Глава шестая творчество и эволюция

1. Творчество на основе идеи

Наличие идеи в основе всякого действования, осуществляющего реальное бытие, не· только не стесняет творчества, но есть, наоборот, условие возможности творчества, условие всякого изобретения и всякого

• См. Н. Лосский.Логика, § 74.

==240

открытия, даже такого, толчком к которому в значительной мере служат влияния среды и случая. Любой пример творческого акта, внушенного средою, подтвердит мою мысль. Напомним, напр., следующий случай из творческой деятельности Сухово-Кобылина. В его комедии «Свадьба Кречинского» главное лицо пьесы — Кречинский хочет, с целью поправить свои дела, жениться на дочери богатого помещика; он влюбил ее в себя и добился от отца ее согласия на брак. Нуждаясь в деньгах перед свадьбою, он под предлогом пари достает у невесты дорогую бриллиантовую булавку, показывает ее ростовщику и, ловко подменив ее заготовленною заранее булавкою с фальшивым камнем, закладывает эту поддельную булавку. Соперник его Нелькин разоблачает его и приводит полицию на квартиру Кречинского как раз в тот момент, когда он устроил пышный прием семьи невесты. Сухово-Кобылин живо изображает отчаянные попытки своего героя не сдаваться; соответственно пылкому, энергичному темпераменту Кречинского, у него в последний момент, когда он признает себя побежденным, должно вырваться характерное словечко, метко обрисовывающее всю ситуацию. Несколько дней Сухово-Кобылин искал этого заключительного слова борьбы, весь захваченный идеею своей комедии. В таком настроении он отправился на охоту и увидел на опушке леса ястреба, который, совершив несколько плавных кругов, высмотрел добычу и камнем ринулся с высоты на нее, но намеченная им жертва в последнюю минуту ускользнула от него. «Сорвалось!» — пронеслось в уме Сухово-Кобылина слово, метко обрисовавшее всю эту ситуацию, и он тотчас же понял, что именно это слово должно было вырваться у Кречинского, когда он убедился, что дальнейшая борьба бесполезна.

Случайное внешнее впечатление помогло этому творческому акту. Но как грубо заблуждался бы сторонник учений о пассивности душевной жизни, который, отрицая творческую волевую деятельность, стал бы утверждать, будто внешнее впечатление ассоциативно определило слово, годное для описания его, и затем точно так же в силу ассоциации сходства это слово внесено автором в пьесу, которая как бы мозаически складывается из таких обусловленных внешне кусочков. Пути творчества прямо противоположны этому пониманию его: в уме творца уже есть целое, органически цельное, но не выраженное до конца, требующее звена, которое органически замыкало бы всю предыдущую систему. Вся душевная жизнь человека, увлеченного стремлением завершить свое дело, может на продолжительное время, днем и даже ночью во сне, превратиться в волевое напряжение, оформленное готовыми частями целого и направленное на порождение заключительного акта. Если внешнее впечатление дает материал для этого акта, то не только использовать, но даже и заметитьего, как годное для целей творчества, можно не иначе как на основе уже имеющегося зародыша целого и на основе целестремительного искания.

Случайное впечатление, противоположное по своему строению той идее, из которой исходит субъект, ищущий решения проблемы, может толкнуть мысль на совершенно новые пути, однако и это влияние среды оказывается плодотворным не иначе как в соотношении с уже наличным в сознании субъекта сложным целым исканий и домыслов. Таким образом, напр., возник в моем уме основной замысел интуитивизма. В возрасте между 18 и 25 годами я ломал голову над проблемами мирового бытия, исходя первоначально из доверия к самому наивному материализму в духе демокритовского атомизма. Освободился я от него только тогда, когда мне стало ясно, что он не может быть оправдан

==241

гносеологически; с этих пор я десятки раз приступал к попыткам построения своего миросозерцания с намерением воздвигнуть все здание из абсолютно достоверных, гносеологически оправданных материалов, именно только из того, что несомненно наличествует в моем сознании, имманентно сознанию. Однако, в силу скрытого все того же материализма, побуждавшего меня рассматривать мир как неорганическое множество резко обособленныхдруг от друга элементов, весь имманентный состав сознания представлялся мне не более как совокупностьюмоих ощущенийичувств;таким образом, я неизменно приходил к солипсизму и скептицизму, который мучил меня своею скудостью и самопротиворечивостью. Однажды (приблизительно в 1898 г.), в туманный день, когда все предметы сливаются друг с другом в петербургской осенней мгле, я ехал с С. А. Алексеевым (автором книги «Мысль и действительность» *) по Гороховой улице на извозчике и был погружен в свои обычные размышления: «Я знаю только то, что имманентно моему сознанию, но моему сознанию имманентны только мои душевные состояния, следовательно, я знаю только свою душевную жизнь». Я посмотрел перед собою на мглистую улицу, подумал, что нет резких граней между вещами, и вдруг у меня блеснула мысль: «Все имманентно всему». Я сразу почувствовал, что загадка решена, что разработка этой идеи даст ответ на все вопросы, волнующие меня, повернулся к своему другу и произнес это положение вслух; помню, с каким выражением недоумения посмотрел он на меня. С тех пор идея всепроникающего мирового единства стала руководящей моей мыслью. Разработка ее привела меня в гносеологии кинтуитивизму,в метафизике — корганическому мировоззрению.

