- •Сочинения
- •Учение о логосе в его истории
- •Введение
- •Часть первая
- •Глава 1. Учение о логосе в связи с развитием греческого умозрения до эллинистической эпохи
- •I. Философия до Сократа
- •II. Софисты и Сократ
- •III. Платон
- •IV. Аристотель
- •V. Стоики
- •Разложение стоицизма
- •Глава II схоластика, эклектизм и зарождение религиозной философии
- •Глава III филон и его предшественники
- •I. Предшественники Филона
- •II. Филон и его литературная деятельность
- •Ib.; ср. Wendland, Therapeuten 709 ел. И De humanitate.
- •Аллегорический метод Филона *
- •Учение Филона о Боге и Его силах
- •Учение о Логосе
- •Психология Филона
- •Этика Филона
- •7 С. H. Трубецкой
- •Оценка учения Филона
- •Глава IV. Греческая теософия до неоплатонизма Плутарх
- •Часть вторая исторические основы христианского богопознания
- •Глава 1. Религиозный идеал евреев
- •Глава II идея бога
- •Глава III еврейская апокалиптика
- •ГлаваIv начатки гностицизма
- •Главаν. Христос Общие замечания
- •Ветхий и Новый Завет I
- •Учение о царстве Божием
- •Богосознание Иисуса-Христа а) Представление о Духе
- •15 С. Н. Трубецкой
- •Б) Иисус как Мессия
- •Приложение
- •О природе человеческого сознания
- •О природ f: человеческого сознания*
- •1. Предварительное понятие о природе сознания
- •2. Критика эмпирического учения о сознании
- •17 С. Н. Трубецкой
- •Критика идеализма
- •Жизнь и сознание
- •Внутренний анализ сознания
- •19 С. Н. Трубецкой
- •Основания идеализма основания идеализма
- •I. Первая ступень критического идеализма.— сущее как являющееся
- •II. Объяснение предыдущего переход ко второму определению сущего
- •Вторая ступень идеализма.- сущее как идея
- •Критика логического идеализма
- •Логическая и диалектическая дедукция категорий
- •Метафизика как систематическая идеология или наука о способах понимания сущего
- •Третья ступень идеализма вера как фактор знания
- •Сущее как предмет веры
- •Критика мистического идеализма
- •Конкретное единство познавательных способностей
- •Закон универсальной соотносительности
- •Конкретное определение абсолютного
- •Примечания
- •Предметный указатель
- •293 Богочеловек 477
- •400 Еврейский 347, 397, 399
- •Указатель имен *
- •238 Harris 140
- •Указатель мифологических имен
15 С. Н. Трубецкой
==449
и говоря: и знаете Меня, и знаете, откуда я; но от Себя Я не пришел, а истинен пославший Меня, Которого вы не знаете. Я знаю Его, потому что Я от Него и Он послал меня» — слова, после которых многие искали схватить (πιάσαι) Его (7, 28). «В последний же день праздника стоял Иисус и возгласил (έκραξε), говоря: кто жаждет, приди ко Мне и пей! тот, кто верует в Меня, реки воды живой потекут из чрева его (как говорит писание)...» Опять слово, приводящее слушателей в смущение и вместе поражающее их, слово, настолько непонятное, что евангелист считает нужным его объяснить («сие же сказал о Духе, Которого имели принять верующие в Него, ибо еще не было на них Духа Святого...» ib. 37—39) *. Или еще слово: «Я есмь хлеб жизни» (6, 35), возбудившее ропот учеников: «какие странные слова, кто может это слушать!» То же следует сказать и о слове Иисуса о Его жизни, из-за которого «произошла распря между иудеями; многие из них говорили: Он одержим бесом и безумствует (δαιμόνιον έχεικαι μαίνεται, ср. 8, 48—52) ; что слушаете Его? Другие говорили: это слова не бесноватого; может ли бес отверзать очи слепым?» (10, 19 ел.).
Синоптики также приводят речи подобного же характера и свидетельствуют о подобном же впечатлении недоумения, изумления, страха, а иногда и негодования. Таково слово, которое донесли первосвященнику: «разрушьте храм сей, и Я в три дня воздвигну его», или слова о Сыне Человеческом, о Его славе и страданиях, о которых ученики «боялись» Его спрашивать (έφοβοΰντο γαρ Мк. 9, 32; Мк.9, 45; ср. Иоан. 12, 34) ; столь же непонятны были им и другие слова, например об огне и крещении (Мк. 12, 44) или об огне и соли (Мк. 9, 49).
В этой пророческой речи слышится необычайная сила и власть (εξουσία), которая приводит слушателей в смущение: одни видят в Его словах проявление демонической силы, другие — силы Божией, но что в словах Его говорит «дух», в этом сходятся как те, которые видят в них «глаголы жизни», так и те, которые видят в них «речи бесноватого» (ρήματα δαιμονιζομένου 10, 21). Но не в одних словах Христос является «облеченным силою свыше», как «помазанник Духа». «Мой отец доныне действует, и Я дей-
• Отдельные изречения Христовы, приводимые в евангелии от Иоанна, отличаются такою же сжатостью, как и те, какие мы читаем у синоптиков; все речи, влагаемые евангелистом в уста Его в первой части евангелия, представляют собою лишь развитие таких сжатых афоризмов, как 3, 5; 8, 5, 17; 6, 35 или 7, 28; ср. 15, 1-2 и др.
