Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
философия / Учебники / Гайденко / История новой философии.doc
Скачиваний:
72
Добавлен:
24.07.2017
Размер:
1.12 Mб
Скачать

6. Явление и вещь в себе

Тезис Канта о том, что субъект познает только то, что сам он и творит, проводит, как мы видим, жесткий водораздел между миром явлений, сферой опыта, с одной стороны, и непознаваемым миром вещей в себе. Все, что существует в пространстве и во времени, есть только явление; все явления отнесены к познающему субъекту, они конструируются с помощью априорных форм чувственности и категорий рассудка. В мире явлений царит необходимость, все здесь обусловлено другим и объясняется через другое, а значит, господствуют только действующие, механические причины. В мире явлений нет места субстанциям в их традиционном понимании, когда субстанция мыслится как то, что существует само через себя, как нечто самосущее, как некоторая цель сама по себе. Кант вводит понятие субстанции в число других категорий рассудка, а это значит, что с помощью этой категории тоже организуется лишь мир опыта, что, следовательно, она должна быть подчинена более фундаментальному принципу отношений: ведь сам мир опыта в целом только относителен, он существует благодаря отнесению к трансцендентальному субъекту.

Коль скоро явления внешнего мира всегда существуют в пространстве, составляющем условие их возможности, то в мире опыта нет ничего неделимого (неделимость, как мы помним, еще с античности составляла важнейшее определение субстанции), - напротив, все в мире опыта бесконечно делимо, все состоит из частей, что и делает возможным познание его с помощью механики. В этом пункте Кант согласен с Лейбницем, утверждающим, что в феноменальном мире все бесконечно делимо.

Бытием, безотносительным к познающему субъекту, и стало быть, вневременным и внепространственным, обладают, по Канту, только вещи в себе, представляющие собой реликты сущностей, или субстанций классического рационализма. Хотя Кант заявляет, что вещь в себе для человека непознаваема, а потому в сфере теоретической мы о ней ничего сказать не можем, однако по некоторым косвенным замечаниям, по тем противоречиям, которые возникают у Канта в связи с понятием вещей в себе, а особенно по тем функциям, которые выполняет у Канта вещь в себе, мы можем кое-что заключить о том, какой смысл Кант вкладывал в это понятие.

Путеводную нить к пониманию вещей в себе в системе Канта нам дает лейбницево учение о простых субстанциях, или монадах. Простое - это, как мы помним, нечто единое, неделимое, и в силу этого оно доступно только разуму, но не чувствам. У Лейбница монады были предметом изучения метафизики, которая мыслилась как наука, опирающаяся только на понятия разума. Доказывая невозможность познания из одних лишь понятий, без созерцания, Кант, таким образом, вполне последовательно сделал вывод, что познание простых субстанций человеку недоступно. Так монада превратилась в вещь в себе.

И тем не менее одно лейбницево определение вещи в себе Кант сохранил. Лейбниц писал в "Монадологии": "...Необходимо должны существовать простые субстанции, потому что существуют сложные..." Кант мог бы сказать то же самое: необходимо должны существовать вещи в себе, потому что существуют явления. Вещь в себе, подобно субстанции классического рационализма - это то, что существует само по себе и ни в чем другом для своего существования не нуждается. Это неявно предполагает и Кант; неявно, потому что, согласно его учению, категория, онтологизация которой дает понятие субстанции, в действительности есть категория отношения (первый вид категорий отношения - присущность и самостоятельное существование). Как у Лейбница без неделимых (субстанций) не может существовать также и делимое, без простого - сложное, так и у Канта без вещи в себе не может существовать и мир явлений. В этом смысле и у того, и у другого вещи в себе являются причинами явлений. Вот, пожалуй, единственное определение, каким у Канта в его "Трансцендентальной эстетике" наделена вещь в себе.

Метафизические точки Лейбница превратились у Канта вообще в некоторый Х, о "монадическом" происхождении которого свидетельствует только множественное число.

Тут и коренится кантовское утверждение, послужившее объектом критики со стороны столь многих его противников и даже большинства последователей, а именно, что вещи в себе "аффицируют нас". Ведь при феноменалистическом истолковании лейбницева отношения между монадами как началами простыми и телами как сложными агрегатами остается только одна возможность перехода от первых ко вторым: вещи в себе так воздействуют на нас, что в результате в нашей чувственности возникает некоторое многообразие, которое потом с помощью присущих нам априорных форм созерцания и рассудка организуется в мир опыта. Между "вещами в себе" и явлениями сохраняется отношение причины и следствия - в том и только в том смысле, в каком без причины не может быть следствия - без вещей в себе не может быть и явлений. Кант не может избавиться от противоречия, которое буквально бросается в глаза: он применяет здесь незаконно одну из категорий рассудка - причинность - по отношению к вещам в себе.

Тезис о непознаваемости вещей в себе Кант распространяет даже на ту сферу, которая послужила у Лейбница одним из источников для его понятия монады и которую сам Кант считает реальностью, "непосредственно данной как простая субстанция" - а именно на человеческое Я, на самосознание. Даже наше Я, как оно дано нам в акте самосознания, не есть, согласно Канту, вещь в себе, т.е. монада, ибо оно открывается нам посредством внутреннего чувства, а значит, опять-таки опосредовано чувственностью и таким образом есть только явление.

Трансцендентальное единство апперцепции, согласно Канту, не есть единое субстанции. Он критикует предшествующий рационализм за неправомерную субстанциализацию "я мыслю", которое есть лишь единство функции.

Иными словами, из мыслей, которыми наделен субъект, включая даже и "первую" среди них - "я мыслю", нельзя выводить бытие самого субъекта, ибо всякое содержание мышления характеризует не субъекта, а объект, к которому оно отнесено. Никакое содержание мышления не указывает на то, что есть сам мыслящий, - оно указывает только на то, что есть мыслимое. Вот что означает положение Канта, что трансцендентальное единство апперцепции есть не единство субстанции, а единство функции.

В плане теоретическом человек самому себе дан, по Канту, только как явление, и к нему таким образом полностью относятся все законы мира явлений, т.е. мира, в котором нет ничего простого, неделимого, что было бы целью самой по себе, причиной самого себя. В сфере теоретической мы не обнаруживаем тождества человеческой личности: для теоретического разума человек предстает как природный объект наряду с другими природными объектами.