Возможны случаи творческого акта, в которых искание решения проблемы как бы передается низшим субстанциальным деятелям, стоящим во главе нервных центров; тогда волевое напряжение человеческого я, после передачи цели его вниз, прекращается, и найденное через несколько времени решение вступает в сознание субъекта как нечто «данное мне». Такой тип творчества может быть обусловлен содействием не только низших, но и высших, чем человек, деятелей. О нем говорит А. Толстой: Тщетно, художник, ты мнишь, что творений своих ты создатель. Вечно носились они над землею, незримые оку *.

В примере творческого акта Сухово-Кобылина конкретное целое уже почти готового художественного произведения служит исходным пунктом для творения завершающей детали. Иначе совершается громадное большинство изобретений, напр. технических: исходным пунктом их служит стремление к цели, выраженной общимпонятием или, чаще, общим представлением, отвлеченною общею схемою, которую требуется конкретизировать для действительного осуществления ее. Каждый день, каждый час всякому человеку приходится таким способом решать предстоящие перед ним задачи. Я роняю, напр., ручку пера, она закатывается под шкаф. Как достать ее оттуда? У меня возникает стремление приблизить к себе закатившийся предмет и неиндивидуализированное общее представление орудия, подобного палке; я оглядываюсь кругом, и тотчас внимание сосредоточивается на предмете окружающей среды, соответствующем цели, на сачке для ловли бабочек, стоящем в углу комнаты, и т. п.

История множества изобретений, без сомнения, такова. Можно было бы себе представить, что, напр., глиняная обожженная посуда явилась

==242

впервые следующим образом. Первобытный человек несет своему больному ребенку воду из ручья горстью; это неудобно, если расстояние велико; он оглядывается, в чем бы принести ее; на глаза попадается скорлупа кокосового ореха, может быть, даже полная воды; она становится для него посудою, данною самою природою. Далее, на месте костра он находит обожженный ком глины с углублением в нем, использует его для принесения воды и начинает сознательно и намеренно обжигать глину, чтобы делать из нее посуду. Рефлексолог или психологассоциационист мог бы попытаться изобразить всю историю изобретений как дело случая, влияний среды в сочетании с механизмом рефлексов ' или ассоциаций. Такой ученый упускает из виду, что случайные восприятия пройдут мимо, забудутся и не приведут к полезному результату: кроме них, необходимо стремление субъекта к цели, стояние в центре его внимания или хотя бы на пороге сознания идеи цели и неопределившееся, не конкретизированное общее представление пути для достижения ее; только попав на эту почву, восприятие подхватывается субъектом с удовлетворением, иногда с жадностью, как то именно, что требуется, и мысленно вносится в идеальный план осуществления цели ².

Настроенность всех душевных сил в направлении решения определенной проблемы у многих ученых, философов, изобретателей требует свободы от других обязанностей, особенно от тех, которые требуют приспособления к сложной изменчивой обстановке текущей жизни. Нередко ученый, избираемый несколько лет подряд на должности ректора университета, декана факультета, утрачивает способность к продолжению научной работы. И неудивительно: чтобы согласовать интересы различных частей учреждения друг с другом, чтобы отстаивать его перед обществом и государством, нужно всегда иметь на пороге сознания множество мелких и крупных проблем (то защита автономии в случае какого-либо конфликта, то помещение для какой-нибудь студенческой столовой, то приветствие министру народного просвещения и т. д. и т. д.). Несколько лет такого напряжения и связанной с ним перестройки всех привычек душевной и телесной жизни может навсегда оторвать ученого от прежнего научного творчества его.