==450
ствую»,— отвечает Он иудеям на упрек в нарушении субботы (Иоан. 5, 17). Если у синоптиков нарушение субботы оправдывается на основании самого закона и пророков, то здесь мы имеем прямую ссылку на действие Отца и на Его непосредственное откровение: Отец показывает Сыну дела; Сын ничего не может делать, еслине видит Отца делающего,— и опять-таки ответ, возмущающий иудеев еще более, чем самое нарушение субботы. «Дела», которые Христос творит со властью (κατ έξουσίαν),ογ^Ηθ только «силы» (δυνάμεις) и знамения (каковы исцеления и изгнания бесов), а все Его дела, в которых Он уже для внешнего взгляда является как пневматик, следующий во всем Своему духу или вдохновению. Отсюда свобода и власть Его слова и действия. Возьмем, напр., рассказ об очищении храма, когда Он, свивши бич из веревок, выгнал из него скот и купцов, опрокинул столы менял, рассыпал их деньги «и не позволял, чтобы кто пронес через храм какой-либо сосуд» (Мк. 11, 16). Здесь Иисус является мужем духа и силы, наподобие древних пророков или тех Божьих людей, которые выступали судьями Израиля, когда «рука Господня» была на них. Знаменательна Его ссылка на крещение Иоанново в ответ на вопрос о том, какою властью Он это делает.
Пророки учили не только словом, но символическими действиями: Ахия раздирает одежду свою на 12 частей, из которых он дает 10 Иеровоаму (3 Ц. 11, 30 ел.), Иеремия надевает на себя ярмо в ознаменование халдейского ига (28, 10) *, Исаия дает детям своим символические имена **. Христос также совершает символические и пророческие действия. Подобным действием является, напр., Его мессианический въезд в Иерусалим и священнодействие тайной вечери, начиная с омовения ног, о котором сообщает Иоанн и которое в его изображении представляется именно каким-то торжественным актом: ученики молчат, подчиняясь непонятному для них действию Учителя, за исключением Петра, которому Он говорит таинственные слова: «что Я делаю теперь, ты не знаешь, а уразумеешь после», и «если не умою тебя, не имеешь части со Мною». Затем, по рассказу Павла (1 Кор.11) и синоптиков,следует преломление хлеба и чаша евхаристии с вдохновенными таинственными словами, которые возбуждали естественный вопрос: «как может Сей дать нам есть Свою плоть?»
Ср. Деян. 21, 10—11 о пророке Агабе.
* Ср. Мф. 16, 17.
15 *
==451
(Иоан. 6, 52). Символическое значение, т. е. значение символических действий, получают в евангелиях и отдельные исцеления Христа, причем Сам Он иногда раскрывает их смысл, напр. изгнания бесов, в которых знаменуется пришествие царства и победа над сатаною. «Духовный» смысл получает обильный улов рыбы Его учеников, миро грешницы, точно так же как и те гробницы, которые фарисеи воздвигают пророкам. Закон и пророки толкуются Им «в духе» (πώς οίτος γράμματα οιδεν μη μεμαϋηκώς ' ; Иоан. 7, 15), и точно таким же образом истолковывается Им и все то, что Он слышит и видит вокруг Себя: все события обыденной жизни, повседневные человеческие отношения, все явления природы и предметы домашнего обихода, все твари служат образами Его притч, которые естественно, безыскусственно связываются Им с основною, центральною мыслью Его.
Он не сочиняет этих притч, не ищет образов, а «выносит» их из Своей сокровищницы; Он говорит то, что Он видит и слышит, и по поводу того, что Он видит и слышит, но во всем видимом и слышимом Его не покидает одна пребывающая духовная мысль, одно пребывающее богосознание. В этом тайна Его притч: Он один владел формой притчи, которая никому не давалась в таком совершенстве: нигде притча не переходит у Него в аллегорию или метафору, в иносказание; нигде образ не привлекается Им внешним образом, и нигде отвлеченная мысль не облекается искусственно в чуждый ей образ. Мысль столь же конкретна здесь, как тот образ, который ей служит и который в нее претворяется. Самые внешние впечатления не рассеиваются в сознании Иисуса, исполненном высшею цельностью, но собираются, одухотворяются в нем и как бы сами собою складываются в образы и притчи и получают в нем тот внутренний смысл, который оно непосредственно в них вносит. В этих притчах выражается религиозная мысль Христа, а не рассудочная мораль, какую мы находим в других баснях или аллегориях; поэтому в них нет ничего лишнего, между тем как в аллегориях и баснях, хотя бы самых художественных по разработке деталей, образ и мораль, которой он служит, никогда не покрывают друг друга, никогда не сорастворяются друг другу. Нравственные истины, раскрывающиеся в притчах Христа, связаны с истинами религиозными, и нравственные отношения являются как отношения реальные, как различные стороны одной духовной реальности, которою исполнено сознание Христа.
==452
Притчи Христа, столь прекрасные и прозрачные в своей простоте, столь неизгладимые по ясности мысли и образа, производили, однако, на слушателей двойственное впечатление. «Духовный» смысл их был непонятен многим. Как мог правоверный еврей понять притчи о сеятеле, о закваске, о зерне горчичном? Как ни ясны они сами по себе, ему следовало стать младенцем, чтобы забыть свои апокалиптические представления о царстве. Или возьмем притчу о виноградарях или даже о блудном сыне и милосердном самарянине: смысл их был ясен и в то же время непонятен, недоступен тем, к кому обращены были эти притчи, на что указывает евангелист (Мф. 13, 13 ел.).
Один из лучших современных эксегетов притч Христовых (Julicher, Gleichnissreden Jusu). недавно еще высказывался против этого положения: притчи долженствовали служить уяснению, а не затемнению смысла проповеди; и те притчи, которые приводятся в евангелиях, изумительны именно сочетанием самой реальной, живой образности и совершенной ясностью и прозрачностью мысли. Но что же, если самая ясность эта ослепляла и если притчи Христа так и оставались притчами для тех, к кому они обращались? Именно ясное в них было парадоксально для правоверных иудеев и ожесточало своей ясностью.