы могли бы переброситься. Так как личного более писать нечего, то буду говорить об идейном, на чем мы расходимся; для Вас: 1) благо личности и совокупности их, народа, primum; для меня — это основное, ненарушимое, что не может быть чему-либо пожертвовано, хоть и не непременно primum: но это равно по значительности всему, что где бы и <для> кого ни стояло как primum. Здесь разногласия никакого нет. Но вот, далее, все идет в диаметрально противоположные стороны. 2) Вы — атеист; я — человек религиозный. Для Вас внутренний религиозно-нравственный путь есть secundum, и не только secundum — но исчезающее secundum, что проходит в истории и прохождению чего мы должны помогать. Передать Вам мои религиозные понятия я не сумею: убеждения не только растут из мозга, но из натуры и из жизни. Но всмотритесь в свою речь, и Вы убедитесь, что по крайней мере о религии нужно молчать: возьмите староверов; я сам живал в их деревнях, они матерьяльного нищенства не знают. Знаете, пауперизм невозможен в религиозной среде. И в самом деле, подумайте: твердый внутренней верой индивидуум; крепкая, строгая семья; ни тени шалостей на порядок, ни зародышей алкоголизма, — и неужели такая семья не справится со всякою нуждой, со всякими обстоятельствами: да ведь раскольников у нас преследовали, о них никто не пёкся, на них подати были двойные — и они были зажиточны; тоже татары в Симбирской и смежных губерниях. Итак, неужели Вы Бога до того ненавидите, чтобы ради того, чтобы от него вырвать людей — готовы ввергнуть их в нищенство, в разврат, алкоголизм? Ради Бога, ответьте мне правду. Вы скажете: школы заменят религию. Знаете, когда я был гимназистом, на моих руках умер доктор Троицкий от алкоголизма, добрый, умный, окруженный любящей семьей (мать, 2 сестры, брат): он поступил 16—17 лет в Казанский Университет, и студенты заставили его пить просто ради ухарства, чтобы не был "красной девушкой", — он не имел сил удержаться от случайного порока³: неужели же когда-нибудь для всего народа будет образование лучше, нежели чем для него был Казанский Университет? Итак, кто же спасет народ, какая строгая охрана? Я встал на Вашу точку зрения, хотя для меня религия имеет сама по себе значение, значение для моего сердца и ума. Но рассуждать с моих точек зрения я не хочу Вас вызвать; я хочу, чтобы Вы обдумали все, что открывается Ваших точек. Проповедовать Бога — Вы, конечно, не можете и не должны, раз его нет в Вас; но удержаться от отрицания должны. Может быть, найдете "время и место" ответить мне. Ваш В. Розанов. [Адрес: в г. Белый, Смоленской губ., в Прогимназию, Василью Васильевичу Розанову.] Я перечитал письмо и опять взволновался: Вы чистосердечный человек, то я вижу, этому верю по Вашим сочинениям; но Ваша деятельность именно указанных мною пунктах — убийственна: все равно что вынимаете из организма человеческого нервную систему: мозг головной и спинной и все "белые мотающиеся ниточки", думая заместить это медными проволоками, "более осязательными и прочными". Но ради Бога — не обходите моих вопросов даже невольно, по "литературным навыкам<"> отвлекаться в сторону".

<2>

Я, когда писал Вам, не дочитал Вашей статьи, и только сейчас прочел собственно о замысле Мечникова⁴. Честь Вам и слава за отпор ему и весь идеал полной жизни (стр. 223—24). Мы бы с Вами сошлись, я думаю, почти сходимся: не можете Вы — Бога ненавидеть и религиозного чувства в людях: Вы лишь этого не разделяете очевидно, не понимаете, не вмещаете его в себя. Но, знаете, есть профессии, кои безусловно ему предшествуют: ежедневная занятость, внимание ума и сердца. Журналист почти должен быть атеистом, не может вместить Бога, который не это и не то, но во всем и ото всего в то же время отделён (это может быть притяжение [во всех вещах есть, но не есть из притягивающихся вещей]). Мы с Вами чуть-чуть знакомы: поругались — я в Моск<овских> Вед<омостях>, Вы в Русск<их> Вед<омостях>⁵, — но Вашу статью я прочел месяца 2 спустя после того, как она была написана. Вот Вам Мечников всё-таки нравится: а я бы его негодяя повесил, за одно литературное его предложение. Страшная это вещь — уклон мысли: ведь это всё — в путях истории, ведь это всё — симптом. Нет, лучше иметь над собою безграмотного Аракчеева, чем просвещённых Ренана и Мечникова: от первого я душу свою схороню, и хоть надаёт мне зуботычин, оборвёт ухо в строю — но потом я помолюсь Богу, выплачу горе и утешусь. Но что я сделаю с умным Ренаном и Мечниковым, с убеждёнными людьми, которые видят мою душу, как и я их: они учёнее меня, вот они подходят ко мне с ножницами и убеждённо, тускло смотря своими свинцовыми глазами, совершают операцию, делая из меня скопца. — Это ужасно. И вот возможность идей, подобных <идеям> Ренана и Мечникова, делает меня скептиком насчёт науки и прогресса: нет уж, я лучше к старухам безграмотным пойду, которые меня накормят, согреют, хотя подчас и насмешат. Эх, Н.К., многого Вы не приняли в расчёт. Настоящая Ваша статья превосходна: без каких-либо неправильностей, уклонений в опасности, коих Вы не предвидите. Это — чистая правда; защита — чисто лучшего; ограничение (науки) — правильное и в меру сделанное. С одной стороной лишь я не согласен — что счастье есть общая цель жизни: тогда ведь (это хоть и далёкий вывод, но верный) цель оправдывает средства. Зачем Вам единство цели: их много у человека, и они коренным образом разнородны (это не значит — противоположны) и равноценны. Человек полиморфен, а не унитарен, — вот Вам корень моей философии. Я уезжаю на днях в город Елец Орловск. губ., против церкви Вознесения, д<ом> Рудневой, — это на случай Вашего ответа к В. В. Розанову⁶.