До сих пор шла речь об отдельных поступках человека и об идее в основе их. Но выше было уже сказано, что то же учение может быть применено ко всему организму человека. Все строение организма и все биологические функции его есть сложный поступок субъекта ³. Высший субстанциальный деятель, строящий свой организм и управляющий им, имеет в виду все органы, все соотношения их и процессы как единую идею, подлежащую реализации. В союзе с другими деятелями низшего типа он осуществляет эту идею, как певец арию, не с характером необходимости, а свободно, внося вариации и изобретения, соответствующие условиям места и момента. Биологические процессы повторяются шаблонно лишь до тех пор, пока они удовлетворяют деятеля, осуществляющего их, пока цели его остаются прежними и средства для достижения их находятся в среде. Таким образом, идея, напр., человеческой формы бытия не есть принудительная природа субстанциального деятеля, имеющего теперь человеческий организм; этот самый деятель

' Так, напр., В. Савич, сторонник объективной психологии Павлова, написал статью «Попытка уяснения процесса творчества с точки зрения рефлекторного акта», где пытается объяснить все творчество Дарвина как ряд условных рефлексов.

²О том, что случай имеет второстепенное значение для творческого акта, см.И. Лапшин «Философия изобретения и изобретение в философии», т. II, гл. 4, XXI, Прага, 1924.

³См., напр., такое учение у виталиста-зоолога Е. Шульпа «Организм как творчество» *.

==243

мог находиться раньше на низшей степени развития; тогда он организовал себе тело низшего порядка, чем человеческое, напр., может быть, тело какого-либо вида животных или, напр., систему какого-либо нервного центра в теле другого человека.

Усвоение субстанциальным деятелем идеи человеческого организма можно представить себе следующим образом. В составе организма человека находится множество деятелей низших ступеней развития, чем человеческое я. Все они в союзе с человеческим я осуществляют более или менее важные функции тела, становясь причастными идее человеческого организма в более или менее полной степени. Те из них, которые в полной мере усваивают идею человечности, становятся в момент зачатия организующим центром зародыша нового человека. Жизнь других живых существ и размножение их следует понимать аналогично этому учению о человеке.

Поскольку множество деятелей подчиняются одному высшему деятелю, усваивая его идею, получается столь целостное единство, что действия, производимые ими, исходят как бы от одного-единственного субстанциального деятеля. Лейбниц, говоря о таких союзах монад, называл их термином «сложная субстанция» и связь их, устанавливающую такое единство, называл vinculum substantiale. Особенно ярко она обнаруживается в том, что можно назвать целостною причинностью сложного существа: центральный деятель органического целого, будучи сверхпространственным, непосредственно влияет на остальных подчиненных ему сверхпространственных деятелей так, что все они сообща производят сложное действие, все стороны которого координированы друг с другом и так единодушно осуществляются, как если бы они исходили не от множества, а от одного-единственного деятеля. Так, напр., какой-нибудь опасный прыжок совершается человеком под одновременным влиянием я, согласующего в одно целое деятельность глаз, усиленную деятельность сердца, сокращение множества мышц '.

Такой целостный причинный акт я, определяющий одним волевым напряжением сразу множество процессов в различных органах, следовательно, в различных местах пространства, не может быть понят в рамках механистического миропонимания, сводящего всякое причинное воздействие только к давлению или толчку движущихся в пространстве непроницаемых материальных частиц. Изображая это миропонимание в карикатурной форме, можно представить себе я как микроскопическую частицу материи, быстро переносящуюся от одного нервного центра к другому, чтобы толчками о них согласовать деятельность глаза, сердца, мускулов, рук, ног и т. п. Никакого метания из стороны в сторону не нужно, если я и подчиненные ему деятели сверхпространственны и способны к непосредственному интуитивному общению.

Не только поступки, исходным пунктом которых служит сознательное решение, но и такие биологические процессы, которые вполне подсознательны, во множестве случаев имеют характер целостного причинного акта. Примером могут служить даже такие явления, как реакция иммунитета, состоящая в появлении множества лейкоцитов в том месте организма, где нужно уничтожить какие-либо вредные микроорганизмы. Совместное появление их есть следствие единого сигнала из центральной нервной системы, как это вытекает из опытов С. И. Метальникова, показавшего, что такую реакцию можно превратить в условный рефлекс (напр., после впрыскивания холерных вибрионов в вену кролика лей-

' О понятии целостной причинности см. Burkamp, Die Struktur der Ganzheiten *.

==244

коцитная формула крови резко меняется, именно количество лейкоцитов очень возрастает, иногда вдвое, втрое; если производить такие впрыскивания в течение ряда дней, сопровождая их каким-либо другим раздражением, напр. звуком трубы, почесыванием кожи и т. п., то можно достигнуть того, что лейкоциты будут появляться в крови в увеличенном количестве без впрыскивания вибрионов в ответ лишь на звук трубы или почесывание кожи '.

