1.2. Этико-политические дебаты гуманистов Кватроченто: л. Бруни, п. Браччолини, л.Б. Альберти

1.2.1. Леонардо Бруни

Учеником, другом и продолжателем творчества Салютати был Леонардо Бруни (1370/74—1444), прежде служивший при римской курии и затем канцлером во Флоренции. Ценные наставления в знании греческого, полученном от Хрисолора, теперь приносят в лице Бруни зрелые плоды. Он перевел Платона, (диалоги "Федон", "Горгий", "Федр", "Апологию", "Критон", "Письма" и частично "Пир"), Аристотеля ("Никомахову этику", "Политику"), а также Плутарха и Ксенофонта, Демосфена и Эсхина. Философский интерес представляют его "Диалоги" (посвященные Пьеру Паоло Верджерио), "Введение к моральному совершенству", а также "Письма".

Слава Бруни связана больше всего с переводами "Политики" и "Никомаховой этики" Аристотеля, которые способствовали новому подходу к этим текстам, как бы обеспечив им приток сил. Спиритуалистическому и задушевному гуманизму Петрарки Бруни противопоставляет граждански и политически более действенный гуманизм. Классики были для него действительно учителями "гражданских" добродетелей. Парадигматической для Бруни была аристотелевская концепция человека, понятого как "животное политическое". Человек осуществляется полностью и по-настоящему только в общественном и гражданском планах, на что Аристотель указывал в "Политике".

Этика Аристотеля была подвергнута переоценке. Бруни убежден, что значение "созерцания" было слишком преувеличено и по большей части деформировано. Важен не созерцаемый объект, а человек думающий и действующий. "Высшее благо", о котором говорится в "Никомаховой этике", это то, что не просто хорошо как абстракция или, во всяком случае, как трансцендентное по отношению к человеку, но хорошо именно для человека, это благо, является конкретной реализацией добродетели, и как таковым, счастьем. Как Аристотель, Бруни реабилитирует удовольствие, понятое прежде всего как следствие деятельности, которую человек развертывает, согласно своей природе.

Как и Аристотель, Бруни говорит, что истинным параметром моральных суждений является добродетельный человек (а не абстрактное правило). Его стиль с типично аристотелевскими концептами играет утонченными, поистине гуманистическими, оттенками: "Если человек не добродетелен, он не может быть благоразумным, благоразумие (мудрость) действительно является точной оценкой его возможностей; злодею сами вещи не хотят являться в истинном своем свете, проявляясь в качестве вкусов искаженных. Преступники и злодеи могут точно постичь математические и физические законы, но они совершенно слепы для мудрых дел, теряя свет истины... Честному человеку, таким образом, прямо и свободно открывается дорога к счастью. Он никогда не обманывается, не ошибается. Хотите быть счастливыми — нет ничего надежнее честности и добрых дел".

В этом пункте, заключает Бруни, философия языческая и христианская находятся в безукоризненной гармонии; "и та, и другая поддерживают справедливость, умеренность, силу, свободу и другие добродетели и не поддерживают качества, им противоположные ".