Органическое целое живого тела и процессов в нем нередко оказывается нарушенным заболеваниями и уродствами. Объясняется это не только неблагоприятными воздействиями среды, но и внутренними силами организма. В самом деле, не следует забывать, что организм состоит из множества субстанциальных деятелей, которые отчасти самостоятельны. Организм есть сложная, иерархическипостроенная система, наподобие того, как армия построена иерархически: как в армии на вершине ее стоит главнокомандующий, ему подчинены командиры полков, а им офицеры, от которых зависят солдаты, так в теле, напр., человека во главе стоит человеческое я, которому непосредственно подчинены деятели, стоящие во главе высших нервных центров и целых систем органов; далее, спускаясь вниз, надо допустить, что в составе каждой клетки есть свой деятель — организатор ее, еще ниже в центре каждой молекулы и, наконец, в центре каждого атома есть упорядочивающий его деятель. Как в армии множество действий исполняются деятелями самостоятельно, но в духе требований главнокомандующего, а иногда и против его воли, что может нарушать стройность целого, так и в организме низшие системы его отчасти самостоятельны и иногда даже действуют вопреки интересам целого.

Таким образом, индивидуальная идея организма (его эйдос, Gestalt) никогда не осуществляется безупречно. Однако этим не опровергается учение о теле в духе органического миропонимания, утверждающего приоритет целого над частями. Такие опыты, как, напр., выращивание тканей и органов вне организма в соответствующих питательных средах показывают только, что каждая ткань и каждый орган есть в некоторой степени автономный под-организм. Способность органов к самостоятельной активности особенно ярко обнаруживается опытами Шпеманна пересадки тканей. Пересадка, напр., сетчатки под кожу животного вызывает в коже изменения в направлении превращения ее в светопреломляющий аппарат. Из этих наблюдений вовсе не вытекает, будто процессы в организме осущес1вляются механически, не целесообразно. Они только показывают, что в организме есть много центров относительно самостоятельной целестремительной деятельности; действия таких центров, в нормальных условиях полезные для целого, совершаются отчасти по тому же шаблону и в непривычных, ненормальных условиях, а потому могут оказаться не полезными, даже вредными для целого ². Целестремительность этих действий, несмотря на их несовершенство с точки зрения интересов целого, все же остается несомненною.

Всякий человек осуществляет свое телесное бытие на основе индивидуальнойидеи своего организма. Но всякая такая индивидуальная идея содержит в себе, как свое ядро, общую неиндивидуализированную идеювидачеловека вообще. Такое же самое учение должно быть развито

' S. Metalnikov,Rфle du systиme nerveux et des rйflexes conditionnels dans l'Immunitй. Annales de l'Institut Pasteur, февр 1931, Tome XLVI, p 137.

²См. об отношениях между центральною энтелехиею * и подчиненными энтелехиями соображения в ценной брошюреEwald OldekopUeber das hierarchische Prinzip in der Natur und seine Beziehungen zum Mechanismus-Vitalismus Problem, F.-Wessermann. Reval, 1930.

 

==245

и о других живых существах — лошади, орле, дубе, папоротнике и т. п. Таким образом, можно утверждать, что виды животных и растений суть единства, в основе которых лежит одна и та же численно тожественная идея. Из этого, однако, не следует, будто вид животных или растений есть живая реальная единица бытия, единое живое существо: объединение посредством отвлеченной общей идеи, а не посредством индивидуального субстанциального деятеля дает в результате толькологическое единствоклассаоднородных существ, а вовсе не живого деятеля высшего, чем подчиненные ему элементы.

Живое сложное существо обязано своим единством стоящему во главе его творчески активному деятелю,которому подчинено множествоотличныхот него и друг от друга деятелей, которые образуютразнородные органыцелого. Таково строение человека, общества, планеты и т. п. Единствоклассаживых существ (вид, род, семейство и т. п.) не имеет ни одной из этих черт: 1) тожественное начало множества живых особей класса есть не творчески активный деятель, а мертвая отвлеченная идея; 2) не будучи деятельным началом, она не подчиняет себе особи класса и не управляет ими; 3) особи класса однородны, они суть не различные органы, а одинаковыеэкземплярыкласса.

2. Эволюция видов бытия

Видовая идея и даже подчиненная ей индивидуальная идея сами по себе неизменны, но творчески активный cy6cп анциальный деятель, положивший такие идеи в основу своей жизни, творчески преобразует их, сообразно новому опыту или особенным условиям среды или вообще, поскольку реализация идеи вызывает в нем неудовлетворение ею. Если идея такого индивидуальною выработанного изменения организма подхватывается деятелями, стоящими во главе зародышевых клеток, оно становится наследственным и в природе появляется новая разновидность или даже новый вид.

Эволюция в смысле творения новых видов и вообще новых форм жизни осуществляется не только в среде животных и растений, но и во всех областях царства психо-материального бытия, начиная от электронов и протонов, образующих атомы, молекулы и т. д., как разные, все более сложные ступени бытия. В самом деле, выше было показано, что всякий субстанциальный деятель наделен всеми свойствами для осуществления абсолютно ценной цели — совершенной полноты бытия в Царстве Божием. Даже и в состоянии падения, находясь в нашем царстве психо-материального бытия, всякий деятель, хотя бы и бессознательно, хотя бы и в видепсихоидного,а не психического устремления, влечется к полноте жизни. Каждое действие, совершаемое им в условиях частичного распада и изоляции, способно доставить лишь временное и неполное удовлетворение, а потому неизбежно сменяется исканием все новых и новых путей, все новых и новых форм жизни, восходя от бытия в виде минерала к жизни растительной, животной, человеческой ' и т. д.

Творение новых форм жизни осуществляется путем свободных творческих актов субстанциальных деятелей. Поэтому эволюция вовсе не есть линейный прогресс, возводящий прямо вверх к порогу Царства Божия. Есть и такие деятели, которые все определеннее и, наконец, даже

' См.мою статью «Учение Вл. Соловьева об эволюции». Труды Нар. Унив. в Праге, т. IV и мою статью «Что не может быть создано эволюциею?». Совр. Зап., 1927, вып. XXXIII.

==246

на известной ступени развития все сознательнее вступают на путь горделивого противоборства идеалу жизни в Боге; таким образом, одни существа возрастают в добре, а другие — во зле; кроме линии развития вверх есть еще линия развития вниз. Возможны, конечно, также временные отклонения в стороны от этих двух линий, попадания в тупики, выход из которых требует многовековой борьбы и героических усилий. В этой пестрой ткани жизни наметить линию нормальной эволюции, т. е. развития, нормируемого стремлением к Богу и ведущего по прямой линии вверх, можно только как идеальное задание,в осуществлении постоянно подвергающееся более или менее значительным искажениям.

Формальная сторона нормальной эволюции состоит в том, что соединения деятелей, имеющие характер vinculum substantiate, становятся все более сложными, причем достигается все большее единство в многообразии, все большая дифференциация, координация и интеграция (учение Спенсера), на основании чего становится возможным возрастание содержательности и богатства жизни. Не только при движении вверх, но и при движении вниз целью эволюции служит не простое самосохранение, а именно обогащение жизни. Но для того, чтобы отличить нормальную эволюцию от других направлений ее, еще недостаточно перечисленных признаков. Только там можно с уверенностью говорить о ней, где увеличение сложности жизни сопутствуется возрастанием в добре (не только в нравственном смысле, но и в смысле всех положительных ценностей).

Каждое существо, стоящее на правильном пути, обнаруживает в типе своей жизни и в своем поведении, что достигнутая им ступень не окончательна: через нее просвечивает стремление не к простому самосохранению, а к чему-то более высокому; оно придает такому существу характер специфической добротности, благородства. У человека этот характер обнаруживается в том, что он не удовлетворяется совершенством своей биологической (физиологической) деятельности, но ставит сверхбиологические положительные цели. Наоборот, такие явления, как паразитизм в животном и растительном царстве, поведение кукушки и т. п., явным образом отмечены печатью неблагородства, движения не вверх, а вниз в царство зла '.

Согласно изложенному учению, эволюция совершается не на основании случайных изменений. Она осуществляется целестремительно в определенном направлении, причем внешние условия играют только роль поводов, на которые творчески активное существо реагирует сообразно своим собственным целям.

Учение об эволюции как изменении организмов в определенном, не случайностями обусловленном направлении, развито на основании множества естественно-научных данных проф. Петроградского университета Л. Бергомв его книге «Номогенез, или Эволюция на основе закономерностей» (1922). К сожалению, однако, автор, опасающийся «метафизики», находит, окидывая общим взором эволюцию всего органического мира, только такие слишком малосодержательные цели, как стремление «обеспечить возможно лучшим образом сохранность и благополучие развивающегося потомства» (стр. 75). Явным образом эта цель есть не конечная, а производная из какой-то более высокой, подлинно конечной цели. Найти ее можно лишь на основе целостного миросозерцания. содержащего в себе разработанную метафизику и аксиологию. Выше было указано, что эта цель есть стремление к абсолютной полноте

См. книгу кн. Е. Трубецкого «Смысл жизни», гл. IV *.

==247

бытия, к обожению. В случае нормальной эволюции она есть стремление к Богу, к жизни в Боге и в Царстве его.

Деятель, удостоенный обожения, осуществляет в Царстве Божием, на основе любви к Богу и ко всем существам всего мира, свою индивидуальную идею в совершенстве (см. выше стр. 209), так что каждый творческий акт его имеет абсолютно ценный и притом мирообъемлющий характер: содержание такого акта гармонически соотнесено со всеми остальными содержаниями мира и потому по самой своей сущности есть нечто абсолютно индивидуальное,т. е. неповторимое и незаменимое.

Глубоко иной характер имеет жизнь деятеля в состоянии отпадения от Бога, в царстве психо-материального бытия, где чрезмерность любви деятеля к себе создает разъединения и противоборства существ друг друга. Каждый такой деятель остается индивидуумом в том смысле, что нормативная идея его, его образ Божий абсолютно индивидуален, но, в своих действиях вступая на путь эгоистической исключительности, он не осуществляет своей индивидуальности именно потому, что преувеличивает ценность своего я 'и выделяет его из состава мирового целого как нечто особенно ему дорогое: обособившись от множества других деятелей и даже враждуя с ними, он способен осуществлять только такие акты, которые не имеют мирообъемлющего характера, согласованы и связаны в целое только с небольшим сравнительно количеством актов других деятелей и потому имеют объединенный, упрощенный характер. Каждое конкретное действие в нашем царстве бытия есть, можно сказать, абстракция в сравнении с полнотою бытия Царства Божия. Как упрощенное и обедненное, оно имеет лишь временное и местное значение и представляет собой лишь относительную ценность, обреченную на гибель (удаление в область прошлого) и заслуживающую ее. Содержание таких деятельностей приближается к выразимости посредством суммы общих отвлеченных понятий. Не будучи сполна положительно ценными, они заместимы другими подобными им действиями и повторимы. Признать их индивидуальными событиями можно не на основании их собственного содержания, а только на основании положения их во времени и пространстве и значения каждого из них в едином целом истории мира. Поэтому такие события можно назвать только относительно индивидуальными'.

Чем ниже ступень развития деятеля, тем более он изолирован и действия его имеют тем более относительный характер. Весь процесс нормальной эволюции можно рассматривать как постепенное возвращение деятелем способности осуществить свою индивидуальность, как восхождение по ступеням индивидуализациижизни, каждый шаг которого требует нового творческого усилия.

Когда ученые будут производить свои специально-научные исследования в связи с метафизикою и аксиологиею, перед ними встанет увлекательная задача: не только устанавливать факты и правила их связи, но еще и открывать их смысл и ценность, имея в виду, что ценности суть объективно-идеальные аспекты бытия и, следовательно, не должны быть устраняемы из поля зрения исследователя, желающего понять мир. Конечно, к таким исследованиям будет на первых порах примешиваться много фантастических вымыслов, много нелепых гипотез, однако таков удел всякого смелого дерзания; опасность временных отклонений и блужданий на пути к высокой цели не дает права отказываться от попыток достигнуть ее.

' См. мою книгу «Ценность и бытие. Бог и Царство Божие как основа ценностей», гл. II, 5 «Индивидуальное бытие».

==248

Кто производит творческие акгы, благодаря которым возникают новые разновидности, виды, вообще новые формы жизни? Конечно^, субстанциальные деятели, и притом чаще всего тот деятель, который стоит во главе тела животного, растения, человека, народа, планеты и т. д. Но и подчиненные деятели в составе каждого такого целого относительно самостоятельны и могут быть источником творческих актов, полезных для жизни целого.

Усовершенствование жизни, достигнутое каким-либо существом и усвоенное деятелями, входящими в состав его тела, становится нередко предметом подражания многих других существ. Подражание особенно облегчается тем, что подчиненные субстанциальные деятели, усвоившие тип активности своего хозяина, могут переходить из организма одного вида в организм другого вида. Быть может, так объясняются бесчисленные конвергенции в животном и растительном мире, количество которых, как указывает Берг, все возрастает по мере эволюции. Некоторые случаи ее, напоминающие мимикрию, особенно наводят на мысль о подражании: так, напр., многие сорные травы, растущие в посевах льна, хотя и принадлежат к разным семействам, приобретают облик льна '.

Минералы, растения и животные включены в состав Земли как органического целого, во главе которого стоит субстанциальный деятель, организующий жизнь всей нашей планеты. Без сомнения, многие творческие акты, содействующие эволюции природы на Земле, возникают при соучастии этого высокого деятеля. За счет его особенно надо отнести общие согласования между царствами минералов, растений и животных, а также частные случаи изумительного служения одних существ нуждам других. Э. Бехерсделал одно из таких явлений предметом специального исследования в своей замечательной книжечке «Die fremddienliche Zweckmдssigkeit der Pflanzengallen und die Hypothese eines ьberindividuellen Seelischen»². Растения, образующие под влиянием укола насекомого галлы, в которых развиваются личинки насекомого, оказывают им изумительные услуги без пользы для себя, скорее, во вред себе: яички, а потом развивающиеся из них личинки защищены от врагов твердою оболочкою галлы; наоборот, внутри камеры развивается сочная ткань, служащая им пищею; когда наступает пора для личинок выйти из камеры и окуклиться, галла у разных растений различными способами раскрывается, иногда, напр., внутренняя часть ее выбрасывается наружу набухшею внешнею оболочкою и т. п. Эти удивительные проявления «альтруистического» служения одних существ другим не могут быть объяснены ни дарвинизмом, ни психо-ламаркизмом. Единственный путь для объяснения их Бехер находит в допущении сверхиндивидуального психического существа, объединяющего животный и paCj тигельный мир. Наличие такого высшего начала, стоящего во главе всей растительной и животной жизни, признают все философы, утверждающие, что Земля есть живое существо, а также философы, рассматривающие вселенную как единое целое, оживотворяемое Мировою Душою, Мировым Духом и т. п. Таких учений существует бесчисленное множество в самых разнообразных формах. Чтобы отдать себе отчет в этом, достаточно вспомнить следующие примеры, список которых чрезвычайно далек от полноты: сюда относятся учения стоиков, новоплатоновцев, многих натурфилософов эпохи Возрождения (Леонардо да Винчи, Парацельс, Кардан, Патриций, Кампанелла, Джордано Бруно

' Берг.Номогенез, гл. VIII, 2.² Verlag von Veit & Co, Lpz., 1917.

==249

и др.), многих пантеистов, панпсихистов и др. Изфилософов более близкого к нам времени вспомним Шеллинга, Фехнера, Паульсена, единый йlan vital * Бергсона. Современное естествознание подходит к этой идее через исследование растительных и животных сообществ и усмотрение их органической целости '. Мною это учение развивается на почве монадологии Лейбница и его иерархического персонализма, переработанного в духе интуитивизма и идеал-реализма.

Персоналистическая теория эволюции утверждает личный, индивидуальный характер всего эволюционного и всего исторического процесса. Каждый субстанциальный деятель вечен, жизнь каждого из них длится в течение всего мирового процесса и представляет собою единую историю совершенствования в добре или изощрения во зле, причем индивидуум совершает ряд переходов от одного типа жизни к другому отчасти путем собственной творческой изобретательности, отчасти путем подражания чужим творческим актам и усвоения их. Так, напр., человек есть деятель, в начале истории мира бывший электроном или протоном, ставший затем центральным деятелем атома, потом молекулы, далее какого-нибудь одноклеточного организма, затем проведший жизнь, может быть, ряд видов многоклеточных растительных или животных организмов и, наконец, поднявшийся на ступень человеческой личности, организующей человеческое тело и реализующей человеческий тип поведения. Некоторые этапы этой истории усложнения жизни осуществляются в форме пребывания в теле другого существа, в виде органа его, зародыша, развивающегося в нем, и т. п.

Таким образом, история эволюции и вообще история мира не есть процесс, перескакивающий с одного смертного индивидуума на другой; история мира есть органическое единство историй или, можно сказать, биографий бессмертных индивидуумов, свободно и творчески активно усложняющих свою жизнь в течение всего мирового процесса.

Не генеалогия, а телеология руководит развитием, говорит Шеллинг в своей натурфилософии ². На основе изложенного мною учения о вечности каждого индивидуума как субстанциального деятеля можно признать, что генеалогия имеет значение в процессе эволюции: она представляет собою переход деятеля к новому этапу жизни путем вступления в тело более развитого существа, путем воспитания в теле его во время зародышевой жизни и путем рождения, т. е. отщепления от тела родителя для новой самостоятельной жизни. При таком понимании генеалогия есть не что иное, как средство ускорения развития, изобретенное субстанциальными деятелями и живою природою как целым. Сама генеалогия подчинена теологии, и тезис Шеллинга получает тем более широкое значение.

Есть сходство этого учения с учением о перевоплощении или о переселении душ. Конечно, слово «переселение» здесь не годится. Переход от одного этапа жизни к другому лучше обозначать термином метаморфоза,чтобы показать, что субъект сам создает или усваивает свои новые ступени жизни. Термин «метаморфоза» и сравнение с превращением гусеницы в бабочку применил для этой цели Лейбниц, учение которого о судьбе монады очень сходно с развитым мною, как это видно из моей статьи «Учение Лейбница о перевоплощении как метаморфозе»³.

• См., напр., брошюру К. Старынкевича«Строение жизни» с пред. Н. Лосского. Прага, 1931.

²Schelling.Erster Entwurf eines Systems der Naturphilosophie, l, 3 т., стр. 64*; сходное учение — у польского поэта-философа Словацкого, см.W. Lutoslaawski,Darwin i Slowacki, 1909.

³Сборник Русского Института в Праге, т. II, 1931 (также в «Archiv fьr Gesch. der Philos». Bd. XL., H. 2, 1931).

==250

Если деятель, стоящий во главе человеческого или животного тела сам проделал все ступени эволюции от электрона до высокоорганизованного существа, если его опыт и опыт подчиненных ему элементов его тела длится миллионы лет, то отсюда становится до некоторой степени понятным то искусство и грандиозная сложность активности, которую он проявляет, организуя свое тело и управляя им, а также то обстоятельство, что эта деятельность совершается в значительной мере бессознательно. Когда естествоиспытатель путем эксперимента, наблюдения и умозаключений познает строение разных царств природы и процессы в них, он нередко возводит в область сознанного и познанного то, что пережито им самим и что таится в его биологической памяти. Шеллинг, исходя из своего учения о том, что вся природа есть единый развивающийся организм, говорит, что разум опирается на трансцендентальную память и что «всякое философствование состоит в воспоминании состояния, в котором мы были едино с природою» '.

Новые свойства, новые способы действования, изобретенные или заимствованные путем подражания, деятель сохраняет в своей памяти в области подсознания и использует их в дальнейших этапах своей жизни. Таким образом, субъект наследует приобретенные признаки от самого себя, он переносит их из своей предыдущей жизни в последующую. Наука имеющимися в ее распоряжении в наше время методами не может установить этот вид наследования, потому что не в силах определить, какие жизни прожиты особью в ее предыдущих метаморфозах. Возможен еще другой тип наследования приобретенных признаков, именно усвоение их особью от своих родителей во время зародышевой жизни. Весьма вероятно, что это более редкий случай: изобретение и упражнение, совершенное самой особью, без сомнения, упрочивается гораздо надежнее, чем то, что может быть получено путем подражания. Таким образом можно объяснить тот парадоксальный факт, что естествоиспытатели до сих пор сомневаются, существует ли наследование приобретенных признаков, а между тем общее направление эволюции и общие соображения об условиях жизни побуждают признать, что наследование приобретенных признаков есть явление чрезвычайно распространенное. Решение вопроса, данное выше, таково: приобретенные признаки наследуются особью чаще всего не от родителей, а от себя самой, т. е. от прежнего этапа ее жизни.

Конечная цель эволюции есть не самосохранение особи на ступени ее биологического (т. е. животного или растительного) существования, а достижение абсолютной жизни в Царстве Божием путем обожения. Это цель — сверхбиологическая.Отсюда понятно, что борьба за существование, которая не творит новых свойств, а только уничтожает особи, не приспособленные к биологическому самосохранению, есть второстепенный фактор эволюции. Более значительный фактор эволюции есть взаимная помощь; она, правда, тоже не творит новых свойств, но она важна тем, что обеспечивает сохранение самых разнообразных форм жизни и поддерживает существование особей, вырабатывающих сверхбиологические качества и деятельности (эстетические, нравственные, интеллектуальные), наличие которых нередко бывает связано с ослаблением энергии биологической самозащиты.П. Кропоткинв своей книге «Взаимная помощь как фактор эволюции»²собрал множество фактов, доказывающих широкое распространение взаимопомощи в природе, ' Allg. Deduktion des dynam. Prozesses, l, 4 т. 77 *.²По-русски в перев. с англ., 1907.

==251

и обратил внимание на то, как благодаря взаимной поддержке возрастает количество и разнообразие деятельностей '.

Если цель эволюции сверхбиологическая, то разработка евгеники — дело гораздо более сложное, чем думают натуралисты: евгеника, руководящая только биологическими критериями, может повести к снижению человечества и быть помехою нормальной эволюции, т. е. эволюции, поднимающей к Богу.

Согласно христианскому мировоззрению, могучее средство для нормальной эволюции дано человечеству тем, что Божественный Логос, второе лицо Св. Троицы, вступил в исторический процесс как Богочеловек Иисус Христос и основал Церковь, которая есть Тело Его. Всякий человек, любящий добро, таинственным образом входит в состав этого Тела-Церкви ²и, следовательно, пользуется его благодатным влиянием, но еще прямее и еще в большей степени он получает благотворные воспитательные воздействия от Церкви, если принадлежит к ней видимым образом. Развитое выше учение об организме и об интимной связи между подчиненными субстанциальными деятелями и центральным деятелем, стоящим во главе организма, могут быть использованы в самых различных направлениях для объяснения того, каким образом член Церкви становится «участником в совершенстве» Иисуса Христа (говоря словами А. Хомякова) и постепенно усваивает такую форму поведения, которая подводит его к порогу Царства Божия. Искупление твари от зла Богочеловеком Иисусом Христом главным образом и состоит в том, что Он дает прекрасный образ совершенства в близкой нам земной форме и, вступая с нами в тесное интимное общение, поскольку мы приобщаемся к Его ТелуЦеркви, облегчает сублимацию всех сторон нашего существа ·*.